Медная бездна

                МЕДНАЯ БЕЗДНА

          Часть I
       Медное зеркало

     Когда взглянул он потом на эти листики, на мужиков, которые, точно,
     были когда-то мужиками, работали, пахали, пьянствовали, извозничали,
     обманывали бар, а может быть, и просто были хорошими мужиками, то
     какое-то странное, непонятное ему самому чувство овладело им.
          Н.В.Гоголь. «Мёртвые души», гл.VII.

1.  Дворник книголюб

О, люди, деловито проходящие пешком, проезжающие на машинах, мотороллерах, самокатах мимо этих волшебных сундуков, и не проявляющие интереса к ним, если бы вы знали, к  каким чудесным тайнам вы не прикоснулись из-за своей гордыни и брезгливости!
Так размышлял Герман Майронис, однофамилец автора драм о Витовте-короле, но и только, больше никакого родства, что не мешало ему быть книголюбом: комнатушка дворника была забита книжками и журналами времён советских и дореволюционных, вынесенными к мусорным бакам; надо отдать должное питерским новосёлам – они не швыряли брикеты книг в сами урны, а складывали аккуратно подле.
И не только книги.
Вот, например, между мусорным баком и бетонной стеной стоит в старинной витиеватой раме из красного дерева картина… нет, это не картина… или такая абстракция?
Майронис тыльной стороной перчатки провел по краю картины и… вдруг увидел отражение .
Зеркало? Герман достал кусок марли; вот тоже – кто-то вынес к бакам коробку с ворохом марли, совершенно чистой и слегка влажной, какою и положено ей быть в эту пору в Петербурге. Выбрав большой кусок слегка сероватой от влаги материи, он протёр зеркало. Поверхность вспыхнула огнём алого пламени, ослепив на мгновение исследователя. Открыв глаза и начав рассматривать находку, Герман краем глаза заметил, что рядом пролегла чья-то тень.
Герман повернулся.
Рядом стоял высокий немолодой мужчина в джинсовом костюме с платком на шее, повязанным поверх воротника рубашки… недешевой. Как и у самого Германа, над верхней губой незнакомца пристроились ухоженные усы, делавшие его лицо франтоватым. В глазах незнакомца играли весёлые искорки. Щеку его украшал небольшой шрам, а потому на усах его сходство с портретом самого Германа заканчивалось.
Вот так платки на шее носят, наверное, где-нибудь во Франции, хотя, пожалуй, к джинсам самое комильфо.
Голос у незнакомца оказался неожиданно высоким:
- Никак, зеркало?
Герман был человеком общительным.
- Сам не пойму, похоже на полированную медь.
Он протёр поверхность зеркала более тщательно. Возможно, когда-то зеркало было совершенно плоским, но сейчас по краям была заметна небольшая волна, хота ближе к центру зеркало не искажало отражения.
Осмотрели тыльную сторону. Она была подклеена стёртой клеёнкой. В одном уголке клеёнка отошла, и под ней выглядывала материя блеклого вельвета.
Время ещё утреннее. Железо бака, на который попытался облокотиться Герман, снявший рабочую перчатку, оказалось очень холодным, и он отдернул руку.
Почему-то подумалось что зеркало тёплое, и он потрогал медную поверхность тыльной стороной кисти.
Незнакомец улыбнулся:
- Мне тоже показалось, что зеркало тёплое, но это иллюзия из-за цвета красной меди.
Герман возразил:
- Дв оно и на самом деле теплее, чем железо бака.
Они по очереди трогали медь зеркала, металлические заклепки на джинсах и пряжке незнакомца, но так и не пришли к единому выводу.
Наконец, незнакомец спросил:
- Я вижу, вы здесь дворник. Не уступите ли мне свою находку?
- Я пью только вино, – быстро ответил Герман.
- Представьте, я тоже. Кстати, у меня дома есть румынский вермут… давайте знакомиться. Денис.
- Герман… Маронис.
- Ну, твоя фамилия мне ни к чему – рассмеялся Денис, сразу перейдя на «ты», и это было естественно, так как предстояла совместная выпивка.
Герман ещё раз оглядел Дениса. Конечно, знать жильцов громадной новостройки он не мог, хотя многие из них ему примелькались. Дениса он прежде не встречал.
- Ты здесь недавно?
- Как сказать… третий месяц. Снимаю комнату… ну, не совсем официально… понимаешь?
Герман пожал плечами:
- Мне без разницы, я не участковый.
Вскоре новые знакомцы сидели за кухонным столиком перед бутылкой румынского мартини. Денис выставил на стол винные бокалы, собрался было открыть коробку с конфетами, как неожиданно был приятно удивлён вопросом Германа:
- Апельсина нет?
Апельсин был подан.
Принесенное зеркало, заскучавшее на полу у холодильника, казалось, не имело никакого отношения к возлиянию, – знакомцы расширяли информацию друг о друге.
Герман поведал, что он – офицер запаса, военный инженер-сапёр, был вынужден преждевременно оставить службу, когда распад СССР застиг его в Туркмении, и сейчас подрабатывает заработком дворника. Женат, но с женой не в ладах.
Дальше он с гордостью поведал, что у него собралась целая библиотека из книг, выброшенных питерскими новосёлам:
- Попались даже раритеты, старинные книги. Кстати есть книжка по магии. Я вот только сейчас вспомнил… это зеркало… оно ведь для гадания…
- Вполне возможно, хотя могло быть просто украшением будуара.
Герман не стол спорить, всё же добавил:
- Я в эзотерику не верю; правда совсем недавно в книге о магии прочёл о гадании на зеркалах, как о самом ужасном.
Денис собрался высказать своё мнение, но вдруг, захваченный какой-то идеей, замолчал и посмотрел на Германа странным взглядом. О себе сказал скупо:
- Зарабатываю на компьютере.
Он не стал уточнять, как именно зарабатывает и сколько, но показал Герману свою технику.
В длинной узкой комнате размещались: книжные полки и компьютерный стол с аппаратурой на одной стороне комнаты, трехстворчатый одежный шкаф с зеркальной дверцей на другой. Между компьютерным столиком и входной дверью частично под книжными разместился ракладной диван-кровать. У окна стояло кресло, превращенное в стол положенной на подлокотники доской; эта необычная столешница была заставлена множеством мелочей, – видимо хозяин любил всё необходимое иметь под рукой. Все предметы размещались столь функционально, что небольшая комната не казалась тесной.
На прощанье Денис вручил Герману бутылку портвейна. Тот на этот раз пытался отказаться:
- Я ведь это зеркало не покупал.
Но Денис настоял:
- Да ладно тебе, вещь старинная, ты мог её продать и подороже.
Герман только усмехнулся:
- Я не торгаш. Вот жена… она может… да ладно.
Он взял вино.
Провожая Германа,  Денис вдруг предложил:
- Слушай, Гера, давай продолжим знакомство. Ты меня заинтриговал гаданием на зеркалах, я поищу в Интернете, но книга, особенно старинная, надёжней.
Герман удивился, спросил шутливо:
- Хакер верит гаданиям?
Денис, игнорируя произнесенное слово «хакер», ответил серьёзно:
- Верит-не-верит, любит-не-любит, пусть девочки на ромашках… Я предпочитаю эксперимент.
Герман пожал плечами:
- Дело твоё, звони, книги принесу, не жалко.
2. Лера
Провожая гостя, Денис столкнулся с выходящим из лифта хозяином квартиры.
Илья Иванович держал на поводке собачонку. Каждый раз, отправляясь на прогулку, он роптал:
- Заведут существо, а мне только и забот…
Но таксу Нору он любил, выгуливал её подолгу; при переходе через улицу подставлял руки и собака забиралась к нему, словно только того и ждала.
Норой собаку назвал сын.
Сразу после института Василий уехал на заработки в Норильск, откуда вернулся с деньгами и невестой. Невестушка была не из бедных, что позволило молодым приобрести квартиру в новостройке. Жена Василия была старше его и с «довеском» дочерью от первого брака. Ревниво наблюдая за невесткой, Илья Иванович в конце-концов одобрил выбор сына.
Нора появилась по капризу Леры, приёмной внучки Ильи Ивановича.
Стерилизовать Нору не стали. Когда на третьем году своей собачьей жизни она приготовилась ощениться, её сплавили деду, под предлогом вдохнуть жизнь в его опустевшее жилище.
Внучку рано овдовевший  старик полюбил. Ворча для проформы, он охотно потакал её прихотям.
Сейчас Лере шел шестнадцатый год, и она часто пряталась у деда, мотивируя то срочными заданиями, то разными викторинами в гимназии.
Квартиранта Илья Иванович впустил по просьбе Василия.
Жилец работал приватно на фирму Василия. Познакомились они в давние времена в Норильске, где сдружились, и где смогли, как говорится, стать на ноги; однако там аборигены не давали развернуться. Василий вернулся в Петербург, Денис – в Барнаул. Случайная встреча в Барнауле, куда Василий мотался по делам фирмы, опять свела их вместе.
Теперь комната была занята, Лера появлялась реже, пристраиваясь то на кухне, то в комнате жильца перед его компьютером. Денис сам предложил ей пользоваться  не дешевым по тем временам грегатом. Лера была девушкой приятной, доброжелательной. Конечно же, она не станет проявлять особого интереса к мужчине в летах, – Денис готовился отметить сорокалетие.
Но он плохо знал женский род: присутствие зрелого самца женщина, даже вот в таком возрасте, или, пожалуй, именно в таком – чувствует всегда, пусть и подсознательно, и даже может строить какие-то смутные планы. Во всяком случае, Лерка вскоре командовала Денисом так же, как и дедом. Денису такое отношение было приятно и он не противился.
Взглянув на остатки трапезы на кухне, Илья Иванович спросил:
- По какому поводу?
И, не дожидаясь ответа, добавил:
- Жена у него приличная деловая женщина, на Сортировке имеет несколько ларьков, он же совсем опустился, алкаш!
Денис возразил:
- Интересный начитанный собеседник. Кстати, вот… приобретение… «обмывали».
Он показал зеркало.
Старик поднял зеркало. Рассматривая странный узор по периметру рамы, проговорил:
- Похоже, старый колдун отдал душу… богу… или дьяволу…
- Кто, о ком вы? – заинтересованно спросил Денис.
- Да был тут один  армянин, головы людям морочил.
Вскоре позвонил Василий, попросил ускорить какую-то работу, и Денис засел у компьютера.
Ближе к вечеру прибежала Лерка. С порога раздался её звонкий голосок:
- Деда, я за Норой.
- Да уж выгулял. Раздевайся, щас налажу чайник, Ольга Петровна презентовала кусок пирога со шпанской вишней, вот тебя он и ждал.
Денис знал, что соседка, мастерица печь всякие вкусности, каждый раз угощала Илью Ивановича; часто она это делала, не покидая свою квартиру, через смежный балкон; старик всякий раз дожидался внучку, а та никогда не отказывалась,  поесть она любила.
Вот и сейчас Лерка, видимо, отковырнула кусочек, потому что дед запричитал:
- Потерпи, куда лезешь грязными руками?
- Я мыла руки.
- Не ври, марш в ванную!
У Дениса засосало под ложечкой, он вспомнил, что сам давно не ел, теперь же высовываться было неудобно. Как бы угадав его желание, Лерка сказала:
- Я позову Дениса!
Она постучала к нему, открыла дверь и сразу увидела раму.
- Ой, какая прелесть! Дени, можно я посмотрю?
- Не называй меня Дени, сколько раз повторять? И потом, зеркало грязное.
На самом деле Денису было приятно, когда Лера называла его «Дени», но он боялся, что кто-нибудь услышит и заподозрит его в интимной связи с малолеткой…
Между тем Лера игнорировала замечание.
- Так это зеркало? Для гадания?
- Почему для гадания?
Денис поразился тому, что и ей сразу же пришла в голову эта идея.
- Я его отмою.
Денис махнул рукой и Лера понесла раритет в ванную.

3. Великий Гримуар
Зарядили осенние дожди. То и дело синоптики давали штормовые предупреждения. По ночам ветер бросал в окна тяжелые струи да гремел крышами. Весь дом скрипел и казалось, вот-вот разрушится.
Эти постройки из бетонных блоков… Денис заметил, что дверь в его комнату то открывается с трудом, то, наоборот, не слушается язычка замка и распахивается самопроизвольно, в зависимости от направления ветра снаружи дома, раскачивающего всю постройку.
Наконец-то Денис закончил работу, из-за которой были отложены все прочие дела, а спать приходилось не больше шести часов. К этому моменту и погодна преподнесла какое-то подобие бабьего лета.
Не раздеваясь, только сбросив тапочки, прилег на диване. Взгляд его лениво переместился с подвешенного в углу комнаты телевизора на кресло с доской, из-за которой выглядывал верх медного зеркала.
«Надо бы вернуться к задуманному эксперименту» – лениво подумал Денис. Включать телек не хотелось, и он задремал. Но ненадолго.
Герман заявился, подгадав момент, когда Илья Иванович вывел на прогулку таксу. Видимо, дворник чувствовал отрицательное к себе отношение со стороны старика. День был солнечным, природа радовала нежданным теплом, так что старик вернется не скоро.
При одном взгляде на гостя Денис понял всё: осунувшееся небритое лицо, мешки под глазами, желтизна… Нет, сегодня этот парень не собеседник, да и работы ещё хватает, придётся его поскорее выпроводить.
Книгу Герман принёс.
- Это только первый том, второй где-то под завалами в моей комнате, принесу позже.
Книга была старинной, с «ятями», в толстом переплете, очевидно сделанном позже.
Название…
Денис вспоминал: ему попадалось упоминание об этой книге.
«Великий Гримуар».
За такую вещь в букинистическом магазине запросили бы астрономическую цифру. Но мы не миллионеры…
- Вижу, Гера, болеешь, только у меня сейчас здесь ничего… да и занят выше головы… сколько?
- Ну… сотню-другую… если сможешь…
Денис протянул пятисотку:
- Устроит?
- Не-э, столько не возьму, сопьюсь…
Но Денис настоял:
- Гера, я ведь тоже не хочу ходить в должниках. Книга того стоит… и будет у тебя стимул поискать вторую часть.
Герман не стал упрямиться, да и не терпелось ему поскорее добраться до «лекарства». Но он все-таки выдержал паузу приличия и присел на краешек дивана.
- Денис, мне надо кое-что рассказать тебе…
Денис тоже присел. Ладно, если человеку надо выговориться, потерпим.
- Понимаешь, я не верю ни в гадания, ни во все эти астралы, но когда я тогда, возле мусорного бака потёр то медное зеркало, я был на мгновение не просто ослеплён… передо мною на какую-то долю секунды мелькнуло видение, как будто я лежу на операционном столе и врачи ковыряются в моём животе. Я не придал этому значения, так как много раз думал, что я алкоголик и закончу циррозом печени с мучительным концом. Конечно, это моё собственное самовнушение, пьяные глюки, но всё же…
- Ну, если понимаешь… лечись…
- Ерунда. Кодировался несколько раз. Если рухнули идеалы, цель в жизни…
- А как же «бороться и искать, найти и не сдаваться»?
- За что бороться? За процветание олигархов, «новых русских», ворья… ладно, слушай дальше. Две ночи не сплю. Только засыпаю – опять на том столе, врачи со зверскими рожами, сразу просыпаюсь. Только если здорово напьюсь, могу несколько часов проспать без сновидений, а потом опять…
- Гера, мои советы не помогут, сам знаешь.
- Да я не совета хочу, понимаешь, это зеркало… я  понял, что это всё из-за него.
- Ну вот, и ты…
- Послушай, мы не всё знаем… ты уже гадал на зеркале?
- Нет, некогда было.
- И не гадай. Я ведь только потёр эту проклятую медь, и то получил кошмарные сигнатуры… В общем, моё дело предостеречь…
Денис улыбнулся:
- Спасибо, я буду осторожен. Предупреждён – значит вооружен, так говорят?
Едва за Германом закрылась дверь, влетела Лера:
- А где дед? Вывел Нору? Я так и знала, никогда не может меня дождаться, вечно ему не терпится.
Денис посоветовал:
- А ты поторопись, он далеко не ушел.
- Ну да, его маршрут никогда не угадаешь; да и пусть погуляет, он там с другими собачниками новостями делятся… погулять  ему самому тоже надо.
Лера сняла курточку и стала устраиваться на кухне.
- Дени! Мне Вася… ну, отчим… говорил, что ты очень занят, я не хочу мешать, только скажи, хоть примерно, когда будем гадать на зеркале?
- Как только так сразу, и не называй меня «Дени»!
Смех девчонки растворился в свистке чайника.
Несмотря на занятость, Денис перед сном заглядывал в приобретенную книгу. Спустя несколько дней он решил разыскать Германа, напомнить ему за вторую часть.
Он вышел, когда дворники выкатывали контейнер с мусором. Среди них Германа не было, и Денис спросил:
- Ребята, а где я могу видеть Германа?
Ему ответил низенький дворник-татарин. Его Денис иногда видел в окно, когда тот вместе с Германом, укрывшись за трансформаторной постройкой, пили вино, по очереди наливая в пластиковый стаканчик.
- Нета его, умер…
Это известие ошеломило Дениса:
- Как? От чего?
- Точно не знаем. Говорят, сердечный приступ.
Разочарованный и огорченный, Денис вернулся домой.
Вечером его ждала ещё одна неприятность.
После звонка в дверь Денис услышал молодой напористый мужской голос:
- Здоров будь, Иваныч, жилец дома?
- Здравия желаю – ответил Илья Иванович, – зачем тебе мой жилец, мы ведь договорились…
- Значит, надо.
- Так у себя.
Денис открыл дверь. Перед ним стоял лейтенант милиции, в форме, но без фуражки. «Участковый, – догадался Денис, – живёт где-то рядом, или участок близко, потому и знает всех, и без фуражки».
- Пожалуйста, входите.
- Так уже вошел – усмехнулся лейтенант, закрывая за собой дверь, – на минутку.
Он присел на диван. Денис тоже сел, вопросительно глядя на лейтенанта.
- Вот что, парень, ты зачем разыскиваешь покойного дворника? Сдружились? Бухали вместе?
- Да нет – на секунду растерялся Денис, – вот, купил у него двухтомник, а вторую часть он не принес…
Денис показал книгу. Лейтенант книгу повертел в руках, зачем-то понюхал:
- Дымом не пахнет. Тут много книг выброшено из горевшей квартиры…
Вернув книгу Денису, добавил:
- Тогда сделаем так. Я, если найду, принесу тебе книгу сам. А про Германа забудь, умер он. Допился, сердце не выдержало.
Лейтенант ушел, но вернулся почти сразу с книгой в руках.
- Эта?
- Она…
- Старинная. Деньги за неё давал?
- Нет.
- А за сколько договорились?
- За первую я дал пятьсот.
- Та-ак… эта толще. Давай семьсот. Понимаешь, похороны сейчас дорогие, семье сгодятся. Я сам передам, а ты, как мы договорились, забудь!
Денис молча дал деньги, не уточняя – о чем и когда «договорились».
А, впрочем, себе дороже, соваться в чужой огород…
Загадка прояснилась на второй день, когда Илья Иванович привёл Нору с прогулки.
Едва раздевшись, он заглянул к Денису:
- Мне тут друзья порассказали. Ты действительно не расспрашивай о Германе. Говорят, случилось вот что: жена его попросила участкового «проучить» мужа, а те перестарались, взяли его пьяного в участок да проучили так, что оторвалась селезенка; скорая не спасла, парень умер на операционном столе. А баба эта договорилась с врачами, конкчно, не без помощи участкового. Все они тут завязаны, так что…
Денис всё понял, но сразу вспомнил последний визит Германа и его предупреждение.
Медное зеркало поблескивало уголком за доской на его кресле, как бы подмигивая из-за набросанного на этом столе хлама.

4. Мистическая цепочка
Денис валялся на диване, лениво листая вторую книгу «Великого Гримуара». Обе книги оказались всего лишь толкованием «Великого Гримуара».
Тратить время на чтение этих «перлов литературы» Денис не собирался, но некоторые места вычитывал весьма заинтересованно.
Предыдущий хозяин относился к чтению этих книг иначе, хотя не так бережно, как того можно ожидать: страницы исчерканы; закладки не просто вставлены меж листов, а приклеены кусочками скотча; на закладках сделаны заметки армянским шрифтом, возможно – занятные, надо бы найти переводчика.
А в общем, всё это ерунда, на которую не стоит тратить времени.
Денис отложил книгу и прикрыл глаза.
Погода опять вернулась в питерскую традицию, и шум дождя способствовал воспоминаниям.
В детстве и в школьные годы Денис много читал, увлекаясь не только фантастикой и детективом, но и научно-популярными изданиями.
 А потом… с появлением компьютера всё его время было отдано этому чуду.
Денис улыбнулся, вспомнив свой первый комп – Синклер… да, Spectrum ZX 128. Как он радовался, научившись программировать на Бэйсике, получив бегущую строку, создавая свой собственный шрифт, учебные программки для обучения таблице умножения братишки своего приятеля, мелодии по нотам; а эти чудные компьютерные игры, столько времени тратилось на бесконечные «уровни» игры; такие игры сейчас и шестилеткам покажутся примитивными…
А какие волшебные звуки сопровождали закачку на компьютер с магнитофонного компакт-диска! Едва возникал титр «Loading…», начиналось чудо. Из динамика лилась невообразимая какофония.  В этом потоке звуков были перестуки колёс мчавшихся поездов, завывание горного ветра, скороговорки «зелёных человечков». Мать просила сделать потише, а для самого Дениса эта скребущая слух какофония была приятнее любой музыки.
С того самого времени художественные книги бывали в его руках всё реже, исключительно перед сном.
Сейчас, когда появилась возможность пофилонить, отдохнуть от компьютера, можно бы и предаться чтению, тем более что выехать куда-нибудь за город ещё нельзя; надо сидеть дома и ждать отклика Василия на проделанную работу.
Несколько секунд дремы заменили сон, который тут же слетел, стоило в голове  появиться хоть какому-то плану.
Денис сходил на кухню, включил электрочайник, и вернулся к книжной полке, откуда потянул первую попавшуюся книгу.
Н.В.Гоголь. «Мёртвые души».
А почему бы и нет. Приобщиться к классике… облагородить собственные помыслы.
Денис раскрыл книгу. С первой страницы на него смотрел сам писатель.
Усики… такие же, как у меня… и как у покойного Германа.
От такого сравнения ему стало не по себе и мысли вернулись к недавним событиям. Это зеркало на кресле, предупреждение Геры, его внезапная гибель; а теперь вот Судьба подсунула ему книгу знаменитого мистика.
«В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным…»
А в каких каретах должны ездить холостяки сегодня? В моей «восьмёрке»?
Нет, не сейчас. Столь медленное развитие событий в повествовании Гоголя требует соответствующего антуража. Приберусь в комнате, чевой-то съем, соберусь с духом…
Денис захлопнул книгу, и писатель устроился между двух томов «Великого Гримуара».
Отодвинув кресло от окна, Денис распахнул форточку. Вместе с парком свежего влажного воздуха, в комнату проник солнечный лучик. Дождик отдыхал на мокром тротуаре и блестящих, раскрашенных осенью листьях деревьев. Но это там, внизу. Здесь, на шестом этаже – только вот этот лучик.
Непростой лучик.
Проделав сложный путь от стекла форточки к зеркалу шкафа, далее точно в уголок медного зеркала, всё ещё ждущего своей судьбы на кресле, и, наконец, на серебряный вензель подписи Гоголя на томике «Мёртвых душ», от чего сама эта стилизованная подпись из серебристой превратилась в золотую.
 «Свинец превратился в золото» – мелькнула в голове Дениса шальная мысль, и он ещё раз подивился такому удлинению цепочки совпадений.
Но этим цепочка не закончилась. Она продолжилась одной из двадцати мелодий дверного замка. Мелодии выбирались случайным образом.
 «Есть только миг между прошлым и будущим».
Хозяина дома не было, и Денис пошел открывать двери.
5. Руны
- Ключ у Лерки, – извиняюще произнёс Василий, но сразу сменил тон, – я к тебе по делу.
Раздеваясь, попросил:
- Включи чайник.
- Уже.
Василий прошел прямо на кухню и через минуту уже возился с банкой варенья, приговаривая:
- Батя всегда ворчит, чтобы до нового года эти его заготовки не трогали. Ну да простит, бываю не часто…
Денис не торопил друга. Сам начнет.
Наконец, Василий поднял на него глаза:
- Ну, и что мне с тобой делать? Убить или озолотить?
- А что такое? – невинным голосом спросил Денис.
- Сам то понял, что натворил? Теперь фирма распадется.
- А кто мне говорил, что разделение неизбежно?
- Но то когда ещё… ладно, выкладывай свои доводы.
Вскоре обоим стало ясно, что для продолжения разговора нужен компьютер, и они перешли в комнату Дениса.
Наконец, Василий вник в схему, предложенную Денисом, согласился с его доводами, но подвёл неожиданный итог:
- Теперь надо тебя самого выводить из тени. Будешь ходить на работу в офис, как все нормальные люди. Придётся сменить квартиру.
- Это почему?
- А потому, друг мой, что они за тебя возьмутся, а мне нарушать спокойствие бати ой как не хочется.
- Вася, у меня весь материал на виртуальном, облачном сервере. По ступенчатому маршруту.
Василий рассердился:
- Ты не обижайся, но у Савельева тоже есть умники, тебя вычислят рано или поздно, будь спок!
- У нас есть время… не меньше недели.
- Это я понимаю, но береженого и бог бережет, так что собирайся. Для начала в гостиницу, есть поблизости, а там и жильё подберем.
- Ну, мне сбраться, что голому подпоясаться.
Василий смягчился:
- Дени, это на время, потом сюда же вернешься. Да и Лерка мне не простит, она в тебя прямо-таки влюблена. И вот ещё… смени машину, а лучше просто продай свою «восьмёрку». Недели на это хватит.
Наконец, друзья расслабились. Василий осмотрелся, заметил зеркало:
- Откуда это?
Денис рассказал про зеркало, про смерть Германа, про визит участкового и его роль в этой истории.
- Ну, вот видишь, тебе точно надо где-то пожить подальше отсюда.
Василий рассматривал раму зеркала.
- Дени, а ведь это руны… семь, и тут семь, на боковых по одиннадцать… всего тридцать шесть.
Денис удивился и тоже рассмотрел узоры.
- После того, как Лера отмыла раму, узоры стали чётче, разделились на отдельные фрагменты. Точно, тридцать шесть. Но я читал, что их, рун, всего двадцать четыре. Здесь двенадцать лишних.
Василий погрозил пальцем:
- Смотри, старик, не соврати мне падчерицу. А я-то думаю, зачем она свечек накупила. Спросил, говорит «для гадания». Я думал, что она так шутит, с неё станет.
- Да приставала с гаданием, но мне было не до неё.
- Понимаешь, старик, Лерка от матери совсем отдалилась, они только и делают, что собачатся по малейшему поводу. Мне вот доверяет больше, но вижу, не совсем. Ведь зеркало для гадания? Смотри ты, медь какая глубокая, даже не окислилась, а ведь старинное.
Денис задумчиво произнёс:
- Зеркало принадлежало недавно умершему старику-армянину. Про него как-то упомянул Илья Иванович. Эти вот книги тоже оттуда, на вкладках записки на армянском.
Василий задвинул зеркало на то самое место, откуда взял, полистал книги:
- Дурью маешься. Зачем тебе это? Гадать решил?
- Так… любопытствую.
- Ладно, собирайся.
Денис смутился:
- Прямо сейчас?
Василий разозлился:
- Думаешь, у меня море свободного времени? Ты вот ещё забот добавил. Поедем прямо к гостинице, там есть блат… звонить не будем.
Денис начал молча собираться.
Василий перешел на дружеский тон:
- Да вернешься сюда же. Возьми только всё туалетное, бельишко, ну и рубашки-галстуки, в офисе дресс-код.
Денис навел кое-какой порядок в комнате, доску с кресла снял, а зеркало устроил между спинкой кресла и радиатором отопления под окном.
В последний раз зеркало подмигнуло ему, найдя небольшой просвет в хмуром питерском небе и окрасив его своей медью…
Пока шли к машинам, дождик всё ещё отдыхал. К капоту машины приклеился оранжевый листок, и Денис почему-то вспомнил, как перекрасилась на фолианте подпись Гоголя.
Проезжая перекрёстки, бросая взгляды на мигающие желтые светофоры, Денис каждый раз вспоминал последний сигнал от зеркала.
«Надо было взять».
6. Гадание на медном зеркале.
- Вася! Ты куда спрятал Дениса?
- С чего ты взяла, что я его спрятал? И зачем он тебе?
- Значит, нужен!
Вскоре после того, как Денис исчез, Лера перебралась в его комнату. Теперь после занятий в гимназии она возвращалась не домой, а к деду. Там она добросовестно готовила для себя и для деда еду, прибирала в квартире, мыла посуду.
Овдовевший совсем недавно, Илья Иванович старался обходиться самому. От услуг внучки не отказывался.
Василий нашел ему посильный заработок: в комнате, которую сейчас занимал старик, был установлен резьбонарезной полуавтомат. Периодически Илье Ивановичу привозили ящичек с гайками без резьбы. Заготовки он засыпал в бункер станка, настраивал зажимы и запускал устройство.  Каждый раз, когда захват принимал гайку и подводил к платформе, приходилось нажимать кнопку пуска. После сотни нарезанных гаек следовало выбирать одну из них и контролировать качество с помощью специального штока с резьбой. Контроль был излишним, станок работал надёжно. Поэтому мастер проводил контроль реже, чем требовалось по технологии. Всё-равно работа была монотонной, утомительной, и дед с удовольствием делал перерывы, чтобы повозиться на кухне, выгулять Нору, или посмотреть по телевизору фильм.
Иногда поступали мелкие латунные заготовки, Илья Иванович особенно мучился, надевал более сильные очки, ниже склонялся к станку. В такие дни Лера, жалея деда, сама садилась нарезать гайки. Такое занятие ей скоро надоедало и тогда она звонила отчиму, выговаривая тому, мол мог бы деду подкинуть денег и не заставлять работать.
Теперь компьютер Дениса был в её полном распоряжении, но она ловила себя на мысли, что скучает без общения с этим ироничным и таинственным дяденькой. Денис никогда не рассказывал о себе, чем интриговал девочку ещё больше. Откуда у него этот шрам? Однажды Лера видела у него медаль, но ближе рассмотреть её он не позволил. Для мечтательной девушки этот человек, годившийся ей в отцы, был образцом мужчины, таинственным и мужественным…
Засыпая на подушке, на которой прежде спал Денис, или, переступив порог комнаты, воспринимая смесь запахов мужского одеколона и ещё чего-то, терпкого и тоже мужского, она невольно предавалась смутным мечтаниям. Но никаких планов в отношении «Дени» у неё не было; она влюблена, как ей казалось, в парня из параллельного класса, а заигрывание с Денисом – всего лишь проявление её весёлой натуры.
В этот раз Лера забежала в квартиру родителей на минуту, сложила в рюкзачок какие-то книжки-тетрадки и купленные недавно свечи.
Василий усмехнулся:
- Не терпится погадать?
Лера покраснела, но ответила честно:
- Да.
- Ну и гадай себе на здоровье, Денис-то зачем?
- У него есть специальное…
- Медное зеркало?
- Ты видел?
- Видел. Забавная вещица. Только Денис, насколько мне помнится, не увозил её с собой. Впрочем, на-днях он вернётся, потерпи.
Зеркало нашлось быстро.
В Интернете было много сайтов с правилами гадания на зеркалах.
Ближе к полуночи Лера стала готовить место для сакрального действа.
Она взгромоздила на подлокотники кресла доску, как это делал Денис, открыла дверцу шкафа так, чтобы её зеркало оказалось за спиной, а медное зеркало поместила перед собой на противоположном конце доски, закрепив его стопками книг.
Стрелка часов приближалась к отметке «12», и Лера зажгла свечи. Оставалось повернуть зеркала так, чтобы отражения пламени свечей образовали уходящую вдаль и тающую в бесконечности колеблющуюся цепочку огоньков. Это долго не удавалось – свет низкой луны падал на проём входной двери и этот прямоугольник постоянно возникал в обрамлении горящих свечей.
Лера собралась было подняться и задёрнуть шторы окна, но боковым зрением заметила в медном зеркале какое-то движение.
Переведя взгляд на зеркало, она обомлела: в проёме дверей стоял Денис. Его лицо, освещенное луной и пламенем свеч, казалось каким-то незнакомым, шрам на щеке выделялся подчеркнуто контрастным.
Лера резко повернулась к двери, но натолкнулась на отражение собственного лица в зеркале дверцы шкафа. Она толкнула дверцу.
Дверь в комнату была закрыта и белела, лишь подкрашенная луной и свечами.
Лера закрыла лицо руками, коленком оттолкнув доску. Конструкция из книг и медного зеркала рассыпалась, книги загремели на пол. В тишине ночи казалось, что прогремел гром.
 Упала и погасла свеча, пролив на доску горячий воск. Вторая свеча продолжала гореть и Лера её задула.
В комнату заглянул встревоженный Илья Иванович:
- Ты чего тут творишь, неугомонная?
Лера еле выговорила:
- Книгу искала.
- Первый час ночи! Спать надо.
- Деда, щас лягу.
Уснуть девушка не могла ещё долго: едва сознание уступало своё поле подошедшей дрёме, появлялся Денис, тянул к ней ставшими огромными руки и было неясно, хочет ли он её обнять, или задушить; в ужасе Лера просыпалась и начинала прилагать усилия, чтобы забыть видение в медном зеркале.
А потом повилась нежность. Они замирали в поцелуе… и не только. Девушка, не имевшая реального опыта, во сне горела, сливалась с любимым в одно целое. Он просыпалась, сознавала желание, краснела от стыда за себя, за такой сон, засыпала, но сон был настойчив.
Под утро Денис нежно трогал её плечи, гладил по головке и приговаривал голосом деда:
- Вставай, надо вставать, на уроки опоздаешь.

7.  Конфликт с подсознанием
- Ну, как устроился?
Василий не сразу привёл Дениса в офис. Лучше было бы отправить его в командировку подальше. Но разделение фирмы требовало много технической работы, дополнительные руки нужны позарез. Эта ситуация позволила быстро легализовать Дениса. Сотрудникам он был представлен, как специалист, вызванный из барнаульского филиала в связи с реорганизацией.
На переговорах вечно потевший Савельев, вытирая лысину, спросил только:
- Что-то ты больно уступчив… небось, заподлянку какую заготовил?
Василий улыбнулся:
- А то… как без этого.
Добавил серьёзным тоном:
- Надоело всё. Хочется быстрее разделаться.
Всё-таки «умники» Савельева не разгадали комбинации Дениса. Молодец парень. Не зря я его уговорил работать вместе.
Но Савельев не так прост:
- А что этот новичок? я его где-то видел раньше.
- Наверное, в Норильске. Помнишь то время?
- М-да-а… как молоды мы были, как искренно любили…
Василий расхохотался:
- Ради бога! Из тебя певец…
Савельев продолжил тему:
- Так это он приложил тогда руку в комбинации с «Норильскникелем»? Толковый парень. Зачем было его увольнять  в Барнауле в июне. Или июле?
Василий поддел собеседника:
- А говоришь «где-то видел». Навёл справки?
- А ты не понял? В такое время приводить новичка. Так за что уволил?
- Подвел он нас в разгар сделки.
- Ну и зачем тебе ненадёжный сотрудник? И с чего это в такое время, потеряв работу, он надумал менять машину?
Василий ответил не сразу, делая вид, что колеблется говорить или не говорить:
- Ну-у… я не сразу узнал. Денис разводился с женой, можно понять. Сгоряча я его уволил.
И продолжил рассудительным тоном:
- Так он сменил машину? Это объяснимо. Питер не Барнаул.  А деньги… он у нас в филиале зарабатывал довольно.
Сказав это, Василий спохватился – переигрываю, как это я не знал о смене машины. М-да, надо взвешивать каждое слово. Впрочем, при моей нынешней занятости о смене машины Денисом я мог и не знать.
Собеседник тоже выдержал паузу:
- Ну, на «восьмёрке» можно и в Питере, если ты не миллионер.
И вдруг неожиданно предложил:
- Вася, а уступи его мне.
Василий пожал плечами:
- Не думаю, что он согласится.
Савельев вытер лысину и самодовольно изрёк:
- Согласится! Этот парень себе цены ещё не знает, а как узнает, станет тебе не по карману. Зачем тебе лишний рот?
На этот раз Денис ответил откровенно:
- Понимаешь, тогда, в Норильске, было всякое. И мёрзли, и голодали. Мы с ним в долгу друг перед другом. Если согласится, я возражать не стану. Но сам такого предложения делать не буду. А тебе всё мало? К тебе и так перешли наши лучшие…
Подобные доводы для Савельева были непонятны:
- Да брось ковыряться в девяностых. И я голодал, таки шо? Ладно, я сам.
А как же, голодал он…
Бывший завмаг был, наверняка, как пресловутый Корейко, советским подпольным миллионером.
Из этого разговора Василий вынес главное: ни Савельев, ни его помощники до комбинации Дениса не докопались, о его работе над сложной схемой раздела в течение последних трёх месяцев понятия не имеют; к самому Денису их интерес вскоре иссякнет.
А это, в свою очередь, означает, что Денис, который всё ещё обитает в гостинице, вскоре сможет вернуться домой.
Савельев сам подошел к Денису сразу после разговора с Василием.
Денис ответил веско:
- Исключено. Зная о наших с Васей отношениях, вы будете всегда видеть во мне «засланного казачка», доверия не будет. А мне это надо?
Савельев только потрепал плечо сидевшего за компьютером Дениса:
- Уважаю!
Денис понял, что разговор не последний, но и следующий будет не скоро.
До раздела фирмы Денис включал свой ноутбук исключительно для знакомства с коммерческими новостями. Но теперь вечера заняты Гоголем и двумя томами «Великого Гримуара».
 Наконец созрел план, поначалу позволивший ему посмеяться над собой: «кого ты хочешь обмануть? Самого себя?». Но план уже овладел его существом, стал душевной занозой. Денис иронизировал о себе словами Некрасова – «мужик что бык: втемяшится в башку какая блажь – колом ее оттудова не выбьешь: упираются, всяк на своем стоит!»
В конце концов, все люди только тем и занимаются, что конфликтуют с собственным подсознанием, стараясь как-то надуть это своё второе «Я». Почему бы и мне не попытаться?
Шел двенадцатый час ночи, когда Денис вышел из номера гостиницы и направился к своему новенькому авто.

8. Любовная трагедия
Если шестнадцатилетнего парня назвать женихом, он вспылит или обидится. Но если девушку этого возраста окликнуть невестой – она одарит вас благодарным взглядом. Юноша мимо брачной процессии пройдёт равнодушно. Девушка – проявит интерес, рассмотрит участников, особенно жениха, а наряд невесты мысленно примерит на себя.
Лера на занятия в гимназию не пошла.  Не замечая порывов осеннего ветра, она бесцельно брела по улицам и проспектам северной столицы.
Ждущая любви, жаждущая любви, готовая встретить её, сейчас она растерялась. Какие только мысли не будоражили сознание девочки.
Она вспоминала парнишку из параллельного класса. Сейчас она его больше не любила. Теперь она представила, как он неприятно шмыгает носом, как выставляется перед девчонками. И с чего она себе внушала, что он ей нравится?
А Дени…
Дени… значит, я не знала, а душа моя знала, что я полюбила именно тебя!
При мысли о Денисе ей становилось жарко. Неважно, что он намного старше, это не имеет никакого значения. Таких случаев сколько хотите.
Она вспоминала его доброжелательность, готовность ей во всём угодить, его глаза… любимые глаза, она бы в них смотрела бесконечно, она бы утонула в них. И он её тоже любит, но боится это показать. Ещё бы, за такую любовь можно и в тюрьму попасть! Как он ласково, хоть и с лёгкой иронией, всегда заговаривал с нею, как он, нечаянно прикоснувшись к её руке, вдруг отдёргивал свою. Словно обжигался, милый!
Ноги сами привели Леру к Ростральным колоннам. Один за другим подъезжали свадебные кортежи, и молодожены спускались к воде, где им вручали голубей. Молодожены выпускали птиц на свободу под хлопки открываемого шампанского.
Лера жадно присматривалась к парам.
Вот, вот они: почти пожилой мужчина, намного старше Дениса, а рядом – совсем девчонка. Вот что значит настоящая любовь!
Лера пошла дальше.
На одной из улиц впереди неё остановилась красивая машина. Со стороны водителя  из неё вышел… Денис. У Леры промелькнула мысль – это судьба!
Девочка приготовилась крикнуть «Дени!», но, к счастью, не успела: Денис обошел машину, открыл дверцу и помог выйти девице, роскошно одетой и такой же высокой, как сам Денис. Они обнялись и… стали целоваться. Затем женщина зашла в дом, а Денис сел в машину. Машина ещё с минуту постояла и уехала.
Лера стояла совершенно опустошенная.
Никаких мыслей.
Потом она пошла. Сначала медленно, затем всё быстрее, почти побежала. Она теперь имела цель: к Неве!
И только взглянув в серо-зелёную глубину невской воды, она отпрянула от гранитного парапета набережной.
Лера пошла не к деду, а в свою квартиру, измученная и мокрая, в полуобморочном состоянии.
Ни отчим, ни тем более мать ничего не могли добиться от девочки, которую трясло, и которая периодически начинала плакать, даже рыдала. К вечеру у Леры поднялась высокая температура, и родителям всё стало ясно – это  такой грипп. Пришлось вызывать скорую.
В больнице поставили диагноз: воспаление лёгких.
Своевременное лечение могло помочь, если бы Лера сама хотела выздороветь. А она – не хотела, отказывалась от еды и лекарств; девочка таяла буквально на глазах.

9.  Зеркало учит!
Холостяк с небольшим стажем, Денис вскоре закрутил роман с женщиной из администрации гостиницы. Дама была непритязательной и довольствовалась тем, что выпивала рюмочку румынского вина, да ещё тем, что иногда Денис отвозил её домой. Впрочем, заходила она к нему в номер не каждый день. Работы в связи с реорганизацией фирмы у Дениса было много, и ему в офисе приходилось задерживаться дольше положенного срока. Он догадывался, что эта пассия услуги подобного рода оказывала не ему одному, но по крайней мере, не в период их знакомства. Подружка устраивала его ещё и тем, что не отнимала много времени. Девица была весёлого нрава, о себе говорила:
- Я как та кобыла, что бьёт копытом, если всадник, прежде чем оседлать, долго примеряется.
Начитавшись «Гримуаров», Денис всё чаще стал задумываться о магии медного зеркала. Он говорил себе: конечно, весь секрет в самом человеке, в его подсознании; то, что я обнаружил цепочку совпадений, произошло после предупреждения Германа; он внушил мне нечто сакральное, поэтому прочитанное в книгах обходит сознание и внедряется в те уголки подсознания, которые генетическим рудиментом от прошлых веков готовы впитать в себя любые предрассудки; а это значит, что если я сам начну манипулировать с этим странным зеркалом, подсознание покажет мне такие кошмары, что и сон станет не в радость.
И он придумал, как испытать сакральное зеркало, обманув своё подсознание.
Оставалось малое – приступить к эксперименту.
Надо привезти из квартиры зеркало.
Так как время близилось к двенадцати часам ночи,  Денис, стараясь не потревожить Илью Ивановича, медленно повернул ключ, так же тихо открыл двери и вошел в прихожую. Приоткрыв дверь в свою комнату, он сразу увидел всю конструкцию, построенную Лерой для гадания. Мелькнуло в подсвеченной свечами меди и отражение её личика.
 «Не буду мешать, это дело деликатное и очень важное для девчонки». Подумав так, Денис так же тихо закрыл дверь и вышел из квартиры. Уже в лифте он улыбнулся: «Ну, сучка-собачка, а ведь я сам собирался построить такое же сооружение из зеркал – медного и встроенного в шкаф».
В конце концов Денис решил отложить эксперимент до своего возвращения в жильё Ильи Иановича, понимая, что его вынужденная отлучка подходит к концу.
О болезни Леры Денис узнал не сразу.
Через несколько дней, столкнувшись в офисе с Василием, он обратил внимание на то, что его друг осунулся и сильно озабочен.
- Вася, что случилось?
- Лерка…
Мгновения было достаточно, чтобы Денис вспомнил о ночном Леркином гадании. Как будто бы он только и ждал известия, что с девочкой что-то должно произойти.
- Что? Что с Лерой?
- Тяжело болеет… похоже на воспаление лёгких.
- Василий, она молода, организм крепкий, вылечится!
- Дени, с ней что-то происходит. У меня такое впечатление, что она не хочет выздоровления. Отказывается от лекарств, не ест, ни с кем не хочет разговаривать. Какая-то апатия, прострация, безразличие ко всему….Леру просто не узнать.
- Давно?
- Уже пятый день.
Арифмометр в голове Дениса мгновенно выдал результат – пять дней после ночного гадания. Опять! Когда же эта цепочка совпадений прервётся?
- Что же ты молчал?
- Не попался ты мне на глаза.
- А-а-а, еду к ней!
- Если пустят.
- Пустят!
Денис чувствовал свою вину. Не надо было оставлять зеркало. Девчонка давно напрашивалась. Знал же, должен был догадаться, что она приедет к компьютеру, и пароль ей показал. И убирать будет в той комнате, найдет зеркало. Должен был знать.
Потом со свойственным каждому человеку эгоизмом пытался себя оправдать: я-то ведь сам не верил, да и сейчас сомневаюсь, и вообще, зеркало может быть не при чём, простыла, осень, погода какая; но снова себя одёргивал: а подсознание? Сколько понаписано о том, что гадание на зеркалах приводит… ну, пусть если не к чертовщине, то к психическим расстройствам, что ещё хуже.
Наконец, его отвлекли другие мысли: с чем прийти? Наверняка, традиционных апельсинов ей нанесли. Вспомнил: Лера любит мягкие ириски.
Обошел несколько магазинов – нашел.
Несмотря на все прогнозы, едва Денис переступил порог палаты, Лера слабо улыбнулась, как будто бы ждала его, тихо произнесла:
- Пришел…
- Ну, как же это ты, невеста, не убереглась? Простыла?
Лера смотрела на Дениса не отрывая взгляда, не моргая. Только на секунду отвела глаза на приношение, когда Денис сказал:
- Я вот ирисок… твоих любимых.
Наконец произнесла:
- Я не невеста.
И тут у Дениса вырвалось:
- Неудачно погадала?
Лера так же тихо спросила:
- Так ты видел?
- Ну да. Я хотел кое-что взять. Увидел – ты гадаешь, не стал мешать.
Лера дёрнулась, пытаясь сесть, но Денис придержал её за плечи:
- Лежи, лежи, тебе нельзя.
Но Лера вдруг обхватила его шею руками и прошептала:
- Поцелуй меня… в губы.
В секунду Денис понял, что отказывать ей сейчас нельзя, и приник своими сухими губами к её влажным.
Лера на поцелуй не ответила. Она оттолкнула его и начала смеяться и плакать одновременно, повторяя сквозь смех и слёзы:
- Дени! Дени! Как я тебя не люблю! Дени! Как классно я тебя не люблю! Как хорошо я тебя не люблю! Я т-е-б-я-а  н-е  л-ю-б-л-ю!
Денис сначала опешил, потом испугался, что началась истерика, потом в душе немного обиделся, потом начал о чём-то смутно догадываться:
- Ну и ладно, ну за что меня любить.
Лера, кажется, начала успокаиваться.
- Дени, ты не понял. Я тебя люблю, но я тебя не люблю по-настоящему!
- Милая моя девочка, ты только выздоравливай, а потом люби кого хочешь и как хочешь.
Но Лера уже успокоилась.
- Дени, посиди ещё, ладно?
Денис погладил её руку.
- Конечно, только выгонят.
- Ну, пока не выгонят.
- А ты мне расскажешь о гадании?
- Ни за что!
- Ну и правильно, такие вещи держат в секрете.
- Дени, я не успела, испугалась.
И снова в голове Дениса шевельнулось беспокойство: что-то это зеркало всё-же натворило…
- Вот как?
Лера продолжила.
Она должна сказать.
- Дени, это зеркало не для гадания. Оно учит!
- Как это учит?
- Не перебивай, я и так устала. Оно помогает! Мне оно показало, какой страшной может оказаться любовь.
- Ну, фантазёрка!
В дверь заглянула медсестра и Денис поднялся.
- Пойду. Лерочка, мы все тебя любим. Особенно твоя мама. Держись!
Он был уже в дверях, когда Лера его окликнула:
- Дени!
Он повернулся и посмотрел на неё вопросительно:
- Что-нибудь надо?
- Да. Я хочу мяса!
10. Рукописи не горят
Говорят, всё гениальное – просто… или наоборот?
Денис решил для гадания на зеркалах вместо себя подставить своего злейшего друга – компьютер, проще говоря – между зеркалами поместить видеокамеру.
Василий как-то показывал кусочек своего детства  –  чемоданчик с приборами для опытов по химии. Видимо, был мой друг «юным химиком». Вот он: реторты, пробирки… а вот то, что мне надо: зажимы и струбцины.
Так… установка собрана. Вместо свечи сойдёт светодиод повышенной светимости: канал в эту медную бездну, если таковой существует, станет глубже.
Ритуал, молитвы – это лишнее.
А вот символы, то есть руны, тут стоит подумать… это могут быть своеобразные пароли, ключи. Для начала выберем парочку рун; их на раме зеркала тридцать шесть, но из литературы нам ведомы только двадцать четыре, из коих известны значения двадцати трёх.
Двадцать четыре руны, описанные в книге, собраны в три секции, которые называются эттирами.
Вот, нашел, первый эттир: имущество, зубр, чёрт, бог, путь, факел, дар, радость.
Второй эттир: град, нужда, лёд, урожай, тис, значение не известно, лось, солнце.
Наконец, третий: тюр (что такое «тюр»?), берёза, лошадь, человек, озеро, ингви (тоже не знаю), день, наследие.
Пожалуй, выберу из первого эттира Gebu («Дар») и из третьего -  Opila («Наследие»). Руны простые… берём маркер… где же их пометить? 
Поразмышляем… Зачем неизвестный создатель поместил на раму зеркала весь комплект этих сакральных символов? Вероятно, цель была…
Нарисую выбранные символы рядом с такими же рунами  на раме зеркала. Хороший маркер, на медной поверхности зеркала руны смотрятся, как напечатанные.
Кажется, всё готово.
Включить запись видео в память компьютера. Теперь переместить светодиоды. Так… ещё… этот левее…
Началось!
От неожиданности Денис вздрогнул. Зазвучала «музыка высших сфер» – какофония звуков… похожих, из юности, тех, что предназначались для «Спектрума зет-икс», тех самых, в которых звучали перестук поездов и голоса «зелёных человечков». И неясно было, доносятся ли эти звуки из динамиков, или прямо с поверхности медного зеркала.
По экрану дисплея побежали цветные полосы, потом в центре появилось огненное пятно, которое всё разрасталось. Прежде, чем Денис спохватился и понял что это, экран погас и звуки прекратились.
- Чёрт возьми, я сжег видеокамеру!
Действительно, прямой и многократно отраженный свет собрались в один тонкий луч, который для видеокамеры оказался роковым.
Ладно, это дело поправимое. А вот что записалось?
Денис открыл журнал закачек видео. Ого, загрузка заняла добрую половину памяти. И к тому же запись была разбита на множество альбомов. Денис открыл первый альбом, а в нём первый клип.
На экране в обрамлении крыш какого-то старинного города возникло небо, в котором среди редких облаов коршун настигал голубя. Тут же небо сменилось чётким изображением камина, в котором полыхали язычки пламени, а по периметру камина мерцали тридцать шесть рун.
Денис догадался: выбор руны – ключ. Даже немного огорчился: просто компьютерная игра!
Он выбрал руну – первую из нарисованных им на зеркале – «Дар».
На экране изображение камина заменилось каким-то текстом. Изображение сначала было нечетким, потом стало проявляться, как будто неизвестный оператор настраивал фокус. Наконец, появилось изображение желтоватого листа бумаги. Тёмного, словно обгоревшего по краям.
И текст… рукописный. Мелким убористым почерком, как будто кто-то старательно выводил буковки… поверху без помарок, чуть ниже – с перечёркнутыми словами, над которыми написаны другие. Текст был писан праславянской кириллицей – с ятями, твердыми знаками и прочим.
Почерк был разборчив и Денис начал читать:
«Ч;мъ кто ближе съ нимъ сходился, тому онъ скор;е вс;хъ насаливалъ, над;ливши обыкновенно его какою-нибудь такою небылицею, что просто уши вянутъ. Но такъ какъ изстари зам;чено, что ч;мъ глуп;е и нел;п;е дичь, т;мъ бол;е на нее бываетъ стр;лковъ, то подобная небылица всегда им;ла усп;хъ. Если онъ узнавалъ, что прiятель его женится, то за день до свадьбы усп;валъ родственникамъ нев;сты наболтать про жениха столько про его несообразности и разныя небывалыя связи, что т; захлопывали дверь подъ носомъ изумленнаго искателя, никакъ не могшаго понять причины такой внезапной перем;ны, Если же узнавалъ, что прiятель его готовъ совершить выгодную покупку, то являлся какъ сн;гъ на голову, набавлялъ ц;ну, самъ не покупалъ и разстроивалъ д;ло. И это вовсе не происходило отъ того, чтобъ онъ былъ какой-нибудь демонъ и смотр;лъ на все чорными глазами. Ни чуть не бывало! Онъ смотр;лъ на мiръ довольно веселыми глазами, и сд;ланная имъ пакость никакъ не доставляла ему радости, но просто было что-то необходимое, какъ хл;бъ, безъ котораго нельзя жить.»
Текст был до боли знаком. Что-то похожее Денис читал буквально на-днях. Ну да, это – Гоголь, и это характеристика Ноздрева.
Денис взял томик Гоголя и быстро нашел нужное место в IV главе. Но, сравнив тексты, сразу увидел различия. В книге написано:
«Чем кто ближе с ним сходился, тому он скорее всех насаливал: распускал небылицу, глупее которой трудно выдумать, расстроивал свадьбу, торговую сделку и вовсе не почитал себя вашим неприятелем; напротив, если случай приводил его опять встретиться с вами, он обходился вновь по-дружески и даже говорил: "Ведь ты такой подлец, никогда ко мне не заедешь».
Первой реакцией Дениса было: откуда ЭТО знает, что у меня в руках том Гоголя?
Немного успокоившись, он вспомнил другое, – тот самый лучик, который, отразившись от медного зеркала, перекрасил в золото стилизованную подпись писателя на обложке книги.
Вернулся к сравнению. Почему тексты так сильно отличаются?
 Посмотрим дальше.
« - В;дь ты такой подлецъ, никогда ко мн; не за;дешь!
Въ поступкахъ его  много было завоевательнаго. Начнетъ склонять такъ настойчиво, что наконецъ самъ не зная какимъ образомъ согласишься на его просьбу. И не только люди въ существ; слабые, похожiе характеромъ на б;локураго его зятя, но даже коротко знавшiе его, называвшiе его армейскимъ, но удовлетворительнымъ словомъ: чернякъ, упорно отвергавшiе вс; его просьбы, эти же самые черезъ н;сколько минутъ садились вновь играть въ нимъ и потомъ черезъ н;сколько минутъ, само собою разум;ется, опять угощали его сапогами».
А в книге?
«- Ведь ты такой подлец, никогда ко мне не заедешь.
Ноздрев во многих отношениях был многосторонний человек, то-есть человек на все руки. В ту же минуту он предлагал вам ехать куда угодно, хоть на край света, войти в какое хотите предприятие, менять всё, что ни есть, на всё, что хотите. Ружье, собака, лошадь -- всё было предметом мены, но вовсе не с тем, чтобы выиграть, это происходило просто от какой-то неугомонной юркости и бойкости характера…» и т.д.
В этих отрывках общим было только первое предложение.
Что бы это значило?
Денис задумался и пришел к выводу: НЕКТО или НЕЧТО показывает те части рукописи, которые были отброшены, возможно сожжены, а вместо них в ту книгу, которую Денис держал в руках, вошли тексты более поздней, последней редакции…
Вспомнил Булгакова: «рукописи не горят». Может быть, и к Михаилу Афанасьевичу попадало такое зеркало? Или это же самое…
Денис сделал перерыв. Поужинал. Выпил чаю. Постарался успокоиться и вернулся к компьютеру. Продолжил просмотр клипов той же папки
Повторилась та же история. Но на этот раз из VI главы, с  места, на котором шло описание сада Плюшкина.
На экране дисплея:
«Тамъ, гд; расходились зелено-облачныя массы, двухъ-сотъ-л;тнiя липы выказывали свои с;дые, искривленные, въ обхватъ тремъ челов;камъ, дуплистые стволы, и не осв;щонная солнцемъ видн;лась промежъ нихъ дорожка, заросшая зеленью, и по ней красн;ли изр;дка красноватыя, почти красныя пятна, свид;тельствовавшiя, что она когда-то была убита вся мелкимъ кирпичомъ или усыпана пескомъ. Съ об;ихъ сторонъ ея вытыкались густой щетиною с;дые, изсохшiе в;роятно отъ страшной глушины, сучья кустарниковъ; в;твь клена протягивала откуда-нибудь съ боку, изъ-за пней свои тонкiе, распластанные листы, подобные лапамъ, и солнце, проскользнувши Богъ в;сть откуда и забравшись подъ какой-нибудь листъ, превращало его вдругъ въ прозрачный и огненный, чудно сiявшiй въ этой густой темнот;. Въ другихъ концахъ сада выглядывали изъ зелени деревъ гд; деревянная крышка какой-нибудь старенькой б;с;дки, гд; полуобрушенныя перила почерн;вшаго мостика; н;сколько высокорослыхъ, не вровень другимъ, осинъ, подымали огромныя вороньи гнезда.»
В книге:
«Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное между них углубление, зиявшее, как темная пасть; оно было всё окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в черной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушенные перилы, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись, бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте. В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых, не вровень другим, осин подымали огромные вороньи гнезда на трепетные свои вершины.»
Неужели здесь все сожженные Гоголем листы рукописей?
А может быть - и второй том?
Денис попытался открыть следующую папку и чуть не свалился с кресла. В пламени камина пылали слова:

Мертвыя Души
ПОЭМА  Н.Гоголя
томъ 2 – ой

По периметру камина мерцали всё те же тридцать шесть рун.
 Оставлось найти самую малость – обнаружить такую комбинацию рун, которая позволит открыть и представить человечеству второй том «Мертвых Душ» .
Денис не мог понять одного: за что, за какие заслуги Медное Зеркало сделало мне такой королевский подарок?

11. Будет им раритет!
Лерка сидела за компьютером, делая вид, что не слушает разговора мужчин, и нервничая от того, что принесённые от мамы пирожки совсем остынут.
- Вот что, парень. Стало известно, что ты выманил у покойного Германа дорогой раритет.
- Что именно?
- Старинное зеркало.
- Товарищ лейтенант, мы его вместе нашли на мусорке.
- А вот этого не надо.  Люська огорчена пропажей семейной реликвии. Но я человек покладистый и скандалов на своём участке не хочу. Так что лучше давай полюбовно.
Ах, «Люська»… 
И тут Денис позлорадствовал: «хотите раритет… будет у вас раритет! Посмотрим, чему он научит вас».
- Мы его нашли вместе и я выкупил его долю.
- Короче, Склифасовский. Сколько?
- Да нисколько. Из уважения к Вашей… э… форме, отдам так. Ведь у семьи Германа трудности
- Вот это по-мужски!
Лейтенант вынул из пакета принесенное с собой полотенце. Аккуратно завернул в него медное зеркало, и лишь потом бережно вложил свёрток в пакет. Вещи он, чувствуется, уважал.
Лейтенант ушел. Не прощаясь, но зато поучая:
- Я уж думал, ты съехал, хотел подавать в розыск. А ты вона опять здесь. Смотри, мы договорились.
Опять – «договорились»… хорошо они умеют договариваться!
Денис повернулся к компьютеру, на дисплее которого бушевало в камине пламя, а по периметру камина выделялись словно в контровом свете силуэты тридцати шести рун.
Какая же комбинация из них – пароль, ключ ко второму тому «Мёртвых душ»?
Посмотрим, не зря ли меня покойный Герман прозвал хакером…
Но Лера уже тащила его за рукав на кухню, приговаривая «будет им раритет, будет… Дени, ну скажи».

Часть II
Второй томъ
Пролог
Звук от взрыва гранаты ниже по склону кажется оглушительным, а вот совсем рядом, за выступом скалы –  тихим, каким-то ненастоящим, словно чем-то ударили по листу фанеры.  Другие ощущения вызывает шорох мелких камнепадов, которые бывают как после взрыва гранаты, так и перед взрывом; такой шорох заставляет человека затаить дыхание, захотеть сжаться и стать ничтожно маленьким, вынуждает вдавить голову в плечи, вызывает желание прикрыть её руками; речь свою оборвёшь на полуслове, и никто из находящихся рядом товарищей не заметит этой запинки, потому что каждый из них при таком шорохе переживает подобные ощущения, которые по большому счёту есть Его Величество Страх, свойство и постыдное, и позволяющее выжить, хоть и приводящее часто к тому, от чего должно бы защитить – к гибели.
Денису никогда не снились ни взрывы, ни перестрелки, ни даже его боевые товарищи. А вот горы и этот шорох текущего по склону щебня – снились; даже не горы, а высота, но и горы тоже. В таких снах он шел по кромке обрыва, или моста без перил, или на верху каких-то развалин, нога срывалась с уступа и его оглушал тот самый шорох от потока мелких камешков, который затихал и пропадал где-то внизу, от чего приходило сознание облегчения, так как опасность миновала, но это состояние вскоре сменялось чувством безысходности от того, что возврата нет, а впереди будет нечто ужасное.
Проснувшись, Денис долго лежал и упрекал своё второе «Я»:
- Ну из чего ты черпаешь и преподносишь мне эти страхи, если у меня всё хорошо – достаток, интересная работа и любимая жена.
Он протягивал руку и осторожно, чтобы не разбудить, трогал горячее плечо Леры; она спала, лёжа всегда к нему спиной и даже не посапывала, так тихо, как будто её и вовсе нет.
Интуитивно и неосознанно, так как будто от его поступка что-то могло измениться, стараясь избежать такого состояния, когда снова окажется над пропастью, он старался больше не заснуть, делал дыхательную гимнастику, напрягал и расслаблял поочерёдно все мышцы тела, и… засыпал.
Теперь в его существование возвращалось Медное Зеркало, некогда погубившее Германа и одарившее самого Дениса сокровищем, в которое он вот уже шесть лет не может проникнуть; между зеркалом и глазком видеокамеры струится луч, сопровождаемый какофонией звуков, «музыкой высших сфер» из юношеской самоделки  «Синклер спектрум зет-икс»; опять Тот Кто Показывает
Сны принимается за своё, и вот уже Денис балансирует на этом луче, твёрдо зная, что через мгновение видеокамера сгорит, он сам начнёт падение и луч пронзит его насквозь, пройдёт прямо сквозь сердце… спасают горы, он снова на серпантине, и снова далеко внизу затихает шорох камнепада. Наконец, он проваливается в сон без сновидений, но теперь сознание фиксирует гладящий кожу его лица горячий воздух, такой плотный, каким бывает от взрывной волны.
Лера. Милая…
- Дени, сумасшедший, ну что ты каждый раз схватываешься, как будто тебя убивают?
1. Проклятый Париж
«Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устроивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: "Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом? Ведь это всё, что ни описано здесь, это всё наше – хорошо ли это? А что скажут иностранцы? Разве весело слышать дурное мнение о себе? Думают, разве это не больно? Думают, разве мы не патриоты?
На такие мудрые замечания, особенно насчет мнения иностранцев, признаюсь, ничего нельзя прибрать в ответ».
Николай Васильевич вспомнил свои последние дни в Париже.
Проклятый город!
На каждом шагу он одновременно и напоминал Россию, Петербург – но не Москву, и отрицал её, противопоставляя себя. «Не напрасно Всевышний выбрал Париж для того, чтобы оглушить меня смертью Пушкина»; при упоминании имени Господа Николай Васильевич трижды перекрестился, но воспоминания продолжились: «Тогда же я понял, что из нас двоих, осознающих свою избранность, свою божественную миссию, остался я один».
Пушкин такое осознание своей миссии не скрывал.
Как это здорово было сказано:
«И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые в нём лирой пробуждал».
И он, Гоголь, делает такое же дело, и он будет сеять добро в души русских людей, и он ступил на стезю, приуготовленную для него самим Провидением, благословенную и освященную Господом, Сыном Его и Богоматерью, и конечно – Ангелом-хранителем – святым Николаем-угодником! А чтобы не сойти с этого пути, он без молитвы да крестного знамения и перо в руку не возьмёт!
Ах, сколько раз он нарушал собственное установление, хватаясь за перо без молитвы и Божьего благословления то спросонку, то в горячечном бреду при столь частых вспышках болезни. Не потому ли образы его персонажей, окруженные цветастой и цветущей лирикой, любимые им самим, впитавшие в себя часть души его собственной, в конце концов оказывались мерзкими, как те свиные рыла, что заглядывают в окна людей в Рождественскую ночь?
И кто управлял его рукой, выводящей столь богопротивные персоналии, если не сам Царь Тьмы, который подкарауливает каждый наш шаг, ловит каждый миг, удобный для совращения?
Как это часто бывало, решение переехать на новое место приходило внезапно. Начиналась суматоха. Но всё участие Поэта ограничивалось тем, что он собирал бумаги и те книги, с которыми ему предстояло работать в ближайшее время, перевязывал стопки бумаг бечевкой, распределял, которые из них будут ехать в мешках и багажных сумках, а какие поместятся в сундук, на дне которого покоятся его пробы живописца, карандашные наброски и ещё какие-то предметы. Надо прямо вот сейчас перебрать их да выбросить лишний хлам.
Поверху писанных маслом и углём набросков лежала какая-то завёрнутая в потрепанную холстину картина в раме. Обладавший хорошей памятью Николай Васильевич не помнил, чтобы он какую-то картину, да ещё и в раме, помещал в этот сундук. Он посетовал на нерадивого слугу:
- Вот ужо взгрею шельму!
Развернув холстину, Николай Васильевич вдруг увидел… себя!
2. Тень предательства.
Ни один из них не обвинял другого в предательстве, но нечто подобное всё-таки встало между ними, подточило их дружбу; тень предательства предвосхитила само событие; хотя разве так бывает, что предмета самого нет, а тень от него лежит, смутно выделяясь на ещё не пожухлых листьях наступающей осени их дружбы?
В тот день Василий подошел вместе с Савельевым. Первым высказался Василий:
- Вот, Дени, у нашего общего друга есть для тебя заманчивое предложение. Он сделает его сам, я только со своей стороны могу добавить, что не только не возражаю, но даже поддерживаю его.
Денис должен бы сам догадаться о чём речь.
Савельеву была чужда какая-либо тактичность. И он «взял быка за рога»:
- Мы тут прикинули, что после развода с женой ты уже очухался и можешь вернуться в Барнаул. Сам понимаешь, в Барнаульском филиале интересов Василия не осталось, так что ваша чувствительная дружба теперь не помеха. Я предлагаю тебе должность «серого кардинала», то есть работу в тени, какой была при твоей службе у Василия. Но бабла у тебя будет на порядок больше, чем сейчас.
Денис понял, что отстаивать его Василий не может: это вызвало бы подозрения Савельева, для которого такой довод, как дружба – фактор незначительный. А дезавуировать заначенный Денисом для него капитал ещё рано.
И Денис согласился. Но слишком быстро. Ему бы сделать вид, что колеблется, дождаться новых аргументов теперь уже от Василия.
Но что сделано, то сделано, и тень измены пролегла между бывшими соратниками.
Четыре года Денис крутится, как белка в колесе: Савельев неразборчивым катком подминал всё вокруг себя. Иногда Денису казалось, что вот всё: подходит момент, когда босс захочет от него избавиться, поскольку уж слишком много знает его «серый кардинал». Но у прожорливого шефа появлялись новые аппетиты и Денис опять сутками горбился у компьютера.
3. Молния любви
Нельзя сказать, что Денис совершенно не находил времени для себя. Он ездил на охоту и на рыбалку, пристрастился к теннису, но не оставлял и самого своего сакрального занятия – попыток найти ключ к рукописям Гоголя. Может быть и не одного Гоголя. Но по-прежнему в камине на экране монитора пылал огонь, иногда выскакивали какие-то фрагменты текстов, появлялись и размытые фигуры людей, лошадей, странных повозок, экипажей.
Для Дениса не было сомнения, что им открыт какой-то канал информации. Если не магический, то явно не человеческий. Он перекачал всю информацию на диски, не решаясь сохранять её на чужих серверах, а на своём компьютере она занимала слишком много места.
И он был совершенно один. Василий сразу поднял его на смех:
- Здорово тебя разыграл кто-то из твоих коллег!
Пока Денис жил в Петербурге, они вместе с Лерой просматривали всё то, что удавалось Денису извлечь. Лерка верила всему, ждала разгадки, но и только. Для серьёзного обсуждения этой темы Лера не годилась, да и головка её была забита гимназическими викторинами да розовыми, неявными, как дымка, ожиданиями большой любви, которая смутно мерцает то в одном парне, то в другом.
Бывшие друзья изредка перекидывались по Интернету, и Денис был в курсе семейных дел Василия.
Лера училась в последнем классе гимназии, когда умер Иван Ильич, отец Василия. Денис посочувствовал, но приехать на похороны не мог, да и не хотел, не любил он похороны, поминки, и прочие мероприятия, связанные со смертью человека; смертей было с него достаточно, памяти о той войне будет с него, хватит до конца жизни. 
Василий хотел продать квартиру, но Лера бурно воспротивилась, и после евроремонта перебралась туда окончательно.
Знал Денис и об удачном поступлении Леры в институт.
Но когда  Василий сообщил, что Лера собирается замуж, Денис решил съездить в Петербург. В делах как раз наступило затишье, Савельев уехал за рубеж, и Денис объявил себе отпуск.
В Пулково его встретил Василий:
- Извини, горю – переговоры, тяжелые, вторую неделю трёмся.
- Так нужно помочь?
- Ты не сможешь, такое дело надо самому. Я просто к тому, что вот Женя отвезёт тебя, Лерка предупреждена, ждёт.
Женя – водитель Василия, пожилой лысоватый весёлый человечек, всю дорогу развлекал Дениса местными сплетнями.
У самого подъезда он передал Денису ключ от квартиры:
- Вдруг Валерии не окажется дома…
Поднявшись знакомым лифтом, у самой двери Денис вдруг опустил поднятую к звонку руку.
Ему вспомнилось всё сразу: и та ночь, когда он застал Леру за гаданием с медным зеркалом, и странное объятие с нелепым поцелуем в больнице, Леркины слова, задевшие его тогда – «Как классно я тебя не люблю!».
А потом что-то про Медное Зеркало, которое, по Леркиной версии, не для гадания, а для какой-то помощи…
Дверь распахнулась сама. Это Лера? Эта женщина – Лера? У Дениса перехватило дыхание, а Лера уже тащила его в прихожую и повторяла, как будто задыхаясь:
- Дени… Дени!
Они обнялись… поцеловались… это должны были быть дружеские объятие и поцелуй. Но ждавшая своего часа молния любви поразила обоих именно в эту минуту. Сейчас они встретились, как два давно любящих друг друга существа, переживших долгую разлуку, которая только что закончилась. Ни это объятие, ни поцелуй они прервать были не в силах.
Свадьба состоялась. Если какие-то браки совершаются на небесах, то этот был из их числа. Любовь была взаимной
Всё-таки Медное Зеркало не обмануло. Или оно тут не при чём, оно только чему-то учит, и от чего-то предостерегает.
4. Подарок скандинава.
Таких улиц как эта в Париже было немало. На них то с одной стороны улицы, то с обеих для пешеходов были отведены дорожки, называемые TROTTOIR, на которых уже была не брусчатка, а камни, отёсанные гладко, и подогнанные друг к другу так плотно, что и травинке не пробиться. Более того, - этот ТРОТУАР от проезжей части дороги отделял бортик – BORDURE, такой высокий, что колесо экипажа при попытке наехать на тротуар соскользнёт и вернется на проезжую часть.
Николай Васильевич отошел от БОРДЮРА, и стоял, опершись на трость и отдыхая; ослабленному недавней болезнью, прогулки давались ему не легко; вот и сейчас его немного знобило, и наброшенный на плечи французский плащ CAP POILl,  ещё называемый MANTO, скрывал от взоров прохожих шерстяной платок, коим крест-на-крест была перетянута его грудь.
Мысли писателя перекинулись в Россию, пробегая знакомые места от северных монастырей и скитов до Полтавщины и южнее, до Одессы и самого Крыма. И у нас строились тротуары, выручавшие в распутицу: в северных краях, богатых лесом, спиленные брёвна устанавливались торцом кверху одно подле другого; на Полтавщине связки хвороста укладывались там, где в распутицу должна возникнуть КОЛОБАНЯ – вот ещё одно ёмкое и не переводимое на русский язык слово; собственно русское «лужа» на малороссийском наречии будет «калюжа», а вот лужа глубокая, да наполненная жидкой грязью так, что и шляхетный паныч станет вместе с возницей помогать лошадям вытаскивать застрявшую телегу – это «колобаня». По такой улице можно пройти по уложенным вдоль забора («тына») связкам хвороста, особенно, если на ваших ногах добротные сапоги – чоботы, а то изготовленные искусным цыганом из куска кожи, а бывает из пропитанного смолой и дёгтем плотного полотна, постолы – румынское изобретение, лапти не лапти, но с помощью шнуровки облегающие ногу до самых щиколоток.
Гоголь рассматривал прохожих и проезжающие экипажи. Вот появилась разукрашенная цветными лентами тележка, которую тянул ослик. Ленты были вплетены и в ослиный загривок. Вот уж эти французы!
Рядом шел старичок со смуглым, обветренным лицом и редкой, всклокоченной бороденкой. Из-под шляпы с короткими полями выбивались седые волосы. Когда тележка оказалась рядом, Николай Васильевич понял, что это – FRIPIER – перекупщик и продавец всякого старья, старьевщик. Гоголя поразили глаза старика – ярко-голубые и зоркие.
Привычно проявляя любопытство к случайным встречным, Николай Васильевич, чтобы не смущать людей, подолгу их не рассматривал. Для художника достаточно мгновения. 
Но и старик поймал этот миг, выбрав из толпы прохожих именно его, Гоголя.
- Мсье, для вас и только для вас есть подарок!
Он говорил на дурном французском, и Николай Васильевич подумал: эстляндец или финн? Он переспросил, понимая, что начало разговора просто обусловлено родом занятий старьевщика:
- Подарок?
- Только взгляните, месье!
Старик откинул мешковину, и сразу из ленточного цветника выглянули подкрашенные медью венцы крыш домов и облака, в которых зоркий глаз художника успел заметить двух птиц – коршун настигал голубя; зеркало было необыкновенной глубины.
Пожалуй, эту вещь стоит приобрести.
Предупрежденный о талантливых парижских воришках, Николай Васильевич носил кошелек на поясе. Но едва он откинул полу плаща, как старик энергично замахал руками:
- Нет, нет, месье, эта вещь не продаётся! Ни в коем случае! И вам я тоже не советую когда-либо её продавать!
Последние слова отражали какой-то неуловимый парадокс. Старик говорил о вещи, как если бы она уже была собственностью собеседника, но при этом предупредил, что она не продаётся.
- Так что же ты хочешь?
- Обмен!
- Не представляю, что я мог бы тебе предложить…
- Вашу книгу, мсье, и с вашим автографом.
У Гоголя внутри похолодело… как тогда… то видение, которое его посетило при сочинении «Вия»; ему захотелось перекреститься, но здесь это было бы смешно. Он еле выдавил:
- Ты меня знаешь?
- Конечно, я не могу вас знать.
- Так почему ты решил, что я писатель?
- Мсье, вы так цепко изучаете прохожих людей… так поступает или AGENT DE LA POLICE… к этой роли вы, пардон, совершенно не подходите… или художник, поэт, писатель; я выбрал последнее и, кажется, угадал?
- Ты действительно угадал. Но мои книги на русском языке.
- Я и об этом догадался.
- Отчего же?
- Мсье! Вы так опасливо держитесь подальше от края тротуара, словно боитесь, что проезжающее ландо вас заденет. В Петербурге нет тротуаров?
- Всё у нас есть. Я хочу приобрести это зеркало. Пройдёмте, мой дом близко.
Да, старику не занимать наблюдательности; впрочем, такова специфика его ремесла.
Они пошли рядом.
Старик спросил:
- А как называется ваша книга?
- «Мёртвые души».
- Странное название. Разве души могут умирать?
- Имеются в виду души умерших людей.
- А-а… ну тогда олень сам вышел к охотнику.
Гоголь приостановился:
- Вы на меня охотились?
- Ну, что Вы, мсье, это такая скандинавская пословица.
- Ах, да, ведь и у нас такая есть, «на ловца и зверь бежит».
Так вот откуда у старика такой акцент. Скандинав.
Старик меж тем продолжил тему:
- Это естественно, ведь мы одной крови.
В Гоголе проснулся историк. И тут он невольно перешел на «Вы»:
- Почему вы так думаете?
Старик слегка улыбнулся, заставив Гоголя покраснеть, – смена интонации была замечена.
- А как же, мсье, древние русы – скандинавы!
Гоголь усмехнулся:
- Я вижу, вы знаете историю?
- Ну, понимаете… мои возраст и профессия…
Едва слуга вынес книгу и перо, а Николай Васильевич поставил свой автограф, рядом с ними появился паренек в форменке почтового рассыльного и протянул телеграмму.
Умер Пушкин!
Земля покачнулась. Проклятый Париж поплыл перед глазами вместе со своими замечательными тротуарами и мудрыми старьевщиками.
Вот почему Николай Васильевич не помнил того момента, когда он уложил на дно сундука завёрнутое в цветастое полотно Медное Зеркало.
Вспоминая эту встречу впоследствии, Николай Васильевич приходил к выводу, что она была предопределена… только чем? Промыслом Господним? Или происками той самой Тёмной Силы, что постоянно стремится проникнуть в его душу, но не может преодолеть его святой и непреклонной веры?
5. Пылающий камин
 «- На прошлой недели сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.
- Разве у вас был пожар, матушка?
- Бог приберег от такой беды, пожар бы еще хуже; сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил; только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь; а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не на чем, некому лошадей подковать».
- Дени! Ты опять читаешь «Мёртвые души»? Я думала, ты уже их выучил наизусть.
Денис сидел перед монитором в одних трусах, а Лера нежилась под одеялом.
Позднее весеннее утро пробивалось в комнату сквозь шторы, играя на стенах и потолке радужными бликами; воскресное утро было солнечным.
- А ты иди сюда, посмотри!
- Лучше ты иди ко мне.
- Лера!
Но молодая женщина уже нащупывала ногой тапочки, успевшие спрятаться под кроватью.
Просмотр одного из дисков преподнёс сюрприз: Денис увидел самого Гоголя; писатель оторвался от чтения какой-то книги и поднял глаза; они как будто встретились взглядами; тут же изображение писателя сменилось фрагментом текста; теперь это была не рукопись, а печать всё тем же шрифтом старой кириллицы.
Текст был знакомым и Денис быстро нашел отрывок в книге.
- Дени, ты видишь за его спиной…
- Ка будто фигурка человека?
- Это маленькая скульптурка на каком-то шкафчике. Дени, это не шкафчик, это верх камина!
Денис пошел умываться, Лера устремилась варить кофе.
И опять Денис мучает компьютер.
Раз за разом они вместе прогоняют открывшийся клип. Сначала в обрамлении тридцати шести рун камин с языками пламени, затем несколько мгновений Гоголь, фрагмент текста, и снова – пылающий камин. Это что, подсказка?
- Значит, зеркало действительно было в руках Гоголя.
- Конечно! И он с ним советовался!
- Лера! Гоголь был очень набожным человеком. Заподозрив колдовство, он бы просто выбросил это зеркало. Нет, он в него смотрелся и разговаривал сам с собой.
- Все люди разговаривают сами с собой, для этого не надо никакого зеркала.  А оно оказалось волшебным.
- У меня тоже  соблазн поверить в волшебство. Но, скорее всего, мы имеем дело с ретранслятором. Зеркало компилирует информацию из окружающего пространства в наш мир; оно делает то, что делает любое зеркало, то есть отражает, только каким-то особым образом.
- Дени, ну что оно может отражать? Гоголь давно умер.
В это воскресенье они ещё несколько раз просматривали проявившийся сюжет, обсуждали самые невероятные версии, но пониали, что у них нет ни одной подвижки к разгадке явления.
Ближе к вечеру забежал Василий. Но Денис и Лера решили пока никого в свою тайну не посвящать.
Разговор пошел о другом.
- Как это Савельев тебя отпустил?
- Сначала я сам удивился. Приготовился к тяжелому разговору, а он согласился сразу и вроде бы даже одобрил. Когда я сказал, что хочу вернуться в Питер, где у меня жена-студентка, он только сострил, мол «за бабой нужен глаз да глаз», но сразу стал навязывать мне рекомендацию к приятелю, с которым когда-то познакомился в зоне; при этом несколько раз подчеркивал, что они были политическими…
- А ты?
- Ну, я сказал, что хочу иметь собственное дело.
- Смотри, Денис, для него ты опасен, много знаешь…
- Так я и сам замешан…
- А не предлагал он тебе вернуться в мою фирму?
- Пожалуй нет, хотя сказал странную фразу: «вы с Василием меня малость накололи, но я не в обиде, бизнес есть бизнес».
- Всё-таки что-то пронюхал, а он не из тех, кто способен прощать.
- Нет, Вася, он получил от дележа львиную долю, а шулерство для него норма.
6. Священный ясень
В Италии Николай Васильевич воспрял духом: его перестало знобить и он теперь выходил на длительные прогулки по Риму; в нём снова проснулся историк.
Медное Зеркало, приобретенное в Париже перед самым отъездом, он поместил прямо перед своим пюпитром, за которым, как и прежде, работал помногу, писал письма, переписывал вновь и вновь свои сочинения.
Николай Васильевич не любил зеркал. Во время утреннего туалета он с отвращением рассматривал своё лицо.
Но это зеркало своей красной медью нивелировало всё то, что ему в себе не нравилось. Ему стало казаться, что его отражение в этом зеркале и есть его душа; он безмолвно с нею разговаривал и, глядя в глаза своему отражению, всё больше проникался мыслью о своей миссии писателя и даже… проповедника того добра, которое Господь ниспосылает людям, но не может достучаться до их сердец.
«Я не смею сетовать на Господа, ниспославшего мне беды и болезни, ведь и Сыну Своему он назначил Голгофу; невидимой, но прочной цепью Он приковал пеня к перу, тем самым обозначив моё предназначение в этой жизни; а меж тем я сам, ослеплённый гордыней и незаслуженно высоким самомнением, стал писать не по разуму, а по наитию. Но разве мой талант сатиры не от Него же? Талант несомненно от Него, а вот пользование этим моим свойством…»
Медное зеркало безмолвствовало, но отражение в нём самой души писателя подбадривало его, подвигало к новым вдохновенным планам.
«Вера… вера и любовь, они есть, они глубоко обосновались в моей душе, но мой разум постоянно противуречит им; а если это так, если я до сих пор был не в силах совладать с моим разумом, который с годами становится всё холоднее, то теперь я заставлю его подчиниться. Если мой разум не хочет внедрить благородство и добро в души моих созданий, то пусть он позаботится о самих душах… о тех душах, которые здесь наречены мёртвыми… а ведь ими-то только Всевышний и вправе распорядиться… но он не будет этого делать, доколе они, эти души, являются предметами торга не только что придуманными персонажами в моей поэме, но и в натуральной жизни… известны ведь имена заводчиков, скупавших мертвые души ради расширения площадей…»
Бросая листы, целые пачки листов в камин, вытирая слёзы от пахнувшей оттуда гари, а больше от жалости к своим многолетним трудам, от горечи, которую сдержать ему было не по его слабеющим силам, Николай Васильевич произносил сочиняемую на ходу молитву:
«Слава и хвала тебе, Медное Зеркало, кто бы тебя ни создал, и чьи бы замыслы ты не предназначено исполнить… от меня тебе спасибо за то, что своей золотой глубиной ты подвигло меня вдохнуть жизнь в те души умерших крестьян, которые стали предметом позорного торга… которым нет покоя в предстоящей вечности; пусть эти души вновь заявят о себе, придут во снах и наяву к своим обидчикам, заставят торгашей выпустить их на волю, и воспарят они к чертогам Создателя, где наконец обретут заслуженный покой.
Вот каким должно воссоздать второй том во славу Божию, и с Его благословения; вот как должно в каждой главе нового второго тома «Мёртвых душ» фантомам прийти кошмарами в сны лихоимцев, и прийти к ним наяву ужасным наказаньем! И пусть снедающие меня любовь и жалость отступят перед новым моим предназначеньем…»
Морское путешествие для Николая Васильевича в первое время обернулось пыткой, – он плохо переносил морскую болезнь.
Однажды, с позеленевшим лицом он сидел в своей каюте и разговаривал с Медным Зеркалом.
- Негоже мне тебя тащить с собой ко Гробу Господню. И бросить тебя не могу, много ты мне добра посулило. Разве что в Дамаске в гостинице, в багаже оставить?
От этого занятия его оторвал стук в дверь каюты.
- Войдите!
У входа стоял человек в каком-то… не европейском облачении. На нём была рубашка с вышивкой по низкому вороту. Под брюками, которые представляли собой то ли шаровары, то ли просто очень широкие штаны, в глаза бросались туфли-чувяки с загнутыми кверху носами. Впрочем, на этом судне было всякого народу вдоволь, поэтому Николай Васильевич облику незнакомца не удивился. К тому же он сразу определил армянина из той группы, которая, как и группа русских, паломничала в Иерусалим.
- Вы Гоголь?
- К вашим услугам.
Незнакомец улыбнулся:
- Нет, это я к вашим услугам. Перч Демирсян. Но имя моё вам ни к чему. По просьбе вашего друга я зашел поврачевать вас.
Перч подошел  Николаю Васильевичу и бесцеремонно толкнул его ладонью в лоб. Гоголь не успел возмутиться, как вдруг почувствовал, что тошнота, головная боль и головокружение – всё отступило враз.
Перч, положив руки на плечи писателя, пресек его попытку встать.
- Немного просто спокойно посидите и морская болезнь больше к вам не вернется.
Заметив в руке Гоголя Медное Зеркало, он воскликнул:
- Какая прелесть! Разрешите.
Николай Васильевич передал ему зеркало.
- Спасибо, недуг уже отпустил меня.
Рассматривая предмет, гость заметил:
- Скандинавские руны… почему их так много? И рама… а ведь это ясень. Вы знакомы с мифами Скандинавии?
- Только очень коротко, – ответил Гоголь, продолжая рассматривать гостя. – Впрочем, я читал, что ясень у них полагается священным древом, но не знал, что эта рама изготовлена из него.
- Точно ясень. У нас на Кавказе ясень тоже произрастает, и я хорошо знаю его распил. А сам предмет может быть ритуальным. Вы не опасаетесь везти с собой предмет языческого культа при походе к святым местам?
- Представьте себе, я только что об этом думал… совсем прошли и тошнота, и прочее, я вам так благодарен! А знаете что, возьмите это зеркало себе.
- Что вы, это дорогая старинная вещь. Но я хотел бы её приобрести. Давайте, я заплачу.
- Ни в коем случае. И вам не советую его продавать ни по какому случаю.
- А что так?
Николай Васильевич не поленился подробно рассказать новому знакомцу всю историю приобретения им Медного Зеркала.
Эпилог
Денису открылось ещё несколько эпизодов и он, наконец, понял:
- Гоголь спохватился, что во втором томе он продолжил описание таких же сюжетов, что и в первом томе, то есть куплю-продажу мёртвых душ, и пришел к выводу – зачем писать второй том, если там будет всё то же.
Лера возразила:
- Целых пять глав… столько труда… нет, твоя версия не тянет…
- Пойми, Николая Васильевича предали, стали бичевать его вчерашние друзья, те, кто засыпал его похвалами; он был в отчаянии.
- Дени, это тоже ведь не довод!
Но Денис стоял на своём:
- Понимаешь, поэму он назвал «Мёртвые души», значит изначально у него был замысел писать об этих душах, а не о тех, кто ими торгует; потом он увлёкся… а когда спохватился, то понял, что эти новые главы должны быть другими. Как бы мне хотелось узнать их новое содержание!
- Я верю, Дени, у тебя всё получится, - подбодрила его Лера.
Николай Васильевич просто не успел. Паломничество к святым местам, к Гробу Господню не принесло ни душевного успокоения, ни сил, чтобы написать второй том.
Рукописи, к сожалению – горят.
Но не сгорают мысли и вдохновение художника. Заблудившись в таинственных глубинах Времени, они возвращаются к новым их носителям, к художникам, поэтам  и писателям, композиторам и скульпторам, к Разуму учёных и служителей мельпомены, они возвращаются в новых формах, но с тем же содержанием, с той же целью  – нести в души людей добро.

                *   *   *   *   *