Амфора

Александр Герзон
 

Илларион, приехавший вчера из Арада в гости к деду, снова уговорил меня порыбачить, и в половине шестого утра мы выехали.

Мы приехали на то место, где вчера так удачно удили рыбу. Оставили автомобиль на платной стоянке, надели свои сомбреро, взяли спиннинги и кока-колу и вышли к берегу.
Море было тихим и воистину зеркальным в то памятное утро. Мы прошли по дну мелководья к плоским камням. С камня на камень добрались до относительно глубокого места.

Едва мы собрались насадить наживку на крючки, как  оба замерли.

Потому что вдруг увидели ее!!!
Белая амфора лежала на дне.

- Вчера ее здесь не было, - сказал я.
- Да. Не было. Но я достану ее! Достану! – крикнул Илларион и, сбросив одежду и сомбреро, нырнул с камня.
Я засек время: восемь часов семнадцать минут утра.
Илларион возился с амфорой долго. Я начал беспокоиться. Cнова посмотрел на часы –
и не поверил: прошло пять с половиной минут!!!

Наконец, он вынырнул. В руках его был сосуд высотой около полуметра.
- Тяжелый горшок, - хохотнул Илларион. - Надо разобраться с этим. Теперь не до рыбалки. Да и замерз я немного.

- Сколько ты был под водой, Илларион? – спросил я взволнованно.
- Думаю, половину минуты. Или чуть больше.
- Семь минут.
- Не может быть!
- Я верю своим часам. Ты был под водой рекордное время!
- Я этого не чувствовал.
Теперь уже он взволновался. Произошло невероятное.

- Да-а ... Странно ... Я даже-даже не почувствовал ...
Он осторожно сошел с лодки и поставил узкогорлую амфору в песок.
- Это же древность, Ларя! Это же ... открытие!
У меня от волнения даже голос охрип.

Мы долго очищали верх сосуда, а затем перевернули его и очистили нижнюю часть. Изображений на амфоре не было, она была абсолютно гладкой.
- Вообще-то должны быть на ней какие-то рисунки, - промямлил я, - в Эрмитаже я слушал  лекции по истории изобразительного искусства, там говорили о греческих вазах, об орнаментах …
- Возможно, их съела соль, - предположил  красавец Илларион.

Национальность этого юноши была воистину синтетической. Дед его, мой друг Реувен Петросян, сын грека и полу-еврейки полу-армянки, полковник в отставке, приехал десять лет назад в Израиль с семьей, как сам он говорил, по зову еврейской части своей души.
Реувен, точнее, Рубен, привез с собой жену, чистокровную еврейку, и дочь Елену с ее русским мужем Николаем и их сыном Илларионом,  любимым внуком своим.

Привезли Петросяны и сына с женой-молдаванкой и ее родителями.
Интернациональная семья эта несколько лет шумно, но дружно и весело проживала в четырехкомнатной квартире в Тель-Авиве. Три спальни, кухню и салон они сделали уютными без особых затрат: постарались вложить в это дело и труд свой,  и душу как  женщины, так и мужчины.

Со временем молодые люди обзавелись работой и квартирами в разных городах Израиля, а Реувен с женой поселились в хостеле, на одном этаже со мной. Наши двери в коридор были рядом. Мы познакомились и подружились.

Все было бы у них хорошо, если бы не рвала Петросянам нервы проблема с определением еврейства членов этой большой семьи, и – как следствие – проблема всего комплекса гражданского положения каждого из них, связанного с этим определением.

Но поскольку Рубен был полковник в отставке, кавалер многих орденов и медалей СССР и иных стран, а жена его, врач, кандидат наук, отлично знающая иврит, сразу же устроилась на работу, материальные вопросы так или иначе были у них решены.

Илларион, окончивший школу, осенью должен были идти на военную службу. Мужественный, романтичный, он ждал этого с радостным нетерпением: мечтал, как дед, стать офицером и даже дослужиться до генерала.

- Странная амфора, - продолжил я, - белая, без блеска, точно фарфор без глазури. Думаю, это археологическая ценность. Надо отнести ее в музей. Там осторожно все, что надо, с ней проделают, все-таки специалисты там ...
Но Илларион уже действовал своим складным ножом. 

- Она живая! - закричал Илларион.
Его крик относился не к амфоре, распавшейся на две ровные половины, будто кто-то ее разрезал, а к ...  Нет, это было невозможно! Из амфоры восстала прекрасная женщина, судя по одежде, жительница древней Эллады ...

Она произнесла что-то. Мы не поняли. Она произнесла новую фразу.
- Это же арамейский: " Здравствуйте, незнакомцы ", - вслух перевел  Илларион, изучавший древний язык параллельно с ивритом при помощи  своего друга, учащегося йешивы.
Он тут же изрек нечто подобное, обратившись к ней.

Та некоторое время молчала, глядя вдаль, будто задумалась.

Потом улыбнулась приветливо.
- Я вас приветствовала на древнегреческом, но вы оба не поняли. А по-арамейски понял только Илларион. Какой язык был бы вам удобнее? - уже по-русски спросила прекрасная экс-пленница амфоры. - Иврит? Или, скорее, этот - русский?
- Русский, - поспешил ответить я.

- Кто ты? - вскричал Илларион. - Я не верю в то, что ты была в этом сосуде ...
- Ты прав, Илларион, я не была в ... в этом приборе. Там - э-э-э ... база моей голограммы, если можно так выразиться.

- Как ты узнала мое имя? Что за фокусы? Или слышала наш разговор изнутри горшка?

- Горячиться не надо, фокусов никаких нет. Как бы вам объяснить?  Это ... Н-незадолго до гибели м-м-моей ... родины - вы ее зовете Атлантида - было решено передать далеким потомкам наши познания, причем - несколькими путями. Один из этих путей - э-э-э ... командировка в будущее информационной субстанции ... меня.

- Зачем же совать тебя  в амфору и бросать на дно моря? - разгневался обиженный за красавицу Илларион.

- Это не амфора, а ... э-э-э ... супер-компьютер, который ты изрядно ... э-э-э ... покурочил по неграмотности ... извини, по неосторожности. Теперь не удастся передать вам многие крайне необходимые для вас познания: они  уничтожены.

Она подняла обе половинки амфоры над своей головой - и исчезла вместе с ними. На песке не осталось даже следов ее ног. Лишь ил, сброшенный с сосуда, лежал около нас, да ямка в песке осталась.

- Никто нам не поверит, - мрачно произнес мой молодой приятель. - Сматываем удочки. Настроение испортила, удрала и … Дядя Гриша, а может быть, это нам привиделось? Мираж …
- Досадно, - закряхтел я разочарованно. – Но это не мираж. Кстати, как тебе удалось так долго пробыть под водой?
- А-а … Это она … оттуда ... из своей посудины … растянула время …

- Эй, мужики! Оденьтесь! Сгорите! Солнце коварно! – прозвучал насмешливый бас.
Мы обернулись. Высокий старик в голубых шортах и красной рубахе с длинными рукавами, в шляпе сомбреро, закрепленной синими лентами у подбородка, появился,  не замеченный нами.
Видно, мы не обращали внимания на его приближение из-за той самой таинственной голограммы-компьютера, неудачно поднятой Илларионом со дна Средиземного моря.

- Одевайтесь, друзья. Пора вам домой, а заодно и меня доставите в центр на своем автомобильчике, лады?

По дороге Иван Петров, как назвал себя пассажир, сообщил нам, что приехал в отпуск из России к внучке,  вышедшей замуж за израильтянина, что сам он работает в Академии наук, занимается проблемами кибернетики и попутно некоторыми другими проблемами, о которых говорить, к сожалению, не имеет права.

Вспомнил Капицу-отца, Ландау, других крупных деятелей науки. Рассказал несколько смешных случаев из своей жизни и множество весьма остроумных анекдотов. Мы попросили его визитную карточку, и он нам охотно дал ее. Уже позже вспомнили мы, что не из кармана он ее вынул, а как бы из рукава или даже из воздуха.

Вскоре он попросил нас остановиться и вышел.
Я оглянулся. Его не было видно нигде.

- Откуда он появился? – спросил вдруг Илларион. - А это что?
И он поднял с сиденья необычного вида мобильный телефон.
- Иван Петров забыл свой сотовый, - сказал я удивленно, разглядывая аппарат. – Странно, я не видел у него в руках ничего. А что это за кнопка? На ней – знак, похожий на букву алеф.  Нажать, что ли?

- Не надо, - крикнул Илларион.

Но было поздно: я уже нажал кнопку.

Послышался мелодичный звон, на экране прибора появилась девушка из амфоры, одетая в джинсы и коротенькую блузочку. Она нахмурилась и спросила меня:
- Откуда у тебя мой информатор, дядя Гриша?
- Его здесь забыл Иван Петров. Как я уже догадываюсь, он тоже сидел с тобой в амфоре, да? Не много ли для одного сосуда? Как тебя зовут? У нас все имеют имена, даже Иван Петров.

- Зовите меня … Маша. Просто Маша.
- Фамилия тоже есть у тебя?
- Да, конечно, я Маша ... Иванова. Младшая дочь ... Ивана Петрова, который по рассеянности забывает приборы в чужих автомобилях.
- Значит, не ты сидела в амфоре из Атлантиды?

- О чем вы говорите? Мы с папой вчера приехали из Ленингр … из Санкт-Петербурга и остановились в отеле «Шератон». Папа – археолог, я – тоже.
 
Она исчезла с экрана, вместо нее появился Иван Петров.

- Проклятая рассеянность, забыл у вас в машине информатор. Вы не могли бы мне вернуть его?

- Я сейчас возьму его, папа! – сказала Маша, оказавшаяся каким-то образом на заднем сиденье нашего автомобиля и отнявшая тут же у меня странный прибор. – Отдыхай, ты устал после сегодняшних … раскопок.
И не стало Маши.

- Даже не потрудилась изобразить, будто выходит из автомобиля, как нормальные люди, - проворчал Илларион.
- А не связаться ли нам с полицией по этому поводу? – предположил я нервно.
- Думаю, это ничего не даст, дядя Гриша, - уныло возразил он.

- Верно, Григорий Моисеевич, это ничего не даст, - послышался голос Ивана Петрова из автомобильного радиоприемника.

Мы с Илларионом хмуро умолкли. Настроение окончательно испортилось.

Вечером я смотрел телевизор. После смерти жены я пристрастился к телевизору, он помогал переносить одиночество. Приятели увлекались компьютерами, Интернетом, но мне хватало и тех каналов, которые были на экране. Владея английским и немецким языками, я мог смотреть многие передачи. Конечно, хотелось бы смотреть и итальянские, и французские, и испанские. Но ... поздно изучать языки, когда тебе за семьдесят. Грамматику, возможно, и одолеешь. Но словарный запас не накопишь.

Вот и сегодня я наткнулся на передачу из Испании. Показывали корриду.
- Если хотите, я буду вам переводить синхронно, - сказала Маша, сидящая рядом с моим креслом на каком-то не знакомом мне стульчике.
- Маша, откуда вы? Маша, кто вы? Объясните, наконец, честно.

- Хорошо, объясню, Григорий Моисеевич, я для этого собственно и материализовалась рядом с вами. Правда, вам не просто будет понять меня. И еще одна просьба к вам. Только не удивляйтесь. Вы должны сказать Иллариону, что ничего подобного не было: ни амфоры, ни меня, ни моего ... дедушки.

- Вы сказали, что вы его младшая дочь.
- Да, это верно. Я его дочь. И – внучка.
- Хватит издеваться, - взорвался я. – Не делайте из меня идиота!

- Отнюдь! Я вам все объясню. Мы – не люди. Мы совершенно иные сущности. И - сразу же, чтоб вам было яснее. Амфора  упала не с морского судна, а с ... как бы это сказать ... из ПВК – пространственно-временного континуума. Мы – сгустки ЗИП, земного информационного поля. Конечно же, я никакая не Маша, а мой партнер – не Иван Петров. Но как вам представиться? Вот и приняли форму человеческого тела ради упрощения нашего общения.

- Подождите, что-то я совсем запутался. Для чего вам было лезть в амфору? Для чего она выпала не куда-то, а у берега моря? Зачем вам было дурачить нас с Илларионом? Зачем ваш ... партнер ... сел в нашу машину? Он и так может где угодно материализоваться!

- Как много вопросов! Я же сказала: это не амфора, а сложнейший прибор для преобразования наших сущностей в человекоподобное тело!
- А Атлантида?
- Простите мне эту ложь. Я как-то должна была объяснить свое появление из прибора. Теперь же я говорю вам только правду. В приборе были я и мой партнер-спутник. Мы  оба – сгустки информации, необходимой для ... Впрочем, вы все равно не поймете. Планета стоит перед катастрофой: вот-вот начнется термоядерная мировая война, вот-вот вырвутся из лабораторий невиданные вирусы, вот-вот погибнут пчелы, опыляющие большую часть растений ... ну и ...

- Не продолжайте! Я знаю гораздо больше. И это пугает нас, всех мыслящих.

- Пугаться не надо. Надо бороться с силами зла. И именно для этого нас послало Великое Поле. Но ...
- Что за «но»?
- К сожалению, ваша невежественная обработка прибора помешала нам выполнить нашу миссию. Потребуется серьезный ремонт. Трудно сказать, сколько времени он займет. Но мы должны спасти планету.

- А человечество не хотите спасти? – почти взвыл я.

- Это дело рук самого человечества, - ответила Маша. – Начните с себя, дорогой Григорий Моисеевич.
- Что могу сделать я, старый и изношенный? Не имеющий авторитета.

- Вы же пишете стихи и рассказы? И пытаетесь их печатать даже. Верно? Так вот, переключайтесь на статьи. Говорите людям о том, как прекрасно могут они жить, если возьмутся за ум и дружно примутся за спасение планеты Земля, частью которой является человечество.

- Да тысячи таких статей печатаются в газетах и журналах, передаются по радио и телевидению, вставляются в порталы Интернета. Толку-то нет! Если вы так владеете информацией, то знаете о том, что люди ненавидят друг друга, ненавидят других: ненавидят другие народы, другие государства, другие партии, другие религии – и так далее. Вы знаете, что большинство людей на планете – это люди темные, не понимающие, что такое Человечество и как надо его спасать. Знаете, верно же?

- Да. Мы, дети Великого Поля, знаем все. И мы уже не раз давали вам, людям, сигналы о том, какой растущий вред вы приносите сами себе и всему окружающему.

- Вы знаете, что производители ради своих прибылей забывают о человечности и о моральной ответственности? А в их руках сосредоточена вся сила. С ними не сладить.

- Вот это-то и плохо, что вы пали духом. Вы не верите в отклик. Верить надо, голубчик! Верить! И действовать, действовать! Зовите людей к единству! Начните хотя бы со своего народа, который никак не может это единство обрести. Пишите в газеты, выступайте, где только можете ...

- А что сказать Иллариону?
- Он должен забыть! Не было ничего! Пусть это будет его сном! Но вы должны и его, этого славного юношу, призвать к борьбе за единство. Начните с малого, со своего дома, со своего города ...

Раздался мелодичный звон.
- Маша, пора! – послышался из телевизора голос Ивана Петрова.
Маша всплыла со своего сидения, которое тут же растаяло в воздухе, и ... втянулась в телевизор.

Экран погас.

18 декабря 2011 года.