ГОСПИТАЛЬ
Квадрат холодный и печальный
Среди раскинутых аллей,
Куда восток и север дальний
Слал с поля битв куски людей.
Где крики, стоны и проклятья
Наркоз спокойный прекращал,
И непонятные заклятья
Сестер улыбкой освещал.
Мельканье фонарей неясных,
Борьба любви и духов тьмы,
Где трех сестер, сестер прекрасных
Всегда привыкли видеть мы.
Молчат таинственные своды,
Внутри, как прежде, стон и кровь,
Но выжгли огненные годы — Любовь.
В. И. Гедройц
Эти строки были посвящены Августейшим сестрам милосердия: Государыне Александре Федоровне и Ее дочерям: Ольге и Татьяне.
Деятельность Императрицы всегда была направлена на милосердие и сострадание, и помощь нуждающимся. Поскольку Ее Величество была глубоко верующей христианкой, то благотворить – это был принцип ее жизни.
Вот некоторые страницы из ее личного дневника, подтверждающий о наличии этих качеств. Этот дневник характеризует не только состояние ее души, но и свидетельствует о многом, раскрывая нам человеком с каким сердцем была Ее величество:
«Пережив горе, знаешь, как сочувствовать другим.
(Она рано потеряла мать, меньшего брата и сестру, а так же позже потери отца и старшего брата)
* * *
Быть великим - значит быть счастливым, - это одно из ошибочных мнений, которого придерживалась почти во все времена большая часть человечества.
Быть добрым - значит быть счастливым, - вот тайна, доступная тем немногим мудрым и добродетельным, которые являются украшением не только сами о себе, но и украшением ближних и Отечества.
* * *
Мы всегда должны думать не о своих личных делах и удобствах, а о пользе ближним, которую можем принести.
* * *
Истинная мудрость состоит не в усвоении знаний, а в правильном
применении их во благо.
* * *
Братская доброта и милосердие обычно проявляются в мелочах. Маленькие знаки внимания, пустяки, но постоянное самоотречение; коротенький разговор о желаниях и настроениях других; деликатный, не показной уход от всего, что может причинить боль - это те мелочи, которые создают мир и любовь и которые гораздо больше внешней вежливости.
* * *
Сколько возможностей сделать хорошее мы упускаем, даже не сознавая
ценности того, что упустили!
* * *
Доброта - ключ человеческого сердца.
* * *
Занимаясь благотворительностью, важно не потонуть в самоуважении.
* * *
Быть неправильно понятым даже теми, кого любишь, - это крест и горечь
жизни... Это самое жестокое испытание для преданности. Это то, что должно
было чаще всего ранить сердце Сына Человеческого... Увы! Никогда не
отступать, никогда не проявлять холодность, быть терпеливым, сочувствовать,
выказывать нежность. Искать распускающийся цветок и раскрывающееся
сердце... Всегда надеяться, как и Бог. Всегда любить - это долг.
* * *
Пусть на примере вашей жизни ближние увидят, что вера - это нечто
большее, чем учение или соблюдение обрядов.
* * *
Мы должны крепиться и молить Бога, чтобы Он даровал нам терпение
вынести все, что Он нам ниспошлет. Искушения, попущенные мудрым и
любящим Отцом, предшествуют Его милостям.
* * *
Невзгоды - это то время, когда нужно поддержать ближнего.
* * *
Кто перестает помогать другим, становится обузой и для себя.
* * *
Делай что-нибудь, ради чего
стоит жить и за что стоит умереть;
пусть в делах твоих будет виден и
ум, и сердце, и душа.
* * *
Смысл жизни не в том, чтобы делать то, что нравиться, а в том, чтобы с
любовью делать то, что должен.
* * *
Пока жив, можешь употребить жизнь на помощь ближнему. Жизнь -
прекрасное дело.
* * *
Тот, кто сделал добро, не должен об этом говорить, но если этим хвастают,
добро теряет благородство... Отдавайте, не ища ничего взамен, не
рассчитывая выгоду в будущем; отдавайте детям, старикам, умирающим, тем,
кто не сможет отблагодарить, и тем, кого вы больше никогда не увидите,
иначе это будет не благодеяние, а торгашество; старайтесь помочь даже
вашим врагам. Не доверяйте раздачу своей милостыни сомнительным
посредникам, иначе само деяние... будет под сомнением. Своей собственной
рукой творите то, что подсказало вам сердце. Так вы познакомитесь с жизнью
и нуждами бедняков - созданий Христа.....»
Помимо того, что Императрица была матерью и женой, она еще была Матерью огромной страны и великого народа. Государыня основала для бедных «комитет помощи», постоянно посещала самые простые школы, чтобы видеть лица и души русских детей – нарождавшегося, нового поколения России. На свои средства она основала «Школу нянь» в Царском Селе, желая дать знания молодым мамам по уходу за младенцами. Во главе школы стоял детский врач Раухфус. Так же при этой школе находился приют для сирот на 50 кроватей.
Императрица организовала санаторий для туберкулезных в Ялте. Ее праздник Белого Цветка собирал сотни тысяч рублей пожертвований для санаторного обустройства Крымского побережья.
Воспоминания фрейлины Императрицы А. Вырубовой подробно свидетельствуют об этом:
«Описывая жизнь в Крыму, я должна сказать, какое горячее участие принимала Государыня в судьбе туберкулезных, приезжавших лечиться в Крым. Санатории в Крыму были старого типа. После осмотров их всех в Ялте Государыня решила сейчас же построить на свои личные средства в их имениях санатории со всеми усовершенствованиями, что и было сделано.
Часами я разъезжала по приказанию Государыни по больницам, расспрашивая больных от имени Государыни о всех их нуждах. Сколько я возила денег от Ее Величества на уплату лечения неимущих!
Если я находила какой-нибудь вопиющий случай одиноко умирающего больного, Императрица сейчас же заказывала автомобиль и отправлялась со мной лично, привозя деньги, цветы, фрукты, а главное — обаяние, которое она всегда умела внушить в таких случаях, внося с собой в комнату умирающего столько ласки и бодрости. Сколько я видела слез благодарности! Но никто об этом не знал — Государыня запрещала мне говорить об этом.
Императрица организовала 4 больших базара в пользу туберкулезных в 1911, 1912, 1913 и 1914 гг.; они принесли массу денег.
Она сама работала, рисовала и вышивала для базара и, несмотря на свое некрепкое здоровье, весь день стояла у киоска, окруженная огромной толпой народа. Полиции было приказано пропускать всех, и люди давили друг друга, чтобы получить что-нибудь из рук Государыни или дотронуться до ее плеча, платья; она не уставала передавать вещи, которые буквально вырывали из ее рук. Маленький Алексей Николаевич стоял возле нее на прилавке, протягивая ручки с вещами восторженной толпе.
В день «белого цветка» Императрица отправлялась в Ялту в шарабанчике с корзинами белых цветков; дети сопровождали ее пешком. Восторгу населения не было предела. Народ, в то время не тронутый революционной пропагандой, обожал Их Величества, и это невозможно забыть.»
Также Государыня Александра Федоровна основала на свои средства инвалидный дом в Царскосельском парке для двухсот солдат-инвалидов японской войны, создав Школу народных ремесел для развития русских кустарных промыслов и отвлечения крестьян от пьянства.
Школа имела огромные мастерские, где инвалиды обучались разному ремеслу. При этой школе в Царскосельском парке, Государыня устроила целую колонию из маленьких домиков с огородами — это для семейных инвалидов., назначив начальником графа Шуленбурга, полковника Уланского Ее Величества полка.
Кроме всего, Государыня основала в Петербурге Школу народного искусства. Вот что об этом пишет фрейлина А. Танеева-Вырубова:
«…Государыня основала в Петербурге Школу народного искусства, куда приезжали девушки со всей России обучаться кустарному делу. Возвращаясь в свои села, они становились местными инструкторшами. Девушки эти работали в школе с огромным увлечением. Императрица особенно интересовалась кустарным искусством: целыми часами она выбирала с начальницей школы образцы, рисунки, координировала цвета и т.д. Одна из этих девушек преподавала безногим инвалидам плетенье ковров. Школа была поставлена великолепно и имела огромную будущность.»
Фрейлина София Буксгевден подчеркивает в своих воспоминаниях, «что Государыня работала не для популярности, что меньше всего думала при этом о себе, говорит ее безоглядность на себя в любых делах: Она тяжело заболевает корью, заразившись от детей при посещении питерских школ, но потом постоянно посещает вместе с Дочерьми туберкулезные санатории в Ялте, пренебрегая опасностью, подолгу сидит с Детьми у постели заразных больных, говоря о своих Дочерях: «Они должны понимать печаль…»
Конечно, высшее общество этих поступков Императрицы не понимает, не понимает Ее сострадания, называя Ее странной и мягко говоря, ненормальной мамашей.
Близкая подруга Александры Феодоровны, Юлия Ден,( Государыня ласково называла ее Лили), свидетельствует, что Императрица сама всегда подавала детям пример настоящей искренней дружбы: «Русские аристократы никак не могли взять в толк, с чего это их Императрице вздумалось вязать шарфы и шерстяные платки и дарить им эти вязаные изделия или же отрезы на костюмы. У них было совершенно иное представление о том, каким должен быть царский подарок. Им было невдомек, с какой любовью вязала государыня этот злосчастный шарф или платок. Однако ее величество, проникнутая викторианскими представлениями о дружбе, не могла и не хотела понять, что старания ее напрасны...
Ее практичность, деловая сметка были не по нраву свите. Над этими качествами злопыхатели смеялись и осуждали Государыню за то, что она удостаивала своей дружбой лиц, которые, по их мнению, недостойны внимания Императрицы всероссийской... Но Государыня была непреклонна и никому не позволяла диктовать ей вкусы...
“Меня не заботит, богат тот человек или же беден. Друг для меня, кем бы он ни был, всегда остается другом”.
Действительно, этого у ее величества не отнять, она была поистине верным другом».
Следует сказать, что Императрица, выросшая в Англии в викторианском воспитании, никогда не сидела без дела, она часто занималась рукоделием, чему и учила с малолетства своих дочерей. Она была очень искусстной рукодельницей. Ее дочери очень хорошо шили и вышивали. Чем часто помогали бедным и раненным солдатам в войну.
Так вот Императрица, удивляясь и видя какую бездельную и праздную жизнь, ведет дамское высшее общество в Петербурге при этом не знают ни хозяйства, ни рукоделия , Государыня из лучших побуждений основывает “Общество рукоделия”, члены которого, дамы и барышни, обязаны были сделать собственными руками не меньше трех вещей в год для бедных, где сама преподает.
Но это идея Государыни, ни к чему не приводит, группа учеников распадается. Дамочки находят подобные устроенные Ее Величеством занятия, скучным, неинтересным и ненужным. Им по вкусу больше привычная жизнь, проведенная в увеселительных вечерах и постоянного флирта с офицерами на баллах. При этом, не забывая критиковать Государыню, выражая в обществе всякое недовольство о таком попечительстве, вызванное Ее величеством о них.
Во время русско-японской войны ее усилиями в Эрмитажном Дворце рядом с Зимним был создан огромный склад для снабжения военных госпиталей одеждой и медицинскими материалами.
Накануне первой мировой войны, как только в стране была объявлена общая мобилизация, Императрица Александра Федоровна сразу начинает заниматься устройством госпиталей, лазаретов, формированием отрядов санитарных поездов и открытых складов медикаментов, целая сеть меньших складов в малых городах вблизи линии фронта. Всю эту систему организовала и наладила именно Государыня, постоянно, ведя контроль над бесперебойной работой всей лазаретной сети, принимая своих подчиненных, выслушивая об этом и доклады министров, что в Петрограде цинично истолковывали как вмешательство в политику государства.
Как вспоминает А. Танеева-Вырубова, которая так же несла труд сестры милосердия и всюду сопровождала Государыню:
«Государыня, забыв свои недомогания, занялась лихорадочно устройством госпиталей, формированием отрядов, санитарных поездов и открытием складов Ее имени в Петрограде, Москве, Харькове и Одессе…
В Царском Селе Государыня организовала особый эвакуационный пункт, в который входило около 85 лазаретов для раненых воинов в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Луге, Саблине, Евпатории и других местах.»
В Федоровском городке Царского Села находился большой военный госпиталь и несколько лазаретов имени Великих Княжон, где нес военную службу поэт С. Есенин и был санитаром лазарета №17.
«Обслуживали все эти лазареты около 10 санитарных поездов Ее имени и имени детей.»
Поезда предназначались для доставки раненых с фронта. Поезда были оборудованы по последнему слову науки и техники и содержались в безукоризненной чистоте и образцовом порядке. Потому что во главе каждого поезда стоял уполномоченный, поставленный Императрицей, который занимался формированием поезда и отвечал за всю его работу. У каждого поезда был свой маршрут. Например, Полевой Царскосельский военно-санитарный поезда №143 Ея Императорского величества Государыни императрицы Александры Федоровны двигался по маршруту: Царское Село - Москва - Курск - Симферополь-Евпатория, доставив раненых из Петрограда и Царского села в Крымские лазареты.(В этом поезде ездил санитаром С. Есенин в 1916г.)
«Чтобы лучше руководить деятельностью лазаретов,- пишет А.Вырубова, - Императрица решила лично пройти курс сестер милосердия военного времени с двумя старшими Великими Княжнами и со мной. Преподавательницей Государыня выбрала княжну Гедройц, женщину-хирурга, заведовавшую Дворцовым госпиталем.
Два часа в день занимались с ней и для практики поступили рядовыми хирургическими сестрами в первый оборудованный лазарет при Дворцовом госпитале, дабы не думали, что занятие это было игрой, и тотчас приступили к работе — перевязкам часто тяжелораненых; Государыня и Великие Княжны присутствовали при всех операциях. Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны. Объясняю себе тем, что она была врожденной сестрой милосердия. Великих Княжон оберегали от самых тяжелых перевязок, хотя Татьяна Николаевна отличалась удивительной ловкостью и умением.
Выдержав экзамен, Императрица и дети, наряду с другими сестрами, окончившими курс, получили красные кресты, и аттестаты на звание сестер милосердия военного времени. По этому случаю был молебен в церкви общины, после которого Императрица и Великие Княжны подошли во главе сестер получить из рук начальницы красный крест и аттестат. Императрица была очень довольна; возвращаясь обратно в моторе, она радовалась и весело разговаривала»
Вот что еще свидетельствует А. Танеева-Вырубова, давая характеристику Государыни и Ее деятельности:
«Государыня любила посещать больных — она была сестрой милосердия от рождения: вносила с собой в палату к больным бодрость и нравственную поддержку. Раненые солдаты и офицеры часто просили ее оставаться рядом во время тяжелых перевязок и операций, говоря, что «не так страшно», когда государыня рядом. Как она ходила за своей больной фрейлиной княжной Орбельяни: до последней минуты жизни княжны оставалась при ней и сама закрыла ей глаза!»
Вспоминает Татьяна Мельник:
«Ее величество, если ее здоровье позволяло ей это, приезжала также ежедневно в дворцовый или собственный ее величества лазарет, где работали великие княжны. Изредка ее величество занималась перевязками, но чаще просто обходила палаты и сидела с работой у изголовья наиболее тяжелых больных. Были случаи, когда больные заявляли, что не могут без ее величества или что только ее присутствие успокаивает их боли, и она приезжала, в каком бы это ни было лазарете, и сидела, и сидела часа два, три только для того, чтобы доставить хоть немного спокойствия несчастным».
Каждый день Императрицы был занят и посвящен заботами о простых людях: раненым солдатам, она несла свой сестринский труд милосердия.
И как Императрица она служила своему народу, когда решала организационные вопросы по поводу снабжения всем необходимым в военное время.
Вспоминает В. И. Гедройц:
«Все придворные автомобили и экипажи были отданы для перевозки раненых. Цветы из оранжерей, сладкое придворных кондитеров — все это направлялось в лазареты для раненых…
И ежедневно черное ландо с тремя сестрами милосердия (Императрица с дочерьми) скользило по заросшим зеленью улицам мирного городка, останавливаясь то перед одним, то перед другим лазаретом.
Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех трех к делу милосердия. Оно было именно глубокое, они не играли в сестер, как это мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова»
По воспоминаниям Анны Вырубовой не трудно представить, как иногда выглядел рабочий день Императрицы Александры Федоровны:
«Началось страшно трудное и утомительное время. С раннего утра до поздней ночи не прекращалась лихорадочная деятельность. Вставали рано, ложились иногда в два часа ночи. В 9 часов утра Императрица каждый день заезжала в церковь Знамения, к чудотворному образу, и уже оттуда мы ехали на работу в лазарет. Наскоро позавтракав, весь день Императрица посвящала осмотру других госпиталей.
Когда прибывали санитарные поезда, Императрица и Великие Княжны делали перевязки, ни на минуту не присаживаясь, с 9 часов иногда до 3 часов дня. Во время тяжелых операций раненые умоляли Государыню быть около. Вижу ее, как она утешает и ободряет их, кладет руку на голову и подчас молится с ними. Императрицу боготворили, ожидали ее прихода, старались дотронуться до ее серого сестринского платья; умирающие просили ее посидеть возле кровати, поддержать им руку или голову, и она, невзирая на усталость, успокаивала их целыми часами.»
Кроме деятельности по лазаретам, Государыня объезжала некоторые города России с целью посещения уже местных лазаретов. В костюме сестры со старшими Великим Княжнами, небольшой свитой и Анной Вырубовой, Государыня посетила Лугу, Псков, Вильно, Ковно и Гродно, где Государыня встретила своего мужа.
В Гродно произошел один трогательный случай: умирая, один офицер, желал видеть Государя. Николай подошел к умирающему поцеловав его, надел на него Георгиевский крест. И офицер удовлетворенный умер в присутствии Государя.
Далее Государыня направилась в Двинск.
Везде Ее встречали с радостью и любовью, везде Ее приветствовали, словно Ангела, окружали, забывая о своих страданиях.
Вот один случай, который вспоминает А. Вырубова:
« После утомительного дня, по пути из Ковно, проезжали мы мимо санитарного поезда одной из земских организаций. Императрица приказала остановить императорский поезд и неожиданно для всех вошла в один из вагонов и обошла весь поезд. Кто-то из персонала узнал Ее Величество. Весть, что Государыня в поезде, быстро облетела вагоны, и радости не было предела. Таким же образом Государыня неожиданно посетила госпиталь в имении графа Тышкевича, оборудованный его семейством. Всюду, где Государыня появлялась одна в своем сестринском платье, ее особенно восторженно приветствовали; ничего не было официального в этих встречах: народ толпился вокруг нее, и никто не сдерживал его восторга.
Проехали Орел, Курск и Харьков; везде восторженные встречи и необозримое море народа. Вспоминаю, как в Туле с иконой в руках, которую поднесли Государыне при выходе из церкви, меня понесла толпа, и я полетела головой вниз по обледенелым ступеням... Здесь же, за неимением другого экипажа, Государыня ездила в старинной архиерейской карете, украшенной ветками и цветами.
Вспоминаю, как в Харькове толпа студентов, неся портрет Государыни, окружила ее мотор с пением гимна и буквально забросала ее цветами.
Проезжая Белгород, Императрица приказала остановить императорский поезд, выразив желание поклониться мощам свт. Иоасафа. Было уже совсем темно; достали извозчиков, которые были счастливы, узнав, кого они везут.
Монахи выбежали с огнями встречать свою Государыню; отслужив молебен, мы уехали. На станции собралась уже толпа простого народу провожать Государыню. Какая была разница между этими встречами и официальными приемами! Удивлялась я также губернаторам, которые заботились только о том, чтобы Императрица посещала учреждения, устроенные их женами; может быть, это естественно, но хотелось бы, чтобы в эти минуты личные интересы уходили на задний план»
Дальше был Воронеж, Тамбов, Рязань и Москва. В Москве так же посещали лазареты, земскую организацию осматривали летучие питательные пункты.
В лазаретах к Рождеству по приказу Ее Величества ставили елку, чем устраивали праздники раненым и больным, не говоря уже о подарках, которые готовила Императрица.
Работая в лазарете, не брезгуя никакой работой, забывая о себе и видя чужую боль и смерть, Императрица переживает ее как свою,из-за чего она получает тяжелое сердечное осложнение, а ее дочь-Ольга Николаевна нервное истощение и анемию.
И при этом, как отмечает София Буксгевден, Государыня не позволяет себе отдыха, считая что даже съездить в Ливадию (это когда тысячи дворян отправлялись в военное время на отдых в свои имения к морю), так вот съездить в Ливадию – это «слишком большое удовольствие, которое можно было позволить себе во время войны» -говорит Императрица.
В личных письмах к мужу Николаю, Александра Федоровна делится не только своими переживаниями, но так же повествует о своей работе:
«.. В 9 часов Ольга, Анастасия, Беби(Алексей) и я поехали к его поезду. На этот раз у нас много очень тяжело раненных… Некоторые из этих раненых были взяты германцами, а 4 дня спустя наши их вновь отбили. Бог мой, какие ужасные раны! Боюсь, что некоторые из них обречены, - но я рада, что они у нас и что мы по крайней мере можем сделать все от нас зависящее, чтобы помочь им…»(19.11.1914г.)
«…Сегодня утром мы присутствовал (я, по обыкновению, помогаю подавать инструменты, Ольга продевала нитки в иголки) при нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча). Затем мы все занимались перевязками (в нашем маленьком лазарете), а позже очень сложные перевязки в Большом лазарете.
Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами... они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями, быть может, придется все отрезать, так все почернело, но я надеюсь спасти,- страшно смотреть, - я все промыла, почистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала, - все это вышло вполне удачно, - мне приятнее делать подобные вещи самой под руководством врача.
Я сделала три подобных перевязки, - у одного была вставлена туда трубочка. Сердце кровью за них обливается, - не стану описывать других подробностей, так это грустно, но, будучи женой и матерью, я особенно сочувствую им….
Это ведь не забава. Мы теперь вдвойне чувствуем всю ответственность всего этого и испытываем потребность дать все, что только возможно, всем бедным раненым, одинаково нежно заботимся как о легко, так и о тяжело раненных.»(20.11.1914г.)
«…Мы выезжаем сегодня вечером в 9, прибываем в Вильно в субботу утром в 10.15 - 1. Затем далее в Ковно 2.50 - 6 - и обратно в Царское Село в воскресенье утром в 9…. Если нам удастся увидеть дорогих наших моряков, то это будет для нас наилучшей наградой…
Я никак не могла уснуть эту ночь, а потому в 2 часа написала Ане, чтобы она известила морских жен о том, что представляется оказия для верной передачи писем и посылок. Затем я рассортировала книжечки, Евангелия (1 апост.), молитвы специально для моряков, сласти и засахаренные фрукты для офицеров - быть может, еще найду теплых вещей вдобавок.
Так тягостно думать о наших страшных потерях - многие раненые офицеры, всего с месяц уехавшие от нас, вернулись вновь раненными. Дал бы Бог скорее конец этой гнусной войне, но что-то ей как будто не предвидится конца!»(21.11.1914г.)
«…У нас сегодня утром было 4 операции в Большом лазарете, а затем мы перевязывали офицеров. Мои два крымца из Двинска приехали. Они, к счастью, сейчас выглядят лучше, нежели раньше. Я почти ежедневно принимаю офицеров, либо возвращающихся в армию, либо уезжающих для дальнейшей поправки в кругу своей семьи. Мы теперь разместили офицеров в Большом дворце, а также в противоположном конце. Генерал Танкрей (отец моего) тоже лежит там. Я собираюсь идти туда в 4 навестить их, - бедный малый с ужасной раной постоянно просит меня приходить…. Как жаль, что я сейчас не могу ехать с санитарным поездом! Я жажду быть ближе к фронту, чтобы они чувствовали нашу близость,- она придавала бы им мужество.»(24.11.1914г.)
«Мой родной, любимый. Пишу тебе в величайшей спешке несколько строк. Все это утро мы провели в работе. Один солдат умер во время операции - такой ужас! Это первый подобный случай у княжны, а она уже проделала тысячи операций: геморрагия.
Все держались стойко, никто не растерялся. Девочки тоже выказали мужество, хотя они, а также Аня, никогда не видели смерти вблизи. Он умер в одну минуту. Можешь себе представить, как это потрясло нас. Как близка всегда смерть! Мы продолжали операции. Завтра у нас опять такая же операция, она тоже может окончиться фатально. Дай Бог, чтоб это не случилось, постараемся спасти его.»(25.11.1914г.)
«…Конечно, мы все знали, что подобная война неминуемо будет самой кровопролитной и ужасной из всех когда-либо бывших, - и так оно и есть на деле, - но нельзя не скорбеть о героических жертвах, мучениках за правое Дело… Элла днем была с Ольгой и со мной в Большом дворце, она беседовала со всеми ранеными; один из них был ранен в последнюю войну и лежал в Москве, и он помнит, как она его там навещала. Трудно найти время для писания писем, покуда она здесь.»(Царское Село 26.11.1914г.)
«…Сотни грустных мыслей перекрещивались в моем усталом мозгу и не давали ему покоя. Сегодня с утра сердце снова расширено - завтра возобновлю свое лечение - и тогда опять стану на ноги…. Ольга идет через сад к "Знаменью", а оттуда пешком в госпиталь. Татьяна проедет туда же в автомобиле по окончании урока. Ольга чувствует себя лучше всего после утренней прогулки и недолгой гимнастики. Мысленно всюду следую за тобой - как отрадно видеть наши дорогие славные войска!»(17.12.1914г.)
«…О, эта ужасная война! Подчас нет более сил слышать о ней; мысли о чужих страданиях, о массе пролитой крови терзают душу, и лишь вера, надежда и упование на Божие безграничное милосердие и справедливость являются единственной поддержкой…. Весь мир несет потери. Так должно же что-нибудь хорошее выйти из этого всего, и не напрасно же все они должны были пролить свою кровь! Трудно постигнуть смысл жизни - "так и надо, потерпи" - вот все, что можно сказать…. Нехорошо поддаваться настроению, но подчас бремя становится тяжким. Оно нависло над всей страной, а Тебе приходится нести на своих плечах львиную долю его. Так хотелось бы облегчить Твои тяготы, помочь нести их - разгладить Твое чело, прижаться к Тебе!... благослови Тебя, Боже»(27.10.1914г.)
Так же Государыня не забывает отправлять телеграммы на фронт, вот одно из них, написанное в Лейб-Гренадерский Эриванский Его Величества полк:
''Из Царского Села.
"Сообщите мне пожалуйста о потерях в полку и кто ранен.
Мысли, молитвы окружают Вас всех.
Сердечный привет всем".
" Александра'"
В 1915 году Государыня отдает парадные залы Зимнего Дворца под госпиталь для тяжелораненых. Она поселяет парализованную, умирающую сироту фрейлину - Соню Орбелиани в комнату рядом со своими дочерьми, прекрасно понимая, сколь тяжко детям видеть постоянно рядом смертельно больного человека. И ухаживает за ней до конца.
Все это свидетельствует о последней русской Императрице как о человеке необыкновенного мужества, о ее волевом бесстрашии, что Она сама прекрасно сознавала, ибо готовила себя к самым тяжелым испытаниям, что подтверждает в своих воспоминаниях баронесса София:
«Александра Федоровна говорила о себе как о «великом бойце». И это была правда».
Свое же назначение Государыня объясняла так: «Я не сотворена сиять перед собранием… Я должна помогать другим в жизни, помогать им побеждать в борьбе и нести свой крест».
Александра Федоровна с сочувствием отнесется и к Настеньке Генриковой, когда та останется сиротой после смерти матери.
Удивительно как заботы своих преближенных берет на себя Императорская семья.
Так же они поступят и с Анной Вырубовой, окружая ее своей любовью и заботами, когда Аня получит серьезнейшие травмы после крушения поезда. И только, благодаря молитвам этой семьи и хорошему уходу, Вырубова останется жива.
Надо добавить, что высшее общество всячески постоянно осуждало Императрицу и чернило ее в глазах вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, которая итак недолюбливала немку невестку, ревнуя к сыну. И это не могло не сказаться на их итак сложных отношениях.
Из рассказа в. кн. Ольги, сестре Николая о своей невестке, видно, что это имело место быть:
"Из всех нас, Романовых, Алики(Александра) наиболее часто была объектом клеветы. С навешенными на нее ярлыками она так и вошла в историю.
Я уже не в состоянии читать всю ложь и все гнусные измышления, которые написаны про нее, - отозвалась об Императрице Александре Федоровне Великая княгиня.
-- Даже в нашей семье никто не попытался понять ее. Исключение составляли мы с моей сестрой Ксенией и тетя Ольга. Помню, когда я была еще подростком, на каждом шагу происходили вещи, возмущавшие меня до глубины души. Что бы Алики ни делала, все, по мнению двора Мама(Марии Федоровны), было не так, как должно быть.
Однажды у нее была ужасная головная боль; придя на обед, она была бледна. И тут я услышала, как сплетницы стали утверждать, будто она не в духе из-за того, что Мама разговаривала с Ники по поводу назначения каких-то министров. Даже в самый первый год ее пребывания в Аничковом дворце -- я это хорошо помню -- стоило Алики улыбнуться, как злюки заявляли, будто она насмешничает. Если у нее был серьезный вид, говорили, что она сердита."
Государыню осуждали за все, что бы она не делала:осуждали, что она своих дочерей привлекла к сестринской деятельности, работать в лазарете, ухаживая за мужчинами, видя их в неподобающем виде для Их величеств.
Но никакие сплетни не могли остановить благотворительность Александры Федоровны, она все равно продолжала свое дело, не ища награды и одобрения со стороны злопыхателей и завистников.
Анна Вырубова заметила другую крайность высшего общества, и дав им свою оценку, писала:
«Трудно и противно говорить о петроградском обществе, которое, невзирая на войну, веселилось и кутило целыми днями. Рестораны и театры процветали. По рассказам одной французской портнихи, ни в один сезон не заказывалось столько костюмов, как зимой 1915-1916 годов, и не покупалось такое количество бриллиантов: война как будто не существовала.
Кроме кутежей общество развлекалось новым и весьма интересным занятием — распусканием всевозможных сплетен про Государыню Александру Феодоровну. Типичный случай мне рассказывала моя сестра. Как то к ней утром влетела госпожа Дерфельден со словами: «Сегодня мы распускаем слухи на заводах, что Императрица спаивает Государя, и все этому верят».
Рассказываю об этом типичном случае, так как дама эта была весьма близка к великокняжескому кругу, который сверг Их Величества с престола и неожиданно их самих.
Атмосфера в городе сгущалась, слухи и клевета на Государыню стали принимать чудовищные размеры, но Их Величества, и в особенности Государь, продолжали не придавать им никакого значения и относились к этим слухам с полным презрением, не замечая грозящей опасности…
Государь обладал тонким умом, не без хитрости, но в то же время он доверял всем. Неудивительно, что к нему подходили люди, мало достойные его доверия.
Как мало пользовался он властью, и как легко было бы в самом начале остановить клевету на Государыню! Государь же говорил: «Никто из благородных людей не может верить или обращать внимание на подобную пошлость», — не сознавая, что так мало было благородных людей….
И в сотый раз я спрашивала себя: что случилось с петроградским обществом? Заболели ли они все душевно или заразились какой-то эпидемией, свирепствующей в военное время? Трудно разобрать, но факт тот: все были в ненормальном, возбужденном состоянии.
Как часто я видела в глазах придворных и разных высоких лиц злобу и недоброжелательность. Все эти взгляды я всегда замечала и сознавала, что иначе не может быть после пущенной травли и клеветы, чернившей через меня Государыню (А.Танееву-Вырубову объявляли немецкой шпионкой).»
Слухи об Императрице стали обширно распускаться по Петрограду в середине войны.
Невзирая на самоотверженную работу Императрицы, в городе продолжали кричать, что Государыня и фрейлина А. Вырубова германские шпионки, что Императрица готовит переговоры о сепаратном мире с Австрией или Германией. Кстати, этот слушок был распущен специально немецкими агентами из Германского штаба, что было подтверждено после войны.
Сама же Императрица была больше англичанкой, чем немкой, да и кайзера Вильгельма II, она считала лицемерным человеком.
М. Палеолог писал, что «Александра Федоровна ни душой, ни сердцем никогда не была немкой... В 1878 г., шести лет, она потеряла мать и с тех пор обычно жила при английском дворе. Ее воспитание, образование, умственное и нравственное развитие были совершенно английские. Еще теперь она англичанка по внешности, по манере, по известному налету чопорности и пуританизма, по непримиримой и воинствующей суровости своего сознания, наконец, по многим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все то, что в ней осталось от ее западного происхождения. В сущности же она стала вполне русской... я не сомневаюсь в ее патриотизме. Она горячо любит Россию. И как ей не быть привязанной к этой второй ее родине, которая заключает в себе и воплощает для нее все ее интересы — женщины, супруги. Когда она вступала на трон в 1894 г., уже было известно, что она не любит Германию, в особенности Пруссию;
в последние годы она чувствовала личное отвращение к императору Вильгельму, и она на него взваливает ответственность «за эту ужасную войну». Когда она узнала о сожжении Лувэна, она воскликнула: „Я краснею, что была немкой"».
Ей приписывали близкие отношения с Распутиным и влияние его на Государя.
«Преувеличенные до крайности толки о нём послужили всем русским противоправительственным партиям средством для борьбы, направленной к дискредитированию монархического принципа и личностей Государя и Императрицы — пишет в своих мемуарах генерал Курлов — Средство оказалось действительным, — и не подлежит сомнению, что достигшая, благодаря главным образом лжи и клевете, чудовищных размеров слава Распутина сослужила революционерам огромную службу и создала благоприятную почву для падения Российского трона». (
И все для того, чтоб уронить престиж Ее Величества, очернить Ее перед народом.
Только сейчас поднимая документы и материалы того времени, можно сказать, что слухи были не только преувеличены, но еще и просто надуманы.
Сегодня известно, что Александра Федоровна в тайне передавала деньги через поверенное лицо в Германию своей сестре Ирене Гессен-Дармштадтской (была в браке с братом Вильгельма II), брату Эрнст Людвигу, поддерживая их в военное время.
Тогда уже этого было достаточно, чтобы представить Государыню изменницей.
Тайной полиции, ведущей слежку за Императрицей,было известны эти подробности, но воспользоваться для создания сплетен этой информацией, мог любой, кому она была доступна . И все для того, чтоб подтвердить вымыслы злопыхателей и навести клевету на Императрицу.
Из воспоминаний А. Вырубовой:
«В начале войны Императрица получила единственное письмо от своего брата, Принца Гессенского, где он упрекал Государыню в том, что она так мало делает для облегчения участи германских военнопленных. Императрица со слезами на глазах говорила мне об этом. Как могла она что-либо сделать для них?
Когда Императрица основала комитет для наших военнопленных в Германии, через который они получали массу посылок, то газета «Новое время» напечатала об этом в таком духе, что можно было подумать, что комитет этот в Зимнем Дворце основан, собственно, для германских военнопленных.
Кто-то доложил об этом графу Ростовцеву, секретарю Ее Величества, но ему так и не удалось поместить опровержение.
Все, кто носил в это время немецкие фамилии, подозревались в шпионаже.
Так, граф Фредерикс и Штюрмер, не говорившие по-немецки, выставлялись первыми шпионами; но больше всего страдали несчастные балтийские бароны; многих из них без причины отправляли в Сибирь по распоряжению Великого Князя Николая Николаевича, в то время как сыновья их и братья сражались в русской армии.
В тяжелую минуту Государь мог бы скорее опереться на них, чем на русское дворянство, которое почти все оказалось не на высоте своего долга. Может быть, шпионами были скорее те, кто больше всего кричал об измене и чернил имя русской Государыни…
Клевета на Государыню не только распространялась в обществе, но велась так же систематически в армии, в высшем командном составе, а более всего союзом земств и городов. В этой кампании принимали деятельное участие знаменитые Гучков и Пуришкевич.»
Всякая такая ложь и клевета на Государыню была на руку любым антимонархистам и социал-демократам, в первую очередь, для того чтоб свести на нет влияние Ее величества в обществе и монархии, в общем. Поджигая и держа такую тактику, они громко рекламировали неспособность монархии править страной по причине прогнивания оной, которую необходимо свергнуть и построить новую власть.
Только вот «прогниванию», они сами успешно помогали развиться в обществе с помощью сплетен и клеветы, не замечая, что изначально прогнили их собственные души, не замечая, что ввергают Отчизну на полное истребление и разрушение, полное безумие и хаос.
Публикование каких-то фальшивых писем, приписанных якобы Государыне в то время, только подливала масло в огонь, на что баронесса София Буксгевден только горько отмечает в своих мемуарах:
«Эти нападки были чудовищны, и Императрица была вынуждена осознать, что не было пределов, которые бы их враги не превысили».
София Буксгевден приводит в своей книге слова из последних писем Императрицы к ней из Екатеринбурга:
«Когда же все это кончится? Как же я люблю мою страну со всеми ее болезнями! Она становится все дороже мне, и я ежедневно благодарю Бога за то, что позволил нас оставаться здесь и не отправил нас далеко. Верь в людей, дорогая! Нация сильна, молода и мягка, как воск. Сейчас она в плохих руках, и правит тьма, анархия. Но Царь Славы(Христос) придет и спасет, укрепит и даст разум народу, который сейчас предан».