Мраморная лестница, знакомая до последней щербины; каскадом вниз -- малиновая с бронзовыми прутками-прижимами дорожка...
Полина спускается в парадную, удивляясь глубокой тишине повсюду. Застыли в вековой спешке сатир и нимфа по обе стороны высоких дубовых дверей, мягко мерцает электрический свет в хрустале плафонов -- падает золотым дождём на каменную мозаику пола... Картина в человеческий рост -- император Николай Первый на фоне гвардейского каре. Взгляд царя задумчив и строг, он словно пронзает Полину холодным клинком... Простите, Ваше Величество, я, кажется, одета не по этикету?.. Боже, да вовсе не одета! -- этот китайский халатик разве можно назвать одеждой, приличной дворянке?.. Полина проскальзывает мимо портрета, а так же немыслимого венецианского зеркала напротив, отметив про себя как обыденный факт, что в нём никого не отразилось...
Массивные двери открываются неожиданно легко, от первого толчка, причём -- бесшумно. Полина оказывается на улице... Сероватые сумерки... День или ночь? Зима, лето -- что? Невозможно понять, и спросить некого -- абсолютно безлюдно на Большом проспекте, всегда столь оживлённом... Кажется, дует ветер с Балтики, но даже полы халата не шелохнутся, и кожа не ощущает ни тепла, ни холода...
Она идёт по брусчатой мостовой, куда -- ещё не знает... Знакомые фасады стен, есть ли живая душа за ними?.. Мёртвые окна, проёмы дворов пусты... Вот поворот на Первую линию, всё та же пустыня, ни звука даже в скучных, как всякая казарма, этажах Кадетского корпуса... Шаг за шагом, мимо затейливых чугунных решёток Соловьёвского сада (где угадывается штыкообразный обелиск победам Румянцева), и Полина выходит на набережную... Боже!..
На всём пространстве Реки, ставшей невыносимо широкой, словно море, и скованной льдом, раскинулось подобие Масленичной ярмарки: с балаганами всех цветов, каруселями, лотками торговцев, толпой праздной публики -- но всё как будто под слоем воды -- рыбья немота...
Гранит древних ступеней... Полина на льду... Ноги босы в домашних туфлях, но и это -- безразлично.
Люди навстречу -- ожившие тени кошмарного сна (сплю, а может быть, уже в аду?). Одеты кто во что горазд -- от фраков до солдатских шинелей, мелькают и обнажённые, белеющие бесстыдством тела, много забинтованных рук-ног-голов, в почерневших пятнах крови, окружённые роем зелёных трупных мух. К счастью, и запахов Полина не может разобрать, иначе какой букет ударил бы ей в нос!
Однако! -- столь знакомая спина у обогнавшего её статного мужчины, постойте же, сударь! Но тот ускоряет шаг, почти бежит, как и спешащая следом Полина, невозможно догнать, и скользит так некстати обувь... Да чтоб ты провалился! Оп-ля! -- в самом деле исчезает в толпе, словно ныряет в прорубь...
Всё это странно, но причину не может осознать её мозг, занятый непосильной работой по самосохранению. А между тем всё новые и новые лица вызывают в памяти вспышки узнавания: вот этот тип -- явно из недавнего прошлого (пышная сибирская папаха набекрень), а дама с ним под ручку -- вылитая m-ell Дюран, как же, её знаменитая бородавка на щеке!..
Господи!.. А вот сейчас Полина всерьёз испугалась -- навстречу ей движется довольно высокий человек в чиновничьем сюртуке с безукоризненно белым стоячим воротником, стянутым строгим галстуком. Сложенная по-спортивному фигура, бритые до синевы впалые щёки, взгляд тёмных глаз устало-проницателен. Сверху края ворота по всей окружности шеи тянется зияющий кровавым мясом рез, который человек старательно удерживает ладонью левой руки. В правой у него -- комок полированного снега. Мягкая фетровая шляпа легкомысленно сдвинута на затылок. Именно таким Полина видела его в последний раз -- если не обращать внимания на шею...
-- Виталий?.. -- но даже собственного голоса не слышно. Впрочем, по-видимому, этот человек её и так прекрасно понял. Он остановился, но не встретился с женщиной взглядом, а смотрит куда-то на уровне груди, словно в самое сердце.
-- Виталий! -- Полина, подчиняясь профессиональному инстинкту, потянулась к ране -- осмотреть... Человек отстранился, на секунду поднял глаза. Сколько непередаваемой глубины было в них! Ни боли, ни радости, ни тени человеческой страсти -- только покой!.. Мёртвый покой... Значит, вот так это будет?..
Но всё же улыбка, вернее, далёкий её отблеск мелькнул на столько раз целованных ею губах! Явственно послышалось, хоть не шевельнулась и мышца рта: "Прости!.."
-- Виталий! Виталий! Это ты меня прости!..
Жест -- мол, ничего -- Бог простит...
Человек поворачивается и уходит. Странное чувство облегчения и тоски наполняет Полину. Она жива, но и ОНИ -- живы, и помнят о ней!..
Она идёт дальше, углубляясь в дебри потусторонней ярмарки. Надеется ли отыскать ещё кого-нибудь из близких, обрести недостающих качеств, познать скрытое от внешнего взора?.. Просто идёт, потому что надо куда-то идти...
Вдруг перед ней вереница девочек в белых выпускных платьях с пунцовыми екатерининскими лентами... У Полины перехватило дыхание. Маша Воронцова, Танечка Папандопуло, Коко Житнева -- целый букет её милых товарок по институту... Эй! подождите же! я с вами!.. Нет, уходят и они...
Полина пытается окликнуть, настигнуть ушедших в сумрак подруг, словно своё давнее детство, устремляется в сторону Фонтанки, чтобы потом по набережной -- в родные стены: всё забыть, сбросить груз бед и ошибок, ощутить себя вновь юной и чистой!.. Но там -- только протяжённая болотистая низина, кое-где утыканная китайскими хибарками и пакгаузами... И никого вокруг нет, пустота...
* * * * *
Она просыпается едва не в слезах, простыни сбились-скомкались, кажется, тут сражалась целая дюжина борцовских пар... Или любовников...
Полина одновременно ищет опору в духе -- смотрит на икону Спаса в углу, и в теле -- нащупывает рукой пачку "Lucky Strike" на столике. Как их совместить? Она отбрасывает сигареты, но и помолиться толком не может. Только шепчет привычно: "Помилуй мя, Господи, грешную!.." Горько сознавать, но забыты напрочь слова молитв, разве что "Отче наш"помнится… А ведь когда-то ей доверяли читать вечернее правило перед строем институток в присутствии августейших особ! По причине отменной памяти и выразительной дикции!..
За окнами едва рассвет... Бледная заря, робкая, как невеста без приданного, разжижает сумерки каплями пурпура. Сегодня Полина съедет отсюда и начнёт новую жизнь, полную энергичной радости и самосовершенствования (в который раз, мадемуазель?)... Она встаёт бодро, скидывает одним рывком ночную рубашку. Ага, свежо? -- вот и замечательно, очень полезно для здоровья! Немного гимнастики, размять старые кости, кровь взбодрить!
Она с удовольствием выполнила ряд упражнений, выученных ещё в юности, поглядывая на своё отражение в зеркале. А ведь хороша ещё, ведь хороша же, ваше благородие?! Ну-ка, ножку выше, ап -- поднимем на уровень плеч, ещё, ещё -- экзерсис как на блюдечке, а вот вам гран батман жете! Кабриоль! Гран плие!.. Ох!..
Полина буквально падает в изнеможении... Так и сломать себе что-нибудь недолго! Стоит ли хоть один моряк таких жертв? А... ну разумеется -- он тут вовсе не при чём!.. Мы и сами достаточно fou?..
Быстро закипел чайник на голубоватом керосиновом пламени примуса. Полина ополоснула кипятком фарфоровую чашку в полпинты, заварила прямо в ней щепотку душистого горного чая. Она не признавала кофе, воспитанная и прожившая долгое время в английских традициях. Зато уж чай предпочитала -- чёрный и крепкий. Иной раз, втайне от чопорных привередливых сестёр-британок, добавляла в ароматный настой добрую ложку спирта -- по привычке, приобретённой на фронте...
Пару тощих бутербродов, прозрачных на свет, поглощала долго и тщательно, вполне в духе местных представлений о важности "Чо*" -- философского подхода к трапезе. В голове стояли вязкие образы ночного сна, ныло сладко-тревожно под ложечкой, истомно вздыхалось... Господи, быстрей бы уж!
Вещи собраны ещё с вечера. Оказалось, что пообещав "всё в руках унести", Полина явно погорячилась. Одна швейная машинка "Зингер" чего стоит! Бросать своё главное сокровище ей вовсе не хотелось. Ещё бы! С этой верной помощницей она прошла путь от Волги до Тихого океана -- сколько белья и всякой всячины обстрочено в крохотной выгородке санитарного поезда!..
Полина увидела как наяву -- их расформировали во Владивостоке, все нижние и прочие чины разошлись кто куда, прихватив с собой всё, что смогли унести --- она ж разыскала в штабном вагоне замначальника по тылу, капитана Бржшижевского, оказавшегося вдрызг пьяным в своём купе, среди вороха разметённой документации и пустых водочных бутылок... Немолодой, сияющий бледной лысиной сквозь редкие седые всклокоченные волосы, он долго и мучительно пялился на сестру милосердия выпученными от перепоя глазами, никак не в силах сообразить -- что же ей от него нужно...
-- Помилуйте, сударыня, какая ещё машинка, какой-такой "Зингер"? Матка Боска Ченстоховска!..
Наконец-то сложив всё в голове, офицер аж ударил себя ладонью по темени от изумления:
-- Полина, милое моё дитя! Вы, что, ничего не видите вокруг? Какое ещё разрешение? Забирайте всё, всё! Ничего не жалко -- одно ему пропадать!..
Всё же он выписал Полине официальный документ о списании швейной машины фирмы "Зингер", потом сунулся куда-то в сусеки, вытащил ровную хрустящую кипу свежего белья, запихал плотно в солдатский вещмешок, вручил насильно заартачившейся было девушке, мол, никаких возражений! -- из соседнего купе вызвал не менее помятого чем он сам денщика и приказал сопроводить барышню "куда укажут"... Уже прощаясь, с чувством поцеловал ей руку, при этом по белесым прокуренным усам прокатилась горькая слезинка...
-- Прощайте, спаси Вас Бог! Свидимся ли?..
Не свиделись... По слухам, капитан Станислав Бржшижевский долгое время обитал в Харбине, торговал спичками и всякой мелочью на тамошнем вокзале, пока не был найден повешенным в номере дешёвой гостиницы. Никого этот случай не удивил...
Затрезвонил телефон. Уже знакомый глуховатый, но бодрый голос приветствовал её:
-- Доброе утро, Полина Георгиевна! Вы как -- готовы?
Полина вдруг ощутила такую радость, что в первую секунду даже не смогла ничего произнести -- горло свело...
-- Конечно, конечно, Николай Львович! Bonjour!.. Вы сможете подняться ко мне -- помочь с вещами?
-- Бога ради, никаких вопросов -- с радостью!.. Выезжаем, буду через десять минут!
Она бросилась собирать-укладывать последние мелочи, на ходу приводя себя в порядок; натягивала с замиранием сердца лучшие (единственные!) шёлковые чулки; пыталась покурить, но уронила сигарету и тут же забыла о ней, затаскивая горшки с цветами в комнату (моряк дурой посчитает, ну и ладно!); звонила консьержу -- предупредить; едва не забыла икону Спаса, завернула в салфетку и положила в сумочку...
В самый разгар суматохи раздался внезапный, как всегда бывает в подобных случаях, стук в дверь. Мама миа! Последний взгляд в зеркало (будь что будет, в самом деле!), открываем...
Николай выглядит как на параде в своей белой форме, тщательно выбрит, сияет улыбкой, но при этом деловит-сдержан. Без лишних разговоров подхватывает футляр с машинкой и самый громоздкий из чемоданов. Полина забирает остальное, на миг задерживается в дверях, медлит, словно пытается вспомнить нечто важное... Нет, в этом прошлом ничего не осталось, о чём можно сожалеть -- тогда вперёд, куда несёт волна...
Вот и всё!.. Прощай, моя казённая квартирка под крышей, с ворчанием голубей и запахом китайской лапши из соседних окон! Good bay и adieu!
Ого, роскошный авто застыл хищным зверем у подъезда! Неужели это за мной?
Rolls-Royce -- во всей красе -- Silver Ghost (серебряный призрак)! едва слышно урчит мощным мотором, готов по первому знаку сорваться с места и помчаться пожирать пространство!.. За рулём -- типичный британский малый, в твидовом клетчатом кепи и авиаторских очках, церемонно спустился и помог Полине занять место на пассажирском сиденье. Пожитки разместили в открытом салоне, Николай уселся рядом с шофёром, вполоборота к девушке, улыбнулся ей, мол, поехали! -- и поехали!..
Вблизи кабриолет не казался таким уж фешенебельным -- время и дороги изрядно потрудились над ним, но всё же не смогли стереть лоск аристократизма с его серебристых обводов. Господин моряк, повысив голос, чтобы его могла слышать Полина, доложил все обстоятельства дела:
-- "Роллс" этот судовладельцу принадлежит -- мистеру Мак-Кинли, но он любезно предложил офицерам на нём добираться на судно, чтобы на вахту не опаздывали... Всё же почти двадцать миль до порта! Нравится?..
Спрашиваете!.. "Призрак" бесшумно-яростно летел по улице, распугивая суетливых рикш и тележки рыночных торговцев. Волосы девушки струились на ветру вместе со складками одежды, так что Полина представляла себя Никой Самофракийской с победными крыльями за спиной... Вот бы это могло продолжаться вечность!..
На одном из перекрёстков движению авто помешала небольшая колонна марширующих военных -- из состава Волонтёрского корпуса, все в британской полевой форме, но с русскими знаками различия. Сбоку шли двое офицеров (один из них -- капитан первого ранга), они улыбнулись Горскому и Полине, как знакомцам, и отдали честь. Николай тоже приподнялся над сиденьем и козырнул проходящим. Вне сомнения, он был в приятелях со многими из них, так как только строгость строевого устава помешала им выразить дружеские чувства. Словно угадав мысли Полины, моряк дал комментарий моменту:
-- Русский отряд, сформирован в январе, насчитывает уже полторы сотни штыков. Командир -- кап-раз* Фомин, Николай Георгиевич, Вы его только что видели -- мой товарищ по Волжской флотилии... Идут сменять караул в тюрьме на улице Хуадэлу... Во время апрельской заварухи немало потрудились -- прикрывали границы сеттльмента вместе с британскими и американскими моряками... Молодцы -- поддерживают традиции Русской армии!
"Роллс" двинулся снова, и скоро въезжал под знакомые уж Полине своды квартала шикумень. Правда, перед самыми воротами едва не сбили невесть откуда взявшегося китайца, сосредоточенно нёсшего большую глиняную пиалу с дымящейся бурдой и не обратившего никакого внимания ни на рёв клаксона, ни на гневную тираду шофёра. В этом была вся Поднебесная -- ничто не могло отвлечь человека, выполняющего самую важную функцию -- набить собственное чрево... Вчерашнего сонного стражника не было видно, зато звонкий девичий голосок слышался издалека:
-- Ура! Полина приехала!..
Николай улыбнулся, имея несколько виноватый вид, но Полина только дружески засмеялась в ответ, ей самой было радостно увидеть милую девушку...
Сгружены и отнесены в комнату нехитрые пожитки, несколько слов -- последняя инструкция по поводу денег и прочего, потом моряк целует в затылок сестру, которая как повисла на шее Полины, так и не хочет разжимать объятья, твёрдые удаляющиеся шаги по каменной плитке -- и они одни...
* * * * * * *
-- Поличка, ты хочешь посмотреть мою коллекцию тканей? -- с первой секунды новой встречи они перешли на "ты", причём так естественно, словно знали друг друга всю жизнь -- и никаких "брудершафтов" не понадобилось. -- Пойдём ко мне!..
Полина улыбнулась -- уже часа два они бродили по дому, осмотрели все углы и норки, но всё не могли успокоиться. Варюша накрепко сжимала руку долгожданной подруги, иногда тесно прижималась к её груди, словно кошечка, разве что не мурлыкала... Она придумывала одну затею за другой, чтобы развлечь, угодить ей, и вся светилась от радости.
Оказавшись вновь в "девичьей" и перебирая пальцами действительно занятное собрание всяческой материи в виде лоскутков, любовно вшитых в объёмистый футляр, Полина с возможной осторожностью повела допрос насчёт предстоящей свадьбы Николая и его юной англичанки. Приступила издалека...
-- Варенька, а кто этот британский офицер, что жил тут до меня?
-- Джон? Очень милый джентльмен, они с Колей ещё на войне познакомились... О, это целая история, настоящий приключенческий роман, как у Киплинга!.. Знаешь что? Пойдём! -- она увлекла спутницу за собой, улыбаясь от предвкушения предстоящего сообщения.
Они оказались в мужской комнате. Уверенным движением Варя распахнула дверцу гардероба, протянула руку вовнутрь и извлекла висящий на плечиках чёрный военно-морской мундир, блеснувший золотом нашивок и боевых наград. На погонах: три звезды -- капитан второго ранга, как сообразила Полина.
Варвара же нащупала среди тесного строя орденов один, видимо особо значимый, и предъявила взору визави, сияя гордостью почище благородного металла.
-- Вот, смотри! -- английский крест за лётные заслуги!..
-- Так он ещё и летчик? Надо же!..
Варя мило-досадливо поморщилась.
-- Да нет же! Слушай!.. Коля командовал канонерской лодкой во время боёв на Волге, там же воевал отряд английских лётчиков, где служил лейтенант Джон Боул. Однажды во время налёта на позиции красных самолёт Джона был сбит, а сам пилот -- ранен, но всё же ему удалось сесть на речную отмель, прямо между двух огней. Но ближе к вражеской стороне. Большевики стали пытаться захватить лётчика и машину, а наши не могли стрелять, чтобы в своего не попасть... Корабль не подвести -- мелко! Тогда Коля добрался вплавь до островка и под обстрелом вытащил раненого из кабины, а потом переплыл с ним обратно... Сразу за этим самолёт расколошматила артиллерия... Джона и Колю наградили крестами! Правда, замечательный?.. -- Полина сделала шаг поближе, чтобы рассмотреть.
Серебряный, своеобразной формы, довольно изящный -- на колодке в серебристо-голубую полоску... Значит, романтическая история из рыцарских времён? Разумеется, благодарные чувства любящей сестры, красивый сюжет, хоть книгу пиши!.. Полина не без горечи посмотрела на свои давно потерявшие девичью белизну и гладкость руки -- куда им до юных прелестей англичанки!
-- Так вот... а вновь они встретились здесь, Джон служил при Муниципальном совете, а семья, то есть родители и сестра -- в Гонконге живут... Познакомились... Только мне кажется, семья Боул не в восторге от предстоящего брака... Ещё бы! -- они -- важные чайные магнаты, а мы -- нищие голодранцы без гражданства... Не знаю, право...
Ладно, закроем тему...
-- Варюш, как ты насчёт прогуляться? Прекрасный день сегодня -- тепло, ясно -- настоящее "бабье лето"!
-- Конечно, вот здорово! А давай в сады Юй-Юань сходим? Я после приюта ни разу не бывала! Там замечательно тихо, и такие запахи!..
-- Ну, не знаю... Если граница с китайским городом открыта...
-- Коля говорил, что европейцев пускают всех свободно с шести утра до десяти вечера...
-- А Nansen-pas* у тебя есть?
-- Конечно!..
-- Тогда айда!..
* * * * * * *
Они неспешно идут по авеню Жоффр, подставляя себя ласковому ноябрьскому солнышку. Никто бы не заподозрил, что одна из них -- невидящая, так уверенны их движения, весел смех, радостно выражение лиц. Встречный и попутный людские потоки обтекают их беспрепятственно, благо ширина тротуара позволяет двигаться с любой скоростью. Часто слышится русская речь -- тогда девушки навостряют ушки -- кто бы это мог быть? -- вдруг повстречаешь старого знакомого, тем паче потерянного друга или родственника? В Шанхае всё возможно. Сотни случаев, когда разделённые революционной смутой люди жили годами в двух-трёх кварталах друг от друга -- и не разу пути их не пересекались. Соотечественников Полина различала издалека -- благородная осанка, голодно-внимательный взгляд, тщательно обшитая, чистая, но ветховатая одежда. Разумеется, опустившихся тоже хватает, но они предпочитают не показываться днём на людных улицах.
Иногда прохожие раскланиваются между собой, так же и с Полиной -- хоть шапочно, но почти все знакомы... Полно французов, цивильных китайцев, давно обитающих в европейском районе, прочих иностранцев. Вполне знакомая с местными нравами, Полина старается не заглядываться на лица -- легко примут за проституток...
Обилие магазинов, лавок, всяких контор -- Жоффр давно пытается конкурировать с Нанкин-роуд, не безуспешно. Есть и русские заведения, в основном, ресторанчики и кафешантаны (ещё закрыты)...
Полина предлагает зайти на ипподром -- как раз время утренних бегов -- там бывает много русского люда, и просто весело-вольготно! Однажды она играла на тотализаторе, причём, как ни удивительно, осталась "с наваром"...
Обширная травяная пустошь посреди перенаселённого города, редкие строения в колониальном стиле, ряды трибун, дорожки... Огромные массы праздной публики всех мастей и фасонов. Под парусиновым тентом чинно играет духовой оркестр пожарной службы. Прогуливаются пары, липнут навязчивые шулеры и карманники... Тут смотри в оба!
Полина купила пакетик сладких орешков, бутылку "шипучки", и они, смакуя и угощая друг друга с ладоней невинными деликатесами, подошли к центральному табло. Разумеется, ничего вразумительного там Полина не увидела, но интересная кличка одной из лошадей, участвующих в забеге, задержала её внимание. "Orloffka", то есть, видимо, "Орловка" -- явно русских кровей!
Немного поколебавшись, девушка решила поставить на неё немного денег, из той суммы, которую получила при расчёте в госпитале.
Один к четырём? Неплохо, хотя и не предел -- на "Red Stone", например, принимают к семи... Что это значит? Ну, если поставишь сотню франков -- то в случае победы твоей лошади получишь четыреста... Всё поставить? Если бы ещё знать -- кто будет первым!..
Они заняли место на возвышении, ожидая начало скачек. Давно Полина не видела такого скопища народу, пожалуй, после кипящих паникой Владивостокских бульваров и набережных. Только здесь клокотало царство корысти и азарта... Особенно примечательны были женщины. Почти все -- хорошенькие, либо достойно выглядят; по случаю пригожего дня -- в летних платьях модного свободного кроя, вплоть до древнеегипетских прозрачных каласирисов*, юбки едва прикрывают колени... Китаянки и наиболее эмансипированные из европеек -- одеты в чёнсам всевозможных расцветок и рисунка. Мужчины высшего общества -- облачены во фраки и строгие смокинги, встречаются даже цилиндры. Кавалеры попроще щеголяют в жакетах и свитерах, натянув на голову мягкие шляпы, либо картузы, а то и вовсе с открытой шевелюрой...
Полина хмыкнула, оглядев в том числе себя -- лет пятнадцать-двадцать назад никто и спать в таком одеянии не решился бы -- слишком вольно!..
Фасон дамских шляпок несколько изменился по сравнению с летом -- "колокольчики" потемнели цветом и вытянули свои нижние края далеко вперёд, став похожими на шлемы средневековых ландскнехтов...
Вдруг всплеск шума-гомона-свиста! -- забег...
Полина, сделав ладонью "козырёк" над глазами, тщетно пыталась разобрать хоть что-нибудь там, впереди, где неслись кони и гикали наездники. Вдобавок Варвара, вцепившись ей в локоть хуже тисков инквизиции и приподнявшись на цыпочки, словно могла увидеть происходящее, жадно пытала замирающим шёпотом:
-- Ну что там? Она впереди, впереди?..
-- Да не понятно мне! Может, и впереди...
Когда лошади порвали финишную ленточку и металлический голос репродуктора объявил победителя -- трибуны потонули в разочарованном гуле -- никому не известная "Orloffka"!
Полина и Варвара запрыгали как сумасшедшие, тыча всем окружающим свою квитанцию в физиономии и визжа от восторга... Этот приступ веселия прервал вежливый полисмен, попросивший их умерить пыл и убраться по добру по здоровому.
В итоге, через полчаса, разбогатев на изрядное количество бумажных купюр, девушки выпорхнули из счастливых пределов ипподрома.
В них всё играло и шипело пузырьками, как в бокале с Шампанским, и требовало выхода... Вдруг Варвара остановилась как вкопанная, так, что Полина даже испугалась в первый момент.
-- Поличка, помнишь, ты рассказывала сегодня -- как выглядят кинозвёзды в журналах?
-- Ну, предположим... -- в душе Полины зашевелилось недоброе предчувствие.
-- Как называется та модная причёска, которую носят все? "Le garcon"?
-- Ну да... А ты-то что задумала, милая? Не-ет!
-- Да, Полина -- да!..
-- Варенька, меня твой брат если сразу не убьёт, то выгонит точно! Такие чудесные волосы!
-- Они надоели мне страшно! Пожалуйста, Поль, хорошая, самая-самая! Я тебя прошу!.. В конце концов, я совершеннолетняя и могу отвечать за свои поступки! И это всего лишь стрижка!..
-- Ты действительно этого хочешь?
-- Полина! S'il vous plait...
-- Ладно! Сегодня будем сходить с ума! Тут неподалёку есть парикмахерская, которую держит моя знакомая, Зоя Шунт, пойдём туда -- может, передумаешь по дороге...
* * * * * * *
Увидев, какие роскошные пряди ей придётся отделить от тела, милая Зоечка пришла в страшное волнение, несколько раз бросала ножницы, взывала к праотцам Мойше и Абрааму, причитала, словно на похоронах, но всё же сдалась -- при условии, что не возьмёт за работу ни гроша (такой чудесный шиньон получится!).
Полина смотрела, как преображается в ловких руках мастерицы красота Варвары -- из полудички, полумонашки вырастал бутон совершенной ювелирной огранки. Мама миа! А сама Галатея смешно принюхивалась к обилию ароматов, витающему в салоне, прислушивалась к стрекоту ножниц в своих волосах, вздохам и ахам, городскому шуму за окнами...
Поправила причёску и Полина, попросив: "То же самое!" Зоя рассмеялась:
-- Таки, девочки, вы по миллионерам пешком будете ездить!..
А то!..
Солнце уже миновало зенит, а они ещё и не приблизились к цели своего путешествия. Поэтому Полина решительно свернула в один из двориков, откуда вкусно пахло русским борщом и кавказским шашлыком. Ресторан "Медведь" -- гуляем, дамы и господа!
На входе их приветствовал почти настоящий бурый хищник, в миру -- почтенный предводитель дворянства Саранского уезда Петр Иванович Зуев, которому приходится кормить таким образом две семьи своих погибших на фронте сыновей. Рыкнув для порядка, зверь поклонился девушкам и попросил по-свойски сигаретку, посетовав на жаркую погоду. Кому что -- вздохнула про себя Полина, заходя вслед за незрячей компаньонкой под своды заведения -- Suum cuique*...
Клиентов в обширном зале было на пальцах одной руки перечесть (не время ещё), поэтому к девушкам тот час подскочил с белоснежным полотенцем через локоть старший официант. Из офицеров Каппеля. Полина пониже нагнула голову, уткнувшись в меню, чтобы не пришлось здороваться и вгонять в краску молодца. Конечно -- борщ! Шашлык по-карски, бутылку Бордо... не очень старого... Фрукты какие есть? Прекрасно -- персики и виноград!..
Сделав заказ, Полина откинулась на спинку стула, огляделась получше. Много бронзы и хрусталя, картины -- виды зимней Москвы... Грянул с дрожью ансамбль балалаечников, лихо присвистнул танцор с ложками -- прошёлся вприсядку, эх! -- залётные! Но ещё без должного огонька, так, кураж поймать к жаркому вечеру...
Варвара ухватила её за мизинец -- нам в самом деле всё это принесут? А денег хватит? Не прогонят?..
Не беспокойся, хорошая, ты -- со мной...
Ах, эта дивная кулинарная симфония, чудо земной кухни -- русский борщ! Только изголодавшийся, измотанный, отовсюду изгнанный русский человек может оценить его истинную прелесть -- непреходящую ценность! Как мечталось о тарелке огненного наваристого борща посреди звенящей от стужи сибирской равнины, когда даже железо теряло гибкость и ломалось, как хрупкое стекло, а нечеловеческий звёздный космос опускался до самого сердца!
Ну, про шашлык и говорить нечего -- его вкушать надо!.. Запивая маленькими глотками рубиновой живой влаги, тягучей, как кровь Вакха...
Истинная девичья радость -- сочный персик, ароматный, как мечты о любви к прекрасному принцу... И золотой прозрачный виноград -- грёзы прошлых ласк, ещё трепещущих в памяти тела...
Девушки покинули ресторан под вечевой гул курантов на фронтоне большого универсального магазина -- три часа пополудни. Пожалуй, надо поторапливаться, если они хотят ещё нынче попасть в Юй-Юань!
* * * * * * *
Вот и граница сеттльмента. Прямо вдоль всей улицы, словно некая современная китайская стена, отделяющая цивилизацию от тьмы варварства, тянется полоса заграждения из колючей проволоки. Через равные промежутки высятся караульные вышки, на которых скучают американские морские пехотинцы. С ближайшей из них, по мере приближения девушек, раздался воистину лошадиный гогот, дурацкое причмокивание, даже топот тяжёлых ботинок о дощатый пол. Варвара забеспокоилась. Когда поровнялись, Полина резко подняла лицо и метнула молнию-взгляд в ухмыляющуюся рожу прыщавого балбеса...
-- Soldier! I`l report to your commander! -- ой, какие мы сразу стали серьёзные!..
Пропускной пункт. Несколько французских солдат под навесом, офицер в строгом кепи -- придирчиво изучает документы, словно подозревая их в заговоре Коминтерна. В амбразурах серого блиндажа, сложенного из мешков с песком, поблескивает воронёная сталь пулемётов.
Наконец-то, отбросив строгость и сразу обретя парижский лоск, француз прочитал легкомысленным, по его мнению, барышням, лекцию об опасности пребывания европейских (тем более таких красивых!) женщин на территории китайского Шанхая. Мол, там идёт противостояние чанкайшистов и коммунистов, и ещё недавно прямо на улицах людям рубили головы!..
Ах, мсье офицер, нашли чем испугать! Уж за семь лет войны и не такого насмотришься!
Сразу за КПП -- разгул нищеты и убожества. Едва ли не сотня омерзительных голых тел всех полов и возрастов кинулись к ним, шамкая на разный лад: "Кэш! Кэш!" Невероятный гнилостный запах исходил от них, в глазах не было ничего осмысленного... Возможно, они смяли бы европеек, но вмешались двое здоровенных китайских полицейских с бамбуковыми дубинками и разогнали люмпен-пролетариат.
Настроение Полины изрядно подпортилось, хотя такие зрелища были ей не в диковину. Хорошо, что Варя ничего этого не видит!
Они прошли по узкой, заставленной вского рода тележками и повозками улочке, сквозь бесконечный строй харчевок и цирюлен, опиумных притонов и вонючих борделей. С трудом верилось, что там, впереди, словно окошко в иную реальность, сады, когда-то принадлежавшие казначею провинции -- Пань Юньдуаню, любящему сыну, решившему порадовать своего престарелого отца, бывшего министра наказаний, мирным отдыхом на лоне чудесной природы... Пусть родитель и не дожил до конца строительства, да и сам Пань Юньдуань разорился прежде, чем увидел плод рук своих... Сад-то -- остался! И вполне соответствует своему названию -- полон радости и покоя!
Заплатив на входе положенную пеню -- мексиканский доллар за двоих, подруги оказались внутри СКАЗКИ!.. Было безлюдно на обширном, похожем на цветную восточную гравюру пространстве, среди прихотливых аллеек и дорожек, журчащих ручейков с крохотными мостиками. Пение диковинных птиц, статуэтки местных то ли духов, то ли божков, шум разнолистой, ещё густой листвы -- всё влекло к размышлению, тихой грусти о бренности земного бытия... Ряды махровых роз и хризантем пленяли взгляд-обоняние почти невыносимой прелестью, обещали невиданные утехи... Юй-Юань, Юй-Юань! -- тебя нельзя ни забыть, ни понять вполне...
Примерно через час они вернулись в привычные устои европейского мира. По дороге Полина сунула пару монет угрюмым стражникам одного из официальных зданий китайской администрации, и они сопроводили девушек до самого перехода. При виде грозных детин нищие даже не дёрнулись в направлении возможной добычи -- себе дороже!
* * * * * * *
Home, sweet Home!
Ещё утром, отправляясь на прогулку, Полина и представить не могла, что будет так радоваться возвращению в эти уютные стены! Словно после длительной опасной экспедиции в дикие дебри, они бродили по комнатам, гладили стены, ткань портьер, кружева салфеток... Дома!..
Первым делом Полина настроила газовую колонку -- нагреть воды для ванны. Потом вскипятила чайник -- слегка запоздалый файф-о-клок -- святое дело!
За чаем Варя вдруг спросила с невинным видом (а у неё другого и не бывало):
-- Полин, признайся пожалуйста, у тебя же были мужчины -- жених, например?
Огорошенная визави едва не поперхнулась бисквитом и уставилась на любопытную Варвару в немом изумлении.
-- Ну... вообще-то... были... был, то есть... А что?..
-- Так, просто... Красивая здоровая женщина, разумеется -- у тебя был жених! А почему ты не вышла за него замуж?
Полина почувствовала себя в подобии ловушки -- что ей отвечать? -- и промолчать не получится... Почему-то остро и знобко вспомнились тонкие Варины пальчики, которыми она ощупывала лицо и те части тела Полины, которые та позволила трогать для ознакомления -- этим утром...
-- На то были причины... Возможно, когда-нибудь расскажу... А потом его убили на войне...
-- В Гражданскую? Он был офицер? Наверное, его сразила пуля, когда наши шли в атаку! Или защищали позиции до последнего патрона!..
-- ...ты права...
Полина с холодным сердцем вспомнила, как, будучи уже здесь, в Шанхае, получила письмо из далёкой Латвии, направленное на её имя бывшим сослуживцем Виталия, в котором подробно и чётко была изложена история последних часов и минут его жизни. Зачем это было сделано, ей так и осталось непонятным, может, своеобразное чувство долга?..
Виталий поступил рядовым в казачий полк Донского войска, определён в пулемётную роту, воевал под Царицыным. Однажды сотню, в составе которой был расчёт Виталия, направили в дальний дозор. Заняв на закате какой-то хутор, казаки беспечно устроились на ночёвку, обессиленные дневным переходом. Когда их разбудили первые солнечные лучи, отряд был в плотном окружении красногвардейских полчищ. Товарищи не стали громить врага из пушек-пулемётов, они просто объявили донцам, что отпустят их невредимо по домам -- если они выдадут офицеров и добровольцев... Практичные казаки тут же уловили выгоду предложения и разоружили нескольких своих старшин и дюжину чужаков-добровольных, и сами побросали сабельки... Так Виталий в числе прочих оказался в тесном амбаре -- ожидать своей участи. Без единого выстрела одержав победу, красные повысили ставки -- теперь казакам предложили вступить в ряды "рабоче-крестьянской", а если откажутся -- в амбар к "ахфицерям"... Небогатый выбор! Чуть посовещавшись, незадачливые анники-воины согласились... Тут же были накрыты столы, богатые самогоном, но скудные едой -- отпраздновать новых гвардейцев. Через несколько часов в додельных большевистских умах возникла ещё одна затея: пусть казаки докажут свою верность революции тем, что порубят своих бывших командиров и буржуйских выкормышей -- перед лицом товарищей... Сказано -- сделано... Привели коня под седлом, первому из новичков вернули шашку, потом из амбара вытолкали сотника -- невысокого пожилого мужчину, бывшего учителя, призванного в пятнадцатом из запаса... Тот жалобно ныл, метался из стороны в сторону под хохот окружающих загон матросов, падал на колени... Назначенный в палачи казак, хоть и был мертвецки пьян, спокойно вскочил в седло, а потом шашкой плашмя врезал конвоиру по черепу, резко поднял коня на дыбы, пришпорил, они сигнули через ограду -- и были таковы... Взбешённые такой изменой красные вновь изменили статус свежепринятых -- затолкали в амбар, правда, уже другой... Что ж было делать с офицером? Тут же нашлись двое морячков "из крестьян" (то есть когда-то на лошадь садились), вскарабкались в сёдла под одобрительные реплики братвы, вооружились шашками -- и пошла потеха... Несчастного старшину гоняли по загону, как по арене, не умея зарубить быстро -- полосовали что могли достать, раздражаясь и пьянея от крови одновременно... Всё же одному из тореро удалось нанести удачный удар -- в область сердца -- и казнимый упал окончательно... Потом настала очередь следующего, им оказался Виталий... Он вышел спокойно, скрестив руки на груди, как перед причастием, только голову склонил -- рубите, мол... Ожидавшие увлекательной погони, наездники толкали его конями, кололи остриём -- казалось, тот ничего не чувствует и ничего не боится... Тогда один из матросов подъехал сзади, прицелился -- и с оттяжкой нанёс режущий удар по шее... Голова скользнула напрочь, но осталась висеть на каких-то уцелевших жилах... Ноги согнулись в коленях, словно на последний земной поклон, и Виталий упал... Тут раздался выстрел в воздух -- это подоспел на автомобиле комиссар дивизии -- и стал орать на хмельную орду почём зря, угрожая трибуналом за самоуправство... Толпа рассеялась, только два окровавленных трупа остались лежать неприбранными... А ночью налетели свои -- конный авангард армии Врангеля. Красных порубили в крошево, пленных освободили, незадачливых донцов хотели расстрелять, но потом распихали в штрафроты -- смывать кровью...
Такое вот милое письмецо... Но зачем эти подробности знать Варе? Пуля в сердце? Атака? Пусть так...
Полина прошла в ванную комнату -- проверить воду. В самый раз, вполне комфортная температура. Наполним сверкающую чашу, больше похожую на бассейн, пустим струю душистого французского жидкого мыла -- ого! Пена -- словно у берегов Кипра, когда рождалась Афродита...
-- Варвара-краса, длинная коса! -- пожалуйте белы ручки-ножки омыть!..
-- Ой, как с Вашей стороны любезно, княгиня! Пожалуй, одарю я Вас парой деревенек и сворой борзых щенков в придачу!
Они посмеялись своим дурачествам, пока Варвара быстро и ловко освобождалась от пут женского одеяния. Полина старалась не смотреть, но поневоле обратила внимание на мальчишескую стройность её фигуры, подчёркнутую короткой стрижкой. Оказавшись совсем нагой, девушка охватила грудь руками и поёжилась.
-- Полина, ты мне поможешь?
-- Конечно, my darling! Сию секунду!
Мраморный край ванны, сияющая белизна, шипение густой пены... Поддерживаемая под локоть, Варя осторожно погружается в ароматную лагуну. У Полины вдруг сладко и тревожно вздрогнуло сердце -- так беззащитно-доверчиво мелькнули черноватые волны-кущицы внизу живота и под мышками девушки...
-- Поличка, я не разберусь во всех этих флаконах-бутылочках... Помоешь мне голову? Ну, please, я тебя обожаю!..
-- Ох уж эти нежные принцессы! Я тебе ночью горошину под матрац подложу -- будешь мучиться всю ночь!
-- Подложи-подложи, злючка! А я тебе -- таракана -- сама ко мне прибежишь!
-- Вот и славно проведём ночь!..
Однако... Чтобы выполнить Варину просьбу, придётся малость облегчить гардероб... Полина стянула через голову платье, потом, немного подумав, комбинацию. Осталась в бюстгалтере и короткой нижней юбке. Опять невольно оценила своё тело в зеркале -- ну, не столь стройна, но... поженственнее, что ли...
Вылила на свои ладони порцию мыла, принялась втирать во влажные девичьи космы. Варя откинулась в блаженстве на край ванны, зажмурила веки. Интересно, слепым тоже щиплет щёлочь глаза? Наверное...
Потом шумно смывали, с моржовым фырканьем и протестами, мол, утопишь!..
-- Ну что, дальше сама?..
Варвара вдруг хватает Полину за руку, держит цепко, улыбается.
-- Ты ведь тоже собираешься ванну принимать?
-- Ну да...
-- Так лезь ко мне! Тут места -- пятерым хватит! Море и ещё чуть-чуть!..
-- Да как-то не принято... Право, неловко...
-- А кто видит? Я дома всегда мылась так -- с Марьяшей, горничной моей вместе -- так весело было!..
-- Да ну? И вам дозволялось?
-- Так никто не ведал! -- Варя громко заливисто засмеялась. -- Ну, давай же!
Полина скинула остатки одежды, удивляясь самой себе. Не на опасную ли грань вы становитесь, сударыня? Но в голове опять шум и вспышки Шампанского -- пробки в потолок!..
Она нарочито жёстко намылила-натёрла спину и всё остальное Варвары, окунула её пару раз с головой -- под восторженный визг и хлопанье рукам-хвостом по воде... Страшно было смотреть на кафельный пол -- Ниагарские потоки устремлялись в шпигаты*!..
Наконец девушки утихли, уселись по разным углам водоёма. Варя цвела довольством, словно бутон розового лотоса. В голове её явным образом скакали лихие чёртики.
-- Ой, Полин, я так тебе благодарна! Чес-слово! А ты можешь выполнить ещё одну мою просьбу?
-- Господи, dear, что я ещё не вытворила для тебя?
-- Ну, не сердись, пожалуйста! Ты такая душка! Я такого блаженства лет десять не испытывала, даже больше... Можно -- теперь я тебя помою?
От неожиданности Полина глотнула горького мыльного настоя и закашлялась.
-- Варь... Во имя святого... С какой стати?
Наяда-сорванец одним махом пересекла океан пены и оказалась под боком у подруги, положила ей мокрую голову на плечо.
-- Дусик-милусик! Я так мечтаю об этом! Когда мы мылись с моей горничной Марьяшей...
-- Ты её тоже мыла? Господи, что у вас там творилось! И она не боялась?
-- Думаю, очень! Особенно поначалу... Но меня она боялась больше!..
-- Ты её что -- заставляла?
-- Ну, не совсем!.. Настойчиво просила... Она была такая гладкая-весёлая, не такая, как ты, упругая и сильная, но тоже -- приятная... Однажды я услышала, как она в соседней комнате встречается со своим ухажёром... Ночью... Я расспросила её потом -- она стала отнекиваться, я настояла, пригрозила всё маменьке открыть... Она рассказала, вначале неохотно, потом веселее... Так я узнала их подноготную... Она делала всё, что я просила... Ей тоже нравилось...
Полина перебирала слипшиеся чёрные пряди, не зная, что сказать... Могучий эрос пробивается в нутро человека подчас тёмными прихотливыми лазейками!
-- Ладно, хоть ты моих тайн не знаешь, доверяю тебе своё тело! Валяй! У тебя ж большой опыт!..
После столь эмоциональных водных процедур, закутанные в пушистые банные халаты, с тюрбанами полотенец на голове, Полина и Варя устроились в английской спальне на обширном диване, болтая о том -- о сём... День уже угасал, бросая в окошко пламенные приветы. Поутихли вдали звуки автомобилей и крики разносчиков "чо".
На некоторое время тихий ангел влетел в их комнату, положил печать молчания на уста. Так продолжалось минут пятнадцать... Вдруг Варвара горестно всхлипнула, уткнувшись лицом в тёплый Полинин живот.
-- Что ты, милая? О чём горюешь?
-- Не знаю... Почему люди так меняются: сначала бывают вроде бы добрыми, а потом оказываются -- совсем другими? Вот жили мы в России, мирно-честно, каждый делал своё дело... Офицер -- командовал, шёл в бой впереди солдат; инженер -- заводы строил, механизмы налаживал, чтобы всем лучше жилось... Крестьяне -- пахали, сеяли, себя и страну кормили, рабочие -- производили продукт... И вдруг все словно умом тронулись -- пошли друг на друга с оружием! Вот возьмём наше имение -- только император отрёкся, свободу объявили, казалось бы -- радуйся! -- так все работники собрались, всё переломали-погромили, пьяну напились, да по домам разбрелись... Но потом регулярно заявлялись, зарплату требовали! Даже Марьяша -- приятеля своего в дом привела, заняла три комнаты, стала груба и насмешлива... А потом и вовсе... Осенью семнадцатого... Коля во флоте был, папенька и маменька в город поехали, вопрос с землёй решать... Я в то утро проспала, будить не хотели... Потом рассказывали, что то банда дезертиров была... Похоронили на скорую руку, даже священника не дождались -- побоялся приехать, только дьякон наш деревенский, отец Савелий... И в тот же вечер какой-то "комитет" к нам в дом пришёл, приказал мне убираться на все четыре стороны... Благо, Марьяша к себе пустила -- в чулан, хоть не на улице осталась... Месяца три сносно жилось, кормили, что и сами ели, не трогали... А потом случай вышел -- Марьи дома не было, заявился дружок её -- во хмелю, ко мне в чулан вломился, начал такую похабщину нести! Я ему двинула наугад, а он хватает в охапку, руки ремнём стягивает, на постель бросает и пошёл -- всё срывать... Начала кричать -- бьёт по губам -- в кровь разбил... Тут Марьяша подоспела, стащила его с меня, кричит страшным матом, хуже дворника... А потом -- на меня набросилась, мол, сука приблудная и в том же духе... И чем-то твёрдым по плечам, по спине лупит... За что?.. Вслед переселили меня в сарай куда-то, я и не могла понять, вроде, не у нас во дворе... Ела вместе с собаками, только кости не могла грызть... А по весне пришли наши, но благородную девицу во мне не признали, видать -- ещё то зрелище было! Отец Савелий, спасибо ему, приютил... А потом Коля приехал, забрал с собой на Волгу, пристроил при санитарном поезде... Так и добралась потихоньку -- сюда...
Полина крепко прижимала к себе вздрагивающую головку... Ничего... Так или иначе, всё позади... А что впереди -- одному Богу ведомо...
Они попили ещё раз чаю, прошлись по комнатам. Глядя с высоты второго этажа на прокалывающие фиолетовый небосвод звёзды, Полина подумала: "Какой длинный день! Словно жизнь..."
Как само собой разумеется -- решили, что спать будут вместе, в обширной постели наследника престола. Перенесли нехитрые Варины ночные пожитки, проверили засовы, газовые приборы, свет... Кажется, everything is all right, как любят говорить на этом берегу Хуанпе...
Полина откинула край свежего, пахнущего морем одеяла, приготовится нырнуть. Гладкая ночная рубашка приятно охлаждает тело..
Но Варя оглядывается обеспокоенно, потом спрашивает робко:
-- Поличка, у тебя где здесь иконы?
Мучительно стыдно... Полина бросается к своим вещам -- иконочка Спаса всё ещё в сумке, куда была засунута впопыхах. Ставит на полку, хоть и не восточная сторона, но на виду...
Варвара сосредоточенно шепчет молитвы, вместе с ней и Полина пытается согреть каменное сердце... Трудно!..
Вдруг Варя прерывается, спрашивает в полумрак:
-- Как ты думаешь, можно молиться за того, кого Церковь не поминает?
-- Как это?
-- Ну, самоубийц...
-- Не знаю даже... Никогда не сталкивалась...
-- А мне пришлось... Из-за меня человек повесился...
-- Как так, Варя?
-- Много лет назад, конюх, который меня маленькой на коня посадил... В камере, с отчаянья... Я только потом узнала, девки дворовые рассказали... Родные от меня скрывали, чтоб не травмировать... Коля до сих пор не знает, что я знаю... Ты не говори ему, пожалуйста!..
-- Хорошо...
Ах, сон-сон-сон! Забери меня из этой жизни, где люди мучают и насилуют друг друга, а сказка возможна лишь на миг -- за один мексиканский доллар на двоих!..
Нежное несчастное существо рядом -- даруй и ему покоя и радости, хотя бы до утра, а там -- посмотрим...
Мы изгнанницей выйдем в осень,
вся округа горит огнём;
Наше царство далёко очень,
менестрели поют о нём...
Власть держащим -- казнить и славить:
эшафот, сигарета, ром;
гобелены, купцам на зависть,
шиты золотом-серебром...
Алой кровью плеснула слива,
рассекает топор гортань;
Наша доля -- такой красивой,
лечь на плаху в седую рань...
Опустите забрала взглядов
(тишина, словно крик беды),
не смотрите на Нас, не надо! --
Мы сегодня, как смерть, бледны...
Господи, Господи, это мы!..
*) Чо (с кит.) -- ЕДА!
*) Nansen-pas -- Нансеновский паспорт -- международно признанный документ, выдававшийся особым комитетом Лиги Наций по проблемам беженцев под руководством Фритьофа Нансена, известного полярного исследователя и политического деятеля.
*) Каласирис -- длинное, очень обтягивающее фигуру льняное платье с бахромой, которое носили в в Египте...
*) Suum cuique (лат.) -- каждому своё.
*) Шпигат (морск.) -- отверстие для стока воды в палубе судна.