Дневник VI-51 До новых встреч, которым не бывать
24 декабря 1999 г.
Прощай, мой пыльный город, ты дал мне стол и кров,
И золото восхода и негу облаков,
И моря светотени. А в море корабли
Огромной дивной тенью застыли на мели.
Жду уже три часа врача. Везде обман. Страховка оплачена в Москве, я опять должна платить... Один мой знакомый спросил меня: «Вы что, пятилетний ребёнок?» «Да. Я верю людям», - ответила я. «Пойдём!», - сказал он жене и дочери, и они ушли.
Полдня прошло. Вместо врача Саша-Шебан повёл меня в аптеку, купил мне леденцов для того, чтобы восстановился мой голос. В аптеке я на арабском языке попросила воды. Мне её принесли. Мустафа тоже купил мне леденцы. Я со знакомой пошла по магазинам.
Около мечети я застряла, так как стала плакать от молитв мусульманских. Продавец предложил мне стул, назвав меня «мадам». Некоторое время я сидела среди простых людей, стала рисовать в дневнике. Продавец сказал мне: «Христиане и мусульмане — братья». Люди передавали кальян друг другу. Передали и мне. Я курнула — не понравилось.
Сижу и наблюдаю движущиеся фигуры людей. Очень красивы развивающиеся головные уборы некоторых египтян, одетых в длинные платья, на ногах шлёпанцы или вьетнамки. Мимо проходят неторопливо кроткие красивые ослики, они тащат тележки с продуктами.
В отеле Юрий сказал, что ему было приятно со мной познакомиться. Мне было бы приятней, если бы он не захотел со мной расставаться. Он любит только рыб.
У нас в отеле справляли Рождество. Борис и Юрий сидели за моим столиком, Юрий молча ел. Только сказал, что трудно справляется с бемолями и диезами. Стихи, которые я ему подарила, он так и не прочёл, но может быть, он их прочитал, а говорит, что не читал. Странная душа с моей точки зрения. Его интересуют только Библия и рыбы. Живой человек ему не интересен. Юрий считает, что человек это душа и тело, если чего-то не хватает, то это не человек. Он не читал Раймонда Моуди о клинических смертях.
Голос у Юрия яркий, короткая стрижка, узкие глаза, бородка. Он худощав. На вид ему 35-40 лет.
У меня было две карточки игры в лотарею. Юрий мне отдал свою. Пришёл Мустафа, приятель Марко, попросил, чтобы я принесла ему водки. Я раздобыла для него шампанского. К тому же Мустафа просил отдать ему подарок, который я выиграла в лоторее на Юрин билет. Мустафа приглашал меня завтра в магазин, пообещал, что подарит мне 50 грамм духов. Я отдала ему подарок. Доблести он не проявил, забрал подарок себе, сказав мне: «Ты добрая».
25 декабря. Я два раза приходила в магазин духов. Сначала он был закрыт. Потом появился Ахмед. Я на двух сторонах листа бумаги написала записки Марко и Мустафе, для Марко я оставила тот платочек, который он хотел иметь.
Давид сделал мне на голове чалму из купленного мной серо-чёрного большого платка, в ней я и проходила по Хургаде всё оставшееся время. Жаль, что меня никто не сфотографировал в чалме.
Прощай Юра, прощай Марко, прощай Хургада. Страшно щемит сердце от грусти.
По моим наблюдениям египтяне народ близкий к природе, обладающий хорошей интуицией. Они хорошо чувствуют людей. Лучшие из них приветливы, очень приятны.
Продавец фруктов стал ластиться ко мне с умильной улыбкой, восклицая: «И почему русские женщины такие красивые?» Я его от себя со смехом отпихивала и говорила: «Не балуй!».
Мне сказали, что Египет страна, живущая в жёстких условиях.
В аэропорту Нинель бросила меня, не могущую сказать ни слова из-за отсутствия голоса. Так же она бросила меня в отеле, когда мне нужно было вызвать врача.
26 декабря. Наш самолёт прилетает с большим опозданием. Два часа мы никак не могли вылететь из Каира.
Прилетели в Москву ночью. Таня с дочерью (они из Минска) поймали такси за 12 долларов. Я приютила их. Мы спали втроём на широкой кровати. Уместились, все худые.
Они уехали, я отсыпалась до вечера.
Моя московская сухость сменилась в Египте мягкостью, кротостью, приветливостью к людям.
Юре
От египетской царевны
Он умчался, словно серна.
28 декабря. Я вся в Египте — и мыслями, и чувствами.
Появилась Инара. Мы обнялись после трёхлетней разлуки. Я люблю Инару.
29 декабря. Ко мне приехали Ева и Юлий. Он был тих, сидел на кухне, как ребёнок, подперев щёку и смотрел на меня. Иногда задавал каверзные вопросы. Я их кормила борщом, творогом со сметаной, поила мятным чаем с изумительным вареньем.
Юлий нападал на Еву, она вела себя с ним разухабисто, она не владеет своими чувствами. Была вакханалия болтовни и грубых шуток.
Юлий сказал мне: «Вы столько для меня сделали, как я смогу Вам отплатить?»
Он очень постарел, но отросшие волосы делали его привлекательным. Он спросил меня, можно ли ему приехать и поснимать меня кинокамерой. «Но тогда я уже не буду красивой», - сказала я. Сегодня я была хороша — свежая, молодая, загорелая кожа на лице, тёплые сияющие глаза.
Он сказал мне: «Я оценил Вас, Вы очень глубокий человек. Что заставляет Вас дружить с Евой?» «Она даёт мне своё тепло, свой ум. Что я ей даю — не знаю», - отвечала я.
Я сказала ему, что он использует людей в своих целях, не считаясь с их волей. Он мог бы один раз сказать о своём фильме, он же говорит о нём десять раз. В результате у людей появляется протест. «Какой Вы тонкий психолог. Вы должны преподавать психологию в Университете», - язвил Юлий. Но пусть он задумается, так как он действительно думает только о себе.
Марко, Марко... Египет уходит из моих ощущений.
31 декабря. Подвожу итоги года. Звонил Толя и сказал: «Ты человек не интеллигентный, ты человек духовный».
2000 год
1 января. Я была у Наташи Р. Она бывает резка со мной и с мужем своим.
Рассказывала своей племяннице Юле о брате моём - её отце, о наших предках, у неё были замечательные реакции. Я просила её помолиться о брате моём. "Юля, ты золотой ребёнок", - сказала я ей.
2 января. Печаль со мной. Смотрела фильм о Моцарте, вчера о певце-кастрате Карло Фаринелли.
Почитала свои стихи о А.Н. Не трогают они души моей — как цветы увядшие.
Стихи мои о нём:
Подари мне свиданье на этом свете
Мария Сергеевна Петровых
Ты был отзывчивым, внимательным. Парил
Над суетою голос твой родной.
Ты, как сестру, всегда меня любил,
Всё время помнил. Баловал порой
Словечком брошенным, как будто невзначай,
Молчанием, страшнее тёмных сил,
Ты встреч мне никогда не назначал,
В четыре года – раз один звонил.
Разрушив все иллюзии мои,
Наслушавшись моих мелодий всласть,
Насмешек избежав, моей любви
Отвергнув осязательную власть,
Забыв, что голос дивный – Бога дар.
Что мало, мало этого – пойми,
В душе зажегший странный сей пожар...
Туши его теперь скорей, уйми...
3 января. Каталась на лыжах. Какая это радость!
5 января. Толя скитается, как король Лир, дочь и его бывшая жена не хотят менять квартиру, чтобы у него был свой угол на земле. Он снимает комнату на Солянке.
6 января. Как только отец Георгий Чистяков услышал жуткую историю о Теодоре, он тотчас поднял епитрахиль, накрыл меня ею и прочёл разрешительную молитву. Он сказал перед этим: «Мы столько глупостей иногда говорим... Забудьте!» Мне так стало хорошо, тепло и спокойно, что не хотелось уходить из храма. Я сидела на скамье и рассказывала Богу тем не менее свои грехи, чувствуя, что мне всё прощено, так как отец Георгий очень благодатный священник.
Мои стихи:
Рождественского неба синева,
Горсть звёзд, рассыпанных над головой.
Привычка помнить о тебе светла,
Но это отойдёт, как всё прошло.
До новых встреч, которым не бывать,
До новых слёз, которых уж не лить,
И да прольётся света благодать
На всё, что нам осталось долюбить.