Судья жирный, бесформенный мордоворот с бегающими глазками и прыщом на носу, хищно облизывает губы и ухмылялся
- Что скажешь, девка?- Анна подняла на него полные отчаянья и непонимания взгляд.
- Господин судья! - ее голос дрожал и срывался - Господин Судья! Видит Бог, я не виновата. Я и в Храм хожу, и крест ношу, и пост держу!
- Молчи, дрянь! - его лицо побагровело - В храм она ходит! А отчего, скажи на милость, волосы у тебя такого цвета?
По толпе пробежал шепот: "Волосы... волосы ТАКОГО цвета... Неспроста это. Нет, неспроста "
- Господин Судья! Уродилась я такая. И у матери моей волосы были рыжими, пока не посидели - Анна искренне не понимала, чем не угодил цвет ее волос.
- Так, поди, твоя Мать косу туго плела, да под чепец всю прятала. А ты, мерзавка, норовишь на обозрение выставить!
- Что Вы, Господин Судья! Я волосы в тугие косы плету...
- А еще! А еще! - расталкивая толпу локтями, в разговор вмешалась уличная торговка- У нее тело белое, небось в молоке купается! - По толпе снова пробежался шепот "Надо же в молоке купается! Неспроста это! Неспроста!"
- А талия! Талия то у нее пальцами обхватишь - не по божьему подобию, Господин судья! - это уже жена аптекаря, - гляньте на других девиц. У них не такой срамной вид. В теле девки, и талии у них как у всех, и руки не белые. - она рукой обвела толпу. В ней жались друг к другу прыщавые девушки, с испуганными глазами.
- Ну что, Анна, признавайся, с бесом спуталась? Это он тебе помогает мужчинам взор затуманивать? О грехе думать?
- Господин Судья помилуйте! Как такое Вы говорить можете? Я и крест ношу, и в храм хожу!
- А еще, Господин судья! Она срамные танцы танцует, и песни поет приворотные, - снова вступила жена аптекаря - вон, давиче, на ярмарке как она отплясывала. Даже мой муж, истинный христианин, добрый семьянин и то засмотрелся, а что там говорить о молодых парнях? Ведьма она точно! - "добрый семьянин засмотрелся... неспроста это... не спроста....танцы срамные танцевала ... ведьма она... ведьма..."- подхватила толпа.
- Да Господь с вами, фрау Марта! Ваш муж, вовсе, не на меня смотрел, когда на мы с вашими дочерьми, танцевали на праздник. Все же танцевали, - Анна обвела растерянным взглядом толпу, как бы ища поддержки. Ведь все они были в тот день на площади и все плясали, на то она и ярмарка. Так из года в год происходит... Но они опускали глаза, или отворачивались, что бы не встретиться с ней глазами.
; Ева! Ну скажи ты им! - она молила лучшую подругу, с которой вместе выросли о помощи, но Ева спряталась за спину матери.
Судья подошел к осужденной, растрепал ее волосы, провел по тонкой девичьей шее. "Хороша! Чертовски хороша". Перевел взгляд на стоящую в толпе дочь. Она была такой же толстой, как он сам, жиденькие, вечно замусоленные волосенки были уложены в замысловатый кренделек. На ней было синее бархатное платье с белым кружевным воротником, который он сам за большие деньги покупал в Брюсселе. Ее маленькие глазки были вовсе без ресниц, так же как у отца бегали, и на носу был такой же прыщ. Он обреченно вздохнул. «Ее хоть парчой обмотай краше не станет, а эта..». - он опомнился, посмотрел вокруг. Толпа стояла затаив дыхание и наблюдала, как он продолжает гладить шелковые волосы Анны... "А эта дрянь! В лохмотьях, лохматая, а что кукла фарфоровая, он таких тоже видел в Брюсселе, даже купить хотел, но уж больно дорого..." - Он снова посмотрел на Анну, какие же у нее глазищи! В пол лица, с пушистыми ресницами, от которых даже тень на лицо падает! А ее рот, нежный, как розовый бутон...Он почувствовал неистовое желание обладать этой девушкой. Его щеки побагровели, ладони стали влажными и липкими, он наклонился к самому уху Анны и прошептал, обдав ее чесночным зловонием...
- Анна! Отдайся! Я сохраню тебе жизнь! Но ты станешь моей!
- Ни за что! - как змея прошипела она в ответ, в ее сощуренных глазах он увидел брезгливость, ненависть и страх,- Лучше убей! Смерть слаще, чем ты.- его больно, как плетью, ударили ее слова. Судья отскочил от девушки как ужаленный и заорал на всю площадь
- На костер ее! Ведьма она! Чур меня! Чур! - крестился и повторял Ведьма! Чур меня! Чур!
На площади уже было готово кострище. Зеваки начали собираться еще с рассвета. Уличные торговцы не замедлили появиться здесь, и уже все плевали семечки, а детишки лакомились петушками на палочках.
"Пришли как на праздник. В самых нарядных одеждах. Даже детишек приволокли!" - удивлялась Анна "Неужели это зрелище никто не захочет пропустить?" Она обвила толпу тусклым взглядом. Все здесь и с нетерпением ждут начала представления.
Толпа затихла. На помост вышел судья. Зачитал приговор. Пришел священник, вывел на помост Анну простоволосую, в сером рубище, босую. Прочел какую то молитву, снял с Анны крест. Позвал кого то жестом. Вышел палач, здоровенный мужик, с крепкими руками, стал привязывать Анну к столбу. Она не сопротивлялась, и уже не молила о пощаде. Все хотели зрелища и они должны его получить. Сейчас даже судья не сможет ее спасти, согласись она на срам, который ей предлагал судья. Слезы обиды и бессилия катились по ее лицу, она возвела глаза к небу и шепотом молилась. Нет, не о спасении, а о скорой смерти. Только Господь мог избавить ее от страданий медленной мучительной смерти. Палач тем временем привязал ее ноги , обмотал за талию, связал сзади руки, потом накинул петлю на шею, наклонился и прошептал: "Не плачь, девка! Не виновна ты. Я помогу тебе - придушу, что бы не мучилась долго". Анна с благодарностью посмотрела на небеса, Он услышал ее молитвы, и прислал палача ей на помощь. Во истину, не постижим промысел Господен. Анна посмотрела на Палача, его лицо закрывала маска, она заглянула в прорези для глаз, но он опустил свои глаза, что бы их взгляды не встретились. "Это все, что я могу для тебя сделать, девка!" - шепнул он на прощание и отошел.
Сейчас судья даст отмашку и Палач поднесет факел к сухой соломе и веткам, которыми ее обложили. Но судья тянул время, по толпе пошел шумок недовольства: " А чего ж не поджигают? не спроста это... не спроста... " Недовольство толпы нарастало, судья, наконец, вышел на помост сказал, что у нее есть право на последнее слово и спустился в низ. Толпа снова затихла.
Анна окинула взглядом присутствующих. Кто то смотрел на происходящее с любопытством. Кто то со страхом. Кто то напряженно лузгал семечки и, не сводя с Анны глаз. Иногда перешептывались между собой, ожидая казни. Никто не плакал. Никому ее не было жалко. Анна захотела посмотреть в глаза судьи, но на помосте его не было, и возле священника его не было. Она продолжала искать его взглядом и увидела в самом конце толпы, его плечи вздрагивали от рыданий, и он, что бы никто не догадался, что он плачет пытался кашлять. Но это было напрасным трудом. На него никто не обращал внимание, все взгляды были прикованы к кострищу, все самое интересное было там. А если бы кто то и посмотрел на судью, то ни за что бы не поверил, что тот кашляет, его лицо было мокрым от слез, а в глазах была нестерпимая печать. У Анны сжалось сердце, хоть кто то проявил к ней сострадание, пусть даже это тот человек, который ее осудил на смерть.
- Я прощаю вас … - сказала она слабым голосом - и Бог простит, - она закрыла глаза. Весь мир замер. Палач медленно, держа факел в вытянутой руке, подошел и подпалил прутья. На площади было слышно только треск сгорающих веток. Едкий дым въедался в глаза и мешал дышать, Анна закашлялась. Один язык пламени больно лизнул ее колено, она закричала от боли. Толпа зашумела. Пламя все разгоралось, уже дым застил небо, и невозможно было дышать, обгорали ее волосы, пламя съедало одежду, и толпа ликовала ее наготе, беззащитное юное тело кусал и жалил огонь, а обида и отчаянье терзали ее безвинную душу. Анна подняла обезумевший от боли взгляд к небу и проорала, что бы перекричать крик толпы :"Господи! Спаси и сохрани! СПАСИ меня!", но ответа Небеса не дали, тогда она с мольбой посмотрела на Палача: «тогда ты спаси меня», - он ей кивнул и из-за всех сил затянул веревку. Мир померк.
Спустя пару минут над площадью разразилась гроза, хлынул ливень, из непонятно откуда появившегося облака, видимо Господь услышал ее мольбы и пришел ей на помощь. Только немного опоздал...