Она кидалась под ноги всем, выходящим через КПП. Кто-то задерживался, думал, кто-то отталкивал боком ботинка, кто-то не не замечал... Она была еще котенком, у нее был сломан тощий хвост, вообще такой невзрачности трудно было представить, она умирала... Редким чмом казалось это существо, и стало понятно: никто его не возьмет, - сегодня оно погибнет, сдохнет, как только упадёт от слабости.
Завернутое в варежку, оно доехало со мной до дома. Дома дитё получило немного поесть, но, видимо, натерпевшись за свою недолгую жизнёнку, сначала отшатнулось от молока, а потом накинулось на блюдце с таким ужасающим голодом, как будто знало, что это временная находка может иссякнуть, просочиться в пол, испариться в потолок!!!
Думалось, - вдруг на одну ночь? покормить, погреть, поселить в подвале.
А утром оно, это брошенное дитё, покакало в специальный лоточек, попило молока, свернулось молча на коврике и уснуло.
Она чувствовала своё шаткое положение, она спрашивала взглядом, куда ей можно, она не прыгала по кроватям, не царапала обои, не ела со стола, она вообще не "разговаривала", только тихо мыркала, чтобы обратить внимание.
Мы потратили много нервов и терпения в таком последовательном противостоянии: нагадь, - и ты на улице!
...Но она была идеальна. Потом, да, она стала спать на коленках, пока руки печатали лекции и рапорты, пока проверяли отчёты и держали пульт от телевизора. Но даже тогда, уже знающая, что ею дорожат, она не сползала на покрывало кровати, боялась "штрафа", это детское самоограничивание подкупало и восхищало.
(продолжение следует)