На лекциях по акушерству и гинекологии профессор описывал устройство детородного комплекса, перевоплотился в самый важный орган и перевозбудился.
Отбежав от трибуны с лекторскими шпаргалками, графином, стаканом и родным портфелем, он заявил, что является маткой и показал свои фаллопиевы трубы. Студенты забыли про конспекты и во все глаза созерцали диковинку.
— Я матка! — уверял доктор наук, широко растопыривая умелые руки хирурга, — А вот мои фаллопиевы трубы! — намекал он, что не всё является тем, чем кажется на первый взгляд, забыв про указку в правой и фломастер в левой.
— Отсюда яйцеклетка выходит! — тыкал он фломастером в кулак с указкой и продолжал, ведя от запястья до плеча колпачком фломастера, — Идёт, идёт, пока не явится в полость! — энергично охлопывал свой грудной отдел туловища лектор.
— И тут место встречи! — с интригующими интонациями захватывал он в кулак фрагмент накрахмаленного белого медицинского халата и безжалостно сминал его прямо над профессорским пупком.
И вся аудитория проникалась пониманием: так и случаются зачатия. Весь этот цирк не увидел студент П., проспавший лекцию в задних рядах.
После бессонной ночи на терапевтическом отделении, где подрабатывал медбратскими дежурствами, он утратил ясность взора и мысли ещё до выхода заведующего кафедрой к лекторской трибуне и переживал сон с явлением матки студентки С.
Сон подкрался незаметно и поразил внезапно. Только вялая мыслишка о недопустимости храпа успела скользнуть по извилинам, как шорохи аудитории и виды на спины сокурсников исчезли.
Сперматозиды студента П. уже встречались с яйцеклетками студентки С. именно там, где показал профессор. И аборта теперь не миновать или брака, спящий решить не мог, мучаясь даже во сне. Если ни того, ни другого, то быть комсомольским и деканатским разбирательствам.
Да, это не крутизна приказного целомудрия пятидесятых, а относительно вялое жевание душ сравнительно либерального конца семидесятых годов, но публичные тяжбы по итогам интимностей не радуют виновников в любые годы — только зрителей могут позабавить.
Проснулся практик незадолго до перерыва в лекции и успел увидеть место на профессорской руке, где может быть внематочная беременность.
Если бы прошедшая ночь была со сном в своей кровати, а не без сна на жёстком топчане в ординаторской по месту скудного приработка, желание понять, как беременеют профессора, да ещё внематочно, всколыхнуло бы пытливый ум.
Но недооценка ценностей брака и переоценка цены за аборт... Тут не до беременных мужчин, да и курить хотелось уже. Предстояло растянуть две сигареты на три перерыва. Следующая пара была по психиатрии.
Лекцию о шизофрении надо было конспектировать обязательно, ведь в студенческой библиотеке учебники содержат взгляды московской кафедры, а экзамен сдавать тут. И взгляды тут иные.
Вот так: пока кафедры спорят, работающему по ночам студенту сна не знать даже на лекции.
Красными с недосыпа глазами студент П. проводил профессора, уходящего на перерыв в комнату отдыха, глубоко вздохнул и поймал ноздрями первые выдохи курильщиков в холле возле лекционного зала, струйку кофейного запаха из комнаты отдыха лекторов, знакомые духи одной симпатичной студентки и остро заскучал по временам, когда студентка С. ещё не имела причины торопливо желать аборта или брака.
Шуточки сокурсников об обучении во сне его не пронимали, а странная ассоциация посетила.
Больше сотни маток обоих полов толпилось у выхода в холл, торопяcь подвигаться в течение короткого перерыва и заправиться свежим никотином. Многие в своих фаллопиевых трубах держали сигареты с фильтром.
Но стрельнуть вероятнее беломорину или курево попроще — без фильтра и импортных признаков. Не проспать бы лекцию по абортам. Сдать зачёт с первой попытки, не усвоив основ из лекционного курса, шансы почти нулевые...
Стремительно докуривая «приму» согруппника, студент ждал звонка, созывающего на продолжение лекции и мечтал о смене обычной беременности разонравившейся студентки С. на внематочную.
А ещё лучше на беспапочную. Но таких не бывает. Только в теории.