Резала отражением груди стекло ночное. Не смотрела на свое лицо-боялась. Тыкалась носом в сны, чужие, липкие.
Ноги тряслись то ли от усталости, то ли от холода, пальцы комкали фильтр. Когда-то говорили, что чужих не бывает. Чужими бывают те, которые оставили навсегда наши сердца.
Пахло затхлостью, словами изрезанными, ошибками времен. Мы тогда еще не были рождены и в сотворении мира была допущена оплошность.
Многие не пришли.
Он сидел на полу и комкал бумажные шары, тонкими пальцами то расправлял складки, то снова сжимал бумагу сильнее прежнего.
На полу были разбросаны листки с пометками. Человек все никак н мог решится на самое важное в данное время. И в зеркалах отражалась изможденная память фраз, которые только потом будут произнесены.
Комната заполнялась бумажными катышками, которые практически заполнили помещение до краев.
Под ЕГО ладонями некоторая бумага становилась черная, пахло гнилью и летним дождем. Каждый день он сбрасывал бумажные шарики на землю, они летели раскрывались, разрывались и кричала бумага свои первые слова, читая себя. Кричала неустанно, не слушая друг друга. Бумага приобретала очертания, тень, формы. Веру приобретала она в написанное на ней, и в каждом клочке было вложено что-то главное важное. Постепенно оно стиралось дождями и бумагу уносило на пустыри. Никто не верит в слово. Вечное слово, сказанное, вложенное в каждого. И первым стало...
Расправилась, отряхнулась, выпустила. И слово вложенное пропало. Оно бы являлось спасением.
Каждый день он сбрасывал на землютысячи ненужных бумажных клочков, исписанных тяжелыми словами. Поток этот уносил ветер. и в землю впивались ростки новых жизней.
Рождены чтобы вспомнить, то что так хотели забыть.
Напиши еще раз на мне. во мне. И рабом стали открытого люка, ждем подсказок на новых. Ищем в сердцах в клочках бумаги ответы на вопросы свои глупые, бессмысленные.
Жди что на тебе напишут снова, пускай больное, грубое, бумага для того чтобы видеть, то что скрыто.
И сама помни, что писать хорошее на ком то приятнее. Хотя даже изначально никто не был чистым, белым листом.
И по хрипу его голоса можно понять кто ты.
И выпускала сердце, заставляла слабо клокотать при мысли, что вспомнила.
И прощала снова сотворение мира, каждый день видя под ногами цветные бумажки, новые жизни, в которых и на которых было пусто.
Он исписался. Больше нет важного.
Проснись.
И в окне блеклым пятном бледное лицо, глаза- планеты с остатками воспоминаний о людях, которые когда-то были.