Как же я не люблю эти летучки! И ведь как хорошо сказано – «летучка». На час, а то на полтора! Да за это время до Москвы долететь можно! И, сколько народа в «конторе» чем-то вроде бы занимается во время этих «летучек»! Сколько бездельников, желающих поговорить! В принципе, понимаю - для шефа, это, пожалуй, единственный способ увидеть весь «коллектив». В кассу он за зарплатой не ходит, ему в кабинет приносят, а то бы сильно удивился, узнав, сколько у него подчинённых. Некоторых увидел бы впервые. Вот и потёрли бы там - в очереди – «как дальше жить будем». Непонятно, что ли? Как говорит главный инженер: «Жить будем плохо, но недолго». Так, оно и получается.
Ну, а где же у нас, Марат? Вот умеют татары жить! «Кто не придёт – лишу премии!» - кричал шеф. А Марат опять не пришёл. Или придёт к концу, запыхавшись, с запотевшими очками: «Как? Уже кончаете? Почему без меня?» Все посмеются и никто его ничего не лишит… Меня бы лишили: и премии, и зарплаты, и невинности, даже несмотря на то, что я во втором браке…
Кстати, о премии! 55 лет радио – всё-таки цифра. Зарплата – хреновенькая, да ещё с задержками. Премия, то будет?
О, да я мысли читаю! Ну, давай, дорогой шеф, рожай!
- Теперь о юбилее… - Шеф снимает и протирает очки, будто хочет сказать о чём-то тяжёлом, да никак не решается.
- 55 лет, конечно, какой-то женский получается юбилей…
Ну, да, я опять угадал! Ещё скажи о тяжёлом материальном положении «конторы»…
- Вы знаете, в каком тяжёлом положении находится Компания…
Всё понятно – хрен вам на рыло… Можно протискиваться к выходу…
- Но губернатор сказал, что коллектив радио всё равно надо отметить…
Так, а вот это интересно.
- Завтра в администрации он устроит для нас приём…
- А премии?! – кричит кто-то из телевизионщиков. Наши – молчат…
- Тихо, тихо! И премии будут. Вы знаете, как часто мы обращаемся к губернатору с просьбами. Он никогда не отказывает…
Нет, это ты, Виктор Фёдорович, «обращаешься». Я ни разу не обращался. И с какими такими просьбами, если в кармане – всё время – вошь на аркане? Техника? Раб не может любить орудия производства. Да и какая техника? Микрофона путного нет. В «Брильянтовой руке» такой же, как у меня, только новее. Один компьютер на «контору» - бухгалтерия на нём в «тетрис» играет.
- И с техникой недавно опять помог, и с бензином…
- Знаем, знаем!
- Поэтому, борзеть не надо! Мы посоветовались с профсоюзным комитетом, с советом ветеранов, и решили составить список…
Зал загудел.
- Да, список людей, которые внесли наибольший вклад в развитие радио, в развитие…
Всё ясно! Можно сматываться. Вчера – молодёжь, сегодня – ветераны. Интересно, я когда-нибудь попаду хоть в одну «тостуемую» категорию? Это вряд ли - рожей не вышел.
Я протискиваюсь в дверь… А – вот и Марат!
- Ну, как будет премия?
- Будет, Марат, будет! Тузевой, Фокиной, Пахомычу…
- Самому Фёдорычу и бухгалтерии…
- Ну, это в первую очередь! Рекламный отдел забыл.
- Значит, нам опять - «факт на лицо»? – криво усмехается Марат.
- А ты, кстати, ещё не принёс справку, что ты ветеран? Говорят, татары даже с Куликовской битвы справки достают.
- Да, я могу достать, но у Тузевой с Пахомычем всё равно будут справки, что они – ветеранистее…
Мы идём по своим редакциям – «пашню пахать». Я - на новости, он – думать, кого бы «окучить» на сельскохозяйственной ниве. Вот бл…во! Почти полтора часа рабочего времени, как корова языком слизала. Фигли им не заседать? У них учёт – в часах, а у меня – в новостях. Заседай, не заседай, а к пяти выпуск должен быть у шефа на столе. Чего я теперь туда насую?
На следующий день команда ветеранов и людей, внёсших (или вынесших) «особый вклад» поехала поздравляться. «Контора» как-то быстро опустела. Сколько же у нас ветеранов! Стало тихо и уютно. Без шефа особенно. Грех не выпить! Я вчера уломался так, что 5-6 «информашек» удалось «засолить». И вот - к обеду выпуск почти готов. Тем более – грех не выпить.
В дверь протискивается Марат. Он тоже рад тишине и, главное, отсутствию любого начальства.
- Ну, ты как, старик? Выпуск готов? – Марат заговорщицки улыбается.
- Всегда готов! – отвечаю я с полной готовностью начать очередную пьянку на рабочем месте. – Кто побежит?
- Ну, давай, я… - Делает одолжение Марат и лезет в карман.
Я сперва соглашаюсь, но потом – срываюсь к шкафу.
- Нет, опять закуски накупишь, а мне потом снова бежать…
Марат, прекрасно зная моё творческое кредо: «зачем нужна закуска, если вода в кране есть!», взмолился:
- Ну, хоть хлеба возьми! И сырок!
- Это ещё, что за гусарство! Хлеба возьму, а за сырком надо было к губернатору ехать!
- Так меня же не взяли! Сам знаешь – не достоин.
- Ладно, ладно, не жалоби! Есть захочешь – найдёшь! Пройдись по кабинетам. Мир не без добрых людей…
Я знаю, что Марат найдёт что-нибудь закусить, поэтому, не раздумывая, беру две. Хотел взять – три, ну, чтоб не бегать потом, но денег, как всегда не хватило. Вот он – грёбаный юбилей… «Женский» какой-то, даже нажраться не на что…
Всё-таки я не ошибся в товарище. Марат уже достал: и хлеб, и два огурца, и шматок сала…
- Вот ты меня, прости, братан, но есть у татар одна плохая черта, - говорю я Марату, скинув куртку и вырывая нож. – Сало вы любите, а резать не умеете. Ну, что это за таблетки, ты тут крошишь?
- На - режь сам! - Марат тут же избавляется от ножа и хватает горлышко «Особой». – Жуткая гадость, если честно.
- Да-а! «Бюджетный» напиток. – Выдыхает он, сворачивая крышку.
- Малобюджетный, - добавляю я. – Интересно, чем у губернатора сейчас поют?
- Шампанским! – фыркает Марат, судорожно мотая головой и занюхивая только что проглоченную дозу спиртного.
Мы разваливаемся в креслах с видом довольных жизнью людей. Водка начинает немного греть. Но, какой-то противный червячок обиды всё рано грызёт где-то внутри. Разговор опять заходит о «юбилее», которого, в общем-то ждали, надеялись, ну если уж не на большую премию, то хоть на «конфетку с махром» и доброе слово, которое и кошке приятно. Всё-таки – не каждый день. Всё-таки отпахали худо-бедно по 6 лет. Нет, Марат – 7. Он, кстати, единственный в нашем «дружном» коллективе человек с журналистским образованием. Да, и не так уж худо – отпахали. И на блат-хаты к наркоманам ездили, и на «маленький чернобыль» (когда авария была на нашем реакторе), и в грязь, и в снег, и в какую только дыру нас не совали и не суют… Да, и народа-то – непосредственно на радио – нет ничего. Человек 20. А тех, кто «эфир делает» - и того меньше… Да, и хрен с ним с этим юбилеем, но вот это деление на «заслуженных» и «херовых»… Нет, здесь есть о чём задуматься по пьяной лавочке. Обидно, ведь…
- А скажи мне, «молодой человек», - Марат пародирует моего «маленького шефа» - главного редактора отдела информации, почившего в прошлом году, и должность которого я так и замещаю второй год – без всяких последствий по зарплате.
- Так, скажи мне, какое отношение имеет Тузева к радио?
- А Фокина? – спрашиваю я.
- Ну, та вроде бы, полгода здесь плёнки сторожила, когда совсем молоденькой была – ещё до криминальной революции. А Похомыч?
- Марат, дорогой, да там две трети таких. Ну, ты будто не знаешь: награждение непричастных, наказание невиновных…
- Ну, это потом. Надо срочно что-нибудь сломать, а то накажут вместе с невиновными.
- Согласен. - Мы снова чокаемся, как-то внезапно захмелев. Стареем, наверное. А вот ветеранами, так и не станем…
Дверь тихо открывается и в комнату входит Борис Васильевич. Он как всегда приветливо улыбается. Протягивает руку:
- Сидите, ребята? А мне, что-то скучно стало. Решил заглянуть.
Мы с Маратом переглядываемся, едва не поперхнувшись от удивления «кошерным» салом.
- А Вы, Борис Василич, как-то быстро вернулись. – Говорит Марат.
- Откуда?
Мы снова переглядываемся. «И Борю не взяли?! Не может быть!»
Старейший диктор областного радио, голос области, «наш Левитан» - проработал здесь без малого 40 лет. С его голосом мы с Маратом вставали в школу, когда были маленькими, он «отменял» нам занятия « в связи с низкой температурой воздуха», он был маркой радио, «брендом», как это принято теперь говорить – брендом, пожалуй, единственным. Он учил, а не поучал нас, он знакомил область с главными событиями целой эпохи, даже не одной эпохи. Он читал бредятину, которую писали мы и поколения наших предшественников и читал так, что всё это превращалось в серьёзную, важную, необходимую информацию. Это мог делать только он. И вот – он здесь, забытый, как Фирс в вишнёвом саду. Ну, ладно мы…
- А-а! Вы про губернатора?! Да, меня же не взяли. А вас почему не пригласили?
Марат достаёт третью стопку, наполняет её водкой и протягивает Борису Васильевичу:
- Так, если «фокер» или «мессер» завалить, так это вторая эскадрилья, а если на раут к губернатору, то это – первая.
Борис Васильевич смеётся и, чокнувшись с нами, опрокидывает внутрь содержимое посуды.
- Да, я уж туда наездился в своё время. – Борис Васильевич кивает в сторону «белого дома», не торопясь закусывает коркой хлеба.
- Раньше ведь – в 70-е, при Бабае, Малютин, тогда у нас шеф был… Так меня зачем-то он всегда с собой брал на совещания. Я не знаю, правда, зачем? Наверное, чтоб не скучно было. Но я должен был ехать с ним обязательно. А он же его – Бабая - страшно боялся! Помню, раз мы уже вышли. Да что-то замешкались в коридоре, и тут как раз на нас Бабай идёт. Со всей свитой! Малютин не знает куда спрятаться. Заметался. А Бабай заметил, какое-то мельтешение, остановился прямо около нас. Малютин и говорит: «Анатолий Андрианович! Мы завтра даём отрывки вашего выступления на пленуме Обкома!» Бабай, кажется, не понял сразу – кто это. У него аж второй глаз приоткрылся: «У вас, ёп вашу мать, всегда одни обрывки!» Ну и пошёл дальше. А Малютин бледный стоит: «Борис Васильевич, да как же это понимать? Там же два с лишним часа записи! У нас же эфира не хватит! Да как же это?»
Мы с Маратом смеёмся, хотя много раз слышали эту историю. Боря – изумительный рассказчик. Одно слово – диктор.
Марат снова наливает, а я протягиваю Василичу выпуск.
- Всё готово. Шеф приедет – распишется. У Вас он целее будет.
- Вот и хорошо, Володя, я к себе отнесу. – Он встаёт и идёт в дикторскую.
- Да, потом отнесёте! Посидите с нами.
- Я мигом. Сейчас вернусь.
- «Инкогнито из Петербурга» там нет, - говорю я вслед.
- Нет? Это хорошо. – Борис Васильевич смеётся.
- А это, что за история? – Спрашивает Марат.
- А ты не слышал? Боря вернётся, он лучше расскажет.
- Давай, пока ты.
- Короче! Лет 20-30 назад плыла на отдых по Волге какая-то ЦК-овская шишка. Может Косыгин, может Подгорный. А в кино картина шла «Инкогнито из Петербурга». Так вот кому-то в обкоме пришла мысль, что вдруг эта «шишка» услышит это объявление…
- Ну и что?
- Ну, это нормальному человеку, «ну и что!» А у них же, сам знаешь, что в мозгах намешано. «Вдруг услышит, вдруг у него нежелательные ассоциации возникнут, вдруг подумает, что это про него».
- Бред.
- Конечно, бред. Только Борю Малютин ночью поднял «Снимите, - говорит, - срочно это объявление! Обязательно снимите! Не читайте!»
- Снял?
- Ну, а как же. Теплоход с Косыгиным, или кто там был, даже не причаливал у нас.
- А ты, знаешь, не взять Борю – это полное свинство!
- Да слов нет - паскудно! И самое обидное, каждой твари по паре насобирали, а такого человека…
- Да, кого бы не насобирали! Но, ведь это же его праздник! Радио – это он.
Дверь распахивается, но это не Боря. Шофёр шефа – Толян орёт будто ошпарили:
- А Борис Василич где?!
- Да, где-то здесь ходит. Садись, мил человек, выпей с нами, - предлагает Марат.
- Да я же за рулём! Мужики, помогите мне его найти! – Толян снимает шапку и вытирает пот со лба.
- Всё было нормально. А потом губернатор говорит: «А где Борис Васильевич? Болеет, что ли?» Фокина говорит: «Да, болеет». А бабы ваши сдали: «Его, - говорят, - в список не включили…» Тут такое началось!
- Молодцы бабёнки, - резюмирует Марат. – Я их снова уважаю.
Через минуту мы вели Бориса Васильевича по коридору. На ходу он застёгивал старое драповое пальто, запихивал вылинявший шарф и всё извинялся перед нами, что так получилось.
За что извинялся? Это мы хотели извиниться за шефа, за всех нас. Хотели, и почему-то не могли. Дверь открылась, и он ушёл к председательской «Волге», которая впервые в жизни должна была увезти к зданию Обкома именно его. А через год ушёл и совсем из «конторы». Хотя мог и так хотел поработать ещё…
2011.