2003 год.
Уютная тишина читального зала Приморского краевого отделения «Русского географического общества – Общества изучения Амурского края (ОИАК)», его уникальные коллекции, архивных фонды и редкие фолианты изданные в позапрошлом веке вызывают трепетное отношение к ним и располагают к филосовским размышлениям.
Среди раритетов и обнаружились восемь коробок с уникальными документами-первоисточниками, которые были основой для реализации проекта моделирования плавания под парусами маршрутами Невельского и Беренга. Это были карты, дневниковые записи, судовые и вахтенные журналы членов экипажей яхт, которые прощли этими маршрутами в 70-е годы прошлого столетия. Как это не странно, но прошло тридцать лет, а материал так и не был обработан и систематизирован.
Вот тогда-то и родилась идея обобщить его и изложить в повествовательной форме, благо один из участников этой эпопеи – яхтенный капитан В.Б. Манн, а то время ученый секретарь ОИАК, находился в соседнем кабинете.
Владимир Борисович живо откликнулся на просьбу и в рекордно короткий срок подготовил рукопись к изданию. Он как бы чувствовал, что жизнь отпустила ему мало времени.
Эта рукопись с небольшими дополнениями и доработкой впервые представляется на суд читателей.
Об авторе
Владимир Борисович Манн родился в г. Салехарде в 1930г., скоропостижно скончался 10 июля 2005 года на 75 году жизни в г. Владивостоке.
Морские дали всегда манили В. Б. Манна. Крепкая морская закваска и опыт краеведа пригодились ему и в пору северной одиссеи, и при моделировании парусных маршрутов В. Беринга, и при плаваниях маршрутами Г. Невельского, и при установлении побратимских связей «народной дипломатии» на Аляске.
Романтик по натуре он посвятил всего себя служению морю, воспитанию молодого поколения мореплавателей и жил по принципу: «Человек не должен быть рабом обстоятельств, он их хозяин и должен сам творить себя, не полагаясь на судьбу». Старые добрые времена парусного флота, времена чайных клиперов и барков, так знакомые ему по книжным страницам ушли в прошлое, а романтика паруса осталась.
В.Б. Манн более 35-ти лет проработал на судах ДВМП, преподавал в ДВИМУ, активно занимался парусным спортом, в том числе принимал участие в яхтенных походах к берегам Русской Америки. Действительный член ОИАК В.Б. Манн состоял в течение 30 лет. Был ученым секретарем, вел большую работу с молодежью, был куратором клуба «Юный краевед».
Дотошный исследователь, опытный наставник, интеллигент по натуре Владимир Борисович понимал важность проводимой им работы и скрупулезно делал путевые заметки, которые впоследствии легли в основу книги. Им были собраны уникальные документы-первоисточники парусных походов яхтсменов Дальнего Востока хранящиеся, в настоящее время, в фондах архива ОИАК.
Личность В. Б. Манна отчетливо отразилась в его автобиографической книге. Он всегда стремился быть искренним и в жизни, и в творчестве:
-он откровенен – ведь он начал свой рассказ с разговора о трудностях морской романтики;
-он с юмором относится как к самому себе, так и к преодолению бюрократических трудностей, а это признак сильной натуры;
-он упорен и жизнерадостен – организация яхтенных походов была связана с массой проблем, но описываются они им все с той же легкой иронией;
-он храбр – спортивные яхты по океанским масштабам скорлупки и яхтсмены вели их не на воскресный речной пикник, а в трансокеанские плавания.
Главное для него – проявление человеком мужества, достоинства и взаимопонимания, независимо от трудностей встречающихся на его пути.
Как писал Д. Лондон: «В короткие моменты полета человек живет так, как никогда не жил бы, оставаясь на месте». И для В. Б. Манн было счастьем, что эти мгновения были все более и более длительными. Он всегда уважал в людях упорство, волю и мужество, но только тогда, когда они проявлялись в сплаве с благородством цели, душевной честностью и чистотой принципов
Смерть прервала его работу над автобиографической книгой, которую автор к счастью успел написать. Владимир Борисович в своей книге предпринял попытку описать опыт становления личности нового поколения возрождающейся России при покорении морской стихии.
О книге
Книга В. Б. Манна «Под парусами в прошлое» является автобиографическим повествованием яхтенного капитана, одного из активных организаторов и участников яхтенных трансокеанских походов крейсерских яхт яхтсменов Дальнего Востока в 1970–1990 г.г.
В книге с хронологической точностью отражен путь развития яхтенного спорта на Дальнем Востоке. От освоения яхт класса «Кадет», до освоения крейсерских яхт. От освоения маршрутов прибрежного каботажного плавания до плавания океанскими маршрутами отряда крейсерских яхт.
В книге описаны события развития парусного спорта на Дальнем Востоке во второй половине XX-го столетия.
Повествование затрагивает многие аспекты морской действительности с которыми пришлось столкнуться экипажам яхт при подготовке и осуществлении плаваний.
Книга состоит из двух частей:
• в I-й части показана организация становления и методическая отработка подготовки экипажей и яхт к будущим океанским переходам;
• II-я часть повествует о результатах этих переходов. С особым колоритом и точностью описаны моменты установления и наведения дружеских отношений между народами стран Тихого океана после длительного периода «холодной войны».
Значительная ценность плаваний крейсерских яхт заключается в том, что указанные в книге маршруты Дальневосточных яхтсменов были проложены не ради самих плаваний или достижений только спортивных результатов, а имели под собой научную составляющую.
Яхтсмены повторили все основные маршруты плаваний Г. И. Невельского вдоль Дальневосточного побережья России, провели физическое моделирование плавания под парусами В. Беринга. Осуществили медицинские исследования длительного нахождения человека в ограниченном пространстве. Результаты этих плаваний легли в основу научного обоснования доказательной базы освоения русскими мореплавателями дальневосточной окраины.
В ходе яхтенных морских походов были установлены несколько всесоюзных рекордов, до настоящего времени никем в России не превзойденных.
Впервые в истории парусного спорта осуществлены тысячемильные переходы под парусами без заходов в порты.
Впервые парусные яхты достигли 68° северной широты.
Впервые за одну навигацию дважды под парусами был пересечен Тихий океан.
Все это красочно описано в книге.
Характерной особенностью книги является то, что опираясь на фактический материал, автор написал ее живым литературным языком. Особенно ему удались литературные зарисовки вех становления молодых яхтсменов, возмужания моряков. В книге красочно описана дальневосточная природа, красота и романтика океана.
Работая над книгой, В. Б. Манн собрал богатый исторический и краеведческий материал, который систематизировал, а его основу заложил в повествование. Собранный им материал ждет своих исследователей.
Достоинством книги могут служить и ее приложения, которые фактически являются готовым учебником по морской практике для молодого поколения, а для краеведов и исследователей подспорьем в подтверждении, на основе топонимического материала, о приоритетности открытий русскими мореплавателями дальневосточных земель окраины России и их исследований островной зоны севера Тихого океана.
ОИАК считает своим долгом памяти издание этой книги В.Б. Манна, но к сожалению в настоящее время оно переживает серьезные финансовые трудности и поэтому вынуждено обращаться к помощи спонсоров.
Уважаемые коллеги! Учитывая выше изложенное, считаем, что данная книга является актуальным пособием по пропаганде национальной гордости России за исторические свершения, практическим материалом по патриотическому воспитанию подрастающего поколения и пропаганде романтики морской профессии.
Книга проиллюстрирована современными фотографиями и историко-архивными материалами, отредактирована, сверстана. Сигнальный экземпляр подготовлен к печати. Объем 250 страниц.
Действительный член
«Русского географического общества»
Б. Шадрин
Светлой памяти
Владимира Борисовича Манна
посвящается
Владимир Манн
Под парусами в прошлое
Содержание
Часть 1. Путями первопроходцев.
Начало.
Увлечение парусом.
1971 год. Начало большой дороги.
1972 год. Путями Невельского.
"Россия" идет по следам "Байкала".
1973 год. Новые маршруты.
1974 год. От Невельского к Берингу.
1975 год. От простого к сложному по спирале
или хождение по "мукам".
1976 год. "Во всем вояже держать журнал".
По морскому регламенту.
1977 год. "Где оная сошлась с Америкой"
1978-1979 годы. Дорога в океан.
Часть 2. И снова профессиональное море.
1980-1988 годы. Беринг-88
1989-1991 годы. Паруса русской Америки.
1991-1994 годы.
Эпилог.
Примечание 1. Хронология яхтенных походов.
Примечание 2. "Вечно на карте"
Словарь топономических названий по маршрутам яхтенных походов.
Примечание 3. Словарь морских и специальных терминов.
Очерки яхтенного капитана о путешествиях
по российскому Тихоокеанью
Штиль, слабая, едва заметная зыбь мерно колышет гладкую поверхность моря. На невысоких волнах яхты, словно ласкаясь, касаются бортами. Стиснутые в крепком рукопожатии руки, дружеские хлопки.
Яркое, едва греющее солнце, отличная, на десятки миль вокруг видимость. Справа мыс Дежнева, обрывистый, высокий, исполосованный по складкам языками смерзшегося в лед снега. Слева, на самом горизонте, почти неразличимая на фоне бледно-голубого неба гора Кейп на берегу Аляски. Видны оба берега океана.
Здесь, в проливе Беринга, где «оная сошлась с Америкой», единственное место на земле, где такое возможно.
Часть 1
Путями первопроходцев
Начало
Мое детство прошло в Салехарде - тогда еще небольшом городке, центре Ямало-Ненецкого национального округа. Это единственный в нашей стране город, в точности расположенный на Северном полярном круге недалеко от устья Оби.
По-ненецки, Салехард – жилище на мысу. Такое имя город получил в советское время вместо первоначального названия Обдорск. В 1930-х годах здесь жили несколько тысяч человек. Наши деревянные одноэтажных дома, изредка двухэтажные, расположились вдоль мыса. За ними на север, до самой Обской губы[1], тянулась слегка холмистая, усыпанная мшистыми кочками тундра.
С высокого обрывистого берега, на котором расположен Салехард, видно на десятки километров. Далеко справа едва видимые над горизонтом бело-голубые, покрытые вечным льдом отроги[2] Полярного Урала. К югу и востоку – пойма Оби. Ширина ее около 80 километров. Весной и в начале лета, когда половодьем заливаются мелкие острова, она превращается в бескрайнее море.
На краю мыса, у самого обрыва с незапамятных времен стоит Полярный Столп. Это сложенный из кирпича массивный столб, напоминающий часовенку. Он символизирует условную линию Северного полярного круга. Мальчишки нашего городка были зачарованы легендой, что внутри этого столба замурована золотая плита с прочерченной на ней тонкой, как волос, линией, через которую проходит Полярный круг.
Если же добавить, что Салехард – один из старейших не только сибирских, но и русских городов, основанный еще во времена Ермака в конце 16 века и ближайший сосед «златокипящей Мангазеи», то этого было достаточно, чтобы сразить наповал моих многочисленных одесских родственников, которые кичились своим знаменитым городом. Убедить одесских пацанов в том, что где-то есть нечто, чего лишена Одесса, даже в те годы было куда как нелегко.
Жизнь в предвоенном Салехарде четко делилась на два сезона. В начале лета начиналась короткая северная навигация, и у Полярного Столпа собиралось все население, чтобы встретить первый речной пароход из Тюмени. Проходило всего два незаходящего солнца, от которого некоторые приезжие для сна пытались отгородиться одеялами на окнах. И снова наступала долгая - долгая зима с пятидесятиградусными морозами, частыми снежными буранами, запиравшими детвору в домах иногда на целые недели.
Кино в то время для нас было редким праздником (телевидение еще не изобрели), но вот уж чего не было в нашей мальчишеской жизни, так это скуки! У нас всегда что-то клеилось, строгалось, мастерилось, из-за этого в домах перегорали электрические пробки, а на улице то и дело гремели взрывы, выстрелы и звенели разбитые стекла.
Этот поток необычайно важных дел лишь ненадолго останавливался очередным воспитательным мероприятием обеспокоенных родителей и продолжал бурлить с новой силой. Его двигателем были, главным образом, книги.
Книг было много. Читать их любили все. Каждая новая книга вдохновляла на новые приключения и сразу же пробовалась на себе: поднимешь над головой обструганную кухонным ножом штукатурную дранку - и ты уже скачешь вместе с Питером Морицем, юным буром из Трансвааля и друзьями-зулусами[3] по южно-африканской равнине с грозным ассагаем в руках. Или, когда в доме все уснут, лезешь под кровать и заворачиваешься там в одеяло – вот ты уже в спальном мешке из волчьего меха, и ледяной ветер хлопает над тобой обмерзшим пологом палатки. В моем воображении обыкновенная бельевая веревка превращалась в воздушный шланг, а сам я становился водолазом-эпроновцем[4], отыскивающим сокровища затонувших кораблей.
В те годы любили собирать домашние библиотеки и всегда покупали книги. Однажды с Большой земли отец привез сразу несколько сундуков книг с томами Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Д. В. Григоровича, А. Ф. Писемского и еще многих авторов.
Все книги были российского дореволюционного издательства А. Ф. Маркса, еще с «ятьями». Среди них мне особенно понравились серо-голубые, тяжелые томики Константина Станюковича с серебряным тиснением на переплете и с серебряным обрезом, с текстом на тонкой плотной бумаге.
В нашей и до этого отнюдь не тихой квартире зазвучали команды:
- Пошел все наверх паруса ставить!
- Фор-марсель[5] на гитовы[6], грота-реи[7] брасопить[8]!
Мне не было дела, что слова непонятны. Яркий, могучий язык парусного моря будил мое воображение. И главное было быть громким!
Позже мне попался тоненький сборник стихов «Лирика моря» Алексея Лебедева - штурмана подводной лодки, погибшего в 1941 году на Балтике. Я прочитал:
Пускай в ночи бушует вьюга
И снег летит на паруса,
Не плачь, не плач, мя подруга
Не слушай ветра голоса
Долго мучили меня своей кажущейся несообразностью эти строки. Как же так, разве возможно, чтобы обыденный, привычный для тебя снег летел на паруса? Разве может быть парус вне сказочных тропиков, голубого пассатного неба - всего, что кажется упоительно прекрасным и бесконечно далеким - таким, как у Станюковича?
Это были мои первые встречи с Парусом.
До реальной встречи предстояло ждать еще несколько лет, которая случилась в Кронштадте. По окончании Великой Отечественной войны мой отец продолжил службу в Карелии, и наша семья в 1946 году переехала к нему. А спустя два года я стал курсантом Кронштадтского Первого военно-морского училища.
Здесь прошли четыре года моей военно-морской юности.
Невозможно остаться равнодушным к истории русского военно-морского флота, даже немного прожив в этом городе. Здесь был отшлифованный за 250 лет жесткий военно-морской порядок на улицах, работающая с безупречной неукоснительностью комендантская служба: матрос, у которого ленточки бескозырки на пару сантиметров длиннее уставного, мог оставаться безнаказанным не более десяти минут.
Крондштадт дышет историей. Статуя Петра I в Петровской Гавани с надписью: «Оборону флота и сего места держать до последнего не щадя живота своего яко наиглавнейшее дело», потрясла мою душу глубиной патриотизма.
Морской собор на Якорной площади. Здесь дважды в год на 1 Мая и 7 Ноября, четко отбивая шаг по единственной в мире чугунной мостовой, проходят на парадах литые черно-шинельные или бело-бескозырочные квадраты курсантских рот, в одной из которых шагаю и я. Перестраиваемся около памятника великому моряку - адмиралу С. О. Макарову, борода которого словно вырастает из гребня бронзовой волны, а над ней золото букв: «Помни войну!». В Купеческой Гавани в одном строю равных стоят натянувшие якорные цепи подводные лодки, готовые ринуться в ближний бой эсминцы и спокойно отдыхающий после кругосветного плавания учебный барк[9] «Седов». Мачты его наги, без парусов, реи[10] повернуты под разными углами.
В училище, куда я поступил учиться, многое делалось для физической и морской закалки будущих офицеров. Считалось, что лучшее средство для такой закалки – шлюпки-«шестерки» и гребно-парусные четырнадцативесельные барказы[11].
Увольнение в Кронштадт, не говоря уже о Ленинграде, были редкой и малодоступной наградой, но зато каждую субботу и воскресенье устраивались гребные и парусные тренировки, гонки и походы в Ораниенбаум, на Лисий Нос и даже в Выборг. В штиль приходилось грести по несколько часов подряд тяжеленными вальковыми веслами барказа, стирая ладони в кровь. Эта работа нисколько не легче, чем на средневековой галере. И как только поднимался ветер, с громадной радостью встречалась команда:
«Шабаш, весла долой. Рангоут[12] ставить!»
Опутанные веревками бревна быстро превращались в рангоут, в бегучий и стоячий такелаж[13]. Слаженно и дружно поднимался увесистый реек с парусом, и вот уже начинал гудеть и дрожать под напором ветра наброшенный на утку шкот[14]; паруса кренили барказ, и под форштевнем возникала мелодия журчащих струй.
В училище был небольшой яхт-клуб из нескольких старых швертботов, чудом не изрубленных на дрова в холодные военные зимы. Паруса из тяжелого серого брезента расползались по ниткам даже при небольшом усилении ветра. Корпуса яхт были с многочисленными фанерными заплатками и рассохшими швертовыми колодцами[15]. В них постоянно плескалась на дне вода. Эти швертботы были в разительном контрасте с выдраенно-вылизанными щеголеватыми корабельными шлюпками. Контраст этот, вероятно, объяснялся не только послевоенной бедностью. Наверное, курсантом просто было не до них. Да и трудновато было нам заниматься парусным яхтенным спортом – учеба, наряды, далеко не всегда очередные, строевая подготовка – мало ли на что уходит спрессованное курсантское время. Но как бы там ни было, я переполнился гордостью и тщеславием, когда одновременно со свидетельством старшины шлюпки мне вручили удостоверение яхтенного рулевого III класса. Наверное, именно тогда зародилось мое влечение к парусу.
[1] Губа - поморское название далеко вдающихся в сушу морских заливов и бухт на севере Российской Федерации, в которые обычно впадают крупные реки (напр. - Онежская губа, Обская губа).
[2] Отрог — относительно короткий и узкий горный хребет, отходящий от крупной горной цепи и понижающийся к ее периферии.
[3] Зулу;сы (зулу amaZulu, англ. Zulus) — африканский народ численностью около 10 млн человек, обитающий в основном в провинции Квазулу-Натал в Южно-Африканской Республике.
[4] ЭПРОН - Экспедиция подводных работ особого назначения, специальная организация (СССР) для подъёма затонувших судов и проведения аварийно-спасательных работ.
[5] Марсель — (Topsail) второй снизу на мачте парус, ставящийся между марса реем и нижним реем. На фок мачте марсель носит название фор марсель, на грот мачте грот марсель.
[6] Гитов (нидерл. geitouw) — снасть бегучего такелажа, с помощью которой подтягивают шкотовые углы прямых парусов под середину реев. В каждом шкотовом углу прямого паруса предусмотрен свой гитов.
[7] Грот-рея - самый нижний рей на грот мачте.
[8] Брасопить — поворачивать реи в горизонтальном положении с помощью брассов при лавировании и пр...
[9] Барк (нидерл. bark) — большое парусное судно с прямыми парусами на всех мачтах, кроме кормовой (бизань-мачты), несущей косое парусное вооружение.
[10] Рея - подвижной поперечный брус на мачтах, к которому прикрепляют паруса.
[11] Барказ – самая большая шлюпка, имеющая т 14 до 22 весел и парусное вооружение. Служит для перевозки большого количества команды, тяжелых грузов и высадки десантов…
[12] Рангоут – деревянные детали на корабле, служащие для несения парусов флагов, подъемов сигналов и т.п. К рангоуту относятся: мачты, стеньги, реи, гафели…
[13] Такелаж - все веревочное вооруженье, снаряженье корабля.
[14] Шкот (нидерл. schoot) — снасть бегучего такелажа, предназначенная для растягивания нижних (шкотовых) углов парусов по рею или гику. Также с помощью шкотов оттягивают назад углы парусов, не имеющих рангоута.
[15] Шверт (нем. Schwert «меч») — выдвижной плавник, препятствующий сносу судна под ветер.