Таксика
Катер у Ван-Ваныча Кондратьева был – хоть куда. Он получил это водоплавающее чудо месяц назад по разнарядке, но, по правде сказать, он бы его не получил – претендентов на новую технику хватало и без него, но Ван-Ваныч сделал верный ход, поставил на нужную карту и выиграл. Ход его был простым, но неотразимым: десятикилограммовый бочонок черной осетровой икры для «самого», связка серебристых шкурок песца «для евонной супруги» и карабин с бельгийской оптикой для обалдевшего от такого подарка великовозрастного чада. Подписанную накладную он получил из рук секретарши в присутствии всех коллег – районных инспекторов рыбнадзора. Виду, конечно, они не подали, но жуткие завидки из зрачков попрятать не смогли : такая машина – мечта любого таежного блюстителя.
... Ван-Ваныч отряхнул прилипший к штанам песок, выгнул затекшую от долгого сидения спину, захрустевшую всем костяным набором и в который раз обошел покоившееся на песчаном, едва прикрытым водой мелководье любезное сердцу создание.
Глаза ласково отследили благородные формы стремительного корпуса, оценив безупречные его пропорции, задержались на срезанной косо корме и вернулись к изогнутому в хищном порыве форштевню с часто проклепанным острым, как бритва, волнорезом. Лекальным изгибом вогнутые скулы плавно стекали под днище, пробитое вдоль двухрядным реданом, и, достигая кормы, распрямляли его, придавая крылатую форму.
Широкий, слегка нависающий по бортам, нос смахивал на вертолетную площадку, ограниченную с боков низкими хромированными поручнями и блестящей на острие уткой – чистым произведением искусства. Герметичный люк носового отсека выделялся пупырчатыми заклепками и хитроумным, под английский ключ, замком.
Ван-Ваныч огладил шершавой, заусенистой ладонью слегка запотевшее в утреннем тумане лобовое стекло и, привстав на цыпочки, заглянул в кокпит.
Простеганные дутыми квадратами пузырчатые спинки и седушки четырех кресел манили автомобильным комфортом, а черная, ребристая по кольцу жигулевская баранка довершала сходство с салоном новенькой легковушки.
Прошлепав болотниками вдоль катера, Ван-Ваныч расстегнул накидные запоры моторного отсека и осторожно поднял его створки.
Девяносто полнокровных лошадей матово блеснули крышками цилиндров, пауками всасывающих и выхлопных патрубков и мудреной конструкцией сверкающего единственным глазом мерного окна, оседлавшего мотор карбюратора.
Ван-Ваныч всмотрелся в темноту подмоторной ниши. Там в ожидании водной пищи притаился изогнутый хобот водометного движителя – основная гордость хозяина и беда нарушителей рыболовного порядка. С таким мощным движком да на водометной тяге инспектор напрочь лишал браконьеров возможности скрыться, а значит, иного выхода, как явка с повинной на деловые переговоры, у них не было.
Вот это как раз самое главное, ради чего любой из коллег Ван-Ваныча продал бы душу хоть вышестоящему начальству, хоть самому сатане.
... Таксика – узкая, извилистая и довольно длинная протока, соединяющая два рукава Оби в районе Березова. Кроме как Таксикой другого пути с богатых осетром рыбацких угодий – плавов Верхний и Молодежный – в поселки реки Казым, правого притока Оби, нет. Волей-неволей охочим до осетринки и черной икорки казымским рыбакам приходилось идти на риск – рыбачили-то без лицензии – и проходить злополучную протоку в надежде не напороться на ушлого в деле борьбы с браконьерами рыбнадзоровского инспектора.
А тут еще новость – Ван-Ваныч получил какой-то сверхъ-естественный катер. Рыбаки поскучнели. Но жизнь – есть рыбалка, а рыбалка – есть жизнь: авось да как-нибудь выкрутимся. Где мытьем, а где и катаньем. Не зверь же он, в самом деле!
Ван-Ваныч Кондратьев зверем действительно не был. Он был опытным, хитрым и не шибко жадным инспектором. То, что его побаивались, он знал, а что касается уважения – здесь единого мнения у рыбаков и инспектора не наблюдалось. Грешил он поборами, видит Бог – грешил, но опять же, по его мнению, в меру. Брал, но не грабил – и это признавали все. И краткое, пренебрежительное – Кондрат, и мягкое, с оттенком нарочитого уважения – Ван-Ваныч одинаково были в ходу заглазных разговоров, но только официальное – «товарищ инспектор» не применял никто – ни встреч, ни заспинно.
Однако, давать все же не хотелось. Рыбы-то кругом всякой – хоть жором ешь! Мог бы и сам наловить.
... Саня Кадочников возвращался с Верхнего плава, имея на борту не хилый улов. Его видавшая виды «обянка», тезка одарившей его реки, была пригружена за ватерлинию: шесть пятидесятикилограммовых мешков, укрытые рваным брезентом, содержали разложенную по сортам, калиброванную рыбу. Два мешка с муксуном и нельмой, два мешка – сырок и щекур и в остальных двух «каждой твари по паре» – чебаки, подъязки, налимчики, и в бардачке, прикрытые хламом и тряпьем, две полиэтиленовые канистры с осетровой икрой – килограммов на двенадцать потянут. Сверху на брезенте покоились три осетра: два больших полутораметровых и один маленький – не больше пуда. В общем, сколько убралось, столько и взял, остальное подарил рыболовецкой артели, промышлявшей выше по течению – у них что-то не ладилось.
Надо сказать, что Саня Кадочников добытчик отменный. И, вдобавок, везучий. На серьезный промысел он ходил только раз в году, в начале сентября – делал заготовку на зиму. Остальное время он посвящал охоте, считая ее главным мужицким занятием. Особенно страдал он по соболю, ходил далеко и долго – один; компанию почитал за ненужное в деле излишество.
Видимо, частые и продолжительные скитания по тайге притупили его разговорную способность, и в случайных застольях даже после уемистой кружки стоило огромных трудов «расколоть» его на какой-нибудь рассказ. Да и толку-то! Самое длинное Санино повествование сводилось к набору связующих слов, предлогов и понятных только ему самому географических названий, а занимало оно, включая долгие мучительные паузы, пять, много, десять минут.
Но вот к технике он относился трепетно. Машинист тепловоза по основной специальности на большой земле, Саня и здесь, на Севере, не изменил своему призванию: его рачительными заботами все дизеля основных и резервных электростанций крутили тяжелые якоря генераторов надежно и без фокусов, а сменный персонал перед Саниным обходом сдувал пылинки с кожухов, мерных стекол и других неответственных частей.
На свою старенькую лодку он поставил спарку «Нептунов», предварительно доработав поршневую группу, и потому величина загрузки почти не влияла на скорость хо-
да – моторы выносили суденышко на глиссер, даже когда борта едва не принимали через себя речную воду. А если порожняком, то поверхность воды почти не касалась летящего днища и два моторных сапога, словно подводные крылья, стремительно резали водную гладь, унося от погони, когда таковая случалась.
Таксику Саня решил проходить перед самым рассветом. Плотный туман, заваливший извилистое русло, вязко глушил перестуки моторов, а низовое, по воде, эхо дробилось в крутых поворотах, заливах и старицах, мешая понять направление хода лодки.
На всем протяжении получасового пути от устья до истока Саня фотографически точно помнил каждый поворот, каждый меляк, каждый рукавчик и островок прихотливой протоки. Его «автопилот» работал безукоризненно, и туманная завеса была скорее помощником, чем досадой: главное проскочить возможный пост и уйти из пределов прямой видимости.
В том, что придется уходить «на рысях» Саня почти не сомневался – приехавший вчера на Верхний плав березовский рыбак поведал о новом приобретении Ван-Ваныча. «В деле» он его не видал, но по слухам что-то большое, синее и с мощным прожектором на носу. «Шибко скорость быстрый – через песок скачет, – цокал языком и добавлял. – Ай, ай! Бензина много жрет, прям беда...»
Перед заходом в протоку Саня причалил к берегу и еще раз проверил моторы и груз. Снял телогрейку и обмотал ею колпаки «Нептунов» – все потише урчать будут; подумал и выгрузил на берег два мешка сорной рыбы. Переложил осетров на дно кокпита, остальные мешки расставил вдоль бортов на случай сброса лишнего балласта. Вроде все.
Ночь уже побелела, вода закурилась дымными струями, темная граница берегового леса растворилась в молочной сырости. Пора.
... Чуткая поверхностная дремота одолела Ван-Ваныча под утро. Прикутанный армейской плащ-палаткой, он сидел спиной к дереву на подстилке из елового лапника, и приятные мысли, не связанные с работой, ритмично вальсировали в его время от времени кивающей голове.
«... Зять у меня – мужик путный. Даром, что москвич, но неизбалованный... Хорошо бы рыбки им послать... Бруснички тоже... Вон какой подарок он мне сделал , – Ван-Ваныч шевельнул локтем и ощутил приятную тяжесть длинноствольного спортивного «Стечкина», – забыл зарегистрировать... Ладно, потом... А как бьет-то, как бьет! Карабина не надо!.. И рукоять – как перчатка...»
Он зябко поежился – холодная воздушная струйка нырнула за воротник.
В тумане возник мягкий, едва ощутимый ухом звук, словно бы кот замурлыкал где-то неподалеку.
«... Когда бы съездить к ним? Приглашают, приглашают... Танька беременная, вот-вот родит... Интересно – девку или парня? Если парня – буду учить его промыслам, сюда возьму на лето, пусть привыкает... А если девку... – Ван-Ваныч оборвал ход мыслей и прислушался. Мурлыкающий звук то появлялся, то пропадал. Ван-Ваныч напряг слуховой аппарат. – Лодка... Точно лодка! Только откуда идет, сверху или снизу?» Рокот пульсировал в плотном тумане и уже не оставалось сомнений, что к месту засады на хорошей скорости приближается гость.
Инспектор одернулся, скрутил плащ-палатку и подошел к воде. Наклонившись к самой поверхности, он сложил рупором ладони и послушал – сперва вверх, потом вниз по течению.
«Ага! С Оби идет. Значит с добычей... Ну, что же, встретим, проверим, посмотрим, поговорим.»
Он столкнул свою чудо-машину с мелководья, забрался в водительское сидение, предусмотрительно стряхнув воду с сапог, приготовил кумачевый флаг-отмашку и застыл в ожидании.
... Саня Кадочников шел вслепую на половинной мощности своих моторов. Мыслей в его голове не было. Все напряженное тело работало на глаза. Десять метров чистой воды просматривались по ходу движения, и по ее фактуре требовалось мгновенно определять – куда поворот, близко ли берег, нет ли впереди меляка или притопленного дерева.
Про возможную засаду Саня на время забыл – в начале протоки ловить браконьеров дело бессмысленное: развернутся и уйдут в Обь, а там ищи «ветра в поле». К тому же, надо втянуться в ритм поворотов и привыкнуть к фарватеру.
Пройдя первую треть пути, он почувствовал себя уверенно. Лодка сама находила стремнину и легким подрагиванием корпуса давала знать – внизу глубина. Саня прибавил газу. Средний участок нужно пройти побыстрей, чтобы не перегородили дорогу – домой убегать проще, там все знакомо и есть где спрятаться.
... Яркое голубое пятно выскочило по курсу совершенно неожиданно – тормозить Саня не успевал. Борт дрейфующего по течению катера стремительно надвигался на мчащуюся лодку, и было понятно, что столкновения уже не избежать. Это сообразил и Ван-Ваныч. Он успел выставить навстречу весло, и удар правой скулы «обянки» прошел по касательной – Саня тоже крутнул румпель, дернув его на себя. Свистящим скрежетом оба судна ерзнули бортами, и Санина лодка, слегка черпанув воды и выписав крутой зигзаг, нырнула в туман.
У Ван-Ваныча больно резануло сердце. Он перегнулся через борт и глухо застонал: чуть выше ватерлинии по всему корпусу катера чистым металлом сверкала вмятая, портившая всю первозданную красоту полоса.
– Ах ты, сво-о-олочь!– опять простонал инспектор. – Что же ты, гад, наделал! Да я же тебя... – он прыгнул в сидение, утопил в панель кнопку запуска двигателя и врубил передачу.
Мотор рявкнул, взбурлил за кормой воду и, мигом выйдя на режим, погнал судно вперед. Ван-Ваныч втолкал ручку газа в отметку «мах», включил ненужный сейчас прожектор и, выкатив красные от обиды и бессонницы глаза, начал погоню.
* * *
Саня успел уйти далеко. Его «Нептуны» тянули на совесть, и лодка глотала прямые участки протоки, сползала с фарватера на виражах, но быстро входила в струю, вылетая на глиссер. Туман клочковатыми хлопьями бил по лицу, клубился, мешая движению, и Саня притушил скорость – все равно догнать его уже было не возможно. И когда оставалось до конца протоки всего минут десять ходу, он затылком почувствовал приближение погони. Сзади, в каких-нибудь двух-трех поворотах от него свирепо взревел непривычным раскатом девяностосильный мотор инспекторского катера.
Ван-Ваныч гнал напропалую. Его водомет хватал без разбору и воду, и тонкий песок мелководья, и мусор прибрежной полоски реки, перемалывая все это в своей прямоточной кишке, и с рычанием зверя извергая мешанину назад, под корму. Толкаемый грязной струей обезумевший катер стремился вперед, почти не выбирая пути, перескакивая с лета песчаные узкие косы, спрямлял повороты, срубая прибрежный тальник, и лишь подчинялся неистовому водителю, желавшему во что бы то ни стало догнать и наказать обидчика его и его чудесной машины.
Туман, словно спугнутый шумом моторов, отслоился от поверхности воды и земли, приподнялся над лесом и, гонимый движением слабого ветра, истончал и просыпался в листья деревьев мелкими, блестящими в утреннем солнце капельками росы. Протока очистилась, ворохнулась ото сна и с любопытством прислушалась к звукам человеческого единоборства.
Саня прикинул скорость преследования – получилось что-то явно ненормальное – обычные катера так не ходят. Значит, прав был рыбак – у инспектора не катер, а самолет. Нужно было срочно что-то предпринимать. Он выкрутил газ до предела и груженая лодка завибрировала всем своим клепаным набором. До выхода в Обь оставалось каких-нибудь два-три километра.
Ван-Ваныч по пенному следу на воде определил, что беглец уже недалеко и, гаркнув «Ага, с-сукин сын!,» привстал за баранкой в надежде увидеть корму браконьерской посудины. В том, что это браконьер, он уже не сомневался. А впрочем, неважно кто, главное догнать и наказать! И наказать жестоко! За испорченный катер, за свой неуемный, темнящий рассудок гнев, а если найдется незаконно отловленная рыба, то и за это – вдвойне, нет, втройне! Чтоб другим неповадно.
Широкий водный простор открылся перед Саней, когда надсадный рев погони приближался к последнему пройденному им повороту. Еще полминуты и уже не уйти – войдя в зону прямой видимости, инспектор его уже не упустит. Саня выписал широкий круг на большой воде, чтобы сбить пенистый след и, не сбавляя скорости, устремился в заросший густым кустарником берег. «Только бы не вмочиться в дерево», – подумал он, и лодка, пробив частокол ивовых прутьев, шаркнула днищем в покрытую мшистым ковром лесную прогалину. Моторы хватнули воздуха, взревели и разом замолкли. Саня поспешно выскочил из лодки и навел порядок в проломе кустов. С воды уже ничего подозрительного заметить стало невозможно.
Инспектор вгорячах проскочил границу протоки и только холодные брызги задиристой обской волны привели его в чувство. Река была медленна и пустынна. Ван-Ваныч прошелся, меняя галсы, вдоль берега, заглянул еще раз в протоку. Даже намека на лодку или следов от мотора не наблюдалось.
«Да что он, под воду ушел, что ли?!» Морщась, как от зубной боли, инспектор достал из чехла бинокль и внимательно, по секторам обследовал окружающее пространство. Ничего.
«Ясное дело – уйти далеко он не мог, – успокаиваясь размышлял Ван-Ваныч, – значит, где-то рядом залег...» Приткнув катер к берегу, он вышел на песок и сделал несколько размашистых упражнений, чтобы окончательно выгнать из себя мешавшее думать раздражение.
«Опытный попался рыбачок-то, из «стариков», по всему видно. Ну, да ладно, посмотрим, поглядим... Рыбу-то солить надо. Она ведь долго лежать не любит... Потому, искать я тебя, стервеца, не буду – сам ты, стервец, на меня выйдешь!» – он взобрался на нос катера и громко прокричал:
– Э-эй, сердешны-ый! Курить захочешь, подгреба-ай! Угощу-у-у!.. – и вполголоса добавил. – З-зараза!
Саня и сам понимал, что деваться ему некуда – Кондрат пикета не снимет. Будет ждать, пока не дождется. В горькой обиде он грыз смолистую веточку и выхода найти у него никак не получалось. Инспектор стоял на той стороне протоки на выступающем в реку мысу; хоть вправо, хоть влево – все одно, как на ладони. «И правильно, чего ему по кустам шарить, если сиди да поглядывай!.. День впереди теплый... Ему-то что? А у меня товар нележачий...»
Саня осторожно обследовал место скрада. До протоки метров двести и еще столько же до последнего ее поворота. За поворотом русло сужалось, и на противоположном берегу он заметил натащенную течением кучу сухого плавника. Идея пришла на ум неожиданно.
«Ну, Кондрат, ты, конечно, мужик хитрый, да на всякую хитрую ж...у есть хрен с винтом... – бормотал Саня, срезая и подстругивая гибкий ствол невысокой рябинки. – Мне бы только три минутки у тебя украсть, до сора добраться, а дальше ты и сам не пойдешь...»
Он попробовал упругость полутораметрового древка, достал из бардачка обрезок тонкого капронового шнура и в минуту орудие древней охоты – лук – было готово. Срезал без лишних премудростей три стрелы, затем ободрал по кольцу бересту с поваленного ствола березы и долго скатывал ее между ладонями в узенькие трубочки. В каждую трубочку затолкал смоченную в бензине ветошку и насадил этот нехитрый запал на острие стрелы. Отложив одну стрелу в сторону, Саня прикрепил к ее толстому концу маленький кусочек свинца – «чтобы вертикально в воде стояла».
Через полчаса поджигательная приспособа была готова.
Ван-Ваныч не давал себе разнежиться под лучами уже потеплевшего солнца и время от времени приподнимался с песка, чтобы глянуть в бинокль на бегущую медленно реку и пустынную береговую линию. Белые чайки-халеи вяло скандалили над плывущей кверху брюхом погибшей рыбиной. Мерное журчание утекающей в протоку обской воды нагоняло дремоту, а возникший было утренний ветерок потерялся в деревьях и шуршал пожелтевшими листьями, отрывая от веток по одиночке и пуская в течение эскадрами рыжих судов.
Посредине прямого участка протоки закурился одинокий дымок и медленно удаляясь, попыхивая, словно маленький пароход, уходил к повороту.
Инспектор вскочил и навел на протоку бинокль. Прежде чем дымок скрылся из виду, голубой катер уже отваливал от берега, баламутя под днищем отстоявшуюся за ночь речную прозрачность. Разрезая форштевнем чистое водяное стекло, он помчался к добыче, заранее празднуя несомненную свою победу.
... Все прошло, как по маслу. Пока Кондрат догоняет дымные призраки, Саня будет уже далеко. Выпустив подожженные стрелы в сухой плавник, он бегом бросился к своей лодке. Последнюю стрелу с пригрузом Саня пустил в середину протоки и, дождавшись, пока Кондрат купится на приманку и уйдет в поиск, быстро сволок лодку на воду.
Ван-Ваныч догнал дымный фитиль, вытащил его из воды и с удивлением, еще не понимая, что его надули рассматривал тонкую палочку и свинцовый пригруз. Его напряженно работающий мозг пытался осмыслить происходящее, но глаза уже заметили на берегу костер из плавника, и катер, ускорив движение, рванулся к новой цели. Подбежав к пылающему сушняку инспектор обнаружил виновника возгорания – точно такую же длинную стрелу. И тогда он понял все.
Заглушив мотор, инспектор прислушался. Вдалеке затихал рокот уходящей на ту сторону Оби, к Казымскому сору, уже недосягаемой для него лодки соперника.
* * *
Большой Казымский сор в начале сентября – место гиблое и запутанное. Если весной, во время разлива его можно пройти по прямой за два часа, то к осени он становился похож на сложнейшей конструкции лабиринт, и как положено лабиринту, имел только один сквозной проход. Остальная сумятица тупиков, стариц и пересохших до глубины вершка проток головоломной шарадой вставала на пути не искушенного в ориентации путника. Ни компас, ни какое другое навигационное устройство здесь не помощники. Лишь человеческая память и годами накопленный опыт прочтения воды позволяли найти в этой перевитости ложных путей правильную дорогу.
Большой Казымский сор был для рыбаков-браконьеров и убежищем, и ловушкой.
Уходя от погони, удачник иногда становился заложником и жертвой собственной торопливости и невнимательности и на пространстве пятнадцать на пятнадцать километров запросто мог потеряться, дожечь весь бензин и сидеть-куковать в надежде на случай, а иногда пропадал насовсем.
Саня Кадочников проход через сор знал неплохо. Но он так же помнил, что и Кондрат в этих местах не новичок, а потому правильный путь беглецу заказан – уходить нужно в путанку ложных проток. Лазить по ним инспектор не будет, а уж как выбраться – придется думать самому.
И Саня крутнул румпель навстречу неведомому.
... Ван-Ваныч продолжал преследование скорее по привычке, чем в надежде догнать беглеца. Он уже не насиловал не обкатанный толком мотор, а спокойно пересек реку и каботировал вдоль берега, периодически ныряя в территорию сора, осматривая в бинокль острова и проходы между ними.
«По главному фарватеру он не пойдет. Не дурак. Забьется в протоки... – рассуждал про себя инспектор. – Может, часок-другой отсидится, а потом сюда же и выйдет – другого-то пути нет.»
Он сбросил до самых малых обороты и углубился в лабиринт. Крадучись, прошел с полкилометра и решил, что лучшего места для перехвата искать нечего. Крохотная бухточка, в которую завел катер Ван-Ваныч смотрела своей горловиной на русло реки, а высокий бугор позади служил прекрасным наблюдательным пунктом: с него просматривались окрестности дельты Казыма до самой Оби.
Солнце, помаячив над лесом, заспешило в зенит, пробегая лучами по узким полоскам воды, обсыхающим косам, и бледные тени кустов и пригнутых разливом деревьев поджимались и таяли в тщетных попытках еще сохранить не остывшую память ночей. Длинный пескарь шевелил плавниками, катая песчинки по чистому дну и пятнистым бочком ворошил окунувшую тонкие стебли в прозрачную воду траву. Воздух, уставший от летнего гнуса, нежился в теплом свечении сентябрьского солнца, принимая в себя беспорядочный блеск зарябившей случайным порывом воды, а окраинный лес не спеша оголялся, бросая под ноги охапки парчевых, тускнеющим золотом шитых одежд. Осенний, задумчивый звон обрамлял тишину.
... Саня долго метался по сору, сбивая со следа и, наконец, запутался сам. Бензина в канистрах оставалось едва ли на час-полтора, а резервная бочка покоилась у створного знака на входе из сора в Казым. Выхода не было – нужно возвращаться назад.
Обратный путь занял времени много больше, чем он рассчитывал, и когда по бортам заплескала речная вода, Саня заглушил один мотор – на двоих до заправки бензина не хватит.
«Ну вот, теперь меня можно брать тепленьким,» – он встал во весь рост и огляделся. Кондрата на его голубом рысаке нигде не было видно.
«Может, ушел?» – подумал Саня, то ли про себя, то ли про инспектора.
Найдя главное русло, он зарулил в него и, коротко вздохнув, погнал лодку к Казыму, не выходя на глиссер.
... Злость на обидчика давно уже покинула душу Ван-Ваныча. Сейчас ее место заняло вялое любопытство – что же это за шустряк такой, неуловимый?
«Чего он там так упорно скрывается? Золото, что ли, везет?.. Ну, встретились бы, поговорили... Так нет же! Летит, как с болта сорвался... Катер вон попортил...»
Ван-Ваныч лежал, закинув руки за голову, покусывал травинку и мирные мысли плавно колыхали его разомлевшие на солнышке мозги. Ровный стук приближающегося мотора вроде бы как и не стал для него неожиданностью. Не выпуская из зубов травинку, он перевернулся на живот и, не вставая, на коленях взобрался на бугор.
Лодка приближалась медленно, расталкивая глубокой посадкой встречную воду, и высокая стреловидная волна сопровождала ее движение, выкатываясь на песчаные отмели обоих берегов.
Ван-Ваныч подошел к воде и вынул из-за голенища отмашку. На катер он даже и не взглянул.
Саня увидел Кондрата впереди метрах в пятидесяти. Рука на румпеле дрогнула, но скорость движения он не изменил. Поравнявшись со стоящим на берегу инспектором, Саня заглушил мотор и наехал лодкой на песчаную отмель.
Кондрат стоял, широко расставив ноги, и улыбался:
– Привет, привет. Куда путь держим? Вроде бы, если не ошибаюсь, Кадочников? Знако-омец...
Саня хмуро взглянул на инспектора:
– Здравствуй, Ван-Ваныч...
Тот похлопал отмашкой по штанине, отошел под бугор и присел в краешек негустой тени:
– Вылазь, Саня, говорить будем...
Рыбак выбрался из лодки, нерешительно потоптался, потом махнул рукой и сел возле инспектора.
– Курить будешь?– спросил Ван-Ваныч и достал «Приму».
– Да ты мне уже предлагал... там, на Таксике... – Саня достал из Кондратовой пачки сигарету и долго разминал красными от воды, скрюченными от долгого захвата румпеля пальцами.
– Много взял рыбы-то... – не то спросил, не то определил инспектор.
– Да так... нормально... – рыбак запыхтел сигаретой.
Долго молчали, курили, сплевывая под сапог. Разговор не вязался. А впрочем, о чем было говорить? Все и так ясно.
– Чего там у Бориса Лельхова, на Молодежном? Не вытягивает план?
Саня удивленно покосился на инспектора:
– Невод упустили... Безрукие...
Опять молча сосали потухшие чинки и смотрели на воду.
– А ты здорово меня купил, дымарями-то... Я, как дурак, в Таксику, а тебя и след простыл...
– Извиняй, Ван-Ваныч, не хотемши я катер твой протаранил... Туман...
– Да ладно... Закрашу.
Бойкая чайка скакала по сырому песку, оставляя ветвистые следы и, склоняя голову, заглядывала черным глазом на странных людей, совсем не махающих руками. Но глупый малек, без опаски сверкнувший серебряным боком в незримой момент оказался добычей проворного клюва, и, чиркнув песок острием распахнувшего воздух крыла, довольная птица пропала в густой синеве полуденного неба.
– Горючки-то хватит? Пожег, наверное, всю, убегая... – не глядя на Кадочникова, спросил инспектор.
Саня вконец растерялся и невнятно пробурчал:
– Доберусь... У меня там под створом... заначка. Да не тяни ты душу, Иваныч!
– Я не тяну... Чего ты всполошился? Надо – так и скажи... Отолью.
Кондратьев поднялся, раздвинул кусты и кивнул:
– Глянь, красота какая! Прямо «Голубая стрела»! Помнишь, кино про летчиков?.. Посмотри, посмотри... ты ведь у меня первый... на этой машине.
Саня, все еще бросая недоверчивые взгляды на инспектора, подошел к катеру:
– Агрегат! Ничего не скажешь... – он погладил рукой обшивку. – Ну, не нарочно я!..
– Отстань! – обозлился Кондратьев. – И не напоминай! А то в самом деле арестую.
Он забрался в кокпит и запустил двигатель.
– Счастливо оставаться! Передай привет старику Журавлеву, если увидишь. Скажи, мол, привет ему от волчары-инспектора. Он знает...
Саня суетливо побежал к своей лодке, схватился за мешок:
– А рыбки-то, Ван-Ваныч? Икорки... это... Ну, зачем же так!? Или по стопочке...
– Да пошел ты!.. – Кондратьев дернул рычаг передачи, и катер, поднявшись на дыбки, рванулся на волю, пугая речных обитателей скоростью, шумом и ярким, небесного цвета бортом.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2011/12/18/2097