Эпоха Вселенских соборов (IV – VIII вв.) закончилась окончательной победой православного дуализма в догматике православной церкви. Учения Нестория и монофизитов были окончательно изгнаны из христианской ортодоксальной идеологии. В это же время и несторианство, и монофизитство перешли на бытовой уровень и повлияли на формирование стереотипов поведения самых различных народов, в особенности коптов и, в дальнейшем, русских.
Халкидонский собор (451 г.), осудив вышеуказанные ереси, на самом деле открыл дорогу к их распространению в парацерковных кругах и массовом сознании.
Спор по поводу «теории Фаворского света» между паламитами и калабрийскими монахами Варлаамом и Анкиндином следует считать точкой отсчета в расколе западноевропейской и восточноевропейской культур.
Официальная христианская церковь, как на Востоке, так и на Западе, признавала православный дуализм, но на уровнях и подуровнях массового сознания восторжествовали монофизитство на Востоке и несторианство, соответственно, на Западе.
Русь, приняв христианство из Византии, получила в наследство и «бытовое монофизитство». Степное же окружение ее было в основном несторианским, что осложнило контакты между русским этносом и, скажем, половцами. Хотя русские князья и женились на «красных девках половецких», да и случаев «перекрещивания» невест в летописях не зафиксировано, контакт все же развивался по принципу отрицательной комплиментарности (по терминологии Л.Н. Гумилева).
Русская литература, в том числе и известное «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона Киевского, несет в себе все родовые отпечатки монофизитства, то же самое мы наблюдаем и в творчестве древнерусского писателя-богослова Кирилла Туровского.
«Русское» монофизитство, фактически, успешно надело маску православного дуализма, что, впрочем, и неудивительно, ибо христианские вероучители на Русь приезжали в основном не из центров православной Византийской империи, а с ее окраин, куда монофизиты вынуждены были удалиться в VIII в. после поражения иконоборческих движений.
Активное неприятие русским этносом западной культуры становится понятным, именно, в ракурсе культурного конфликта между несторианством и монофизитством.
Удар, который нанесли монголы по Средневековой Руси в XIII веке, привел к усилению эсхатологических настроений среди народа, несмотря на побратимские отношения между Александром Невским и Сартаком (существует версия о том, что он даже был посвящен в сан диакона), вся политика великого князя рассматривалась подавляющим большинством людей, как защита от антихристианского (читай, антимонофизитского) воздействия татаро-монголов и, конечно же, как преграда распространению католичества (читай, несторианства) на Руси.
Если учитывать тот факт, что в догматике различия между католичеством и православием в этот период не столь уж велики, то резкий антикатолический пафос в русской литературе будет не вполне понятным.
Монофизитские тенденции в русской культуре и быте не иссякли и после татаро-монгольского ига. Следует оговориться, что эти традиции обнаруживались отнюдь не в проявлении «чистого» монофизитства, а скорее в его модусах, модернизированных Евтихием и Бар-Судаили («Вся природа единосущна с Богом…»).
Церковные дискуссии между «иосифлянами» и сторонниками Нила Сорского – это противостояние между православным дуализмом и монофизитством.
Несомненной для нас представляется параллель между «всешутейшими соборами» Петра I и византийского императора-монофизита Михаила, выделенная Ю. Лотманом.
Реформы церковного управления, проведенные Петром Алексеевичем, на первый взгляд, навеянные западноевропейскими идеями, по нашему мнению, носят некий монофизитский характер.
Разрушение православного патриаршего управления неизбежно сказалось и на разработке православной догматики в России. Возможным проявлением монофизитства стало возрождение старчества в Русской Православной церкви в XIX – XX вв.
Исходя из этого, мы можем утверждать, что идеи, запрещенные официально, казалось бы, изгнанные из обращения, продолжают существование во времени, переводясь в иные культурные диапазоны, и порой показываются в самых неожиданных формах.