Тень

Андрей Маннелиг
  Памяти Леонида Андреевича Добросердова (Штопора).

  По бульварам Парижа гулял ветер. Лениво шевелились страницы брошенной каким-то любителем сплетен газетенки, отпечатанной на дрянной бумаге. Если бы кто-нибудь взял на себя труд нагнуться и вынуть газету из-под скамейки, он мог бы прочитать:
  "ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕРТВА?
  Убийца - частный детектив из Лондона!
  Сегодня вечером в доме комиссара полиции Кида Слейтера были обнаружены два тела: его жены Бренды и неизвестного. Как выяснилось впоследствии, это был не кто иной, как лондонский сыщик Брайан Хеллсон.
  Реконструкция событий позволяет предположить следующее: убийца заканчивал свое черное дело, когда в дом вошел комиссар. Между ними завязалась схватка, в которой Хеллсон сломал служителю закона руку. Однако он поплатился за это: упав на пол, комиссар всадил ему пулю прямо в середину лба.
  Бренда Слейтер была убита столь же примитивно и жестоко, как и предыдущие восемь жертв. Это позволяет нам предположить, что эпопея с загадочными смертями окончена. Париж может спать спокойно..."

  - Добрый вечер, - вежливо сказал я, бросая саквояж на багажную полку. Бородатый мужчина, которому предстояло делить со мной купе до Парижа, поднял глаза от книги и проворчал что-то неразборчивое. Тем лучше - у меня нет привычки откровенничать с попутчиками.
  Я спустился по трапу - покурить перед вылетом. Заходящее солнце окрашивало круглые бока дирижабля в теплый персиковый оттенок. Рабочие уже подкатывали насос - готовить цеппелин к старту. Я раскурил тонкую сигару...о, моя зажигалка - это истинный шедевр инженерного искусства! Ее изготовил для меня один физик из Германии. Небольшой баллончик с очищенным бензином, количество оставшейся жидкости в котором показывается стрелкой на маленьком циферблате. Из трубки подается под крышку легкая взвесь, и остается лишь, открыв крышку, высечь искру - стальным колесиком из осколка кремня.
  Итак, я закурил. Порывшись в карманах, уж в который раз вынул конверт плотной белой бумаги:
  "Брайан, здравствуй. Надеюсь, это письмо застанет тебя живым и невредимым, старый пройдоха.
  Когда ты приехал в Уайттаун зеленым шкетом, я был там шерифом, если помнишь. И, должно быть, ты помнишь также, что, вернувшись с Брендой в Европу, я поступил на работу во французскую полицию. Так вот, здесь творится нечто очень похожее на события, имевшие место в Уайттауне весной и летом шестьдесят восьмого. Мне нужна твоя помощь, Брай. Не собирать же чернь с вилами и факелами, как тогда? Прибудешь - свяжись со мной как можно скорее.
  С наилучшими пожеланиями,
  Кид Слейтер, окружной комиссар полиции округа Palais-Bourbon, Париж. 8 сентября сего 1872 года.
  P.S.: Бренда просит передать, чтобы ты берег себя."
  Бренда О'Морган ныне, стало быть, Бренда Слейтер? Ну надо же. При первой... скажем так, встрече Кид назвал ее "рыжей ирландской шлюхой", за что Бренда, к ее чести, влепила ему пощечину.
  Шерифу.
  Заезжая соплячка.
  По морде.
  И как так получилось, что, вернувшись в Старый Свет(она - к старику отцу, мелкому ирландскому барону, он - поднакопив деньжат и устав от постоянных перестрелок), они вдруг решили обвенчаться? Бог весть. Кстати, почему это Слейтер меня на свадьбу не позвал? Надо будет при случае ему высказать...
  Стоп. О чем я вообще? Какое мне, к черту, дело, как и почему Бренда решила стать миссис - точнее, мадам - Слейтер? Меня сейчас единственно должны занимать парижские события.
  Уайттаун...Это случалось по ночам. Город просыпался утром - и люди находили трупы, лежащие в собственных постелях. С перерезанными глотками. Вырванными ребрами. Свернутыми шеями. По ночам выставляли дежурных - это не спасало. И нападал убийца без всякого расписания: иногда две ночи подряд, а иногда на неделю о нас будто забывал. Вот когда не спал никто - все окрестные фермеры и пастухи выходили на улицу - никто не умирал. Уайттаун стал очередным городом-призраком...
  За спиной деликатно кашлянули. Я резко крутанулся; полы плаща взмели облачко пыли.
  - Через пять минут отправляемся, уважаемый, - сказал усач в форме дорожного ведомства.
  - Благодарю, не беспокойтесь.
  Бросая окурок в урну, я с тоской взглянул на тумбу с афишами: на той неделе в Ковент-гарден будут давать вагнеровскую "Валькирию". Если окажется, что Кид дернул меня по ерунде, пристрелю мерзавца.
  Я ласточкой взлетел по трапу. Вовремя - проводники уже пошли по пассажирскому отсеку с проверкой. Из того же кармана, что и письмо, я вынул британский паспорт и билет.
  - Брайан Хеллсон...Пункт назначения?
  - Париж.
  - Повернитесь, пожалуйста.
  Я послушно развернулся в три четверти - как был изображен на фотографии - и снял шляпу. Только все равно не очень похож - тогда не было ни бородки, ни ощутимой проседи в волосах, ни сломанного носа. Хотя в то время, вздумай какой-нибудь несчастный бумаги мне сверять, я бы уже выхватил из-под плаща обрез и ласково попросил воздухоплавателя проверить следующего пассажира. Молодой был, буйный - почти вся моя юность прошла в маленькой деревушке на американском Западе, что ж вы хотите?..
  Пролистав паспорт моего попутчика - это оказался русский с совершенно непроизносимой фамилией - проводники ушли. Я аккуратно положил шляпу рядом с саквояжем, а плащ повесил на вделанный в дверь крючок. Цеппелины еще не научились предоставлять людям такой комфорт, как поезда. Впрочем, мне ли страдать по этому поводу? Бывало, и на голой земле спал. Интересно, а аэропланы смогут когда-нибудь стать полноценным транспортом?..
  Размышляя о техническом прогрессе, я и не заметил, как задремал.

  Проснулся я от пронзительного женского визга. Распахнул глаза и увидел в дверях проводницу, зажавшую руками рот, дрожащую от страха и указывающую на полку моего соседа.
  Я проморгался и увидел, что у русского было разорвано горло. Грубая рана зияла ниже кадыка, но кровь уже не текла - значит, его убили еще ночью. Я резко встал с кровати, кончиками пальцев аккуратно ощупал края раны. Не похоже на когти.
  - Полицию сюда, живо! - бросил я проводнице.
  Раздались быстрые шаги. Надо мной возвышался здоровяк-полицейский.
  - Хорошо, что вы здесь... - начал я. Резкая боль в виске, и мир погрузился во мрак.

  Тюремная камера в славном городе Париже оказалась ровно такой же, как камеры в Америке, в Британии и даже в самой России. Полутьма. Холодная и сырая каменная кладка. В углу - тюфяк, выход в коридор - через крепкую дубовую дверь. Лучи утреннего солнца оставляли на полу четкую тень решетки. Где-то слышался невнятный писк крыс, а за стеной было слышно, как зачитывают опись моего бренного имущества. Даже нож из штанины вынули; собственно, из одежды мне оставили только брюки и рубашку, и то - с пустыми карманами.
  - Двуствольный обрез и тридцать патронов, револьвер, ножик - серьезный тип... Рубашки, кальсоны, брюки, ля-ля-ля... Портмоне - двести фунтов...
  Вот сволочь, а. Там почти три сотни. Распустил Кид своих гавриков, воруют у арестованных.
  - О, а это что?
  - Проволочки какие-то...
  Я сжал зубы. Ну, скотина!.. Если ты у меня еще и инструмент попрешь - точно пристукну. Роскошные же отмычки! В Берлине брал, четыреста марок выложил.
  - Что здесь происходит? - вклинился в диалог новый голос: густой и мягкий. Я расслабился, узнав его.
  - Опись личных вещей арестованного, господин комиссар! - рявкнул полицейский.
  - Да ну? - фыркнул говоривший. - А пойду-ка я с ним побеседую. Какая камера?
  - Девятая, господин комиссар! - Ажан надрывался от усердия; рыльце, стало быть, в пушку. Ах, Кид, Кид, распустил своих...
  Заскрежетал замок, и в камеру вошел подтянутый немолодой мужчина. Короткие седые волосы торчали во все стороны, а черная повязка через лицо придавала лихости. Единственный глаз лучился весельем.
  - Брай! Наконец-то.
  - Рад видеть, Кид!
  Обнялись, как положено. Слейтер присел на тюфяк(в светлом костюме!), усадил меня рядом и велел:
  - Ну, рассказывай.
  - Что рассказывать? - не понял я.
  - Как что? - в свой черед удивился Кид. - Натурально, за что русского грохнул?
  - Кид. - вздохнул я, - Я тебе тысячу раз объяснял. Я авантюрист. Я картежник. Я дебошир, я бабник, я кто угодно - но я не наемный убийца, ясно?!
  Комиссар устало опустил голову, потер лицо ладонями.
  - Ладно, извини уж. Намучился я, знаешь, с этим убийцей - того и гляди, свихнусь. Да и ты, я думаю, его бы ножом ударил, а не горло разорвал...
  - Ну хватит, а?..
  - Хорошо-хорошо. - Кид высунулся в коридор: - Девятого выпустить!
  - Есть, господин комиссар!
  Слейтер повернулся ко мне:
  - Вставай, убивец, пойдем.
  - Что, и...и все? - обалдело спросил я. - Вот так вот ты им сказал, и меня сразу?..
  - А чего тебе еще? Вещи тебе вернут. Давай-давай, поднимай задницу.
  Мы вышли в коридор, освещенный газовыми лампами. Из-за дверей неслась брань на нескольких языках. Я в очередной раз поежился: холодом тянуло еще сильнее, чем в камере.
  - Полицейские здесь ленивы. Взятки берут к тому же, - рассказывал Кид, пока мы шли вдоль длинного ряда дверей. - В Америке это было проще: ты - Закон. Ты отвечаешь за людей. Если видишь гада - стреляешь или вешаешь на площади. А здесь ты дело заведи, доказательства собери, на суд представь... Я тут столкнулся, знаешь, с таким явлением: сидит вот явный убийца и грабитель. А нету на него ничего. Приходится отпускать.
  - Цивилизация, брат, что поделаешь, - пожал я плечами. - Через полвека и в Америке так же будет.
  Кид поморщился:
  - Да я знаю. Но все равно, знаешь, мерзко так... И сделать-то ничего не можешь. Требьен! - гаркнул он, остановившись возле стола дежурного. - Вернуть вещи арестованному Брайану Хеллсону!
  - Сию минуту, господин комиссар, - отозвался Требьен: маленький, щуплый, с жидкими усиками.
  Рубашку я сунул обратно в саквояж; вместо нее вынул свежую. Повязал черный шейный платок, набросил пиджак и плащ. Слейтер же в это время скептически осматривал мое оружие - выкрутил пару финтов ножом; вскинул обрез, заглянул в дула.
  - Нож роскошный. Сталь, баланс... Германия?
  - Швейцария. Там металл хороший варят, - буркнул я, шнуруя ботинки.
  - А вот на правом стволе мушка чуть сбита.
  - Ну и что? - Я надел шляпу, чуть сдвинул вперед так, что она прикрыла часть лица. - У дробовика это не критично. Расстояние, как правило, небольшое, а кучность низкая.
  - Ты кого учишь? - ласково поинтересовался комиссар. - Ну что, ты готов?
  - Сейчас, секунду.
  Я отобрал у Кида оружие и разместил как положено: нож в рукав, револьвер - в кобуру под мышкой, обрез закрепил в чехле, пришитом к изнанке плаща: из-под плотной ткани подкладки казалась лишь рукоятка.
  В последнюю очередь я взял со стола портмоне. Все деньги, до последнего шиллинга, были на месте.

  На улице я надел перчатки и поднял воротник плаща: сентябрь вступил в свои права и дышал холодным ветром.
  Полицейский участок располагался на границе жилого района и фабричной зоны. В серо-фиолетовое небо уходили огромные трубы из кирпича и металла, курившиеся дымом всех цветов и оттенков. Зеленые, сиреневые, алые клубы кружились, уносимые ветром в сторону легендарной парижской башни. Но это там, наверху. А мы с Кидом шли через темный и грязный проулок, мимо сточной канавы одной из мануфактур.
  Слейтер чиркнул спичкой, раскуривая набитую трубку. Продолжил говорить:
  - Итог. За последние две недели - восемь трупов. Повреждения, знаешь, характерные: разорванные глотки, пробитые грудные клетки, прочее... Все по ночам. Все - в Париже.
  - Так, ну это ладно. Но как он попал на дирижабль?
  - Почем мне знать? Другое дело, что ночью накануне смертей не было.
  - Значит, он зачем-то смотался на денек в Лондон?
  - Не обязательно Лондон. Это ты в Лондоне сел, а рейс вообще-то из Вены.
  - Ну или в Вену. Понимаешь, Кид, маньяки - а это именно что маньяк - очень привязаны к месту.
  - И что? - пожал Слейтер плечами. - Может, ему туда по делу надо было. Ну а на обратном пути решил...
  - Возможно. Тем более что случись что-нибудь подобное в Лондоне, Вене или еще где-нибудь, я бы обязательно знал... - я осекся, поняв свой промах.
  - Да ну? - Кид прищурился. - Может, ты слышал про парижские убийства?
  - Фальсифицируешь? Ай-яй-яй, мистер Слейтер, - парировал я. Хотя, конечно, я неправ. Представляю себе, что начнется, если эта история выплывет на поверхность. Будто прочитав мои мысли, комиссар ответил:
  - Слухи все равно ходят. Просачиваются, знаешь, какие-то мелочи... Свидетели, опять же - всех не заткнешь. Газетчики - крупные издания, понятно, молчат, а мелкие, идиоты, что-то ловят. Слухи. Сплетни... Все, мы пришли.
  Я поднял голову. Мы стояли перед добротным каменным домом в два этажа. Красивый дом: орнаменты на стенах, резной балкон, небольшой садик с розовыми кустами. По дорожке из мелко дробленного камня(от Кида не ожидал. Он что, не помнит, как такие камешки вспарывают босые пятки?) мы подошли к крыльцу. Упрятанный в толщу стены паровой механизм ожил, неторопливо отодвигая в пазы медную плиту, выполнявшую роль двери. Значит, Бренда нас ждет - раз открыла.
  Дверь полностью ушла в стену, и с крыльца к нам сбежала истинная кельтская принцесса. Невысокая, стройная, с роскошными рыжими волосами и зелеными лучистыми глазами.
  - Не имела чести?.. - вежливо поинтересовалась она, ласково улыбаясь и глядя попеременно на меня и на мужа. Почти не изменилась. В отличие от меня, за пять лет постаревшего на два десятка.
  - Меня зовут Брайан, - ухмыльнулся я. - Не узнали, барышня?
  Дьявол. Нельзя испытывать влечение к жене своего старого друга. Никак нельзя, - думал я, пока Бренда обхватывала меня за шею.
  - Кид, Кид, - Ирландка укоризненно взглянула на Слейтера. - Что ж ты меня не предупредил? Я бы сказала кухарке...
  - Да я сам узнал час назад! - хохотнул комиссар. - Этого типа я, знаешь, в который раз вытащил из тюрьмы.
  - Это в который, интересно, раз?! - возмутился я. - Всего дважды!
  Мы пришли в небольшую, но уютно обставленную гостиную. Лакей уже принес бокалы: мне - виски, Киду - коньяк, а Бренда, невзирая на происхождение, пила белое вино.
  - Дважды? Ну давай посчитаем, - медовым голосом ответил Кид. - Уайттаун в шестьдесят восьмом - раз.
  - Учитывая то, что сам же меня и закрыл, - быстро ответил я.
  - Да еще бы я тебя не закрыл! Ты пушками, знаешь, обвешался, как...
  - И все разрядил в первой же стычке с беглецами.
  - Беглецами?.. - с живым интересом спросила Бренда.
  - Ты же жила вместе с нами, хоть и недолго, - укоризненно заметил я, - а элементарных вещей не знаешь. Беглецы - это убежавшие с плантаций негры. Они же клейменые все - значит, в городах ловить нечего. Вот и окапываются в саванне, в прерии, в пещере, и время от времени грабят небольший городки вроде нашего Уайттауна. Сущие дикари.
  Кид подытожил:
  - Итак, Уайттаун - номер раз. Два - Берлин в семидесятом.
  - Ну да, пожалуй. Хотя я бы и сам выбрался. Сколько там залог был - сто марок?
  - Сто пятьдесят. Выбрался ты оттуда, ага, десять раз. Ты же на мели сидел, без гроша. В каком году ты свою контору-то открыл?
  - Примерно тогда же, в семидесятом. Кстати, у меня репутация хорошая.
  - Хорошая?! - Слейтер аж подскочил в кресле. - Пьянь, игрок и развратник! Тоже мне сыщик!..
  - Зато результаты, мой дорогой друг, результаты...
  - Ну так посоветуй мне, что делать! - выкрикнул вдруг Кид. Лицо его раскраснелось, глаз разгорелся пуще прежнего.  - Умный до хрена?!
  - Да пожалуйста! - Виски развязал язык, слуга в который раз долил опустевший стакан. - Первое! Запрос во все европейские столицы  о соответствующих смертях. Второе: проверка психических больниц на предмет побега! Третье: дно общества! Бандиты должны были слышать об этом. Четвертое. Личности убитых! Выявить критерии, по которым маньяк выбирает жертв. Пятое: методология. Плясать от способа умерщвления. Шестое: время - и место - убийства! Вот тебе прикидки, отрабатывай.
  - Брай. - устало проговорил Кид. - Ты что, думаешь, я совсем болван? Успешных побегов из больниц за последние месяцы всего два, и это сумасшедшие совсем иного склада. Критериев нет ни-ка-ких. Мадам борделя, портовый нищий, священник, разнорабочий... Способ знаешь сам. Здесь нужна нечеловеческая сила. И нечеловеческая жестокость.
  - А что со временем и местом?
  - По ночам. Но разброс - от пригородов до центральных районов.
  - С коллегами не связывался?
  - Пока нет. Я сомневаюсь, что он мечется по всей Европе.
  - А вдруг? Свяжись с коллегами. Вдруг он действует где-то еще?

  Как всегда над Парижем, с его сотнями заводом и факторий, небо было серо-стального цвета; на этом фоне было четко видно выкрашенные в белый и голубой дирижабли. Яркое солнце неведомо как нашло разрыв в плотном слое туч и машинного дыма - одинокий яркий луч опускался на город.
  Я оглянулся вокруг. На противоположной стороне улицы резала глаз чистым белым мрамором и цветными витражами церковь. Сколько уже я не был на исповеди? Две недели, три?..
  Решение было принято. Я ступил с тротуара...и едва не был сбит трамваем. Тот яростно зашипел позеленевшей уже медной трубой, выплюнул облако пара; высунувшийся из кабины кондуктор потряс в воздухе кулаком, изрыгая, без сомнения, страшные проклятия. Слышно ничего не было: трамвай издавал поистине адский шум. Похожая на огромного стального жука карета прогрохотала по рельсам дальше, а я, сняв шляпу и перекрестившись, вошел в костел.
  - Pater noster, qui es in caelis... - зашептал я, высматривая кабинки для исповеди. Произнеся "amen", я пошел к решетке, за которой виднелась крупная фигура с белым воротником.
  - Простите меня, отец, ибо я согрешил, - привычно пробормотал я, задернув шторку.
  - Слушаю тебя, сын мой.
  - Грешен, ибо пожелал жену своего друга.
  - Небольшой грех, сын мой. Плоть слаба, - знакомо-успокаивающе пророкотал святой отец.
  - Грешен, ибо напился вчера... Сильно напился.
  - Пьянство - грех, - произнес исповедник уже с мягкой укоризной. - Часто пьешь?
  - Не очень, отец. Только если повод есть.
  - Тогда не страшно. Меру знаешь - и ладно. Отпускается тебе, сын мой.
  - Грешен, ибо вошел в храм Божий с оружием...
  Несколько секунд исповедник молчал. Я почувствовал, как он колеблется: не вышибить ли меня из церкви?
  - Были у тебя на это дурные намерения, сын мой? - произнес он спокойно, хоть и чуточку изменившимся голосом.
  - Привычка, святой отец. Всего лишь привычка.
  - Нет в том греха. Ибо истинный католик должен защищать веру, хотя бы и мечом...
  Мечом, ага. Ножом, револьвером и обрезом не хотите, а, падре?

  Исповедовался я минут двадцать. Отделался дюжиной Ave Maria - и, в двенадцатый раз пробормотав "...mortis nostrae, amen", вышел из церкви с легким сердцем. Вскочил в проезжавший мимо трамвай и поехал к промышленной зоне, к участку Кида. За окном неслись здания из кирпича и камня; лачуги сменялись добротными домами, а церкви - фабриками. Наконец, узнав знакомый перекресток, через который шел со Слейтером, спрыгнул на мостовую - аккурат на металлическую решетку. Крутанулся на месте - и бодро зашагал к унылому серому коробу с решетками на окнах. Вчера я очнулся уже в камере и не смог оценить мрачной солидности участка.
  - Прошу прощения, - вежливо обратился я к дежурному, сидевшему у дверей. Тот остолбенел: узнал, видно, убийцу, чье бренное тело вначале тащили в камеру, а после - чуть не под белы ручки выводили обратно. - Прошу прощения, где я могу найти окружного комиссара месье Слейтера?
  - Э..э... Его сейчас нет на месте, но вы, месье...можете подождать его там... - Дежурный ткнул пальцем в потолок. Мне показалось, или он и впрямь дрожит? - Третий этаж, в конце коридора - его кабинет.
  - Благодарю.
  Я пошел по коридору. Было не протолкнуться - разгар рабочего дня. Сновали люди в форме с документами под мышкой, другие люди в форме волокли оборванцев в наручниках... Эх. Как же я соскучился по этой атмосфере. Может, и впрямь вернуться с вольных хлебов в полицию? Что ни говори, а им и дела самые интересные достаются, и слава...
  - Месье! - несмело окликнул меня дежурный. Я повернул голову; развернулся, подошел.
  - П-простите... Могу я узнать вашу фамилию? - ну, так и есть. Ажан явно меня боялся. Мало того, что меня из камеры вынул лично комиссар, так еще и внешность;я прекрасно осознавал, как я выгляжу со стороны: широкополая шляпа, одет в черное, волосы с проседью... Я не смог отказать себе в удовольствии опереться о конторку и подарить дежурному долгий тяжелый взгляд исподлобья - и явственно увидеть, как соскальзывает у него с виска капелька пота(без сомнения, холодного).
  - Брайан Хеллсон, частный сыщик, - мягко произнес я, про себя добавив: "А так же ганфайтер, проводник, помощник шерифа и прочее..". Меня безмерно веселил умиравший от ужаса юнец.
  Я снова развернулся и быстро пошел к лестнице, оставив за спиной рухнувшего в кресло полицейского, который сейчас наверняка радовался, что остался жив.
  Прошел мимо тира, откуда слышался треск выстрелов и несло пороховой гарью. Мимо отдела регистрации - стрекот полусотни печатных машинок, на мой взгляд, немногим отличался от пальбы. Мимо отдела расследований: здесь я немного постоял, вдыхая запах табака, вспоминая юность и работу в полиции.
  А вот и кабинет. Скромная табличка на двери: "Кид Слейтер, комиссар".
  Обстановка - скромная, но уютная. Кресло темной кожи, стол, заваленный бумагами, оружейный сейф, несколько полок со специальной литературой. Кида не было. Я повесил плащ в уголке, низко надвинув шляпу, закинул ноги на стол - между нами, южанами, это допустимо - и тихонько задремал; сказывалась бессонная ночь.

  Я несся по полутемному переулку. Редкие прохожие двигались лениво, медленно, не замечая меня. Нырнул в окошко - закрыто. Плевать. Проходя сквозь стекло, я почувствовал легкий холодок. А вот и она - молодая огненно-рыжая женщина в домашнем платье. Бренда, кажется?.. Я перешел в материальную форму - черный силуэт взрослого человека. В ярко-зеленых глазах светился страх. Пальцы мягко легли на ключицы...
  - Брай!
  Я дернулся; морщась от влезшего в окно солнца, снял со стола ноги. Кид, стоя на пороге кабинета, как-то странно смотрел мне под ноги. На всякий случай я тоже опустил глаза: ничего, лишь чуть колышущаяся тень. Тень...
  Правда острым лезвием полоснула разум. Я пружиной взлетел с кресла.
  - Кид, нам нужно домой, - хрипло, сквозь зубы, произнес я. - Срочно.
  - А в чем...
  - Живо!
  - Мартен, экипаж! - гаркнул Кид.
  - Времени нет, дворами быстрее! Бегом!
  Через лабиринт подворотен промышленной зоны. Надеюсь, Слейтер не окончательно растерял форму. Надо было постоянно контролировать движения и смотреть под ноги: это отвлекало от лишних мыслей. Черт, черт, черт! Неужели я?..
  Мы вломились в гостиную; было уже поздно. Бренда полулежала на диване, странно красивая на фоне карминового пятна, с волосами, огненным нимбом разбросанными вокруг головы. Я потрясенно смотрел на нее не в силах отвести глаз, а мозг уже просчитывал: вырваны обе ключицы, повреждение легких, пробой грудной клетки, огромная кровопотеря... Разумеется - мертва.
  - Бренда... Боже мой... - Кид рухнул на колени, опустил голову - и почти сразу же вновь поднял взгляд на меня: - Откуда ты узнал?
  - Мне... приснилось, - пробормотал я, еще не осознавая случившегося.
  - Приснилось? - В голосе Кида скользили знакомые хищные нотки. - Брайан Хеллсон, вы арестованы.
  Я даже не успел уловить момент, когда он встал и направил на меня ствол.
  - Прости, Кид. - прошептал я. Нырнул под вытянутую руку, рванул, вывернул - раздался выстрел и вслед за тем лязгнул упавший на пол револьвер. Короткий удар в висок погасил яростный огонь во взгляде Слейтера. Я поднял оружие... и понял, что не смогу. Не смогу выстрелить в затылок старому другу ради того, чтобы спасти свою шкуру.
  Надо бежать. Я вышел в коридорчик, прошел мимо зеркала...
  В нем не было моего отражения.
  Вместо меня в раме была полностью черная фигура - в шляпе и плаще. На месте глаз были два язычка пламени.
  - Как ощущения, Хеллсон? - голос немного напоминал мой, невероятно искаженный.
  - Кто.. Кто ты? - Я боролся с желанием заорать и расколоть зеркало.
  - Я - это ты. Твоя тень. Темная сторона. Твои желания.
  Я молчал, а тень продолжала.
  - Ты перестал убивать, но ты все еще хочешь крови. Не можешь забыть...
  Конечно, хочу. Это моя природа. Природа охотника, бойца... Убийцы. Единожды попробовав чужой крови, никогда не забудешь это ощущение. Чувство безграничной власти, чувство своего права вершить и прерывать чужие судьбы.
  - Да, я хочу крови! - закричал я. - Хочу! Но это не значит, что я буду убивать налево и направо!
  - Этим займусь я. Пока ты отбрасываешь тень, пока тебе нужен сон - я буду с тобой.
  - Нет, ублюдок, не-ет... - медленно произнес я. Поднял руку с револьвером.
  - Чтобы убить меня, тебе придется умереть самому.
  - Ты, чертов... - Я вскинул револьвер к подбородку. - Ты думаешь, я...
  - Не сможешь. Ты слишком живой, Брайан, чтобы покончить с собой. Вспомни: даже когда тебе было хуже некуда, у тебя и мыслей таких не было.
  - Плохо знаешь меня, тень, - оскалился я. - Я уже давно ищу что-то, за что стоит умереть.
  - И что же? Этого стоят люди, которых ты в жизни не видел?
  - Так или иначе - это люди.
  Тень была права. Я и впрямь обладал чересчур живым характером. Рука с револьвером дрожала... Я еще раз взглянул в сторону гостиной. Бренда. Лежащая в луже крови, раскинув руки. И таких, как она - десятки..
  - И ты еще мнешься, тр-рус? - бешено зарычал я. Не тени - самому себе. - Как ты смеешь?! Твоя жалкая шкура не стоит того, чтобы люди умирали _вот_так_! Ты один - а их десятки! _Этого_ не заслужил никто!!..
  Крутанувшись на месте, я разбил зеркало ударом кулака. В звоне осколков мне послышался дикий хохот тени. Я закурил и сел на пол рядом с Кидом - тот по-прежнему был без сознания. Вложил ему в руку выбитый пару минут назад "смит-и-вессон".
  - Прости, Кид, - повторил я. - Пусть это будешь ты, хорошо? Хотя бы отомстишь за Бренду...
  Взяв Слейтера за руку, я прижал дуло к своему лбу. Металл холодил.
  - Кид, мой дорогой друг... Она была настоящей принцессой.
  Я глубоко, с наслаждением затянулся сигарой и обеими руками сжал его кисть.

  Гранный Холм - Москва
  Август - сентябрь 2011