И вот, наступил долгожданный день - воскресние. Ждали все. Окна были облеплены женщинами. Те, кто гулял во дворе не сводили глаз с дорожки, ведущей к воротам. А я, делая вид, что разговариваю с конвоирами стояла почти у самых ворот. Слышу какой-то шум. Подъехала машина.
- Слава Богу добрались. Нажимай кнопку матушка. Небось уж заждались.
- А я сестры что-то волнуюсь.
- Иди милая тебя игуменья благословила и по твоему отъезду стала на молитву перед твоей любимой иконой Богородицы. Пусть твоя любовь к этим страдалицам растопит в их сердцах зло и ненависть. Угасит раздражение, отверзет их духовные очи и поставит на путь спасения. Благослови Господи. Аминь.
В калитку легонечко постучали. Я на какое-то мгновение придержала солдатика, а потом подтолкнула к калитке. Каждый раз при закрывании и открывании калитки по территории раздавался звонкий писк. Хотя её неоднократно смазывали, но звук все равно оставался. Видно этот звук резал слух и нашей духовно сильной посетительнице, т.к. глаза её широко раскрылись, а правой рукой она осенила себя и калитку крестным знамением.
- Здравствуйте. Мир дому сему и всем в нем обитающим – промолвила монашка.
Оставшиеся за калиткой низко нам поклонились.
- Здравствуй и тебе. Проходи. А эти с тобой?
- Да, но они дальше не пойдут. Приехали помочь занести гостинцы.
Три крепенькие женщины, одна из которых сидела за рулем автомобиля несли в руках коробки, корзины и сумки, наполненные гостинцами.
Я грозно посмотрела на все эти дары, но увидев их испуганные лица сменила гнев на милость.
- Запрещенного ничего нет? Спиртного, дури или ещё какой дряни?
- Нет. Нет сестра. Здесь еда. Всё что мы выращиваем сами. Проверьте пожалуйста. Как же я могла явиться к страдалицам и без гостинцев?
- Да какие они страдалицы? В больницах хоть больные, а здесь уроды и проститутки.
- Но ведь они тоже дети Божии, только оступившиеся и погрязшие во грехах. Нуждающиеся в нашем милосердии и любви.
- Я все равно этого не понимаю. Ты просто не представляешь на что способны твои «сестрички». А любить их можешь сколько угодно только близко не подходи и не надейся, что от твоих рассказов они сразу поверят в Бога или раскаются. Есть такие с виду паиньки, мордочки умилительные, но когда почитаешь их дело хочется их убить и не видеть этих фальшивых рож. Будь осторожна, а то я могу и не успеть защитить. И меня не подставляй. Если случится какое-нибудь ЧП тебя больше сюда не пустят. Не сможешь помочь тем, которым и вправду помощь твоя нужна. Оставь гостинцы. Сейчас пришлю девчат они их в зал занесут. Иди близко возле меня.
Мне вдруг захотелось защитить и спасти эту хлипкую монашку. Лишь бы она продолжала смотреть на меня как на нормального человека. Лишь бы я была для неё сестрой. Ни от кого в этой жизни я не испытала тепла, а тем более любви. Захотелось чтобы её Бог и меня заметил и помог вырваться из этого земного ада на волю. Заключенные сидят в тюрьме за свои проступки и я вместе с ними, но только по своей воле.
Мы пошли в глубь зоны. Я шла, как обычно, а она семенила чуть поодаль путаясь в своих длинных одеждах. И как такие шмотки не мешают им работать и жить?
Слышу я, а она мне отвечает:
- Не мешают. Можно и присесть и наклониться и на лестнице стать при этом не испытывая никаких неудобств, а главное стыда.
- Ты что мысли читаешь?
- Нет. Просто вы с любопытством посмотрели на мою скромную одежду?
- Да уж скромную. Вам там, что совсем носить нечего.
- Всё хорошо. Мне тепло и удобно. Сёстры и так балуют меня. Одежду из ткани помягче дают. Но это временно. Нам власти дали земли. У нас свои огороды. Паломники жертвуют на постройки. Мир не без добрых людей. А с помощью Царицы Небесной мы скоро сможем полностью сами себя содержать. Покупать ткань, шить одежду и помогать тем, кому наша помощь нужна. Лишь бы нагота была прикрыта. У нас матушка есть очень старенькая. Она носит на своём теле власяницу.
- А это что ещё такое?
- Очень колючая нательная рубаха?
- Ну и зачем так над собой издеваться?
- Чтобы спастись когда после смерти к ней попытаются подступить слуги диавола они не смогут причинить ей никаких страданий, т.к. она в земной жизни терпела добровольные мучения ради искупления своих грехов.
- Она ведь в монастыре живет. Откуда у неё грехи? Вы ведь там все праведницы.
- Мы все грешные. И в монастыре и в миру. Един Господ безгрешен и Владычица, да Отец наш небесный. Мы стараемся жить по заповедям Божиим, но диавол настолько искусен в своих кознях, что бывает понимаешь, что согрешил только тогда когда или осудил кого даже в мыслях или поленился где-то. Да, много искушений у нечистого. Хорошо если вовремя уловишь в себе этот грех. Покаешься и больше не оступаешься. А бывает что и не знаешь о грехе своем. Бывает, что совершаешь что-то недостойное по неведению или по чьему-то научению. Вот и каемся перед Господом о ведомых и неведомых наших согрешениях и молим Господа о прощении. Просим наставников мудрых и молитв святых.
- Очень у вас там всё сложно и замудренно. Не надоедает вам по долгу стоять в церкви и всегда бубнить одно и тоже перед иконами и нюхать дым от свечей и ладана?
- Нет. Не надоедает. Мы не бубним, а молимся и для нас это самая большая радость. Души наши стремятся к Богу. Сердца наши наполнены любовью к Богородице. Мы знаем, что после окончания земного пути нам есть куда идти и где нас ждут. И что огонь и червь адов никогда не коснется наших новообразованных тел.
- Это что? После смерти твоя голова станет нормальной и рука задвигается? А на голых ребрах мясо нарастет?
- Да. Я надеюсь на это. Молюсь об этом, а главное прошу спасти от ада не только себя, а всех детей Божиих. Там нет ни болезней, ни печали, ни воздыхания и никаких бед. Будь то физических или моральных.
- А воздыхания это когда я воздыхаю или злюсь?
- Воздыхания это когда на душе есть тяжесть и её хочется выдохнуть, чтобы стало легко и радостно жить, чтобы ничто не смущало грешную душу, чтобы сердце радовалось земному бытию. Нам легко на душе. Мы счастливы в жизни потому что любим и любимы. Любим Небеса Святые всё воинство Божие, святых Предстателей за нас перед Господом. Любим мир, творения Отца Нашего Небесного и всех людей. Живем не думая о себе, а только чтобы послужить Господу дабы обрести любовь и заступление, дабы Он Милосердный не отступил от нас и не отдал бы наши души на растерзание нечистых. Очень почитаем Царицу нашу Богородицу. Только она может упросить своего Сына простить нам грехи наши и принять во Царствие своё.
- А почему мне все твои вот разговоры как об стенку горохом? Почему мне только тогда радостно когда я вижу страх в глазах зечек или когда шестерки рады языком вылизать мою комнату лишь бы я благосклонно на них посмотрела. Где их Бог и почему он их не защищает если они Его дети?
- Вы меня простите пожалуйста, но можно мы минутку постоим. Нет у меня больше сил за вами бежать. Вы уж простите меня Христа ради. А я пока постараюсь ответить на ваш вопрос.
Я гаркнула одной из своих вокруг нас снующих, чтобы принесли ей стул. Мой приказ был выполнен молниеносно.
- Видишь как слушают? Я ведь не ваша матушка, а смотри как рванула выполнять поручение. Я им всем здесь и Бог и нечистый. Хочу жалею, а хочу наказываю.
- Они вас слушают из-за страха, а не с любовью. В сердцах их страшная ненависть, злость и зависть к вашей власти и безнаказанности. Если покалечите или даже убьете человека вам всё сходит с рук. Вот они вас и боятся и хотят иметь себе такого сильного покровителя.
Монашка присела на принесенный ей стул, как воробушек на ветку. У меня в душе защемило доселе никогда не ведомое мне чувство жалости.
- Ну и что… я не понимаю твоих лекций? Тупая что-ли.
- Нет. Вы умная. Просто слепы духовно.
- Опять не поняла.
- Если Господь Сам, своими устами учил иудеев и они не хотели принять Его слов, то как же трудно тем, кто не видел Его, принять в сердце своё спасительное учение. «Так что они своими глазами смотрят и не видят, своими ушами слышат и не разумеют…» Евг. От Марка гл. 4 ст.12.
- Опять не поняла. Уши, глаза. Всё по барабану…
- Попробуйте понять, что духовное зрение абсолютно отличается от физиологического.
- А.. поняла, поняла… Это когда идешь мимо камеры, еще не вижу, но уже чувствую что там что-то замышляют. У меня на их выкрутасы знаешь как нюх развит. Похлеще чем у любой собаки.
- Ещё чуть-чуть поразмыслите. Чувствуете ли вы что кому-нибудь из ваших охраняемых женщин очень плохо на душе или что кто-то тоскует по дому, по семье, или у кого-то смертельная тоска когда пропадает желание жить дальше?
- Да что тут чувствовать. Они и так постоянно ноют. Особенно новенькие. Ищут способы чтобы уйти на тот свет. Каждая друг дружке уже понадоедали своими рассказами о том, какие они хорошие. Выдумывают разные сказки о совершенных ими подвигах лишь бы казаться покруче и пострашнее. Нет у них никакого Бога в голове. Правда есть пару дурочек. Всё поют что-то. Им с воли много книжек тоненьких передают. Они все стараются всучить их каждому в руки и даже мне пытались. И одно время до того надоели, что пришлось их в карцер посадить. Сейчас чуток поутихли по углам ныкаются.
- Это могут быть сектанты. Обычно они устраивают показное лицемерное смирение и мнимую веру.
- Да х… их знает. Ты прости, конечно. При тебе небось матюгаться не положено.
- При мне можешь говорить что у годно, а вот перед Богом, который дал тебе радость слуха и голоса ради общения с ближними грешно говорить такие слова.
- Вряд ли я смогу уже когда-нибудь говорить на человеческом языке.
- Всё у вас получится. Надо лишь немного постараться. Вы ещё спрашиваете где Бог этих преступивших закон женщин?
- Конечно. Какого они позалазили в дерьмо по самое нехочу и теперь сидят на шее у государства?
- Бог приходит к каждому из нас кто Его зовет. А кто не зовет к тому значит ещё не пришла благодать в сердце, чтобы познав Бога они обрели душевный покой и стали жить по Его заповедям и больше никогда не попадали на скамью подсудимых.
- Ну это ты сильно мудро загнула. И когда к ним придет эта благодать?
- Вот за этим сестричка я и здесь. Чтобы своей любовью и состраданием к Его детям помочь им обрести эту благодать.
- Ну- ну. Давай, пошли проявлять сострадание к этому отродью.
Худорба с мягкой укоризной посмотрела на меня, поблагодарила за скамейку и тихонько, стараясь обходить выбоины на дорожках пошла к корпусам.
Тюрьма загудела как улей.
- Идет. Идет.
Мы зашли в актовый зал. Бабы здоровались на перебой. Кричали с задних рядов:
- Привет. Привет. А мы думали ты больше здесь не появишься. Думали испугаешься.
- Что вы милые. Как же вас можно бояться вы же люди. Да и что мне Господом предначертано, то и будет.
- Да. Тебе легко говорить. Ты Богом прикрываешься, чтобы ни на кого не злиться. А нам как?
- Я не прикрываюсь. Я верую и мне Господь помогает не со злостью, а со смирением терпеть боль и обиды и колкости которые я слышу от мирян.
Монашка стала оглядываться по сторонам, а потом тихонько спросила:
- Извините, а где наши гостинцы?
- Сейчас найдем. Всем сидеть тихо.
Я пошла в нашу общую комнату, приспособленную для отдыха охраны. Смотрю, а мои товарки расковыряли все ящики и жрут как коровы. Кроме того уже почти всё между собой поделили что домой унесут.
- Быстро вернули все на место. Вы что суки вообще страх потеряли?
- Ты что здурела? Жрачку нам пожалела?
- А что я это калеке скажу? Куда все делось?
- Скажи, что все раздали по камерам и на больничку.
- Не. Давайте собирайте что осталось.
Те фыркая и возмущаясь повысыпали все обратно из сумок.
- Ну ты даешь… В праведницы решила попасть.
- Взяли всё дружненько и отнесли в зал.
Когда мы вошли в зал, то заметили что все сидят очень тихо, а монашка стоит как вкопанная и белая как лист бумаги.
- Ты уж извини. Мы тут немного поживились.
- Ну ничего поели так поели.- и повернувшись к залу добавила:
- Это вам сестрички. Скромные гостинцы от матушки и сестер из нашего монастыря. Примите пожалуйста.
Я распорядилась чтобы из каждого ряда вышла крайняя и взяла всего столько сколько сидит человек в её ряду. Все немного оживились. Запахло выпечкой, фруктами и чем-то домашним. Помню меня поразило что гостинцев равно хватило всем присутствующим, с учетом что их подъели и у всех заключенных в результате оказалось в руках по пирожку, яблоку или ещё чему-то. Никто не ел. Нюхали, гладили, а у некоторых на глазах выступили слезы. И даже самые отъявленные урки перестали сквернословить и выкрикивать пошлости. Более-менее нормальные стали благодарить.
- Спасибо тебе и твоим монашкам. Приятно, что вы там думали о нас. Передай всем вашим от нас благодарность.
- Обязательно передам. Простите, что скромно, но все сестры молились и пекли вам с большой радостью. А теперь если хотите давайте поговорим и я с Божьей помощью постараюсь ответить на ваши вопросы.
Все загудели, начали выкрикивать и подпрыгивать на месте. Это дитё в рясе опять посмотрело в мою сторону.
- Тихо. Все заткнулись – гаркнула я. – Пусть сама выбирает с кем говорить.
Монашка в знак благодарности кивнула головой. Все притихли.
Монашка спросила как зовут молоденькую женщину, сидящую в последнем ряду, третью с права.
- Это Лизка. Она у нас зверь зверем. Только дубинку понимает.
- Лиза. Вы бы ничего не хотели спросить?
- Да пошла ты со своими вопросами. Чего в душу лезешь. Понятно, что ты страдалица и калека, но ты на воле и тебе легко корчить из себя сочувствующую и жалеющую нас тут. Пожалей лучше вон тех идиоток к которым даже матерые убийцы брезгуют прикасаться, а меня не трожь.
- Хорошо. Только ответь мне на один вопрос. Был кто-нибудь в вашей семье верующий?
- Чего? Были. Да только не услышал их твой Бог.
- Бабушка?
- Да. Одна бабка и была человеком.
- Она ведь перед смертью хотела вас в монастырь отдать, но вам там что-то не понравилось.
- Может ты и вправду что-то там видишь, складно рассказываешь, но только мне вот после посещения монастыря совсем не захотелось туда идти жить как только бабка не уговаривала.
- И что же тебе Елизавета там не понравилось?
- Всё.
Лизка раскраснелась, надулась и встав с места начала обличать всех, кто её обидел. Вот и разговорилась самая немая и угрюмая в колонии зечка. Ай да монашка.
- Что не понравилось? А то, что бабка подошла к одной из очень уж нарядных молоденьких монашек и что-то тихонько спросила. Что тут началось. Эта смиренно стоящая и смотрящая с умилением на иконы кинулась на мою бабку, как собака. Лицо у неё от злости посерело из-за того, что её видите ли отвлекли. Лицо исказилось, губы искривились. Она чуть ли не брызжа ядом в лицо моей бабке что-то прошипела в ответила отвернувшись снова изобразила на лице такое же святое выражение. И если бы я не видела этих изменений, то никогда не поверила бы что в этой смиренной красоте столько говна. Ну и теперь представь себе какая она фальшивая со всеми кто живет с неё в их общаге. И куда смотрит ваш Бог?
- Бог смотрит на всех и везде и дает тебе ещё одну возможность спастись. Только теперь нужно покаяться во грехах своих. А монашечку ту прости за её духовную черствость. Пусть дарует ей Господь духовное прозрение и любовь к ближнему. У тебя сестра очень доброе сердце, только закрытое для любви.
В зале начали тихонько хихикать.
- Да ей здесь намного лучше, чем в монастыре. У ней и рабы есть.
- Лиза. А ты не хочешь рассказать почему ты здесь? Ведь если подумать, что в случившемся твоей вины нет.
- А ты попробуй расскажи это следаку. Особенно когда у тебя кроме голой задницы ничего нет. Слушай если интересно. Это не секрет.
Зал как будто вымер. Даже дышать стали тише.
- Мать свою я не видела ни разу. Бабка рассказывала, что закрутила с каким-то хахалем, а меня ей бросила. Меня никто не обижал. Жили нормально. Золотые были тогда времена. Да видно твоему Богу не понравилось. Умер дед и сразу как-то потухла моя бабка. Когда я перешла в пятый класс она меня и свозила в монастырь, но поняв что из этого ничего не выйдет часто плакала о моей будущей судьбе. Есть у меня две тетки и дядька по матери. Бабушка все искала к кому бы из них меня можно было пристроить в случае что с ней случись. Протянув буквально еще два года после смерти деда она дождалась меня из школы, показала, где спрятаны деньги попросила никому не отдавать, заливаясь слезами поцеловала меня и тихо умерла. Я визжала как дура поняв, что осталась совсем одна. Кричала, дергала её за руки, даже пробовала делать исскуственное дыхание, но ничего не помогло. Пошла к соседям и объявив о бабушкиной смерти ушла в сарай к теленку. Зарывшись в сено то ли уснула, то ли куда-то провалилась. Гляжу заходит бабка, светится вся и говорит: Иди в монастырь. Иди в монастырь.
Меня нашла тетка, когда пришла кормить теленка, да как завоет на весь сарай: Сиротка ты наша неприкаянная! Давай меня тискать. Повела в дом. Бабушка уже лежала переодетая на длинных скамьях. Мне стало жутко, особенно когда старухи сочувственно качая головами начали меня подталкивать к холодному телу, чтобы я простилась и попросила прощения. Еле вырвавшись из их цепких рук я вылетела на улицу и уж тут не знаю откуда ручьем потекли слезы. Ревела до судорог. Опомнилась только когда почувствовала, что меня кто-то тихонько гладит по голове тоже носом шмыгает. Это оказалась моя двоюродная сестра старше на один год. Упитанная розовощекая Нюрка. Поревев ещё немного вдвоем она повела меня к себе домой. Меня встретили как родную дядька, тетка и их мордоворот откупленный от армии сынок.. Только позже я поняла почему.
Похороны прошли как в тумане. В ушах до сих пор стоит звук от забиваемых в гроб гвоздей и от ударов комьев земли о крышку гроба. Кроме меня все чувствовали себя обыденно. Ну умерла ещё одна больная старуха, а с внучкой разберутся родственники. Вон их сколько. Концерт по заявкам начался только тогда когда из дома ушли последние поминальщики. Что тут началось. Родня до сих пор корчившая из себя страдальцев изменилась до неузнаваемости и начался дележ наследства. Все орали друг на друга как будто у них отнимают последнее. Сначала решили все продать и поделить на троих, с вычетом потраченного на похороны. Тут вмешался братик:
- А Лизку куда?
Все как по команде повернулись в мою сторону. Наступила тишина. Каждый прокручивал в своей голове варианты куда меня можно приткнуть. Одна из родных теток вздохнув прохрипела: Это ж надо сестрица приблудила девку и улетучилась, а мы теперь думай. Может в её в детдом? Надо было ей в монастыре тогда остаться когда с бабкой ездила.
Все опять зашумели. Так как я оказалась наследницей ещё довольно приличного дома и сада меня начали спрашивать куда бы я хотела пойти жить. И тут вмешалась дядькина жена. Пусть сама выбирает к кому пойдет жить. Тому всё и достанется. Родственники снова заволновались. На перебой стали друг перед другом предлагать свои опекунские услуги. Я растерялась и что-то мямлила им в ответ. Выручила меня двоюродная сестра, чтобы ей сейчас было пусто. Подошла, ласково обняла – Пойдем к нам жить. А я дура согласилась. Тут же меня дядька увел к себе домой.
Сначала все было нормально. Меня кормили и нормально ко мне относились. Но как только я подписала какие-то бумаги отношение ко мне изменилось сразу. Из комнаты сестры меня переселили в проходной коридор на кушетку, куда обычно скидывали верхнюю одежду все приходящие с улицы. Фальшивая теткина улыбка превратилась в оскал шакала. Родной дядька ходил мимо меня, как мимо пустого места. Все новые вещи сестрица забрала себе в шкаф. Мне в ногах поставили картонную коробку и скинули туда одно старье. Я попробовала возмущаться, хотела забрать свою одежду, так тетка меня так оттаскала за волосы и отлупила что я двое суток сидеть не могла: Ты отродье шлюхино. Твоя мать потаскуха и тебя ждет то же самое. Скажи спасибо, что тебя мерзкую в приличный дом допустили – орала она.
Кроме как на кладбище мне идти было некуда. Пробовала сходить к родным теткам. Просила меня забрать, но те сквозь зубы с явным злорадством в одним голос прошипели: Кому дом отдала у того и живи. Дальше жить становилось всё хуже. Есть мне позволяли что останется только после того, как все поедят. Уроки учить было негде. Приходила классная руководительница. Я пыталась ей как-то рассказать как со мной обращаются, но тетка оказалась очень хорошей актрисой. Она показывала в шкафу одежду, письменный стол, телевизор и говорила, что это всё для меня. А после ухода учительницы била смертным боем. А теперь то за что именно я сижу. Ко мне стал приставать братик. Не работающий молодой боров он сначала делал вид, что жалеет меня. Тайком подкармливал и всё норовил обнять да прижать к себе. Это я сейчас понимаю, что ему нужно было, а тогда радовалась, думала что жалеет меня. Он и слезы вытрет и сочувственно поговорит, что я теткины и сестрины выходки стала легче переносить. Думала есть кому пожаловаться. А однажды когда они все ушли к соседу на свадьбу этот урод вернулся пораньше и начал валить меня на кровать, срывать одежду и шипеть чтобы я не орала и не брыкалась.: Не ори! Все равно шлюхой станешь как твоя мать.
Как я вырвалась не помню. Прибежала на кладбище, повыла лежа на могиле. Потом стала руками рыть землю, готовила себе могилку чтобы лечь и умереть. Когда вернулась спряталась в сарае. А он меня там ждет. Глаза налиты кровью: Я же тебе сказал, что по-моему будет. Думала спрячусь, но поняв, что нет выхода ухватила рядом стоящие вилы: Не подходи заколю!
- Давай. Давай. Приютили суку.
Не останавливаясь и расстегивая на ходу штаны этот урод пошел на меня. Я не раздумывая всадила ему вилы в вывалившееся из штанов хозяйство. Как он орал… Я бегом из сарая в дом и спряталась в теткиной спальне под кровать. От пережитого ужаса потеряла сознание. Пришла в себя от воплей тетки и матов дядьки:
- Где эта потаскуха. Я её убью, сгною в тюрьме.
Искали видно везде, а я была под носом. Двоюродного брата увезла скорая. В дом нагрянула милиция. Пришлось вылезать. На меня надели наручники и отправили в обезьянник. Потом гуманный суд, на котором тетка играла как народная артистка. Жаль сына её не прибила тогда как-то выжил сволочь. Сделали все так, что это я с него штаны сняла и хотела лишить его невинности, а когда он отказался ударила его вилами от злости. Ну и где правда? Где справедливость? Мне дали десятку ни за что.
Из зала понеслись выкрики возмущения.
- Почему мать ребенка бросила? Это что судьба или карма или что-то ещё?
Монашка подождала пока все поутихли.
- Да Лиза в твоем сердце один гнев на весь мир. Господь видел твоё будущее и через бабушку хотел спасти, но нечистый не сидел сложа руки. Именно в тот момент когда бабушка обрадовалась, что нашла тебе убежище от жесткого мира злой дух вселился в неискренне молящуюся монашку и её ртом произнес неприятные слова.
- Но ведь она в святом месте. Разве в неё может залезть нечистый. Может сестрички. Я прочитаю вам пару строчек из изречений святых угодников. И из глубокого кармана монахиня достала книгу и перекрестившись стала читать:
«…избегай обращения с теми, кто и по вступлению в иноческую жизнь любят гордость, надувают щёки, высоко поднимают грудь и проводят время в судах, говорят всегда о житейском, порочностью последних дел своих затмевают всё, что прежде сделано ими худого и привлекают к себе одного лукавого духа с сидмерицею лютейших духов» Преподобный Нил Синайский.
«…Самая большая радость для нечистого когда он уловит душу уже ставшую на путь спасения будь то священника, монаха или простого мирянина»
- Лиза ты начала получать письма от другой тетки у которой все умерли, а сама она болеет.
Лиза онемевшая от удивления ответила:
- Да. А ты откуда знаешь?