Он так и не узнал, как назывался ее недуг. Как-то раз она глухо обмолвилась, что произошла какая-то беда при ее рождении – что-то пережали по недосмотру, перекрыли кислород новому человеку. Последствия остались на всю жизнь: говорила она с трудом, короткими фразами, механическим голосом. С еще большим трудом соображала. Слабоумие отразилось и на ее лице. Сложилось оно таким, что одного взгляда на него было достаточно, чтобы всё понять…
При этом она обладала отличной спортивной фигурой, особенно красивы были ноги. Гибко и упруго двигалась, будто ее движениями управлял совсем другой мозг, а не этот, приглушённый. В детстве и ранней юности она несколько лет всерьёз занималась художественной гимнастикой, учась при этом (вот парадокс!) в специнтернате для умственно отсталых детей.
Он нагнал ее на бульваре – «эти ноги от нас не уйдут!» – и начал типовую болтовню еще до того, как она обернулась. Дальнейшее нетрудно представить: пытаясь сохранить хорошую мину при явно не задавшейся игре, он поспешил ретироваться. Но поскольку был, по обыкновению, подшофе, оставил ей свой номер телефона. И через некоторое время, успев позабыть об этом проходном эпизоде, с удивлением услышал в трубке ее характерный голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. Ему вспомнилось из Паустовского: «Есть голоса – как обещание счастья» – так, кажется. «Только не этот, – усмехнулся он, повесив трубку. – Только не этот!»
Она стала звонить ему довольно часто. Раза три-четыре угадывала минуты его отчаянного одиночества, и тогда он назначал ей свидания где-нибудь неподалёку от своего дома – а жил он в «спальном районе». Свидания эти не состоялись – она не приезжала в назначенное место. Что-то не стыковалось в ее голове, подпорченной отечественными акушерами, и какой-либо промежуточный пункт из его объяснений, куда и на каком транспорте ехать, вырастал для нее в окончательный. И она ждала его совсем не там, где надо. Он злился, кричал на нее, посылал подальше. Но тем не менее звонила вновь.
В конце концов, когда он понял, что всё должно быть предельно просто: «Спустись вниз и стой у своего подъезда» – очередная попытка удалась.
Ему понравилось, что с первой же их постельной встречи она стала повиноваться ему беспрекословно, выполняя любые – не просьбы – приказы. У них возникла своя система ролевых игр: «Кем ты сегодня будешь – мальчиком или девочкой?», своя градация наказаний за ее «провинности». Эти лёгкие экзекуции она принимала с терпеливой готовностью, тихонько постанывая под слабыми шлепками ремня. Но мазохисткой, конечно же, не была: ему эти игры нравились – она ему подыгрывала.
«Ну же, моя дурашка, ну!..» – задыхался он в острые моменты. Так и закрепилось за нею прозвище – «Дурашка». Она не обижалась. Впрочем, она не обижалась никогда и ни на что.
Иногда он здравомысляще спохватывался: «Что же я морочу голову дебильному населению?! Бог меня покарает…» А подчас будто прозревал: это только кажется, что в их паре ведущий – он, всё совсем не так… Но от этой мысли отмахивался, как от абсурдной. Хотя с какого-то момента начал догадываться, что ее межеумье с лихвой компенсируется инстинктом и чутьём. И если поначалу он считал, что мужчины по понятным причинам сторонятся ее, то позже убедился, что это совсем не так. Она обладала большим и разнообразным сексуальным опытом – и, вероятно, не только общения с противоположным полом.
На людях он с нею не бывал нигде, ни разу. Кем были ее родители, как она оказалась в девятиметровой комнатухе питерской коммуналки на одной из Советских улиц? – этим он так и не поинтересовался.
Расставание их произошло как-то само собой. Да он и не воспринял его как расставание, при котором если уж не терзаешься, то хотя бы сожалеешь. Для него – ничего не было, а для неё…Он об этом так и не задумался.
Через несколько месяцев он уже не мог вспомнить ее имени. Просто Дурашка.
1993, под назв. "Интренат", 2011.
Опубликован: "Волга" №11-12, 2011 (Два коротких рассказа); сб-к "Каждый третий", Германия, 2017.