Хальни – верховный ветер в Польше, ветер с верховий рек и долин, дует с северо-запада, несет ясную погоду.
Эва схватила Агнешку за руку и зажала готовый было вскрикнуть рот горячей влажной от волнения ладонью.
-Тише. Ты же не хочешь пропустить самое веселье?
-Я боюсь, Эва. Нет, не зови меня, я не пойду. Сегодня самая страшная ночь в году, сегодня души умерших ходят по земле, обходя свет от фонарей, и душат не легших с молитвой в кровать детей!
-Вздор! Святой отец всегда нас пугает! А как же пугать соседей за сладости, вырезать страшные рожи из тыкв и слушать байки старой Паулины, что живет в низине на отшибе?! Ты же знаешь, что страшные тыквенные рожи отгоняют всю нечисть. Ну же!
Агнешка крепче зажала в ладони серебряное распятие, но все же свесила ноги с постели и, не поднимая на подругу глаз, одними губами прошептала: «Ладно, пойдем».
Ночь была чуть морозная, густая, молочно-белый туман траурной порванной на клоки вуалью повесился на голых ветках придорожных деревьев, и оставлял во рту кислый привкус – где-то далеко жгли медную опавшую листву.
-Говорят, туман – это дым от ведьминых костров, - сиплым голосом прошептала Эва над самым ухом подруги, но та лишь гордо тряхнула длинными светлыми волосами. Одни лишь святые слышали, как бешено сейчас колотится ее маленькое сердечко.
Под ногами хрустнула покрытая первым инеем ветка. Где-то в черных голых кронах проскрипел Хальни, прошелестел едва держащейся последней листвой, взметнул белые юбки девушек, жалостливо простонал в самом подлеске и стих.
-Давай зажжем тыкву, - едва слышно взмолилась Агнешка. Губы ее онемели от холода и липкого то и дело пробегающего по спине холодка, длинные пальцы прирожденной пианистки стали совсем синими, и все мерещилось, что за спиной кто-то дышит неровно и натужно.
-Но нам еще идти и идти! А вдруг свеча прогорит раньше, чем мы дойдем до Паулины? – запротестовала было Эва, но увидев не скрываемое отчаянье в глазах подруги, снисходительно вздохнула и зажгла свечу. Фитиль стал нервно потрескивать, желтый воск нагрелся, стал мягким и податливым, и сквозь зловещие прорези глаз и улыбки из крутобокой глянцевой тыквы на запорошенную палой листвой дорожку хлынул тусклый рыжий свет.
Лес стоял немой и угрожающе мрачный, всем своим внешним видом показывая, что сегодня ночь умерших, а это – их царство.
-Еще немного и будем на месте, - обнадежила девушка дрожащую то ли от холода, то ли от полуночного страха подругу, - пойдем как обычно или срежем?
-Срежем.
-Отлично. Тогда нам сюда, через кладбище.
Агнешка хотела было закричать, что нет, пойдем по длинной дороге, а лучше вообще вернуться назад, но вопль застрял у нее в горле. Она отняла руку так стремительно, что чуть не оступилась, она хотела было развернуться и побежать назад, сквозь ночной лес одна, но тут за спиной громко хрустнула ветка и с гулким стуком упала на влажную, пахнущую грибами и плесенью, землю.
-Это ты? – шепотом спросила девушка у Эвы, но та лишь отрицательно замотала головой, тоже не решаясь обернуться.
-Говорят, если посмотришь своему страху в глаза, он выпьет через них твою душу. Не оборачивайся. Бежим!
И девушки напролом что есть сил рванули через лес. Выщербленный диск луны мелькал в просветах между деревьями, тонкие ветки безжалостно стегали по лицу, а свет от тыквенного фонаря раскидывал такие жуткие тени, что хотелось зажмуриться и не смотреть вовсе. Вдруг что-то длинное и острое впилось Агнешке в бедро. Она вскрикнула, отшатнулась и, потеряв равновесие, упала на четвереньки во что-то мохнато-мягкое, холодное, мокрое, краем сознания понимая, что подол юбки безнадежно порван.
-Вставай! Ну же, вставай! – закричала Эва и энергично замахала рукой. В носу неприятно защипало, из глаз брызнули слезы боли и досады, мешая сосредоточиться и подавляя всякое проявление воли.
-Я, кажется, подвернула ногу, - всхлипнула Агнешка и беспомощно разревелась. Крупные соленые градины покатились по ее щекам безудержным потоком. Но тут за спиной снова хрустнуло несколько веток и послышалось хриплое учащенное дыхание. Кровь отлила от лица девушки, и боль показалась уже слишком незначительной, чтобы продолжать сидеть на сырой холодной земле и ждать, пока сзади вплотную подойдет тот, кто с каждой секундой становится все ближе. Девушка быстро, хотя и неуклюже поднялась с коленей, размазала по щекам грязными ладонями не успевшие еще высохнуть слезы и, придерживая юбку, побежала через ельник к подруге, в чьих руках тыква горела еще более зловеще и пугающе, чем в самом начале авантюры. Тот, кто бежал сзади, тоже прибавил ходу и начал медленно, но неотвратимо настигать двух молодых пани с растрепанными темными волосами, бегущих в своих длинных белых платьях по узкой дорожке, ведущей через старое кладбище в низину.
Впереди показалась долгожданная просека и конец леса, а там и маленькая хижина, похожая на сказочный пряничный домик с сахарной крышей, в окнах которого тепло и заманчиво мерцал неровный золотистый свет. За спиной снова хрустнула сломанная ветка, и вдруг ночную настороженную тишину прорезал леденящий в венах кровь душераздирающий волчий вой. Девушки побежали что было мочи, в горле от быстрого бега появился терпкий привкус крови, а в висках шаманским тамтамом запульсировала обжигающе горячая кровь.
«Только бы успеть, Боже милостивый, только бы успеть!»
Дверь оказалась не заперта и лишь пронзительно скрипнула, впуская в недра дома припозднившихся гостей.
В дальней скудно освещенной комнате сидели все дети, пришедшие сегодня к пани Паулине, в центре образованного ими круга стояла большая ваза с сладостями и яблоками, но никто не тянулся к ним шаловливыми пальчиками, никто не ёрзал и не перешептывался. Все они безмолвно замерли, положив ладони на колени и плотно закрыв глаза.
-Я думала, вы уже не придете, девочки! – приторно улыбнулась старая женщина, и бездонный взгляд ее странно мерцал из-под кустистых седых бровей. – Садитесь, садитесь в круг и передохните от дальней дороги.
Девушки настороженно переглянулись, но отступать было уже некуда, холодный липкий страх пронизал их насквозь. На негнущихся ногах подошли они к свободным местам в круге и сели рядом с неподвижными еле слышно дышащими детьми, замкнув этот живой круг.
После вспышки яркого белого света Агнешка увидела длинный песчаный берег и нависающие над самой водой высокие смолянистые сосны. Пахло морем. Она неспешно встала с колен и пошла по берегу, упиваясь ощущением теплого песка, струящегося между пальцами ног. Закатное солнце, шипя, плавилось на горизонте. Чуть дальше у берега она увидела качающуюся на волнах белую маленькую лодку с задремавшим в ней человеком, спрятавшим лицо под большим белым капюшоном. Когда Агнешка вплотную подошла к лодке и провела тонкими длинными пальцами по шероховатому влажному борту, человек, не поднимая головы, отчетливо произнес: «Садись. Нам пора отправляться» - и взял в руки весло. Девушка послушно влезла в едва покачивающуюся лодку и почувствовала, как весло мягко оттолкнулось от янтарного песчаного дна, а зеленоватые волны подхватили легкое суденышко и аккуратно понесли его куда-то далеко, вниз по течению.
- Страха в реальности не существует, - через какое-то время проговорил странный мужчина. Голос его был немного хрипловатым и низким, но сложно было с уверенностью сказать, сколько его обладателю лет. – Это всё лишь человеческое воображение. Стоит тебе осознать это и заглянуть своему страху в глаз, ты выпьешь его душу, и он перестанет существовать вовсе. Останется лишь сладкое и немного морозное чувство здесь, на уровне солнечного сплетения, похожее на ощущение, когда ты падаешь с большой высоты, когда сердце застревает в горле, душа уходит в пятки, а поцентру остается лишь состояние полной невесомости. Помнишь его? Так вот именно такое ощущение, когда ты побеждаешь страх, когда открываешь жуткую ржавую клетку собственных иллюзий и побеждаешь самого себя. Выходи, тебе сюда.
И кормчий плотно пришвартовался к берегу и подал Агнешке руку. Но тут сильным порывом ветра в лодку нанесло несколько больших рыжих листьев и сдернуло глубокий белый капюшон с сидящего напротив мужчины. Лысый гладкий череп был плотно обтянут восково-прозрачной кожей, тонкие шершавые губы были искривлены в ехидной полуулыбке и обнажали большие желтые зубы, а в черных, бездонных, затягивающих глазах плескалась вечность, какая могла быть только у перевозчика через реку Стикс, ласковую и бездонную.
«Так значит, это конец? – удивленно подумала девушка. – Значит я …» и полая шелковистая темнота поглотила ее.
Агнешка вздрогнула и открыла глаза. Через раззановешенные окна в комнату струился мягкий осенний свет, пахло инеем, яблоками и печеньем с корицей.
Наступило первое листопада.