О С Т Р А Х А Х
Беседы по вечерам со старожилкой (старожилы не дожили до такого звания) о страхе и боязни. «Мы всю жизнь боялись, – вспоминает она торжественно, – а как же без этого? Не боишься – не будешь работать, не будешь работать – накажут». Спрашиваю, а сейчас чего или кого боитесь? Отвечает словами из частушек: «Сами мы начальники, сами председатели. Посылаем всех вокруг к…». К матери своих бывших начальников – так я понял ее откровение. «А сегодня лучше живете?» – спрашиваю. Отвечает, что совсем стало плохо: раньше хоть работали, и что-то можно было по ночам домой снести. Сейчас же – как проснулся, встал и ищет, где выпить. Скотина воет, в хате не топлено, дров нет. Это она имеет в виду своего сына и племянника.
У одного сил нет, но деньги еще имеются. Другого еще ноги носят, денег нет, но бутылку приносит за деньги немощного родича.
Вот и живут они в таком «альянсе». От одного жена ушла на кладбище, от другого – к другому (тоже пьет, но крепкий чай). Вот, поди разбери, что лучше: работать, как в мрачном прошлом, в страхе перед начальством, или жить без страха перед мрачным будущим, подавляя свой страх алкоголем и гламуром телевизора.
Мать «жалеет» (у казаков это значит – любит) сына. Пропил сынок деньги на уголь – мать оплачивает уголек, оплачивает за него налоги, деньги за воду вытекают из ее пенсионного фонда, из ее сбережений идет дым сигарет, горит свет в доме сына. Корова в хозяйстве сына жует сено, скошенное мамиными руками. Вот только сынок давно не приезжает за копнами, сокрушается старушка. А причина, говорит, одна: некого теперь стало бояться. Боится она одного: «Вот умру, как он будет без меня обходиться – без моей пенсии, без оплаты, которую он получает по уходу за мной. Хорошо, хоть трудовой стаж у него еще идет».
Так что живет бабушка по-прежнему в страхе. Хорошо живет.