Председатель сельсовета зашел, когда мы сидели за ужином. От предложения разделить с нами трапезу только отмахнулся.
- Не знаю, что делать, Минеевич, Мария (назовем ее так) у соседки шерсть украла, дойдет до суда никто не посмотрит, что она вдова фронтовика и у нее семеро по лавкам.
- Собирай товарищеский суд, - поднялся отец.
Суд односельчан был суров и на долгие годы стал уроком не только для Марии - для всех жителей деревни. Ее провели вдоль улицы с привязанной к груди кражей и, останавливаясь у каждого дома, она кричала:
- Я шерсть украла...
Удивительно, но ее самобичевание порождало не только осуждение, но и сочувствие. Первой не выдержала пострадавшая:
- Да отдайте вы ей эту шерсть, не ходить же ее пацанам всю зиму с голыми руками.
Вскоре жизнь показала насколько крестьянский суд справедливее государственного. Годы 1946, 1947 выдались засушливыми. Но земледельцам удалось собрать небольшой урожай. Хватило и план хлебозаготовок выполнить, и семенной фонд засыпать и можно было даже колхозником выдать по 200 грамм зерна на трудодень. А тут председателя колхоза вызвали в райком партии, вернулся он из райцентра темнее тучи. Секретарь райкома требовал принять соц. обязательства по сверхплановой сдаче зерна, но тогда колхозникам не достанется ни зернышка. Вот и снарядил он возчиков за ночь вывезти из колхозных амбаров односельчанам заработанный ими хлеб.
Отнимать у селян зерно не стали, а вот председателя нашего сослали на 5 лет (не понятно только куда дальше Сибири сослать-то можно было). Вскоре семью его заставили освободить колхозный дом для нового председателя и следы их затерялись на просторах необъятной нашей Родины. В памяти осталось только имя председателя - Николай Романов.