Медныйларец8и9глава (Василий Лыков) / Проза.ру

Глава 8
Откровение Еремея

Отправившись в дальний поход,
вы полагаетесь на великую удачу по имени «Авось».
И хорошо, если рядом с вами
вдруг оказывается опытный денщик.
(Пр. Ржевский)

- Мудрейший Еремей Емуфлянович,- начал Роберт, нещадно перевирая отчество Еремея.
- Емеля…. Отца моего звали Емеля, - поправил, сморщившись, Еремей, терпеливо и осторожно снимающий лыко с раненного живота рыцаря.
- Не суть важно. Вашему благородству нет предела. Я крайне удивлен тем обстоятельством, что у вас хватает терпения и времени, чтобы возиться со мной.
- Тише, тише, не дергайтесь. Я удивлен не меньше вашего, сэр рыцарь. Да лежите вы спокойно, - щелкнув Роберта по носу, сказал Еремей. И помолчав, добавил:
– Впрочем, я уже перестал себя понимать. Полагаюсь на авось, - Еремей вздохнул и отошел к окну.
Седьмицу он терпеливо выхаживал раненого рыцаря, борясь с хозяйкой холодных пределов, то отступавшей, то снова маячившей у изголовья кровати сэра Роберта. И все эти долгие дни и ночи он задавал себе вопрос: зачем ему нужен этот мальчик, глупый и благородный. Наверное, потому что у самого Еремея никогда не было семьи, так никогда и не удосужился обзавестись очагом, постоянным жильем и уютом.
Все бегал, как волк, воевал с нечистью, с навьями и людьми, кого-то защищал, спасал, выручал из беды. Одно время даже оборотнем был, в шкуре зверя помытарствовал десять лет. Теперь вот, на старости лет, досталось решать проблему века. Поначалу думал: «Добуду эти печати, сломаю их к едрене-фене и айда за кромку. А тут будь, что будет! Гори все синим огнем!» Однако чем больше сидел здесь, у одра этого мальчишки – рыцаря, тем страшнее становилось. А что будет с ними, с вот такими благородными мальчишками, свято верящими в любовь, и готовыми отдать жизнь за спасение неведомого им человека. Ими и так пользуются все кому не лень. И амбициозные корольки, и шаманы всех мастей. И каждый обманывает, норовит жар загрести чужими руками.
Кто, если не он, остановит всех этих Вещих и мудрых, и прочих друидов, алкающих власти над племенем людским. Готовых даже впустить в мир полчища тьмы ради достижения своих низменных целей.
Не зря, ох, не зря, отдали жизни восемь магов. Все из людей, из тех, кто должен был воспользоваться, сделаться самыми-самыми, отринули соблазн. Даже неизвестными остались, могилки честной, и той лишены. И ведь знали, на что шли. Не дали каше завариться, не дали двум мирам смешаться. Неужто я хуже, я, который все время для себя старался! А стоило ли?
Поразмыслив обо всем об этом, Еремей кое-что рассказал сэру Роберту о печатях. Не все, конечно, утаил про свое участие в этом деле, зато о войне друидов с волхвами поведал прямо. Думал образумить молодого рыцаря. Однако тот оказался упертым малым.
- Вы рассказали мне страшные вещи господин, сэр Еремей. Подумать только, сколько всего в мире происходит из-за этих печатей! А я и не знал. Все никак не верится, что мой король, и даже наставник, сэр Арчибальд, мною воспользовались, как сосунком. И эти разбойники, они ведь, наверное, тоже охотятся на меня из-за ларца.
- Хотите, верьте, сэр Роберт, хотите - нет, а ваш король и вовсе не имеет к печатям никакого отношения. Это все происки старого пердуна Юстириса. Ему все мнится, что царство друидов можно вернуть,- устало ответил Еремей.
- А вы, что сделаете вы, если печати окажутся у вас? - сэр Роберт строго глянул в глаза Еремею.
- Постараюсь спрятать так, чтобы никто и никогда о них не узнал, или уничтожу вовсе.
- Это было бы правильно и верно. Однако я должен буду вам помешать,- Роберт глубоко вздохнул. - Я дал рыцарское слово чести, и не могу его нарушить.
- Слово - всего лишь слово,- прищурившись хитро, сказал Еремей.
- Нет, сэр Еремей Елемзяфыч. Нет ничего крепче рыцарского слова! На нем держится весь мир! - с уверенностью в голосе воскликнул Роберт. Он устало откинулся на подушку и, помолчав, продолжил:
- А потом я порошу сэра Арчибальда дать мне слово, что он не сломает печати и не впустит дьявола в наш мир.
Еремей посмотрел на Роберта долгим изучающим взглядом и вдруг понял, что этот мальчик, рано оставшийся без отца, свято верит в честное рыцарское слово и в то, что все рыцари должны поступать так, а не иначе. Он понял, что Роберт умрет, но не нарушит однажды данного слова. Еремею стало невыразимо жаль это заблудшее существо. Хотя, если бы все были такими – никто бы не бил ножом в спину из-за угла. Он помолчал и неожиданно для себя сказал:
- Я помогу вам, сэр Роберт Макларрен де Шале, доставить ларец вашему сюзерену и буду свидетелем вашей чести. Только дайте мне слово, что вы поможете мне уничтожить печати в случае, если сэр Арчибальд и его настоящий хозяин решит воспользоваться ими.
- Даю слово, благородный сэр Еремей Имуфлясыч! Хотя и сомневаюсь, мой наставник рыцарь в христовом войске и никогда не пойдет на сделку с нечистой силой.
- Посмотрим, посмотрим,- усмехнулся Еремей.
- Я еще не встречал подобного вам! Вы увидите, что сэр Арчибальд не пойдет в поводу дьявольских амбиций! - в голосе молодого рыцаря звучала неподдельная уверенность.
- Хотелось бы так думать,- задумчиво ответил ему Еремей. – И прекратите, наконец, коверкать мое отчество.
- Я еще скажу вам, господин Еремей Емя имя ё мое. Не выговоришь. Господин, который передавал мне волю короля, и которого вы так неосторожно назвали пердуном, дал мне вот этот пузырек. Я теперь думаю, для того, чтобы уничтожить печати, в случае, если их коснется злая рука.
Роберт протянул Еремею странный хрустальный пузырек с прозрачной жидкостью, в которой сверкали пронзительно-голубые искры.
Еремей осторожно взял в руки пузырек и, замерев на миг в трансе, вдруг осторожно поставил его на стол.
- Вот и доказательство, сэр Роберт,- сказал он, указывая на пузырек. - Это слеза Фафнира, дракона, охраняющего вход в преисподнюю с другой стороны. Если сорвать печать и полить ею что-либо, то оно словно исчезнет, сделается невидимым. Однако тот, кто сорвет эту печать,- Еремей указал на свинцовую пробку флакончика, - немедленно погибнет от испарения слезы. В этом мире нет противоядия от горя Фафнира. Так называется этот яд.
Сэр Роберт испуганно глянул на флакон.
- Я слышал о Фафнире, но думал, что это досужие выдумки. Сдается мне, что вы правы. Слишком много тайн вокруг этой скрыни с печатями. Однако я дал слово.
- И еще. В момент, когда вы должны будете его раскрыть, - Еремей показал пальцем на флакон. - Вы не только погибнете, но и освободите сигнальное заклятье. Представьте себе: вы мертвый, скрыня исчезла, враги посрамлены. И тут появляются два друида, которые неотступно следят за вами все это время. Они-то видят свое заклятье, в отличие от врагов.
- И?
- И все, цап-царап сундук, и были таковы. Ясно? - Ответил Еремей, усмехнувшись.
- А где были эти два друида, которые ехали за мной, когда меня пытались убить эти собаки?- спросил Роберт.
- Да они сейчас на постоялом дворе, возле замка Быстрицы, что в двух верстах отсюда. Прикидываются монахами и ждут, когда вы придете в себя, и кинетесь спасать скрыню.
- Клянусь кабаном, из-за которого все началось, я с ними поговорю, как только смогу держать в руках копьё.
- Спите, молодой человек, вам необходимо набраться сил, во что бы то ни стало, раз уж мы с вами решили добыть ларец.
Еремей вышел во двор таверны. Была поздняя ночь, луна уже перебралась на восток, навстречу далеким лучам летнего солнца. Ведьмак огляделся вокруг и вдруг тихонько скользнул к конюшням. В сарае было почти тихо, если не считать храпа огромного пегого жеребца по имени Альдебор, принадлежащего сэру Роберту. За эту неделю пегий сумел взять конюшню, что называется, в свои копыта. Все кони постояльцев, за исключением конька самого Еремея, пугливо тряслись от богатырского храпа Альдебора.
Еремей подошел к своему коньку и что-то прошептал, затем аккуратно и неторопливо разделся и влез на крышу конюшни.
Пришло время вспомнить давно забытые навыки превращений. Еремей с детства не любил оборотничества и прибегал к нему в крайне редких случаях. Слишком много все-таки в нем было от человека. То ли накопилось за долгую жизнь среди людей, то ли от матери досталось. Та терпеть не могла оборотней. И никогда не перевоплощалась сама. Хотя, - думал Еремей, наверное, ей это было раз плюнуть.
Еще утром, на самой зорьке, Еремей решил приглядеться к окружающему пространству, разведать обстановку. Он впал в транс и стал вглядываться в тени. Ларец был недалеко, днях в трех пути на север. Ифрит так и не сумел найти себе наездника и теперь прятался в подвалах заброшенного замка. Уехавшие ночью буртасы лежали мертвые на поляне, невдалеке от погребального кострища.
- Таки ведьма их усих! - удивленно прошептал Еремей. – Надо же, а на вид такая скромница!
Еремей встал на след оставленный тенью ведьмы. Трудно стоять на женском следе, особенно, если его хозяйка сама колдунья. Пусть имеющая человеческую природу, но, тем не менее, уже ходившая на кромку.
Кромешницы - проще, они уже перестали быть землянками в полном смысле этого слова. Они не одержимы страстями плоти. Другое дело - живая, молодая ведьма, что называется, в полном расцвете лет. Все в её облике несет печать обольщения и искусного разврата. Пережить такое, стоя на оставленном ею следе может либо аскет, либо святой. Все тайные мысли, желания тела, здесь имеют вес, в два раза превосходящий естественные.
Еремей уже хотел было сойти со следа, когда увидел в тени ведьмы яркое пятно. – Что это? А точнее - кто это? - Он вгляделся и чуть не вскрикнул. На него смотрело око чужеродного существа. Кто-то, находящийся за гранью этого мира, наблюдал за ведьмой, используя чудесное око.
Еремей понял: теперь ему, чтобы остаться незамеченным в дальнейшем, не придется заглядывать в тень. Через ведьмино отражение за всем происходящим наблюдала сама низвергнутая узница.
- То-то же, мы пойдем другим путем. Не в первой обводить вокруг трех дубов. Поиграем с вами в кошки-мышки,- прошептал Еремей. Теперь он точно знал, кто помогает ведьме.
Еремей вылез под звездное небо. Дул прохладный ветерок с недалекого Дуная, разгонявший дневную жару и приносящий покой. Подошел к каменной трубе и начал превращаться. Тело никак не хотело вспоминать чужой облик птицы. Еремей сосредоточился и заставил мышцы идти через боль, на прорыв. Он сыпал заклятье за заклятьем, вспоминая мельчайшие подробности, и вот, наконец, на глиняных черепках крыши забило крыльями странное существо, похожее на огромную летучую мышь. Оно сверкнуло желтыми, как звезды, глазами и взлетело, взмахнув кожистыми крыльями, покрытыми черными волосками. Все коты, вышедшие в эту ночь погулять при убывающей луне, переполошились, видя гигантского крылана на фоне звезд. Собаки жалобно взвывали, глядя в небо, а Еремей уже набрал достаточную высоту, чтобы разогнаться, и полетел в сторону лагеря мертвых буртасов.
Хорошо, что он давно отказался от всех хитростей с заклятьями полета и полагался только на огромные крылья. Именно это и помогло ему остаться незамеченным при подлете к поляне у ручья. На ней уже Кто-то был, и этот Кто-то уже творил магический ритуал.
«Шаман – некромант!» - чуть было не вскрикнул Еремей. – «Боги, да какие еще силы вплелись в этот клубок!? Сколько же всякой мерзости повыползало и теперь стремится завладеть печатями?»
Адагаст-ша творил черный гремуар по всем канонам волшебства, оживляя одного из павших здесь воинов. Еремей приземлился на огромную ветку дуба и, оставаясь невидимым, стал наблюдать за шаманом – некромантом из Саркела. Адагаст-ша поднял воина и приступил к допросу. Своими чуткими, нетопырьими ушами Еремей слышал все. Он еще раз похвалил себя за осмотрительность, позволившую ему не применять заклятий. Тогда шаман наверняка его бы обнаружил.
- Они дали её одежду и уехали на север,- тихо закончил оживший мертвец. Шаман махнул рукой, в которой был какой-то порошок, и воин стал превращаться в вурдалака.
- Ах ты, тварь, - прошипел себе под нос Еремей. - Адагаст-ша повернулся и зашагал на край поляны, где был привязан крылатый грифон. Животное покорно склонило шею, позволив Саркельцу, взобраться себе на спину и, пробежав по поляне, взлетело.
Еремей сделал несколько кругов под облаками, выбирая место поудобней и увидел, как в пяти верстах к северу едет кавалькада рыцарей в красных и белых плащах с крестами. «Скоро рыцари приблизятся к месту схватки»,- подумал он. – «Надо успеть расправиться с вурдалаком».
Еремей вернулся на крышу только под утро. Пришлось задержаться, чтобы свернуть шею чудовищу, выпущенному шаманом. Роберт уже встал и самостоятельно пытался натянуть доспехи. К обеду они выехали на север, как сказал Еремей: - Найдем для начала ифрита.

Глава 9.
Ифрит

Духи бездны, адские псы и прочая потусторонняя нечисть -
есть не, что иное, как отражение душ человеческих,
заблудившихся в своей ненависти, зависти и злобе.
(скрижали)

Ифрит Нуратдин не всегда был мятежным и исполненным гневом духом. Духом, отмеченным похотливостью и непостоянством. Было время, когда его душа была чиста и невинна, и порок не имел здесь прочных корней. Нуратдин готовился принять ислам, как и все дети рода Омеяйдов, родившиеся во времена странствий пророка.
Одаренный с детства поэтическим даром, он был способен придавать своим творениям живую силу. Его произведения заставляли плакать и смеяться любого, кто слышал или читал написанные им стихи. В них была необыкновенная правдивость и натуралистичность, граничащая с греховностью так сильно, что порой и вовсе сводила с ума. Особенно его поэзия воздействовала на женщин. И, надо сказать, Нуратдин этим умело пользовался. Однажды он отправился с караваном в Басру, где очередное любовное приключение толкнуло его на опрометчивый шаг. Он заключил сделку с красавицей Пери, мерцающим духом пещеры сокровищ.
Она даровала ему способность соблазнять всех женщин и мужчин, которых он только захочет. Взамен он обязался через семь лет и один месяц найти ей ребенка царского рода. Найти там, где она укажет. Пери назвала ему местность, и он отправился в путешествие. Получив дар мерцающего духа, Нуратдин стал меняться. Все доброе, что в нем еще теплилось и, что люди называют совестью, медленно таяло, сменяясь жаждой наслаждений и денег.
Множество благородных мужей сделал он рогатыми, соблазнив пленительными строками своих стихов их жен. Он проникал в гаремы и крал богатых дочерей. Не брезговал даже юношами богатых купцов и молодыми рабами. Особенно после того, как в его руки попал труд одного индийского йога, обучающий несведущих и искушенных искусству плотской любви.
В его родном городе его даже пытались побить камнями. Нуратдину пришлось бежать. Он долго скитался в поисках наслаждений и много рисковал. Был вором, во многих городах, совершил убийства. И даже набрал шайку разбойников. Ходил в низовья Итили грабить, и добыл огромные сокровища. Все время он балансировал на грани наслаждения и смерти, или наслаждения смертью. Он играл с ней, как кошка с мышью. Особое наслаждение ему доставляло чье-то разбитое сердце или горе, испытываемое по его вине. Так бы и продолжалось, пока какой-нибудь более удачливый разбойник или, скажем, обманутый муж не убил его.
Однажды Нуратдин встретив Мухаджиров и дервишей, рассказывающих о пророке и его жизни. И вместо того, чтобы прислушаться к их словам, Нуратдин посмеялся над неграмотным погонщиком верблюдов, передающим слова Аллаха. Ибо род Абу-Сафьяна, к которому принадлежал молодой поэт, был древнейшим врагом самого Мухаммеда. Из-за сословных разногласий.
И вот, вместо принятия веры в Аллаха, он не внял словам сторонников Мухаммеда и даже казнил, предварительно унизив их достоинство. Нуратдин смеялся и глумился над страданиями этих людей и за это навлек на себя гнев всевышнего и проклятия многих мусульман. Ибо нельзя убить верующего дервиша, не ответив перед богом.
Но время шло, и вот пришел срок отплатить Пери за дар, полученный в юности. Как ни был коварен и хитер Нуратдин, он все же боялся гнева духа пещеры. К тому же, он привык жить жизнью безнаказанного сластолюбца и разбойника. Поэтому выкрал дочь Персидского визиря, малолетнюю Лилит.
Нуратдин спешил, оставалось всего четыре месяца до конца срока, а впереди еще лежал путь из Персии на побережье Каспийского моря, где его ждала Пери.
Лилит умоляла вернуть её отцу, обещала огромное вознаграждение. Бедная девушка надеялась слезами растопить сердце разбойника. Однако её слезы и горе только раззадоривали чудовище, в которое превратился поэт. И вот однажды в минуты пьяного веселья, а надо сказать, что и сам Нуратдин и его разбойники, пили вино, презрев слова священного Корана, он надругался над девушкой.
Он успел к сроку и в день, назначенный мерцающим духом, явился под своды пещеры, усыпанной золотом и драгоценными камнями. Пери начала свой коварный обряд, целью которого было вселиться в тело Лилит. Однако злодеяние не свершилось. По двум причинам. Девушка оказалась лишенной девственности, а второй причиной стало явление светлого ангела, который должен был прийти и наказать Пери за её злодеяния.
В пещере произошел обвал, Пери осталась навсегда заключена в каменном плену. А Нуратдин, - он превратился в ифрита.
Долго скитался мятежный дух, лишенный тела, на грани миров, не находя покоя ни в царстве живых, ни в царстве мертвых. Пока колдовство Шаши не сделало его её рабом и исполнителем черных дел.
Шаша была адептом падшей богини Мораны и отчаянно хотела вернуть её утраченное могущество. Поэтому ифрит Нуратдин и получил задание сопроводить молодую ведьму в походе за печатями. Конечно, у него был шанс украсть тело ведьмы и попросту скрыться. Однако Шаша все равно рано или поздно нашла бы его и отомстила. Ифрит хотел заполучить вожделенную плоть в это мире любым путем, а Шаша обещала ему тело ни о чем не подозревающей ведьмы.
Теперь, когда долгожданный ларец, который он выкрал у посланника друидов, был у него, не хватало только возможности его доставить к Шаше. Тело ведьмы было похищено слугами одного могущественного мага.
Нуратдин сидел в подвале, в каком-то разваленном замке в горах и ждал, оставаясь в неведенье. Ведь известно, что ифритам не дано путешествовать долгое время вне тела наездника, или специального, заговоренного сосуда. Только на пару дней, точнее ночей в году, к нему являлась способность обрести демоническую плоть. Ей-то он и воспользовался, чтобы добраться в подвал замка.
С тех пор, как он стал ифритом, и его бывшее человеческое тело упокоилось под обвалившимся сводом пещеры Пери, Нуратдин мерз, ему было неуютно всюду - на кромке между мирами, в холодной стране Мимира, правителя страны духов и призраков, в рабстве полоумной волшебницы Шаши. Везде, где бы он не находился, он ненавидел все и всех, в его душу раздирало чувство мести и зависти всему живому. «Вот мир, в котором живут существа непонимающие и не ценящие того, что имеют»,- готов был кричать ифрит. Они не понимают, насколько ценны ощущения плоти, как холодно и неуютно быть всего лишь духом, парящим среди них. Он с трепетом и восторгом вспоминал те восхитительные дни, когда ему пусть ненадолго удалось обрести тело, вселившись в ведьму.
Оно было прекрасно, стройные ноги, упругие груди и широкие бедра, притягивающие взгляды всех мужчин. Они словно питались энергией этих похотливых взглядов. Ведьма сама по себе любила красоту своего тела. И тоже восхищалась им. Однако для ифрита это был предмет истинного вожделения. Если удастся им воспользоваться, он будет беречь это тело до тех пор, пока оно не начнет стариться, затем найдет другое, на этот раз мужское. Он будет бесконечно менять оболочки, и это будет прекрасно. Нуратдин вздохнул и взглянул на ларец. Ах, если б можно было самому воспользоваться этими печатями - амулетами и проникнуть в другое измерение. Говорят, есть такие места, где такое существо, как он, может само создавать себе плоть. Жаль, что старая карга Шаша ревностно хранит свой секрет. Она сильна, ох, сильна, эта колдунья! Почти такая же, как Пери.
В свое время, дух пещеры не побоялась даже сразиться с ангелом. Нуратдин со страхом вспомнил тот момент, когда грозный, пылающий синим огнем гнева ангел схватился с мерцающей демонессой. Нуратдин пугливо отполз под каменный навес и попытался спрятаться за грудой золотых украшений. Где теперь и лежат его кости. Ангел ушел так же, как и появился, а Нуратдин, думая, что он еще жив, попытался встать. Ему показалось, что так и произошло. На камне, на который он взобрался, стоял сияющий столб света. И Нуратдин почему-то знал, что это дорога на небеса. Вначале он обрадовался, ведь там, в раю, ему будут танцевать гурии и девственницы. Он метнулся к столбу света, надеясь успеть. Однако какая-то сила, потянула его вниз, он глянул туда, где его ждут, и воскликнул. Ворота ада пылали страшным огнем. Нуратдин вцепился в камень, пытаясь удержаться, однако страшная сила влекла то, чем он стал, в пасть кипящего огня.
Он видел, отчаянно цепляясь за камень, как в столб света шагнула освобожденная душа Лилит. Наконец тянувшие руки ада уволокли и его черную душу. Потом было три столетия скитаний в огне и холоде преисподней, где окончательно догорело все хорошее, что еще теплилось в душе Нуратдтина.
Что-то грохнуло наверху в развалинах. Заржали чьи-то лошади, испуганно шарахнувшиеся от звука падающей доски, и Нуратдин услышал зов ведьмы. Он возликовал - наконец-то за ним пришли, ведьма каким-то образом вырвалась из рук разбойников. Ифрит серым туманом выполз из подвала и устремился на зов. Там, где раньше был замковый двор, стояли люди на лошадях, в основном арабы, и среди них на каурой лошадке сидела она.
Нуратдин метнулся к женщине и хотел обрадовано окутать её, как привык делать в своих мечтах. Как вдруг чья-то воля остановила его, и он услышал властный приказ подчиниться.
- Кто? - Удивленно воскликнул он и вгляделся в толпу. Так и есть, в кольце одного из людей сидел дух, страж. Адский пес, способный убивать таких, как он, мелких духов.
– А…! - испуганно воскликнул ифрит и замер.
- Где находиться ларец? - сухо спросил Адский пес.
Нуратдин воровато огляделся. Люди, как ни в чем не бывало, расседлывали коней, и развязывали дорожные узлы, готовясь разбить лагерь. Похоже, никто из них и не подозревал о его присутствии, кроме хозяина, Адского пса и испуганной ведьмы. Сейчас и она не слышала и не видела, что происходит. Лишь один владелец кольца пристально смотрел в то место, где находится ифрит. Нуратдин решился бежать. Он метнулся к линии силы, исходящей из подземного ручья и, воспользовавшись ей, переместился на три полета стрелы за пределы замка. Позади раздался смех адского пса. Нуратдин понимал, что таким способом он не только не скроется от пса, но лишь позабавит стража. Однако хозяин пса не спешил отдавать приказа, и пес только презрительно смеялся.
Нуратдин сидел в дупле старого дуба и смотрел, как его ведьму подхватили под руки и повели в тот заброшенный подвал, где лежал ларец.