Впервые я узнал, что дома может быть тепло зимой, даже при отсутствии печки, только в Ворошилове-Уссурийском, когда мы переехали в «генеральский дом» на улице Пушкина. Это был большущий дом, отопление которого обеспечивала своя котельная, стоявшая в центре двора. Вот с этой котельной связаны у меня не лучшие воспоминания. В сентябре машины навозили и сваливали около котельной горы угля. К весне эти горы исчезали, но возникали горы золы. Если есть горы, то есть игры, связанные с ними. Был и «Хозяин горы», когда кто-то забирался на вершину и отражал попытки других туда подняться, были подъемы на скорость, когда несколько человек бежали к угольной стене и взбирались наверх, кто быстрее. Я имел твердую пятерку по географии, так что идентификация и «картография» нашего горного богатства была моей прерогативой. По собственному усмотрению называл хребты и вершины – «пик коммунизма», «пик Ленина», «Памир», «Тянь-Шань», даже ставил фанерки с названиями. Неоднократно мама делала мне замечания, поскольку, после «экспедиций» мои ботинки, чулки и брюки внизу были черными. Ботинки-то я протирал тряпкой и чистил кремом, а остальное доставалось маме. Я честно обещал, что не буду подходить к котельной, но все как-то не получалось. А тут прочел рассказ про альпинистов и загорелся. Там должны идти несколько человек, связанные веревкой. Как-то раз, когда мама читала в комнате книжку, я аккуратно отвязал веревку в кухне, на которой сушилось стираное белье, и двинулся «в горы». О, это было упоительное ощущение – мы вчетвером, держась за веревку, поднимались на вершину и прямо, и под углом. Потом кто-то «падал в пропасть». Мы его «спасали» - вытягивали. Кого-то «спускали со скалы» вниз… Остальные ребята умирали от зависти. Полтора-два часа пролетели в минуту…
Но, за все надо платить. Только придя домой, я увидел, какого цвета стала веревка, попробовал ее оттереть в коридоре. Бестолку, одежная щетка тоже особо не помогла, но ей же я почистил куртку, брюки и чулки, которые были совсем не коричневые. Веревку я оставил на табуретке в кухне и забился в уголок в комнате с книжкой. Пришел отец, поговорил с мамой, вызвал меня. Я вошел, повесив нос. Сначала он задал вопрос, как часто я стирал свои чулки, потом уточнил, сколько раз мама меня просила не ходить на уголь к котельной… Потом попросил подумать, как будет выглядеть моя праздничная белая рубашка, если будет сохнуть на «такой» веревке, а потом уже не стал задавать вопросов о восхождениях (я попытался объяснить, для чего мне нужна была веревка), а просто использовал ее для другого. И это было больно, я понимал, что заслужил наказание, но от отца это было первый раз в жизни (а в жизни – второй, первый раз меня наказали, когда я в 4 года ушел с Любочкой, куда глаза глядят). Вот такая осталась память о "горах".
Странно, почему-то после этого момента меня «в горы» перестало тянуть.
P. S.
Конечно, тогда "генеральский дом" выглядел совсем иначе, и от той котельной и сарайчиков ничего не осталось. И балкончики, и пластиковые трубы и разноэтажность фрагментов, - все это появилось после капитального ремонта-перестройки, что была в конце прошлого века. Так что, нынешним юным обитателям этого дома уже не покорять угольные горы. Правда, и не иметь неприятностей по этой причине...