КинОкрошка. Последняя ставка Робина Гуда

Владимир Плотников-Самарский
КинОкрошка

Эссе, заметки, рецки, споры о КИНО



«Робин и Мэриан (Возвращение Робин Гуда)», 1976, США

Режиссер Ричард Лестер; сценарист Джеймс Голдман; оператор Дэвид Уоткин; композитор Джон Барри I; художники Джил Паррондо, Майкл Стрингер III.

В ролях: Шон Коннери, Одри Хепбёрн, Виктория Абриль, Джон Барретт, Вероника Куиллиган, Эсмонд Найт, Никол Уильямсон, Ричард Харрис, Йен Холм, Роберт Шоу, Денхолм Эллиотт, Кеннет Хейг, Ронни Баркер, Билл Мэйнард, Питер Баттеруерт, Кеннет Крэнэм, Монтсеррат Хулио


Хочется поблагодарить авторов, которые подошли к бессмертному сюжету, если не новаторски, то точно не по шаблону.

Отказавшись от привычных, почти сказочных похождений лучшего лучника, они взяли в разработку вполне исторический ракурс. Неразлучная пара - Робин Гуд и Крошка Джон - возвращаются из Франции 20 лет спустя. Оба израненные, оба в летах, оба чуток тормозные: тут прихромнут, там покряхтят, то в груди кольнет, то в коленку стрельнет…  Вот один промахнулся, вот у второго меч выбили, и кабы не Малютка Джон – каюк бы легенде Шервудского леса. Силы подводят, дыхалка не та, ловкость изменила, прыти убыло…

Не совсем обычный расклад, не правда ли? Только это не заумный режиссерский ход ради каких-то особых спецэффектов или иных сенсационных целей. Просто - авторская концепция, самодостаточная и ценная: «реализм в истории» называется. Причем, этот, порою, чуждый зрелищности, трюкачества и экспрессивности прием себя вскоре оправдывает. Ведь вот и я, начав с иронической нотки, быстро успокоился, ибо… увлекся по-настоящему: серьезно, интересно, умно.

Тут, раз уж на экране рана, то и тебя почти физически корежит. Такой показ настраивает не на легендарность, - на правду жизни.

Поэтому в поступках, да и во всей прорисовке знаменитых «средневековых суперменов» (Ричард Львиное сердце, Робин Гуд, Маленький Джон, Тук) нет ничего геройского, пафосного, не натурального. Тот же Ричард воспринимается как угодно, но только не эталоном рыцарской чести и доблести. В облицовке Ричарда Харриса этот совершенно выпотрошенный, изможденный старик – ну, никак не самый сильный человек 12-го века, голыми руками разбрасывавший людей – дюжинами, и душивший зверей - пачками.

На родине Робин (лысый, сухопарый немолодой Шон Коннери), разумеется, встречает старых знакомцев: толстяка Тука, заклятого врага свеого - Ноттингемского шерифа и, само собой, Ее – свою Мэрион, единственную любовь, несмотря на массу женщин, залучённых за годы Крестовых походов. Время не пощадило и Мэрион, 20 лет блюдущую верность в монастыре, а потом, по возвращении любимого, снова - Верную и Единственную Жену великого героя.

В сущности, само название «Робин и Мэриан» какое-то чересчур камерное, большинству ни о чем не говорящее. Куда верней было бы что-то вроде «Большой любви Робина Гуда» или «Смерти Робина Гуда». Хотя, куда ни кинь – банальный клин. И все-таки, это именно психологически хронизированная баллада о смерти…

Во всяком случае, уже после стартовой смерти короля Ричарда Львиное сердце, которому лучник из Шервудского леса 20 лет служил «усмирителем звериных страстей», зритель ощущает некий унылый надлом, слышит беззвучный мотив-некролог… рыцарству. А кем, если не рыцарем леса, был сам Робин Гуд?

По всему выходит, что утомленный, пресыщенный, разочарованный Робин отправляется домой, в Англию, не столько воевать за бедноту, сколько тихо и спокойно умереть. Этим объясняются сквозящие леность и пессимизм, с которыми он бьется против вышколенных солдат шерифа или закованных в латы посланцев короля Джона. Отсюда – инерционное равнодушное безразличие, с коим он принимает все решения, в том числе по приему в свою ватагу новых бойцов, так долго ждавших легендарного предводителя.

Робин устал, и Мэрион, как никто другой, чувствует и понимает всё, как и то, что его скоропалительное решение – «снять все проблемы» в поединке с шерифом – диктуется диким опустошением человека, от которого все по-прежнему ждут чуда, а он давно устал командовать и даже сражаться. Устал интеллектуально и чисто физически. Перегорел! Как и Булгаковский мастер, Робин жаждет покоя. Но спасителен ли покой для таких кипучих натур, вот в чем вопрос? И не потому ли он наивно поставил все, что имел, на кон, имя которому «ставка ценою в жизнь»  (точней будет: …в смерть)?!

И да, и нет. Ибо Поединок с шерифом Ноттингема – это тот Поступок, к коему оба шли всю жизнь. Ведь и королевский страж Шервудского леса шериф, подобно неуловимому Робину, все эти годы жил только этим, только ради этой встречи шлифовал свое беспримерное фехтовальное искусство. И вовсе не угроза плахи, обещанной королем в случае очередного упущения атамана разбойника, подвигла шерифа на тот Главный Поединок.

Даже по малому счету шериф пару-троечку раз снисходительно позволил Робину с Джоном уйти и от преследования, и из стопроцентно гарантирующей плен засады. Он даже не пожалел собственных «гвардейцев» спецкурьеру короля, прибывшему схватить Робина Гуда, заведомо зная, что тому ничего не светит. И все потому лишь, что никто другой не смел посягать на голову и свободу человека, жизнь коего все эти долгие годы служила   залогом его существования, а честное убийство коего – целью и оправданием 20-летней скуки и тоски. Шериф смертельно скучал по Робину, Робин – по своему врагу-другу. Оба настолько ненавидели\любили друг друга, что, буквально, срослись в, так сказать, стимулирующей созависимости, точно родные братья-двойники.

Это хорошо поняла Мэрион (Одри Хепберн). И после чисто случайной гибели шерифа (вслед за коварно-начальной обманкой-заманкой Робина тот вел по очкам всю вторую половину поединка) она «вылечила» серьезно раненного любимого. То есть - отравила: его и себя, ускорив, таким путем, великий переход. Аллюзии с «Мастером и Маргаритой» налицо…

Можно соглашаться или ругаться с Мэрион (читай: авторами фильма), но своя логика в этом есть. Слабый, высушенный, исшрамленный, переохлажденный Робин Гуд, которому никто не нужен, в том числе доверившиеся йомены, не может длить новой стадии своего, теперь уже растительного, состояния. Спорно? Однако, факт - кино-факт.

В принципе, перед нами дубль-ситуация. Финальная сцена смерти Робина по ряду деталей повторяет гибель Ричарда I в начале картины: те же симптомы замерзших членов и общей вялости. Это называется: остывшая кровь.

Кстати, последняя неделя экранной жизни короля Ричарда вполне согласуется с документальной: легко раненный в плечо шальной стрелой, коронный герой 3-го крестового похода в считанные дни «сгорел» от заражения крови.

Заканчивается все стильно и символически: прощальная стрела, пущенная Робином («Куда упадет стрела, там и похороните нас»), уносится в чистое небо.

А под окном сиротливо догнивают яблоки. Из них одно лишь свежее. Кому принадлежат сморщенные: Робину ли с Мэрион, Робину ли с шерифом?..

А спелое? Возможно, по справедливости оно таки достанется скромному Малютке Джону, который не только всю жизнь сокрыт был в тени славы великого друга и беззаветно спасал его, но и безмолвно любил его супругу – красавицу Мэрион…

Вот кто рыцарь без страха и упрека… Такие двигают историю, но память почему-то не сохраняет потомкам их имен…

18.09.2010 12:19  («Кино-Театр.ру»)