ВОЗВРАЩЕНИЕ
Неожиданно появившийся на пустынной дороге встречный автомобиль нёсся прямо на него, усиленно мигая дальним светом фар. Сощурившись от яркого бьющего в глаза света, Тим отпустил в адрес горе-водителя крепкое словцо. Тёмный силуэт автомобиля промелькнул мимо так стремительно, будто водителя гнал страх. Тревожное чувство опасности внезапно овладело и Тимофеем.
- Неужели полиция впереди? Не спится им даже глубокой ночью. Обычно патрульных машин на этом участке нет, - со знанием дела оценил ситуацию Тим. Он ездил по этой трассе ежедневно в соседний большой город, выезжая затемно, чтобы попасть к утреннему обходу в больнице, где работал.
Дорога стала спускаться в лощину, там вился густой туман. Машина окунулась в сплошную завесу мути, не сбавляя скорости. Фары почти не пробивали тумана и дорога, будто растворилась. Тимофей вынужден был остановиться. Ему казалось, что стоит выйти и удалиться даже на небольшое расстояние, и он не найдёт своего "верного коня".
- Всегда думал, что выражение "туман, как молоко" - это поэтическое сравнение, - сказал он вслух самому себе. – Тим выставил руку в окно автомобиля и даже попытался потрогать туман, настолько он казался плотным и совсем не холодным, как обычно, а мягким, обволакивающим. ..
Он почувствовал себя как во сне из раннего детства, когда высокая температура обжигала тело, как солнце, бьющее сквозь толщу пушистых облаков. Ему снилось, что он летит, окунаясь в них с головой, выныривая на поверхность, чтобы снова упасть в их пышное манящее нутро. В такие минуты большие тёплые руки матери подхватывали его. Он видел над собой её расплывающееся в тумане лицо. Ласковый успокаивающий голос баюкал больное дитя. Маленькому Тимофею дни болезни казались счастьем, потому что суровая мать была нежна с ним только когда он болел. В обычные дни она была занята работой на почте, домашним хозяйством, огородом. Лицо её оставалось неулыбчивым, суровым. И только, когда мать вечерами зажигала лампадку перед висевшей в углу потемневшей от времени иконой, складывала молитвенно руки, лицо её светлело и голос, шептавший непонятные Тимофею слова становился мягким и ласковым. Тиму казалось, что она любит только своего нарисованного боженьку, а его, своего сына, вовсе не любит. Но обида на мать проходила в церкви, куда она приводила его по престольным праздникам. Высокий свод церкви, освещённый солнцем и лики святых в молельном пределе, вызывали чувство необычайной лёгкости, восторженного возбуждения, будто в предчувствии нечаянной встречи.
Конфликт с матерью в душе ребёнка подогревал дед Афанасий. Они с бабушкой Маней и тёткой Настей – старшей сестрой матери - жили в деревне в сорока километрах от их городка художников. Мать отправляла его в деревню на всё лето. А там всей радости: поход в лес по грибы и по ягоды и купание в речке до синих пупырышков. Даже телевизора в деревне не было, зато были беседы вечерами за чаем. Однажды среди долгих вечерних посиделок всплыл разговор о Тимкином отце. Дед Афанасий был безбожник и всю вину за его безотцовщину взваливал на материнскую набожность.
Дед говорил, пересыпая речь матерком. – Ведь сколько раз московский художник предлагал на ней жениться, так нет. И себе жизнь сломала, и мужик бобылём живёт до сих пор.
Тётка Настя, по-видимому, не в первый раз привычно неторопливо возражала отцу:
– В том батюшка наш, отец Михаил виноват, отговорил её. Как восстановили храм, прислали Бориса живопись в нём реставрировать. А Катька в церковь почту из Епархии носила. Там они и встретились. Они с Катюшкой-то крепко полюбились,- мечтательно продолжала она, видно тема эта её задевала за живое. Сама тётка в старых девах просидела до старости. - Борис-то и музей лаковой миниатюры оформлять помогал. Народ к нему со всем уважением. Когда художник Катюше предложение сделал, она к попу побежала просить, чтобы он их обвенчал. А тот и скажи ей, что с иудеем обвенчать не может.
- А ей непременно венчаться понадобилось, - встряла в разговор бабушка, - мы с отцом только в сельсовете записанные, а всю жизнь прожили и вас пятерых подняли.
- Вот тот-то и оно. - Снова прибавил дед крепкое словцо, - венчаться не стала, а дитя прижила, да без отца и оставила.
Так случайно узнал Тимка, кто был его отцом. Он хотел было расспросить деда подробней, но тот цыкнул на него, прибавив грубое слово, на том тему и закрыли. С тех пор Тимка ещё больше стал сердиться на мать за то, что рос без отца.
После свежести туманного воздуха в машине остро чувствовался запах кожи сидений, автомобильного масла и освежителя воздуха. К ним примешивался ещё и приятный, манящий запах еды. Тимофей внезапно ощутил острый приступ голода, как в детстве после тренировок по плаванью в бассейне художественного училища. Тренером был Иван Степанович – бывший чемпион области. Однажды Тимка подслушал, как тот сватался к матери, но получил отказ. Тимофей бегал в секцию после школы. Пообедать он не успевал, а два часа в воде растворяли остатки калорий, возбуждая зверский аппетит.
Он открыл бардачок. Извлёк небольшой пластиковый контейнер, в который заботливая жена всегда укладывала ему в дорогу что-нибудь съестное. На этот раз в нём лежали три пирожка и несколько помидорчиков шерри.
Тимофей с жадностью съел два пирожка и закрыл контейнер. С удивлением обнаружил, что под прозрачной крышкой снова лежало три пирожка. Тим не поверил своим глазам. Он быстро откинул крышку и, давясь, съел ещё один пирожок. Как только он закрыл контейнер, в нём снова стало три пирожка. Волосы у него на макушке тихонько встали дыбом. – Скатерть самобранка какая-то, - произнёс он, в недоумении оглядываясь по сторонам. Ничего не происходило. Мотор тихонько урчал на малых оборотах, за окном по-прежнему стлался молочный туман, его мелкие капли уже осели на лобовое стекло, и впереди ничего не было видно. Стало немного жутковато. Тим утёр тыльной стороной ладони неожиданно выступивший на лбу холодный пот. Включив "дворники" на лобовом стекле он обнаружил, что прекрасно видит дорогу в туннеле из тумана. А впереди, в далёкой перспективе будто брезжил радужный рассвет.
Вскоре он выехал из тумана. Местность вокруг была незнакомая. Дорога сузилась, превратившись из широкой трёхполосной в однополосную. Да и покрытие оставляло желать лучшего. Привычных дорожных указателей не наблюдалось, но ближайший километровый столбик отмечал 88 километр.
- Ну и знак! Хоть справа налево читай, хоть с ног на голову ставь, хоть на бок клади - всё одно бесконечность получится. Вскоре столбик 88 попался ему во второй раз… - Вот тебе и опытный водитель, - упрекнул он себя. - Умудрился заблудиться на знакомой трассе. Тим остановился и зажмурил глаза.
И тут он вспомнил: - у меня же в мобильнике навигатор есть. Давно бы глянул, а то, как ребёнок потерявший маму готов расплакаться от того, что заблудился. – Он достал из заднего кармана телефон, включил навигатор. Карта не появлялась. Вернулся в режим телефона. Рядом со значком антенны на экране не было ни одной рисочки. Здесь, видимо, связи нет. Возвращение в двадцатый век, в домобильную эпоху - с сарказмом проговорил Тимофей, зло, глядя на бесполезный дорогущий телефон.
Нежданно мир за окном автомобиля ожил. Из глухой пустоты возник шелест ветра, пение птиц в листве деревьев, послышался приближающийся звук мотора. Мимо, шурша шинами, проехал молочно-белый "Жигулёнок" заляпанный грязью до половины. Навстречу, отчаянно рыча, ехал зелёный мотоцикл с коляской. Тим не видел таких со времён своего детства. Человек в танкистском шлеме, управляющий мотоциклом, неуклюже завалился на бок, стараясь удержать правой рукой огромный мешок, торчащий из коляски. Он признал в мотоциклисте хозяйственного соседа Ивана Митрохина, дочь которого была его первой тайной любовью. Тимофей часто следил за ней из-за шторки веранды, когда Люська Митрохина в своём коротком сарафане, туго облегающем грудь, полола в огороде клубнику или огурцы. Заметив его, Люська нарочито громко кричала, чтобы слышали соседи:
- Ну что жених прячешься? Женилка-то выросла? Как вырастет, свататься приходи.
Однажды, в ответ на злые Люськины шутки Тимофей ловко перемахнул через штакетник, схватил девушку в охапку и стал целовать. Сам от себя такой смелости не ожидал. И чем бы всё закончилось неизвестно. Но тут от калитки его окликнула мать.
Рядом с ней радостно и одновременно застенчиво улыбался статный незнакомец в светлой дорогой рубашке и светлых брюках. Так в их провинциальном городке никто не одевался. Был он темноволосый и темноглазый совсем, как Тимофей. Сердце в груди у паренька ухнуло в пропасть, а потом подскочило и затрепетало где-то в горле. Он почему-то сразу понял, что странный гость - его отец.
Мать вызвала Бориса из Москвы накануне Тимкиного совершеннолетия. Она и на этот раз решила всё за них. В один день Тимка, наконец, приобрёл отца, старшего брата с которым отец жил после смерти жены и фамилию отца. Новый учебный год он начал уже в московской школе. Будучи сыном известного художника, живя в городе прославленном художниками-миниатюристами, он таким талантом не обладал. Тим Бергман стал хорошим врачом. Уже давно вместе с отцом и братом Тим переехал в эту маленькую тёплую страну. Здесь оценили его талант врача. Уже десять лет он работал в известной клинике….
Вдруг Тим ясно расслышал звон колоколов. Звонили к заутрене. Белая, резная колокольня будто сошла с картинки старых русских городов Золотого кольца. Только в их городке был звонарь, а другие церкви в округе стояли немые без звонарей и даже без колоколов.
Тимофей ахнул, прижав руку к сердцу, совсем, как делала мать, услышав необычную новость. Ему вдруг так захотелось к ней. И он, воспарив невесомо, двинулся в свой дом, где призывно ждала его возвращения распахнутая дверь. Он увидел мать в горнице. Она сидела, сложив на столе руки. Но то была не пожилая утомлённая жизнью женщина, какой он видел её в последний раз, перед отъездом из страны. То была молодая, красивая девушка с пышными волосами, подколотыми за уши, как на портрете, который висел над её кроватью. Диванчик Тимофея стоял напротив, в их тесной комнате не было другого места. Засыпая, он любовался улыбающимся ликом матери, шептал ей слова любви, как она шептала их перед иконой. И сейчас вплыв в комнату, он положил руки на плечи матери и произнёс вслух не высказанные прежде слова прощения и сыновней любви….
Проблесковые огоньки полицейской машины и свет фар "скорой помощи" отражались в синей блестящей поверхности "Хонды". Дверца машины была распахнута, человек за рулём сидел, откинувшись, высоко запрокинув голову.
Рядом суетились медики и полицейские. Закончив свои манипуляции, медик объяснял полицейскому:
- Диабетический шприц у него был в багажнике. Еду предусмотрительно с собой возит. Пытался, видимо, поесть, но только крышку приподнял….
- Ну, и что теперь? – спрашивал полицейский.
- Кома. Мы вовремя успели. Укол его же шприцем сделали. Будем думать, что выживет. А вас кто вызвал?
- Кто-то из встречных машин в полицию позвонил, сказали: пьяный за рулём несётся на предельной скорости….
- Странно, как он в таком состоянии машину вёл. И ведь почти добрался, - удивился медик.
- Ещё бы… Водитель-ас, - с гордостью подумал о себе Тимофей, возвращаясь из тумана в реальность.
Декабрь 2011г. Арад