Джинн вызвался как-то очень быстро. Просто раз - все! Вот он сидит в кресле и осматривается с сардонической усмешкой.
- Ну, что заказывать будем?
- А… что, то есть?
- Три желания. Как обычно.
- Ну, это… Перво-наперво… чтоб стол горой, мед-пиво, утки-лебеди… Как в лучших домах, понял? А то жрать больно хочется…
И стало по слову его…
… Честно слово, не помнит Серега, как дело срубилось! Ночевать пустил его Левка, бывший одноклассник, хотя по уставу не положено на охраняемый пункт кого попадя приглашать… Будь то "камчадал" Левкин закадычный, будь то мама родная… Но осень катилась на закат, а зима, стало быть, на рассвет, а рассветы у зимы долгие, лютые, Серега от одной уже в прошлом годе уберегся в подвале одного дома, а нынче - хрен! Код поставили…Короче, поблажил Серега перед старым приятелем, и пожалел его Левка на ночь. Серега от радости полночи клоуном отрабатывал, какие анекдоты знал, песни, бывальщины… Левка не спал-не спал, похохатывал, пиво потягивал, Серегу угощал от широты душевной, сухарики скармливал, а потом раз - да и отрубился! А пива еще осталось - баллона два с половиной, это если по пузырям, а в литрах на пять потянет, не меньше… Жаль одно, баллоны пластиковые, не сдашь… Тут бы еще пропустить, да впрок, да на боковую - тепло, никто не гонит… А главное - сухо… Да не тут-то было! То есть, пропустить - запросто, и впрок никто не отнимал, а вот заснуть, повтыкать сладко, в почти домашнем тепле не давала какая-то мутная, голодная, взвинченная усталость. Жрать хотелось не по-детски, сухарики кончились, да и Левкин пункт - не столовая, а каптерка при книжном магазине, одна пища духовная, а не еда.
Не умея сладить со звериной изламывающей усталостью, Серега наливал себе и наливал, стремясь затопить ее дармовым пивом, а после примащивался на топчане, ожидая - вот-вот напряжение отпустит его! Но усталость все нагоняла его и не давала забыться человеческим сном, а заставляла по-песьему вздрагивать вдруг всем телом, вскидываться, как будто вошел кто крадучись и стоит над душою. Вначале он матерился тихо, сберегая сон товарища-благодетеля, но тот лежал и храпел, как удавленный, и до того завидно стало Сереге, что начал он высказываться громко и не всегда самому себе понятно что. Вот, наверное, тогда-то и случилось ему выговорить что-нибудь этакое… инфо…инфернальное…
Серега даже не сразу понял, что стряслось, и потому совершенно не испугался. А среагировал он, как в былые сытые - квартирно-прописанные - времена на выражение "Что заказывать будем?" Жрать же хотелось по-дикому. А то ж разве он впустую желание бы потратил! Еду-то и "с ручкой" выстоять можно. Но, что сказано ослом, то не сломишь вдесятером. Джинн наваял такой пир горой, что и в прежние, небедные для Сереги времена видать, а тем более вкушать, не случалось. Первые двадцать минут он просто сметал то, что под руку попадалось, не разбираясь ни во вкусе-цвете еды, ни в форме блюда. Основным было ощущение сытеющего желудка и полузабытая занятость челюстей. Опомнился он между серебряной кастрюлькой, в которой что-то невидимо скворчало под чеканной крышечкой, и огромным хрустальным блюдом, вылитым под заковыристую морскую раковину, наполненную до устья продолговатыми черепашистыми штучками. Никак устрицы, задумался Серега, вглядываясь в недра хрустальной диковины.
- Доволен ли ты, господин мой? - негромко осведомился джинн. - Не угодно ли еще какого пития - яствия? Хорошо ли сервирован стол пиршественный? Мягко ли пошел шербет?
- Ништяк, - кивнул Серега. - Проперло, в натуре.
Его мутило от сытости, но руки сами тянулись к еде. Он начал с устриц и стал заливать их в себя, как пиво, но потом вспомнил из полузабытой литературы, что надобно их сбрызгивать лимонным соком, и принялся кромсать вычурно резанные лимонные ломтики. Потом левая рука, словно бы сама собой, сбросила серебряную крышечку, обнажив содержимое кастрюльки: горячий, пряный, мясной, необыкновенно дразнящий и призывный запах просто оглушил! Серега таращился внутрь исходящей острым маревом посудины и плакал: он больше не мог есть, он был переполнен едой. Но мозг этого не понимал, он требовал насыщения впрок, на вечер, на следующее утро, на послезавтра…
- Я жду, господин мой, - мягко произнес джинн. Показалось Сереге, что джинн вроде бы издевается, или нет? Но голова клонилась долу, на замурзанную столешницу, и еще чудилось Сереге, будто бы трещит у него брюхо. А может, так оно и было. Так что никакой возможности проверить джинна на вшивость не получалось, а тот еще и подначивает: второе желание за господином, дескать, пусть господин его озвучит, а уж исполнено оно будет, как этого… как штык из носу. Серега это для себя перевел, попривычнее. Он уж год как отвык от нормативной лексики, лишь в редкие минуты забытья иль полной оглоушенности вырывалось что-нибудь не до конца стершееся.
- Так что желает господин мой на второе?
Серега поднял помутившийся от съестного изобилия взор и сосредоточился на процессе рассматривания гостя-чародея, раньше вроде не до того было. Джинн вообще под джинна не очень-то косил: никаких тебе выпирающих телес, тюрбанов там или шелковых шаровар. Был он сухопар, длинноног и остронос, в полном цивиле мрачных оттенков, только пиджак вроде не вовсе пиджак, а наподобие сюртука длинного, как у старорежимных халдеев гимназических. Серега такие на картинке видел в какой-то старой детской книжке, про дореволюционную школу-гимназию, которая еще до советской власти была. Сидел джинн, закинув ногу на ногу, вроде графа в фамильном замке, и с графским же выражением обозревал пьяного от внезапной сытости Серегу.
Да привык же он к таким взглядам, привык - а тут что-то закололо возле сердца (джинн, а туда же!) и выкрикнул Серега с силой и болью свое второе, извечное желание:
- Денег хочу, понял! Много денег, чтоб на всю жизнь хватило и на старость тоже!
Джинн побарабанил длинными холеными пальцами по столешнице, кивнул своим мыслям и отозвался:
- Не запрещено. Только вот, господин мой, нет у тебя денежного фарта в здешней системе. А мне неуместно с фортунниками, ангелами удачи, что вашим денежным мешкам ворожат, в конфронтацию вступать, астрал делить.
- А желание?! - взревел Серега осипшим голосом.
- Повторяю - не запрещено. Только тут подумать надо. Как это по-вашему, померекать треба.
И видя Серегино полное непонимание, пояснил:
- Изловчиться. Между законами пройти.
- К-какими законами? - испугался Серега. - Мы без закона не живем, не положено… Кто меня без закона в ночлежку пустит? В больничке полечит? Не-е… Это ты брось…
Джинн между тем считал что-то на пальцах, придавливая длинным белым ногтем то один, то другой сустав, и Серегу вовсе не слушал.
- Вот что, господин мой, - деловито проговорил он наконец. - Будет у тебя небольшой фарт.
- Небольшой? - взвился Серега. - И деньги небольшие? Не пойдет!
- Будут у тебя деньги. Много. На жизнь хватит, на одежду, на домашний обиход. Есть лазейка, чтобы фортунников вашего мира не обижать. Иди-ка сюда! Поближе, поближе!
Серега недоверчиво нахмурился, но длинный палец повелительно манил, и он сполз со своего топчана и, тяжело переваливаясь, приблизился к джинну. Тот снова навострил на него длинный острый ноготь (Сереге вдруг померещился бледный гнилушечный огонек на самом его конце) и словно клюнул этим пальцем в Серегин лоб и в верхнюю губу под самый нос.
- Нос-то при чем? - заныл клюнутый. - Больно ведь.
- Нос - это главное, - оборвал его джинн. - Носом будешь деньги чуять.
- Деньги не пахнут…
- Не блажи, господин мой. Деньги пахнут - для тех, кто умеет чуять. У ваших денежных воротил это врожденное, это не чудо… Нн-ну-с! Может, теперь чудесами все-таки займемся? А то одно ремесленничество, проза жизни… Желание-то одно осталось.
- Так это… а деньги где? - Серега подозрительно осмотрелся. - Где выполненное желание? Я ж заказывал…
- Господин мой, да ты, как это у вас… Фома неверующий! Ты оснащен прекрасным чутьем на деньги и при том - в обход общепринятым способам обогащения. Впрочем… Желаете ли испытать приобретение?
- Желаю, - буркнул Серега. Этот чертов джинн и в самом деле издевался над ним!
- Извольте, - джинн обвел рукой комнату. - Понюхайте, может, где-нибудь бесхозные денежки лежат?
Серега послушно напрягся и втянул воздух в широко раздутые ноздри. Пахло разными съедобными запахами, бражной вонью от храпящего Левки, пылью и новой бумагой. Он уже хотел было разораться и потребовать наличных госзнаков от хитрожопого джинна, как вдруг тоненькая струйка какого-то неведомого аромата - острая и словно бы чуть-чуть отдающая гнильцой - дотянулась до Серегиной левой ноздри, вцепилась рыболовным крючком и властно потащила к своему источнику. Серега и не заметил, как оказался возле двери в зал магазина. Там, в ворохе рваной бумаги и клочьев бечевки светилась лиловеньким бочком новенькая пятисотка!
- Да как же это? Да она ж прямо на виду! Да что ж это, мать честная… Вот это гран-батман! - запричитал Серега, не зная, где и пристроить дорогую находку.
- Ну, верите теперь? - спросил джинн. - Бить меня не будете?
- Ну это… - застеснялся Серега. - Ты это, зла-то не держи… Ништяк…
Но тут лицо его омрачилось:
- Эй, а эту бумаженцию не ты нарочно подложил, а? Обманешь меня и смоешься! А я тут кукуй, как козел!
- Ну, голубчик, это с моей стороны совсем уж непрофессионально, - сбился с тона джинн. - Меня ж, батенька, больше ни в один сюжет не возьмут, коли так ловчить буду с клиентами. Честность - лучшая политика. Впрочем, можете проверить где-нибудь в другом месте, во дворе, на улице….
- А ты тем временем смоешься?
Джинн вздохнул:
- И как это тебе, господин мой, удалось формулу вызова произнести, когда ты, оказывается, правилам никаким не учен? Не можем мы никуда смыться, пока фабульность трех желаний не исполнилась. Идите себе, проверяйте.
И налил себе холеной рукой вина в бокал изысканной формы.
"Где бы дело-то проверить, елки-моталки? - засуетилось в Серегиной голове. - На улицу, что ль, ульнуть?" Однако ключи от тяжелой забухшей двери были у Левки, которого будить не хотелось, и ноги сами собой понесли Серегу в книжный магазин.
Магазин представлял собой длинный и узкий как вагон зал, сплошь заставленный стеллажными витринами. Возле самой входной двери дрожал огонек дежурной лампы, распространяя окрест мутную скуку. Однако в глубине пространства прокрадывался из-под опущенных жалюзи мягкий серебристый свет луны и дополнял необходимой романтикой ночное помещение.
"Тесно как в жопе", - некультурно подумал Серега и покрутил носом. Пахло клеем, краской, книгами - деньгами не пахло. Он втиснулся за прилавок и присел возле приоткрытых ящиков. Нос молчал. Обманул-таки джинн… Серега пошарил рукой в недрах темного подприлавочного ящика и вытащил на свет лунный книгу, гладкая обложка немедленно отразила сумрачные блики. На обложке было иностранное имя, ничего Сереге не говорящее. Он собрался сунуть ее обратно, как увидел, что страницы книги чем-то переложены. Любопытствуя, Серега развернул том - между страницами лежал сторублевый банкнот! Деньги! Но радость была, как ассигнация, надорвана с краю: запаха он ведь не чуял! Как же это?
Размахивая книгой, Серега ворвался в помещение, внутренне пугаясь, что, кроме Левки, он никого не обнаружит. Но джинн спокойно сидел и потягивал пунцовое вино из длинного бокала.
- Ну, что? - поинтересовался он. - Работает?
- Работает! Хрен тебе, работает… Вон, руками нашел! - Джинн осторожно взял из грязных Серегиных пальцев глянцевый том и заглянул внутрь.
- Ну, милый мой… - протянул он, но тут же вышел на прежний тон. - Мы с тобой, господин, уговор держали о бесхозных деньгах, а тут… вон, изволь, закладочка. Место интересное заложено. "Ноперапен", если не ошибаюсь…
- Сотней?!
- А хоть тысячей! Главное, деньги не бесхозные, собственной хозяйскою ручкой на место выбранное положены, чтобы с места во время угодное взять. Так-то. А тебе, повелитель, указана фортуна бесхозные, утерянные деньги находить, да на благо свое использовать.
- Ты же сам сказал, - упирался Серега, - что деньги - пахнут. И я их буду чуять.
Джинн капризно повел плечом:
- Говоря начистоту, повелитель, чуешь ты не сами деньги, а ротозейство их хозяина. В этом как раз и заключается лазейка между законами. К примеру, если в цепи ДНК изменить один малый участок, вот такусенький, то получится на выходе не человек с ногами, а человек с рыбьим хвостом, то есть русалка, существо в твоей реальности редкое и малополезное. А если в цепи установленных случайностей в твоем мире изменить, ну, скажем, один крохотный знак, существенной роли не играющий, то как раз и получится человек с твоим даром - чуять чужое растяпство и денежную полоротость. Понял меня? По-моему, весьма изящное решение… Ну-с, я готов выполнить твое третье желание! А книжечку ты все-таки верни на место. И денежку туда же положи, где лежала…
- Слышь, - задумался Серега, возвращаясь обратно из темного магазинного нутра. - А тут это … не исчезнет, когда…. Ну потом?
- Это уже становится невыносимо. Ты меня уже утомил, повелитель. Ночь на исходе, благодетель твой проснется…
Левка и впрямь ворочался на своем продавленном диване и бормотал: "Вот я тя… за шкварник… сучий потрох". Потом он застонал сквозь сжатые губы.
"Наверное, очередное дежурство снится", - пожалел его Серега. Нет большей муки, чем ночь прошедшая и не принесшая отдыха, и ты встаешь с тем же тяжелым чувством горечи, что и накануне. Он не помнил, когда уж и засыпал, как люди, радуясь сну…. Последнее время ему казалось, что живет он постоянно в жутком, непрерывающемся вчера, а ночи, словно грязные, мокрые тряпки, не впитывают свершившихся неудач.
- Ты вот что, - обратился он к джинну. - Я тут сглупил насчет первого желания, да ладно… Дом бы мне, конечно, пожелать, пристанище…
- Дом ты теперь сам скоро купишь, деньги будут, - улыбаясь, ответил джинн.
- Ну, коль обещаешь… А сделай ты мне, брат, вот что… Сны мне снятся - просто собачьи, тяжелые, нудные, радости от них никакой… Встаешь как больной, словно и не спал, а так, перемогался… Сделай, чтоб сны были хорошие, интересные, чтоб отдыхалось - во! Сделаешь?
- Вот это настоящее желание! - обрадовался джинн. - И поработать славно, и похвастаться не стыдно… Ай да повелитель!
Джинн резво вскочил на ноги, и оказалось, что сидел он доселе в темном плаще, чьи тяжелые складки совершенно окутали долговязую фигуру чародейного гостя. Гибкие белые руки его закрутились в совершенно немыслимую для человеческой мощи фигуру, глаза вспыхнули как светофор - желтым и зеленым, и Серега вдруг почувствовал себя опутанным словно бы паутиной какой. Он дернулся раз, другой, стараясь вырваться из невидимых тенет, споткнулся и бревном повалился на пол.
- Что хочешь увидеть, господин мой, во сне? - осведомился джинн, проделывая плавные, замысловатые пассы над лицом Сереги.
- "А че, - подумал с полу Серега. - Хорошо бы бабу, коль в натуре нету".
- Бабу так бабу, - покладисто ответил джинн и звучно пропел:
- Каами-и-ин!
- "Какой камин?" - проваливаясь в омут сна, успел удивиться Серега. И услышал где-то уже совсем далеко, за темной изнаночной завесой реальности, сварливый голос джинна:
- Какой-какой… Входи - по-ангельски!
… Сон получился такой как надо, первым делом подумал Серега, обнаружив себя во сне. Он лежал на мягкой зеленой травке, а рядом с ним лежала заказанная баба. Травка, правда, немного смутила его, потому как была мокровата и холодновата, и земля под травкой отдавала осенней стылостью, а вовсе не летней утешной негой. Но баба, лежащая рядом на боку, была вполне приемлемой. Он протянул руку и провел ладонью по ее животу и круто выступающему бедру. Она вздохнула и придвинулась к нему ближе. Тут он заметил, что она спит, и это вселило в него недоумение и даже обиду. Он-то заказывал бабу, не просто сопящую рядом, а понятно какую - готовую к употреблению. Ладно, неважно, главное, что она есть. Он вздернул подол ее отсыревшего платья и скользнул рукой в стиснутое тепло бабьего тела. Баба зашевелилась, открыла глаза и села, оттолкнув Серегино щупальце.
- Холодно здесь… - просяще произнесла она. - Сыро. Давай поищем хоть сарай…
Глаза бабы оказались огромными, как распахнутые окна дома, и из этих глаз-окон пролилось на Серегу столько вдруг теплого орехового света, что он засмотрелся и обнаружил, что никакая это не баба, а вовсе даже молодая такая девчонка, правда, не спица, как нынешние, а добротная, прямо лавка с товаром. И что не заказанная какая-то, а совсем даже давно знакомая, и не просто знакомая... Он и имя ее вспомнил - Липа. И что залегли они тут не для потехи, а свалились ночью на этот склон от усталости и в надежде, что сырая лесная ночь - не прямоезжая дорожка, и погоня отстанет. И вспомнив о погоне, он - человек, проснувшийся на травяном склоне в лесу - вскочил и стал озираться.
- Серенький, - сказала Липа, - ты не простыл? Нам бы сарайчик какой…
- Нам бы ноги сделать, - отрезал Серега. - Да побыстрее.
Она пожамкала подол длинной рубахи, освобождаясь от ночной влаги.
Они уже перебегали нерослый ивняк на склоне горушки, когда Серега внезапно напрягшейся спиной понял, что сзади погоня. Он, Серега, и знать на знал, что бывают такие погони – только в кино такое видал… А тот человек, что проснулся на склоне холма – знал и видел, и что ожидать от этакой напасти просто в натуре чуял.
Они неслись на лошадях – и кто из них был страшнее и дичее : кони или всадники - Серега не сумел определиться.
- Беги, беги! – торопила его Липа. – Не оглядывайся, они на испуг берут, мутью затянут и каюк… Не гляди на них…
- Кто это? - задыхаясь, выговорил он.
- Чужаки… Они мир наш по бревнышку раскатали… Теперь к твоему тянутся…