Я сижу и плачу. Снова плачу. Но только в этот раз из-за того, что мама не подарила мне на день рождения игрушку. Она всегда дарит мне игрушки, которые я хочу. И вот, в мой пятый день рождения, та красненькая пожарная машинка не прилетела ко мне, окрылённая мамиными руками, а осталась собирать смердящую пыль своей блестящей поверхностью. Я сижу на полу и плачу. Плачу громко и больно, как никогда ранее: ведь она обещала! Она впервые меня обманула. На синем ковре вокруг меня столпились родители гостей, все что-то суют мне. Зачем?..
Вдруг среди толпы образуется расселина и между чужими тушами протискивается рука моей матери. За ней нога и её зелёная, заношенная юбка… Да, мы никогда не жили богато. Однако это не мешало ей исполнять свои обещания. В крайнем случае, могла не обещать или предупредить, как уже практиковалось!
Только выдавливается из груды живого мяса её талия, как откуда-то из-под потемневшего от времени пола сзади застучали барабаны. Сразу понятно, что они большие. Очень большие. Больше меня… Они приближаются… Они угрожают, я знаю. За ними идут те, кто больше меня, старше и гораздо опасней. Они хотят забрать с собой. В свою особенную – гремящую - тишину … Её. Ма-...
- мааа!!! – вскричал я, отплёвываясь от подушки. – Сон, - вздохнул я, узнав свой потолок в фосфорную звёздочку.
Неохотно скатившись колобком на пол, я пополз к ванной. Этот сон преследует меня с пяти лет, несмотря на то, что в тот день рождения я получил желанный подарок. И им была совсем не ма-шинка, хоть я и не помню, что мне мама подарила.
Натыкаясь коленями на разбросанные по ковру рваные – часть стиля – шмотки, я целенаправленно гребу в ванну.
- Хга-ха-га! – проликовал я, когда наткнулся лбом на что-то твёрдое - дверь.
Мама снизу наверняка уже готовит завтрак, несмотря на все мои просьбы прекратить такой уход за мной, ведь я сам предпочёл самостоятельную жизнь в отдельной квартире. А, скажите, пожалуйста, что я мог ещё предпринять, когда стал видеть человека, которого никто не видит?! Она постоянно рядом со мной! Постоянно требует говорить с ней, угрожая в случае молчания что-то разбить. Нет, как истинная галлюцинация она обладает только тем, что лично её никто не слышит и не видит, а совсем остальным у неё всё в порядке! Я имею в виду, она действительно может разрушить что-то. Той энергией, которой пламенеют её глаза, мне кажется, достаточно, чтобы уничтожить весь мир! Этого нет во мне. Я привык шумно проводить свои вечера, не читать книг, не писать писем. Она же… Делает это за меня! Она даже убирает в моей комнате!
- Пошла вон, - вместо «доброго утра» цежу я, зная, что команда не будет выполнена.
Моя «госпожа», как в шутку называю её я с момента, когда по достоинству оценил её внешность, собирала вещи с пола. Оставив её наедине с моим творческим хаосом, я спокойно принимаю утренний туалет. Я неимоверно привык к ней. Всё, что она делает, словно часть меня. Мне даже иногда кажется, что я сам могу её контролировать – мне это, правда, доказывали, но конкретных таких способностей я в себе пока не замечал. Единственное, чего я хочу, - стать нормальным парнем восемнадцати лет, не боясь, что кто-то где-то меня застукает не с тем, кем надо по всем этим идиот-ским традициям мира сего.
- Сядь, - попросил девушку я, увалившись на уже заправленную кровать, когда ванна перестала представлять для меня интерес. – Слушай, слушай внимательно, - просил я, утопая в манящей ядовитости её очей - Ты галлюцинация на почве одиночества, появившаяся из-за того, что я свалился головой вниз с дерева. Ты бесплотный дух, бестелая фантазия моей больной психики. Слышишь?!
-Да, - сказала она, виновато опустив глаза в покрывало.
- Тебе нужно уйти.
- Нет.
- Что?!
Но она уже не слушала меня. Она поднялась и продолжила начатое. Скоро мы с ней пойдём в школу. Я всё ещё помню нашу первую встречу, словно это было вчера…
Я сидел на диване и смотрел какие-то мультики. Мне и было тогда не более пяти лет. Я уже несколько недель проходил домашнее лечение. Сидел и катал в ладони таблетку, пытаясь уничтожить взглядом. Однако та никак не поддавалась. Я сидел вот так вот уже достаточно долго, как вдруг услышал постороннее дыхание. С каждым ударом моего сердца оно становилось все отчётливее, и индивидуальный звук тела приобретал всё более чёткие и яркие очертания. Потом я ощутил чей-то взгляд. Я обернулся и наткнулся на нечто, не входящее ни в какие рамки, - девочку в розовеньком платьичке. Я начал задавать вопросы. Но она молчала. Лишь смотрела мне в глаза так, что я терял почву под ногами. Меня накрывало бешенство – кто-то сидит в моём доме, делает нечто неясное со мной, ещё и не отвечает на вопросы. Я закипал, и голос становился всё более громкий, наполняясь беспочвенными угрозами и очень даже обоснованным страхом, если учесть, почему я на больничном. Девочка начала плакать. Прибежала мама, взяла на руки и стала успокаивать. В этом качающемся миру я всё-таки смог рассмотреть диван – там никого не было. Всё тело внезапно свело судорогой – я очень испугался. На мой вопрос «где девочка?», мама лишь качала головой, собирая губы трубочкой для создания очередного успокаивающего – как ей казалось – улюлюкающего звука. Что-то подобное продолжалось до восьми лет. И до восьми лет я исправно спрашивал у мамы о де-вочке. Однако она лишь смотрела на меня глупым взглядом.
И вот после официальных восьми лет мамочка не сдержалась, что ли, - отвела меня к психо-терапевту.
- Что тебя беспокоит, детка? – спросил сухой голос из глубины коричневого кабинета.
Я не забуду его никогда в своей жизни! Дверь, невероятно больших размеров, была оббита новым красным дерматином. От него ещё пахло заводской краской. Настолько отвратительный запах, что у меня в животе всё свернулось в колкий комок – такой себе ёжик из завтрака…На стенах вместо обоев была мягкая обивка. Как в сумасшедших домах, знаете.
Вопрос доктора как-то странно подействовал на меня. Я внезапно ощутил, как пустота давит на меня изнутри, заставляя слёзы застенчиво стекать вперёд. Ощущая всю силу великого одиночества и весь масштаб своей ненужности, вдруг понимаешь весь вкус простых рыданий – ты человек, а значит, есть кто-то, кто тоже сейчас плачет по такой же причине, ведь нас так много, чёрт подери!.. Вот именно - много, а я сижу, как яйцо в скорлупе, и копаюсь в собственном дерьме, не желая сделать ни единого движения, чтобы выбраться.
Право, начало всегда интереснее неизбежного конца. Хотя бы потому, что, в отличие от последнего, его можно избежать. Задаюсь вопросом: что сделал я полезного в этом мире? Кому стало легче от моего существования, да и стало ли вообще? Всегда оставляя себе надежду на лучшее, упивался дружеским плечом, хозяин которого жалел или соболезновал моему горю, связанному с моим провалом. А здесь этого нет. Здесь я один. И напротив сидит этот жёлтый старик, вкрадчиво смотрящий на меня своими седыми глазами, надеясь ими то ли душу просверлить, то ли вынуть совсем. До конца почувствовал себя обычным мясом, а не простым человеком, с кем можно приятно пообщаться. Втискиваясь к кому-то в список поверенных, я остаюсь там либо без своей воли, либо без чужой воли – обычно нет в этом согласия. Я почти всю жизнь отношусь к людям не так, как они ко мне. От этого больно. Спасибо тем, кто мне отвечал взаимностью! Жаль, поскольку таких можно счесть по пальцам… Думаю, мама заперла меня не просто так. Значит, я смогу выйти отсюда либо вперёд ногами, либо вперёд компроматом. А мне всего восемь лет! Что я…
- Доктор, ЧТО я?.. – выдавливаю я и чувствую, как голос с трудом пролазит сквозь тоннаж слёз.
- Человек, - спокойно отвечает он.
Мне кажется, мой вопрос для него был ожидаемым, вероятно, оттого он остался таким же жёлтым, сморщенным грибом в своей коричнево-багровой шапочке. Подосиновик хренов!
- Вы уверены?.. – я вдавливаюсь в мягкие объятия кресла, надеясь раствориться в них пусть не на-всегда, но хоть на небольшую вечность своей жизни. Когда девочка стала появляться, я не думал, что это так расстроит маму. Оказывается, это очень серьёзно. – Я больной?
- Возможно. Расскажи всё с начала.
Фраза утопила меня в ступоре – я не знал, где начало, и что вообще такое – «начало». Я считал, что она нормальное живое существо, которое видят все, а не только я. Эта девочка говорила со мной так, словно мы… неимоверно одинаковы. Бамс. Я разбит. Одинаковы… Страшно осознавать, что ты разбит. Ты разочарован. Ведь, да, доктор, вы понимаете, что значит вдруг остаться одиноким? У тебя был под ногами пол, дом, дача, машина, отличный секс, и тут ты сталкиваешься с реальностью – ты в грязи, один и тебе 8 лет. Конечно, это всё образное выражение… Мы с ней понимали друг друга! Она давала советы, решала математику и убирала в моей комнате. Но ведь и вещи её лежат под моими на полке в МОЁМ шкафу! И бабушка её любит… Я же видел, как та радовалась, давая «госпоже» эти чёртовы мулине…Она появилась внезапно, но я умру, если она так же исчезнет…
- Вот именно! Умрёшь…Так что не борись с ней, а живи. Ты здоров, ты просто уникален. А уникальности имеют в себе то, что другим кажется диким. Заходи ко мне ещё, хорошо?..
…Да, говорил вслух… Моя рассеянность привела к тому, что бедный организм – наш общий организм – напичкали глицинами, антидепрессантами и барбитуратами. В общем, стало нам весело! Я перестал говорить маме, что я всё ещё вижу девушку и гуляю с ней…Так я и перестал говорить врачу, а потом… Перестал пить таблетки. С того дня прошло меньше десять лет, и я счастлив, хоть и отличаюсь от других…
Покончив с ненавистным завтраком, я вывалился наружу – ждать школьный автобус. Солнце шкварило как на сковородке, и я уже начал ощущать лёгкое покалывание в висках. Жизнь течёт медленно в такие моменты. Вдобавок перестаёшь понимать, что на самом деле происходит – сесть бы сейчас на асфальт, высвободить пальцы из-под слишком длинных лямок портфеля, привести в порядок который руки не доходят, и наслаждаться звуками природы. Мир прекрасен, друзья мои! Только мы разучились это понимать! Немного левее от моей левой ноги муравей роет ход – лёгкий шум, что при увеличении амплитуды колебаний сойдет за звук падения звезды, если вы его когда-нибудь слышали. На одиноком дереве, под которым я мечтаю найти защиту от коварства солнечных лучей, ласточка кормит своё потомство, отрыгивая им бедного червя. Конечно, их таинство – это какофония, поскольку состоит из несочетаемого – приятного писка, смахивающего на беспокойство младенца, что молоко таки прокисло, и звуков, присущих банальным последствиям весёлого вечера. Если чуточку прислушаться, то автобус совсем недалеко. Я словно вижу, как он сворачивает на предпоследнем повороте, издавая при этом лёгкое визжание колёс, эквивалентное взлёту самолёта. Вот он вновь перешел на законные 60 километров… Подшипники стерлись. Давно уже – где-то с месяц, но Саныч отказывается признавать, что в его руках машина требует ремонта. По его словам, «нет нежнее водилы – авто со мной, что мерин в конюшне!». Определённо, сегодня не вышло создать хорошего настроения от звуков природы.
- Привет, Саныч! Подшипники… - застенчиво промямлил я, неуклюже взбираясь по необычайно высоким ступенькам потрёпанного АВТОбуса.
- Машина – зверь! – усмехается мужчина и давит на газ «животного».
Заученными движениями аккуратно продвигаюсь в конец автобуса, не поднимая взгляда. Я чувствую их глаза на себе, кожей ощущаю, что все думают только обо мне, когда я вхожу. Никогда не понимал, почему, ведь одеваюсь я по моде, а про терапевта не знает никто – это ж позор для семьи! Однако все наше общее время они вот так вот пялятся на меня, не произнося ни звука. То ли боятся меня, то ли брезгуют…Чёрт их!..Хотя иногда бывает обидно. Даже очень.
Плюхнувшись на бардовое сиденье, принимаюсь изучать затёртый глазами до дыр пейзаж по пути в школу, чтобы не оборачиваться на их жгучие взгляды, чтобы не завидовать их смеху и общим разговорам, чтобы забыть, что я один. Дерево, куст, куст, куст, дерево. Тополь. Куст…Да, тополь – это отдельная часть фауны для мня. В нем я вижу силу, стать и мощь, коей мне не достичь из-за НЕЁ. Он смело встаёт вверх, не боясь себя. Он пускает свои концы к верху, позволяя им наслаждаться всеми радостями его существования. Он свободолюбив и независим. Ему, в конце концов, не надо ходить в эту идиотскую школу! А ведь школа у меня – лучшая в городе. Дети самые дисциплинированные, учителя – премированные, директор – отмеченный. Не знаю, что бы я делал без Го, ведь это она сдаёт все контрольные и экзамены, я так, на подпевках и для развлечений, чтоб не пасть лицом об пол, когда она не отвечает на вопрос.
Знакомые до ночного ужаса восемнадцать одинаково подрезанных кустов – конец этой незатейливой аллеи является главной площадкой перед школой.
Своим привычным полушипящим звуком покоцанные двери передо мной разъехались в разные стороны – прям, как в сказке: «дверь тихонько заскрипела»… Ловко спрыгнув, я остановился, дожидаясь, пока сойдёт моя подруга – Кира.
Кира – единственный человек, с кем я вообще здесь, в этом мире, общаюсь. Эдакий типчик де-вочки-панк – на всё и всех плевать. И одевается соответственно… Моя мама всегда при виде её охает или ахает и косится на меня – делает вид, что не замечает внешних сходств в нашей одежде, а просто, мол, посмотри, как она плохо выглядит – прекрати с ней общаться!
-Эй, Эл, чё, мороз напал? – улыбается девушка, утопая в лучах яркого утреннего солнца.
- Ой, прости. Это ностальгия по нашим дням и всё такое… - не думая, промямлил я. На самом деле я пытался отличить звук майского жука, который полз у меня под ногами. Он был похож на уменьшенный в размерах трактор. И зачем только люди такие глухие и немые к окружающему миру? Разве можно убивать невинных существ из собственной выгоды?! …Хотя, да. Ибо это закон. Неописуемое равноправие!
- О??? – округлила рот подруга, - Зачем тосковать? Пошли гулять сегодня! По нашим злачным местам!
- Пош… - начал было я, но к Кире подбежал Гоша и просто вот так вот сходу поцеловал её! Прямо при мне! Да как он мог вообще?? Хоть бы меня постеснялся!
- Прекрати её ревновать, - услышал я голос с правой стороны – это Госпожа просто ждала удачного момента, – Представь, каково мне видеть тебя с ней и всеми остальными! Так что УСПОКОЙСЯ!
Вряд ли…
- Эл, это Гошка!
- Да, кстати, её парень! Так что ты в пролёте, - подшутил Гоша.
Нет, действительно пошутил, и всем это было ясно. Гошка вообще всю жизнь не отличался серьёзностью. Постоянно в классе народ покатом смеётся от единственного слова Гоги! Он словно видит насквозь всех, кто рядом с ним дышит. Наверно, поэтому он мне нравится – он чувствует людей, он слышит то, чего не слышат другие. Вдобавок, он один из тех двоих, кто адекватно реагирует на меня, и с кем я не чувствую себя инопланетным разумом! Черт, люди поражают своей тупостью!
- Парень? Кир, - надул губки я, - а почему ты молчала?.. Ревности боялась? – подмигиваю Гоше, который и сам начинает входить в раж.
- Да, как-то… Э! Народ! – Вскричала Кира, сбрасывая с себя руки Гоши, когда заметила, что мы с ним начали играть в гляделки – первый тур. И кто победит? – Прекратите сейчас же!
- Да, ладно! – смеюсь я, вклиниваясь между ними и обхватывая их обоих, - пойдёмте в школу, а то так за игрой и убьём случайно друг друга, да, Гош? – не прекращаю улыбаться я.
- Та да…
И откуда в нём эта серьёзность с того ни с сего? Неужели я заигрался, и война и вправду нача-лась?..
Так мы и в класс вошли – обнимаясь. Вроде, всё нормально, хотя я чётко ощущал напрягшиеся мышцы под синей футболкой Гошки. Если мне не изменяет память, такое случается в тех случаях, когда у кого-то играет тестостерон. О, а это бывает в двух случаях…Осталось понять – кто виноват: я или Кира…
Бойко зазвенел звонок, и все попадали на свои места. В последний год нашей учебы учителя стали практиковать западные методы дисциплины. Отчего мы сидим по одному. Скучно, конечно, после 9летнего сопартничества, но так больше адреналина – доорись поди попробуй до отличника!
- Здравствуйте, садитесь, – машинально чеканит, войдя в класс, учительница, не замечая, что мы даже не соизволили встать, - не, ну вы хотя бы для приличия стульями грюкнули б, что ли? – с напускной обидой скулит математик.
Весёлая математика – повторение изученного для подготовки к экзаменам. Нет ничего хуже, чем повторять старое и не изучать новое! Мне всегда кажется это своеобразным способом групповой пытки! Получается, приходишь в школу, тратишь драгоценное время, которого итак ни на что не хватает, на то, чтобы почувствовать себя первоклассником! Кошмар!
- Интегралы…
А заткнись ты!
- Разрешите выйти?
- Лу, опять хочешь филонить повторение? – улыбается из-под громадных очков тот единственный учитель, который понимает меня лучше, чем Кира!
- Ну… - застенчиво колупаю носком ноги старый пол.
- Ладно! Сходи к моим пятиклассникам. Скажи, что я отправила тебя на открытый урок.
Радостно грюкнув-таки за всех своим стулом, я вылетаю. На крыльях…Как иногда легко почувствовать себя счастливым! Вот так просто метясь по широким коридорам добровольной тюрьмы неясного режима! Воздух галлонами прыскает на лицо, заставляя лёгкие тужиться изо всех сил. Сердце бешено бьётся, будто кричит: «Эй, Водила!!! А ну-ка тормози! Ты мою остановку уже пропустил и внаглую игнорируешь мои крики у себя в ухе! Тормози, то щаз почувствуешь злость моих нежных зубок у себя в аорте!!!!» В голове включается свой собственный плейер с любимой песней Е-SEX-T «О ней». И я бегу… Мы бежим… Я и она – моя Госпожа… Бежим, держась за руки. Как же я счастлив!
Вот что такое счастье? Это мороженое в жаркий день? Это Поцелуй любимого перед смертью? Это «прощаю» перед отъездом? Это «люблю» утром в чужой постели? Это родительское понимание?.. Нет! Это совокупность приятных и радостных моментов. Это их любовный танец, наполненный нежностью, а не жидкой страстью. Именно первая даст тебе ощущение, что и завтра всё будет так же, как и сейчас, потому что страсть… Такая же неуловимая и туманная, как и длина нашей жизни… Как и продолжительность счастья…
В моменты счастья начинаешь понимать, что ты рад всему существу. Ты рад, что ты человек, ибо ты способен ощущать его, впустить в себя, предстать перед ним нагим и беззащитным… Что может быть лучше – быть нужным именно в том виде, в котором ты сам себя знаешь?
- Счастье… Полетели со мной! Дай мне руку! Не бойся, прошу. Мы взлетим с тобой…
- Выше звёзд…
- Да будет так!
- Сегодня вместе…
- Ночью.
Короткий разговор с моим Альтер-эго. Эту ночь я посвящу ей…
Так я и пробегал весь урок по коридорам школы. Я хотел догнать ещё большее счастье. Но оно само меня настигло – мысль о предстоящем вечере имела куда большее значение… Хотя, нет. Гоша с Кирой – это слишком.