Проведи,Благословенный, тропою.
Прикоснись к очам, чтобы узреть врата твои.
“Листы сада Мории”
В один из выходных дней мы втроём с дядей и Доктором решили пойти в горы и обследовать окрестности. Встав рано, немедленно тронулись в путь, чтобы успеть засветло вернуться обратно.
У всех было прекрасное настроение. Солнце стояло в зените, когда я заметил впереди какой-то свет.
-Что это? - обратил я на него внимание дяди,но сколько мы не пытались, ничего не могли разглядеть.
Привлечённые странным свечением, мы подошли к этому месту. По мере приближения, я стал испытывать знакомые мне ощущения душевного подъёма и торжественности и, словно в ответ на мои мысли, горячая волна прошла по моему позвоночнику.
Мы остановились у подножия высокой горы необычной формы, где свет, становясь ярче, переливался всеми цветами радуги. Вдруг я услышал негромкий, хрустальный звон, удивительно нежный, мелодичный и перед нами из ниоткуда появилась ступень, потом ещё одна и ещё, превратившись в длинную лестницу,ведущую в небо.
Её высокие ступени сверкали на солнце ослепительным блеском, переливаясь изумрудом и серебром, прозрачные, необыкновенно красивые.
Оправившись от удивления,я почувствовал,как какая-то сила толкает меня вперёд и, шагнув,смело пошёл по ней, не оглядываясь, зная, что Доктор и дядя следуют за мной. Весь как стрела, пущенная в цель,устремившись вперёд, я шёл легко и радостно,преодолевая ступень за ступенью, чувствуя усталости.
Лестница привела меня к высоким светлым воротам, которые распахнулись передо мной, как только я до них дотронулся. Войдя, оказался в небольшом дворике, огороженном со всех сторон кустарником с цветущими белыми и сиреневыми цветами. Передо мной сияли, искрясь на солнце, белоснежные шапки огромных гор, такие близкие, как будто их можно коснуться рукой и такие недосягаемые. С другой стороны открывался вид на долину, утопающую в голубоватой дымке. От увиденной панорамы у меня захватило дух, и я долго не мог налюбоваться ею. Посередине двора возвышалась высокая статуя сидящего Будды, выполненная из светлого камня. На лбу, между бровей, в лучах солнца, играя всеми цветами радуги, переливался крупный камень удлинённой формы. Глаза её были полузакрыты, легкая улыбка тронула губы, лик безмятежен, всё земное казалось незначительным, по сравнению с тем внутренним покоем, которым была пронизана статуя.Создавалось впечатление, что ещё немного и статуя оживёт,сделает шаг нам навстречу.
Вздрогнув от неожиданности, я увидел, что к нам приближался высокий человек, опирающийся на посох, на конце которого горел огонь. Он был строен, сед и стар, но глаза, горевшие на его выразительном лице теплом и любовью, были так проникновенны, что этот взгляд мне не забыть никогда. Я повернулся к нему,и какое-то смутное воспоминание шевельнулось в сердце. Ещё не понимая, что делаю, я шагнул навстречу этому человеку и оказался в его объятьях: - Отец Макарий, - прошептали мои губы, прежде чем осознал, что это говорю я, ощутив невероятное тепло и блаженство, идущее от него.
Сердце мое затрепетало, я почувствовал, как будто в моей груди раскрывается необыкновенно красивый цветок, напоминающий лотос. Горячая волна пробежала от моей груди к нему.
Испытывая огромное счастье, я радостно прижимался к отцу Макарию и чувствовал себя невероятно сильным и уверенным.
Мы молчали, не в силах произнести ни слова, да они были и не нужны. Уста наши были сомкнуты, а сердца беззвучно беседовали между собой.
-Как давно я вас жду,- говорило мне сердце отца Макария,- как долго, Алёша, вы шли к родному крову! Я счастлив, что этот день настал!
Он замолчал. Молчал и я, боясь нарушить нашу связь, эту священную тишину, ощутив на минуту невыносимую физическую боль, которая пронзила мое сердце. С трудом переведя дух, я понял, что испытал всю боль отца Макария, глубину которой сознанием никогда не постичь.
Он жестом пригласил нас следовать за собой,и,только вплотную подойдя к неприступной скале,мы заметили небольшую дверь. Она распахнулась, и мы вошли в узкий, длинный коридор, поднялись по ступеням и оказались в огромном Храме, свет в который проникал через высокие окна. Трепет пронзил моё сердце. И я склонился в глубоком поклоне перед простым и немного суровым ликом Христа, смотревшим прямо в моё сердце своими большими лучистыми глазами. Ничего нельзя было скрыть от этого всевидящего взора, полного любви, сострадания и мужества. Он был как живой на этом полотне, от которого шёл необыкновенный свет. Хотя я стоял далеко, но физически ощущал всю эту мощь и безграничную силу света, не в силах больше приблизиться к нему ни на шаг. На картине было изображено утро перед распятием. Он пережил тяжелую ночь, проведя её без сна. Усталость тенью легла на его лицо, оставив следы глубоких раздумий, но внутренне он был чрезвычайно собран и устремлён, давно готовый к такому исходу. Приближался рассвет, перед ним была дорога длинная, безконечная и, вместе с тем, такая короткая, полная страданий, тревог и бурь, непреодолимых испытаний. Дорога, длиною в человеческую жизнь…
Мои размышления были прерваны Доктором, который жестом указал, что меня зовёт отец Макарий. Подойдя к нему, я увидел рядом с ним большую чашус огнём,высокое пламя которого переливалось золотом, серебром,изумрудом. Опустившись на колени,я склонил голову, и Макарий дотронулся до неё своим посохом,предварительно коснувшись им чаши. Меня пронзило необычайно сильным потоком с головы до ног, комната закружилась перед моими глазами все быстрее и быстрее, и я бы упал, если бы подошедшие сзади Доктор и дядя не поддержали меня.
Как только я немного пришёл в себя, отец Макарий снова прикоснулся посохом к моей голове и я испытал ещё одно содрогание, но уже меньшей силы. Он исчез, перед моими глазами появились семь огромных фигур в белоснежных плащах, переливающихся разноцветными лучами, и невыразимые счастье и покой снизошли на меня. Мир вокруг раздвинулся безгранично, и я почувствовал всю его Безпредельность.
-Иди, Алёша, безстрашно по жизни,- услышал я явственно, - внося в жизнь каждого дня, каждой встречной душе любовь, добро, забывая о себе, не требуя награды. Ты приблизился к священным воротам, сумев открыть их собственным сердцем. Так и живи отныне каждый свой день.
Колокола зазвучали сильнее и сильнее, и с каждым звоном я видел духовным зрением, как огромные цветы невероятной красоты открываются в сердце каждого человека, который слышал этот звон, отзываясь на него. Негромкое, но торжественное пение ещё долго звучало в моих ушах, когда мы покидали храм.
Солнце клонилось к закату, отец Макарий вывел нас за высокие ворота, и мы увидели перед собой еле заметную тропинку, заросшую травой, узкую, крутую, полную опасных поворотов. Она вела нас мимо глубокой пропасти, неожиданные препятствия возникали перед нами, и нужно было быть очень осторожными, чтобы спуститься по ней. Я шёл легко, не обращая на это внимания, и вдруг услышал: - Осторожнее, Алёша,- говорило мне сердце отца Макария.
Радость поселилась в моём сердце с этого дня, радость жить, помогать людям.
Мы вернулись в лагерь поздно, все уже спали. Я не испытывал ни усталости, ни голода, весь уйдя в новые ощущения, не заметил, как уснул.
На следующий день проснулся счастливый, чувствуя себя необыкновенно сильным. С этого дня с кем бы я ни говорил, к кому бы ни обращался, счастливая улыбка не покидала моего лица, я ощущал, как моё сердце излучает вокруг любовь. И люди это чувствовали.
Будьте как луч солнца и песнь птицы.
“Листы сада Мории”
Из всех нас Артём был самым замкнутым, он не нуждался в общении и не считал нужным это скрывать. Всё свободное время он посвящал творчеству, забывая об отдыхе, сне, работая день и ночь. В наши разговоры он не вмешивался, воспринимая их скептически, всё больше помалкивал.
Только через некоторое время я нашёл с ним общий язык. Иногда, возвращаясь вместе с работы, мы беседовали. Я нашёл, что он начитан, неплохо разбирается в литературе, ещё лучше - в искусстве. Несмотря на молодость, он уже выставлял свои картины, но не гордился этим, объяснив мне, что прекрасно знает как сильные, так и слабые свои стороны, и что равнодушен к славе.
У меня после общения с ним всегда оставалось странное чувство, я не знал, как он поведёт себя в следующий раз: он мог пройти мимо или забыть поздороваться. А потом мы снова возвращались вместе и снова говорили. Мне хотелось понять - что так отталкивает от него окружающих?
Меня самого долго не покидало ощущение напряжения, натянутости рядом с ним. Встречаясь с ним глазами, я чувствовал себя неуютно и неуверенно от его холодного взгляда. Но со временем это чувство исчезло, и всё же мне приходилось тщательно подбирать слова и долго думать, прежде чем что-то сказать ему.
Как-то раз он был особенно воодушевлён и показал мне свои законченные работы - несколько полотен. Странное впечатление произвели они на меня. Несомненно, выполнены они были с большим мастерством. Я видел знакомые горы, узнавая и не узнавая их.
Покинув Артёма, я долго не мог прийти в себя, был угнетён, подавлен, не замечал вокруг ничего, весь поглощенный собственными переживаниями, которые были совсем безрадостными. Смущённый своим состоянием, я обратился к дяде и Доктору, понимая,что не справлюсь сам и не смогу объяснить, что же происходит со мной.
Разгадка была в том, что обладая сильной волей, талантом, безупречной техникой исполнения, он не вкладывал в свои произведения души, от них веяло холодом. Они вызывали у людей сложные противоречивые впечатления.
-Но что делать и как ему сказать об этом, - растерялся я. - Хорошо, если я сумею донести до него свою мысль, и он мне поверит, зачастую же происходит наоборот. Но все-таки я решился поговорить с ним. Причина, которая побудила меня поступить подобным образом, заключалась в том, что не только я, но и другие люди ощущали напряжение и всё возрастающее внутреннее безпокойство рядом с ним и его картинами.
Обычно менее выдержанный человек начинал раздражаться, кричать, изливая вокруг накопившееся напряжение и не понимая, что с ним творится. Может быть, поэтому Артёма старались избегать, и он, чувствуя это, подчеркивал, что ни в ком не нуждается, хотя я видел, как он одинок и ему подчас нелегко.
Со мной он был искренним, сказав, что ничего не может с собой поделать, и достаточно наказан в своей жизни непониманием вокруг и отсутствием друзей. Его лишь терпят, и то немногие, а подчас и не скрывают своей враждебности. Но мои ощущения от его работ удивили его, так как реакцию от его картин он приписывал зависти и недружелюбию окружающих людей.
Артём стал делиться со мной своими наблюдениями и открытиями, на которые раньше не обращал должного внимания. Впитав за время учебы все привычки богемы, он работал безсистемно и обычно писал целыми сутками, когда его посетит вдохновение, а потом, ожидая этого состояния, проводил много времени,не зная, чем заняться, злясь на себя, теряя время. А здесь, в экспедиции, сам образ жизни заставил его иначе взглянуть на многие вещи, поначалу вызывающие в нём досаду и раздражение.
Теперь он был вынужден работать каждый день понемногу, чтобы что-то сделать и пришёл к удивительному открытию, что успевает гораздо больше, чем если бы проводил у мольберта сутки. И настолько втянулся в ритм, что теперь просто не понимал, как можно ждать вдохновения, если оно в самом человеке, стоит лишь настроить себя.
Он начал наблюдать за происходящими событиями, посвящая этому чуть больше времени, заново открывая для себя многие вещи, людей, делясь со мной впечатлениями. Не понимал, как он мог жить раньше, не замечая этого. Без конца расспрашивал меня об ощущениях, и сравнивая со своими. Поражался, как много может сделать человек,и не использует эти возможности в жизни.
Ко благу направляйте друзей ваших.
Не скрывайте наших сообщений.
Следите сердцем за нашим внушением.
Трудитесь и познаете свет.
Я укажу вам путь -
Знак Наш сердцем поймете.
“Листы сада Мории”
-На каком основании вы оставляете нас без конца одних? Вы несёте за нас ответственность, мало ли что может случиться, а вы пропадаете целыми сутками! - начала Аня на повышенных тонах неприятный разговор, как только мы вернулись из Монастыря.
Мы быстро дошли обратно, не заметив обратной дороги. Перед моими глазами всё ещё стоял образ отца Макария, наш разговор, я шёл окрылённый, едва касаясь земли ногами. А этот резкий, недовольный голос Ани вернул меня к действительности.
-Об этом я и хотел рассказать,- спокойно ответил ей дядя, - хотя я видел, что ещё немного, и он сорвётся, ему было трудно сдерживать себя.
-Я сыта вашими сказками по горло, - гневно перебила Аня,- меня волнует другое: наша жизнь. Мы брошены одни на произвол судьбы, вы шляетесь бог знает где, никого не предупредив, - она вся клокотала, излучая вокруг себя раздражение и ярость, а я более обострённо, чем обычно, воспринимая её состояние, чувствовал рядом с нею физическую боль.
-Да что ты, Аня, - вмешался в разговор Доктор, - никто и не думал вас бросать. Мы ушли ненадолго и забрели в самый настоящий храм в горах, поэтому и задержались. И потом, с вами четверо мужчин и поблизости никого, а если бы кто и нашёлся, то более нуждался в общении, чем вы, - улыбнулся он.
Обстановка разрядилась и стало легче, хотя дядя ещё долго кипел внутри, удалившись в свою палатку.
Услышав наши громкие голоса, подошли и остальные. Все были обезпокоены нашим долгим отсутствием. Доктор в двух словах рассказал о том, что мы нашли необычный храм в горах и познакомились с его настоятелем - старцем отцом Макарием, умолчав об остальном.
-Как, он живёт один? - удивилась Аня.
-Но жили же годами отшельники в горах, и потом, у него большая и ответственная задача - поддерживать огонь в храме,не давая погаснуть,- терпеливо объяснял Доктор.
Странно всё это,- не унималась Аня,- и знаки, и встречи, всё не как у людей. Устала я от загадок и хочу скорее попасть домой.
Мы ещё долго сидели, разговаривая все вместе, как в первые дни, никто не торопился уходить, все с интересом слушали Доктора. Вернулся и дядя, а я снова переживал события минувшей ночи.
… Спустившись вслед за отцом Макарием по узкой винтовой лестнице вниз, в подземелье, мы оказались перед стеной, преградившей нам путь. Он нажал какой-то механизм и стена начала медленно отходить в сторону, пропустив нас в большую и светлую комнату.
-Это лаборатория, - объяснил нам отец Макарий.
Каменный пол был устлан толстыми циновками ручной работы с орнаментом. Ноги ступали по ним мягко и неслышно. Свежий воздух, высокие потолки и светлые стены, отделанные какими-то плотными, матовыми, гладкими на ощупь пластинами, от которых струился мягкий свет, создавали ощущение свежести и прохлады.
У стен, на длинных полках из красного дерева стояли различные аппараты, некоторые из них мы уже видели в башне, но здесь они были гораздо меньших размеров. А посреди лаборатории на небольшом столике возвышался, сверкая и переливаясь своими гранями, кристалл горного хрусталя в форме пирамиды, в центре которой был шар.
Смелее, Алёша,- улыбнулся отец Макарий,- ты уже умеешь с ним работать.
Я подошел поближе к кристаллу, который вспыхнул изумрудно-зеленым светом, становясь всё ярче по мере моего приближения. Я почувствовал в сердце знакомый трепет, ещё и ещё раз от меня побежала горячая волна, я весь растворился в этом чувстве, а кристалл, сконцентрировав его, собрав в себе, стал необычайно ярким. То же самое сделали и дядя с Доктором.
-А теперь вы можете отдать эту любовь, куда пожелаете, - продолжил отец Макарий, и мы, не сговариваясь, послали её людям, Земле. Когда я снова открыл глаза, пирамида снова была прозрачной, лишь неяркие разноцветные огни пробегали по её граням. Посыл был таким мощным, что я физически, зримо ощутил, как стало вокруг светлее.
Следующий предмет, который отец Макарий взял в руки, тоже был камнем, небольшим, блестящим, тёмного цвета с красными прожилками.
Этот камень тоже необычный, - объяснил он нам, - завезен с Ориона. Он более ценный, чем горный хрусталь и даже алмаз. У него иное предназначение. Он помогает человеку управлять своим внутренним огнём, но требует большой подготовки. Чтобы работать с ним, необходимо привести свой организм и чувства в гармонию, а этому вы ещё только учитесь.
Аккуратно положив на полку камень, который был величиной с ладонь и как бы сразу потух, став тёмным, отец Макарий повёл нас дальше, к стоявшему особняком другому стеллажу, сделанному из материала, чем-то напоминающего металл. На нем стояла небольшая чаша в виде распустившегося цветка лотоса. В ней горел огонь, ровное пламя переливалось золотом, серебром и изумрудом. Рядом с ней лежала небольшая палочка, взяв которую отец Макарий поднёс к огню. Тут же на её конце загорелось ровное пламя трёх цветов, и он дотронулся ею сначала до моего затылка, потом до плеч. Я испытал уже знакомое содрогание. Голова стала необычайно легкой, а плечи горели нестерпимо.
Тут же у стены возвышался большой экран, задёрнутый плотными шторами и разделённый на три равные части. Отец Макарий раскрыл перед нами одну половинку, и мы увидели полупрозрачное стекло, покрытое каким-то белым веществом. В руках у него появилась другая палочка, напоминавшая жезл, на которой светились полоски трёх цветов: желтого, фиолетового и оранжевого.
Он дотронулся ей до экрана, на котором через минуту, словно из тумана, проступили уже знакомые очертания гор. Увидел Серёжу, сидящего в задумчивости на берегу реки, Андрея, беседующего с Артёмом, Аню у костра, Мишу с Верой, склонившихся над картами.
Снова отец Макарий дотронулся своим жезлом до экрана, и изображение стало постепенно исчезать, перед нами снова было полупрозрачное стекло.
Оставив центральную половинку нетронутой, он открыл следующую. На ней тоже стали проступать горы, но немного другие.
Я узнал дорогу, ведущую к монастырю, по ней скакали несколько всадников в длинных плащах и шляпах. Одежда на них была в пыли, лица утомлены, кони тяжело дышали, вздымая бока. Среди них особенно выделялся один всадник своей молодостью и нежным, как у девушки, овалом лица, длинными кудрями, спускавшимися до плеч. Огромные, тёмные глаза на тонком, удивительно красивом лице на минуту взглянули на меня, и этот взгляд проник в мое сердце, заставив его гулко забиться, они скрылись за поворотом, а затем мы увидели их, приближающимися к знакомой скале…
Отец Макарий стёр видение и перед нами появилось другое: поддерживая рукой шляпу и улыбаясь, девушка что-то быстро говорила своему высокому спутнику, который повернулся к нам лицом, и я узнал в нём отца Макария. Это был он и не он. Те же глаза, та же улыбка, но лицо такое молодое, необыкновенно красивое, мне показалось, что я вижу свет над его головой. Всё его движения выдавали в нём необыкновенную внутреннюю силу, сдержанность, которых нельзя было не заметить.
В третий раз отец Макарий дотронулся своим жезлом до экрана, и мы увидели уже знакомую нам лабораторию, пирамиду горного хрусталя и стройного юношу в белой рубашке,подходящего к столу. По мере его приближения, кристалл оживал, становясь ярче, вот уже он весь засиял изумрудно-зеленым светом. Юноша оглянулся, и на меня посмотрели бездонные глаза тёмно-серого, почти стального цвета. Волнистые светлые волосы были уложены на пробор, тонкий нос, аккуратная бородка. Лицо юноши дышало силой, благородством. Я снова почувствовал в своём сердце боль, мне стало трудно дышать.
Отец Макарий уже задергивал шторы, когда я пришёл в себя от увиденного. Мне понадобилось ещё какое-то время, прежде чем я смог произнести хоть слово. В эту минуту меня пронзила догадка, я понял, почему отец Макарий показал нам этих трёх людей, таких разных и в то же время объединённых между собой своей внутренней сущностью.
-Да, Алёша, - подтвердил он мою мысль, хотя я ещё не успел сказать её вслух. - Человек, раз прикоснувшийся к сокровенному, никогда не сможет его забыть… Оно будет жить в нём помимо рассудка, а подскажет об этом лишь сердце, которое помнит и бережно хранит все накопления, надо только его раскрыть. В жизни человека наступает новый отсчёт времени, к нему возвращается Глубинная Память. Он начинает творить, созидать, отдавая всего себя без остатка людям. Что может быть выше и прекраснее этого? Ты уже ответил сам - ничего. И сегодня я вас снова, как когда-то много лет назад, призываю к служению, призываю к подвигу, призываю к большой самоотверженной работе. Почему именно вас? Да, может быть есть и достойнее, и опытнее, и умнее, и сдержаннее,но сердца их дремлют, не пробудившись от векового сна. Вы, в отличие от них, живёте сердцем, сумев раскрыть его. И, чтобы достичь сияющих вершин духа, нужно смело идти вперёд, не зная устали, забыв о покое и отдыхе, торопясь донести порученную ношу. Пусть свет, горящий в ваших сердцах, никогда не померкнет и озарит всю Землю, указывая дорогу во тьме, обогревая и притягивая каждого.
-Это высокая цели и высокая задача, но я верю в вас,как верил когда-то и знаю, что справитесь и дойдёте.
Покинув лабораторию, мы поднялись по винтовой лестнице, прошли по длинному, узкому коридору, от стен которого струился мягкий свет, и вошли в библиотеку. Комната казалась огромной, это впечатление создавалось из-за высокого потолка. Лестница с резными поручнями и ступенями вела на второй этаж к полкам с книгами, был и третий, и четвертый, и пятый. Небольшие удобные столы, расставленные в нишах, создавали необходимый настрой и впечатление, что никого нет рядом, и ты занимаешь один. Окунувшись в эту атмосферу, забыв обо всём, мы рассматривали книги на полках.
-Вы непременно ещё не раз сюда придёте,- мягко произнёс отец Макарий, - а сейчас нам пора.
По пути мы зашли ещё в один зал,круглый,с возвышающейся посередине небольшой сценой,где стоял клавесин. Вокруг были расставлены стулья с высокими спинками. Зал был белый, и даже циновки, лежащие на полу, были белого цвета. Необыкновенные ощущения охватили меня целиком, сразу стало легче дышать, исчезла усталость, стало меньше боли в груди.Снова спустившись вниз, но уже по другой лестнице, мы оказались в другом коридоре, более широком и высоком. На полу стояли красивые вазы с цветами, высокие и маленькие, очень изящные. Море цветов,они все цвели, наполняя воздух волшебными ароматами. Создавалось впечатление, что мы находимся в саду, а не в подземелье, настолько воздух здесь был чистым и свежим, и так легко дышалось. Мы повернули направо и оказались перед высокими дверями, которые отец Макарий открыл, пригласив нас следовать за собой. В большой комнате стояли несколько стульев, пара мягких кресел, клавесин в углу, книжный шкаф резного дерева и бюро, на котором лежала стопка чистой бумаги и перья. На низком столике стоял красивый, высокий подсвечник. В другой комнате со стены смотрело знакомое лицо девушки. Она сидела, глубоко задумавшись, вполоборота, у виска - выбившаяся прядь непослушных волос, нитка жемчуга на шее и букет алых роз на коленях. Художнику удалось передать её внутреннюю сущность, и это сходство было настолько разительным, что мы застыли в удивлении, не в силах вымолвить не слова. Она была именно такой… Она была нам так близка, и в то же время так недосягаема. Молча мы покинули комнату, словно прикоснувшись к чему-то высокому и необычайно чистому.
Когда мы покидали монастырь, было раннее утро. Вокруг стояла пронзительная тишина, ещё минута - и взойдёт солнце, запоют разом птицы, проснутся цветы и травы, наступит новый день. Каким он будет - зависело от нас, людей. Я чувствовал себя слитым неразрывно с окружающей природой, горами, Землёй в одно целое. Маленькой её частичкой, но частичкой созидающей, вносящей в эту симфонию красоты свою ноту, которая будет непременно услышана и подхвачена, и вольется в общий ликующий хор прославления жизни, любви, всего прекрасного, что есть на Земле. Без песен наших сердец, этот хор будет не столь мощным и слышимым. Участие в нём людей необходимо непременно, людей созидающих, любящих, творящих. И только объединив усилия, мы добьемся желаемого - преобразим этот мир и сделаем его счастливее.
Любовь и знание всё превозмогут. Дух ваш пойдёт высоко, и непонимания мелькнут как столбы телеграфные. Улыбнитесь трудности Пути вашего. Ручаюсь - победите.
“Листы сада Мории”
Светало, когда раздался энергичный и настойчивый стук в дверь Анастасии. Она прислушалась, стук повторился. Подойдя к двери с зажжённой свечой, тихонько спросила: - Кто?
- Свои,- услышала хриплый голос Мишеля в ответ.
Успокоившись, поставила подсвечник на стол и открыла дверь.
Мишель был взволнован и тяжело дышал.
-Беда, Анастасия. Тебя ждёт отец Макарий, - с трудом проглотив комок в горле, не в силах больше ничего сказать, он вышел.
На минуту она застыла, смотря невидящим взглядом перед собой, потом, стараясь не делать лишних движений, оделась и, потушив свечу, вышла. Торопливо шла по длинному коридору, свет загорался впереди и тут же гас за её спиной, толстые циновки скрадывали шаги. Никто не попался ей навстречу, все мирно спали, лишь при переходе на нижний этаж, она заметила высокую фигуру дежурного, кивнувшего ей.
Дверь кабинета отца Макария была прикрыта неплотно - в щель пробивался свет. Она постучала и, услышав знакомый голос, вошла. Отец Макарий что-то быстро писал, сидя за длинным столом, жестом пригласив её сесть. Кабинет тонул в полумраке, лишь в высоком подсвечнике горели три свечи, освещая его лицо и лежащие перед ним рукописи. В знакомой обстановке она почувствовала себя немного лучше. Через несколько минут он, закончив писать и убрав бумаги, поднял голову. Его тёплый, отеческий взгляд согрел душу Анастасии, которая похолодела от тяжелых предчувствий.
-Да, Анастасия, - словно подтверждая её догадку, сказал отец Макарий, - случилось непоправимое. От самого Папы к нам едет делегация, которая будет в монастыре со дня на день.
-Как? - не удержалась от удивленного восклицания Анастасия, но тут же, взяв себя в руки, продолжила спокойнее, - Как это могло произойти, ведь о существовании монастыря знали единицы.
-Да, это было так, но теперь о нём знает сам Папа и не только он. Нам нужно торопиться, чтобы успеть отправить из монастыря всех учеников, среди них много новичков, небольшими группами, тщательно продумав маршрут. Не исключено, что будет погоня, будут охотиться за вами, и мы должны многое предусмотреть. Я рассчитываю на вашу помощь.
Он замолчал и внимательно взглянул ей в глаза, и столько в этом взгляде было любви, тепла, что она почувствовала, как её сердце наполнилось надеждой. Лишь сейчас она осознала до конца, что произошло.
-Мы справимся непременно,- ответила она, почувствовав, как стала другой, приняв на свои плечи тяжесть ответственности за учеников, за монастырь, разделив её хоть немного с отцом Макарием. Она поступила так, не раздумывая, внутренне готовая к этому шагу. Покинула кабинет отца Макария собранной, спокойной, так и не спросив причины, это не имело никакого значения. Поэтому час спустя, услышав это имя, ничему не удивилась.
-Кто? - спросил Франческо, разбирая бумаги,у подошедшего Мишеля.
-Франциск, - глухо произнёс Мишель, и снова наступила тишина.
Они проработали несколько часов слаженно, быстро, многое успели, оставшееся время посвятили подготовке к отъезду, сборам новичков, большая партия которых должна была покинуть монастырь этой же ночью. С ними ехали самые опытные проводники. Разделившись на три небольшие группы, они должны были отправиться в разные стороны, чтобы сбить со следа погоню и, воссоединившись только у въезда в город, успеть на два корабля, отходивших в Европу и на Восток.
Монастырь с утра был похож на растревоженный улей, многие не могли справиться со своими эмоциями, услышав, что им предстоит скорый отъезд. Но вошел отец Макарий, и сразу наступила тишина. Немного помолчав, вглядываясь в родные лица, он собирался с мыслями. Его лицо было сурово, но глаза излучали столько света и любви, что все как один почувствовали важность момента и ждали его слов,молча вверив ему свои судьбы.
Отец Макарий мягко произнёс: - Я понимаю прекрасно ваше недоумение,но когда приходит бела, нужно быть готовым к ней, а не растрачивать свои силы попусту на эмоции. Это очень важно. Сегодня в монастырь пришла беда и вы должны спешно покинуть его. Захлопнуться за вами его двери и дальше вы пойдёте по жизни одни, живя и творя свой день именно так, как научились здесь, как бы ни было порою трудно. Путь этот требует мужества, смирения, любви и, чтобы достичь тех высот, к которым неудержимо стремится ваш дух, нужно многое изменить в себе. Это вам предстоит сделать, но делать это теперь вы будете одни, постоянно ощущая незримое присутствие наше рядом с вами. Ведь самые неразрывные и крепкие узы, связывающие людей, - узы сердца. Много бурь, опасностей и тревог подстерегает вас на вашем Одиноком Пути, по которому предстоит идти неустрашимо день и ночь, забыв о себе. Тяжелая ответственность ложится на ваши плечи и спрос с вас другой, чем прежде. Ибо вы приблизились к священным вратам, открыв которые человек уже не может идти иным путём.
-Сегодня, прощаясь с вами, я оставляю каждому частичку своего сердца. Ибо вы все - мои дети и, выпуская вас в первый полет, я волнуюсь так же, как и вы, прекрасно понимая, что ожидает вас впереди. Но я верю в вас, верю до конца, что вы справитесь, дойдёте и сумеете многое. Невозможно вернуться к прежней жизни, побывав здесь, чувство покоя оставит ваши сердца навсегда, заставляя иначе взглянуть на многие вещи, искать снова и снова… Лишь так можно обрести Истину, но не слепо доверившись судьбе,а пытаясь изменить себя.
Закончился и этот день в монастыре, необыкновенно короткий, промелькнувший как одно мгновение, вместе с тем очень насыщенный. Без лишней суеты все быстро собрались к отъезду.
Отец Макарий, спустившись вниз, в Белый зал, оказался в центре внимания. С ним прощались, ему говорили слова признательности, благодарности, любви. И смотря на эти взволнованные лица вокруг, на эти устремлённые на него глаза, он думал о том, что невозможно представить монастырь без них… Это немыслимо. Но он знал, что они, как никогда нуждаются в его помощи и поддержке, поэтому, отбросив все свои мысли, спешил отдать им всю свою любовь, ободрить, поддержать, зная, какие тяжёлые испытания выпадут на их долю за воротами монастыря. Они не смогут вернуться в прежний мир, так как отвергли его, а жить по-новому многим будет очень трудно, порой не под силу. И он должен успеть в каждого влить уверенность и всю свою любовь.
Когда наступил час отъезда, они покидали монастырь спокойными, путь неблизкий ждал их впереди. Сразу после их отъезда наступила тишина, такая оглушительная, что отец Макарий бродил по двору, не в силах заставить себя спуститься вниз, проведя эту ночь без сна,в раздумьях. Он знал,что они успели, а значит ученики спасены. И это было сейчас самым главным. Остались с ним лишь те немногие, чей отъезд задержался по ряду причин. Те, которых он больше чем любил, но и они уедут через несколько дней. Отец Макарий не заметил, как прошла ночь. Его мысли прервал подошедший Мишель, который долго и тщетно ждал его внизу. Увидев перед собой его бледное и осунувшееся лицо, отец Макарий спросил:
-Ты почему не спишь? Что-то случилось?
- Да, вернее, нет… позвольте мне остаться с вами, - запинаясь, закончил Мишель. Отец Макарий не удивился, он давно ожидал подобной просьбы, но не от Мишеля, а от Франческо.
-Я буду делать всё, что вы скажете, только не гоните меня, не отвергайте, прошу!
-Понимаю, Мишель, - мягко начал отец Макарий, - все твои чувства. Но та дорога, которую ты выбрал, не может безконечно продолжаться рядом с Учителем. Наступает час - пора расставаний, когда ты должен идти один и показать на деле, чему ты научился. Конечно, поддержку Учителя, его помощь, ты будешь ощущать постоянно. Но те задачи, которые поставлены перед тобой, ты должен решать самостоятельно. И сейчас в твоей жизни наступил именно такой момент. Я знаю тебя как сильного и мужественного человека, что же случилось теперь?
-Я не знаю, как жить и зачем? Для мира я умер давно, ничто меня не привлекает в нем.
-Ты думаешь о себе, Мишель, а задачи перед тобой огромны. Ты должен нести людям свои знания, помощь, всю свою любовь, забыв о себе. Они нуждаются в тебе больше, чем ты предполагаешь. Живи отныне свой каждый день, отдавая всего себя без остатка людям, показав на деле, без лишних слов, что на свете существуют и правят законы мира, любви и добра. Тебе предстоит закончить свой труд, который должен принести пользу людям.
Отец Макарий положил свою руку на плечо Мишеля и, обняв его, продолжил: - Понимаю всю глубину твоих чувств, ведь ты прежде всего думаешь обо мне и хочешь разделить со мной всю мою боль… Но эту ношу я должен вынести один, Мишель. В том, что произошло, вина отнюдь не Франциска, а моя. Ведь нет нерадивых учеников, есть плохое учителя.
Пройдут столетия, прежде чем развяжется эта карма, искупив все свои тяжелые последствия. И до тех пор, пока не сумеют прийти сюда новые ученики, отыскав дорогу во тьме собственным сердцем, я буду ждать. Для этого понадобятся, возможно, века, но каждый выбирает свою ношу сам.
Мишель слушал его, потрясённый, впервые постигший всем сердцем глубину мужества и любви отца Макария. Описать которые он был безсилен. Всю свою последующую короткую жизнь он стремился прожить так, как жил отец Макарий, отдавая себя без остатка людям, ничего не требуя взамен. Он шёл вперёд легко с гордо поднятой головой, навстречу всем бурям и невзгодам, преодолевая все препятствия на своём пути, навсегда запомнив этот день. В самые трудные минуты жизни вставало перед ним лицо отца Макария: такое родное, близкое, полное сострадания и любви к каждому человеку. Откуда черпал бездонные силы и любовь отец Макарий? Откуда в нём было столько мужества? Из собственного сердца, которое огромно, нужно лишь пробудить его спящие силы и оно вместит в себя всех вокруг и каждому найдётся в нём частичка тепла и любви.
Кто мучается только земными вопросами,тот ответа о Небесном не получит.“Листы сада Мории”
Анастасия валилась с ног от усталости, когда переступила порог своей кельи. Прошло чуть больше суток, а ей казалось, что целая жизнь уместилась в этом отрезке времени.
Они успели вовремя, делегация прибыла днём.
Измождённые, раздражённые долгим путешествием ученые мужи-богословы были недовольны и крикливы. Проводник сбился с пути, и они три дня блуждали по горам, израсходовав весь запас продуктов в самом начале пути. От голода и усталости еле стояли на ногах. Оставив коней внизу, они карабкались наверх к монастырю по узкой тропинке на четвереньках. И чем выше они поднимались, тем труднее было дышать.
Пот катился с них градом, покрасневшие лица выражали муку, они задыхались, не понимая в чём дело. Одолев последние несколько метров, без сил свалились у стен монастыря, не скрывая своего плачевного состояния. Такими встретил их отец Макарий, и подобная картина его ничуть не удивила.
Анастасия и Мишель стояли поодаль, ожидая, пока они придут в себя. Подошёл Франческо, впервые за всё это время улыбнувшийся от представившейся картины.
Наконец, они вошли в ворота и оказались в небольшом дворике, откуда открывалась необыкновенная панорама, но они ничего не видели вокруг. Отец Макарий пригласил их в деревянный дом, стоявший тут же, во дворе, где всех разместили в просторных и удобных комнатах.
На следующее утро только один из семи человек поднялся с постели собственными усилиями, остальные были не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой.
Их состояние не улучшилось и на следующий день, трое из них, внявшие советам отца Макария, были спущены вниз, к подножию горы. Дальнейшее их пребывание в монастыре становилось чересчур опасным для здоровья. Три дня спустя, ничего не узнав, не увидев, ничего не понимая, охваченные паническим страхом, оставшиеся члены делегации покинули стены монастыря и тронулись в обратный путь еле живые. Лишь к концу пути, почувствовав себя немного лучше и уверенней, они единодушно пришли к мнению, что чем скорее избавятся от отца Макария, тем будет спокойнее для всех.
ПАПА дал им большие полномочия. Несколько дней спустя, лёгкий конный отряд тронулся в путь - к монастырю.
Но столь драгоценное для Отца Макария и учеников время было выиграно.
Не помни о подошвах,когда крылья растут за плечами. “Листы сада Мории”
Франческо покидал монастырь словно во сне, ничего не понимая, всё, что он делал, делал автоматически, без чувств и мыслей. Голова была пуста и недоумённое выражение застыло на его красивом лице. Он приходил к себе, тут же засыпал, падая от усталости, утром поднимался и снова что-то делал, ни во что не вникая, это было выше его сил. С кем-то о чем-то говорил, кого-то утешал, подбадривал, провожал, объяснял,не зная, откуда у него берутся силы, слова, как можно о чем-либо говорить, когда сердце рвется на части от боли и муки,не в силах совладать с тем горем,глубину которого нельзя постичь умом.
Приближался день его отъезда, а он ещё ничего не решил. Если бы отец Макарий разрешил ему остаться с ним в монастыре… Но это было невозможно.
Анастасия, видя его состояние, не спускала с него глаз, напоминая о том, что нужно поесть, отдохнуть. Но держался он внешне великолепно, никто из окружающих, кроме отца Макария и близких друзей не мог предположить, что творится в его душе.
Вопреки всему, вопреки рассудку, он решил поехать в Испанию, зная, что его там никто не ждёт.
Может быть, и лучше было бы вернуться в Венецию, прийти в себя, а потом предпринять это путешествие. Но его сердце рвалось в Испанию, он знал, что никто не сможет влить в него свежие силы, яркие краски, чтобы жить, а значит творить, что только окунувшись в придорожную пыль М.., он возродится вновь. Отец Макарий одобрил его решение. Тщательно упаковав всё свое богатство - несколько десятков картин, - Франческо был готов к отъезду. Анастасия посоветовала ему сыграть роль сына богатого купца, ведущего торговлю с восточными странами, сама выбрала подходящий костюм. Он не нашёл в себе силы отказаться, лишь вяло подумал: - К чему этот маскарад теперь? Франческо без сожаления распрощался с длинными кудрями, совершенно изменившись внешне. Его худое, бледное лицо стало взрослее, лишь огромные глаза, под которыми за эти несколько дней легли тёмные круги, светились на нём.
Он уезжал первым - так решил отец Макарий. Время было чересчур дорого, нужно было спасти не только его самого, но и его работы. Франческо выслушал, не возражая, но подумал, что эти полотна сейчас менее всего важны. Он думал о том, как расстанется с Анастасией, Мишелем, отцом Макарием, монастырём. Как он расстанется с самим собой, навсегда оставив здесь своё сердце? Ночь он провёл без сна, тревожно вслушиваясь в тишину, не сомкнув ни на минуту глаз,и чувствуя, как неудержимо приближается рассвет.
Он был готов, когда раздался негромкий стук в дверь. Вошла Анастасия и остановилась у стола, Мишель вынес багаж. Подойдя к нему и взяв его руку, она сказала, внимательно смотря в глаза: - Франческо, прошу тебя, умоляю, не будь опрометчивым, береги себя. Ты всем нам очень и очень нужен. Сразу по приезде дай знать, только не молчи. Обещаешь?
Франческо молча кивнул, глотнув комок в горле.
-Обещаешь? - настойчиво спросила она, не выпуская его руки.
-Да, - еле выдохнул он, - обещаю.
Окинув взглядом комнату, в которой он прожил столько прекрасных лет, он шагнул к двери и захлопнул её за собой навсегда…
Отец Макарий встретил его во дворе. Он долго смотрел в его глаза, вливая во Франческо так нужную ему теперь силу и уверенность, и сказал: - Я верю в тебя. Мужайся, ты необыкновенно сильный человек и ещё не постиг себя до конца.
Франческо опустил глаза, не в силах выносить этот взгляд, проникающий до глубины души, лишь кивнув в ответ и, теряя так нужное ему сейчас самообладание, спрятал свое лицо на родной груди, чувствуя, как гулко бьется его сердце, а сердце отца Макария вторит ему в ответ. Когда он, разомкнув объятия, повернулся в Анастасии, ему уже стало легче, он сумел справиться с собой. Она ласково посмотрела ему в глаза, поцеловав в зардевшиеся щёки, тихо произнесла: - Чтобы не случилось, помни, моё сердце всегда будет рядом с тобой.
- И столько в этом взгляде было нежности и любви!
Мишель уже ждал его на коне, придерживая нетерпеливого жеребца для Франческо, с которым он должен проехать часть пути. Они скакали рядом молча, плечом к плечу. Их дружба была немногословной, но все эти годы Франческо день и ночь чувствовал рядом надёжное плечо. Невозможно было объяснить, что их объединяло. Они были такими разными.
Нерешительный, неуверенный в себе Франческо, преображавшийся лишь с кистью в руках, когда исчезала вся его застенчивость, и представал совершенно другой человек, очень тонко чувствующий людей, природу жизнь, сумевший передать всё самое лучшее, что имел в своей душе, посредством красок, выкладываясь без остатка, не жалея сил.
И Мишель - мужественный, решительный, смелый, красноречивый, неудовлетворенный, в вечном поиске, в вечном движении, никогда не довольствующийся своей участью, ставящий перед собой цель за целью и достигающий их. Они не умели выражать свои чувства и были скупы на слова, ощущая в самые трудные моменты жизни помощь и поддержку друг друга, внимание, тепло. А объединяла их Анастасия, привнося в жизнь каждого дня столько радости, света и тепла, что преображала их, заставляла меняться только от одного своего присутствия.
-Что будет с нами теперь? - думал Франческо, не представляя ни себя, ни своей жизни без неё, Мишеля, отца Макария. - Что? - Но ответить ему никто не мог. Так они домчались до развилки, спешившись и отпустив проводника вперед, крепко обнялись, чтобы через минуту расстаться и разъехаться в разные стороны.
Припав к коню, Франческо пустил его галопом, и, сжав зубы, поглубже надел шляпу, подумав, что должен вынести и это, иначе грош ему цена…
Меняя коней, забыв об отдыхе, сне, еде, они успели к сроку. Если бы не замысел Анастасии, Франческо не удалось бы избежать встречи с погоней, они разминулись с Франциском в пути. А его туго набитый кошелек, внешность и багаж внушали уважение и позволили избежать лишних вопросов. Франциск, упустив Франческо, все свои силы устремил на поимку Мишеля, которого хотел найти любой ценой.
Ранним утром Франческо сошёл на родной берег, где его никто не ждал. Наняв экипаж, он поехал по широкой пыльной улице навстречу восходящему солнцу, навстречу своей судьбе, безстрашно смотря ей в лицо, зная, что вынесет всё, что бы ни случилось, после того, что с ним произошло, любая боль и утрата несравнимы с нею. Однако он заблуждался, и очень скоро это предстояло ему понять. В эту минуту он прощался с последними иллюзиями в собственной жизни, уже внутренне готовый ко многому, что ему предстояло сделать. Впереди ждала его длинная жизнь, полная страданий, лишений, боли, потерь, разлук. Но это было впереди. А сейчас он ехал по пустынной улице навстречу солнцу, вдыхая полной грудью запах моря, запах своего детства, ощущая, как оживают в нём воспоминания и притупляется боль.
Нет, она не исчезнет никогда…