У мыса Нордкап

 
       Позади семьдесят пять суток утомительного плавания.
       Таясь в арктических глубинах, ракетный подводный крейсер стратегического назначения  «К-310» следует к родным берегам.
       Счетчик лага мерно отсчитывает пройденные мили, в отсеках тихий гул корабельной вентиляции, сонное жужжание дросселей люминесцентных ламп и редкие тени вахтенных.
       В центральном посту, в вертящемся, с высокой спинкой кресле, сонно дремлет командир, на рулях, положив руки на манипуляторы, что-то заунывно тянет боцман, здесь же, у командного пульта, искрящегося десятками разноцветных датчиков и мнемосхем, скучают вахтенный офицер и механик.
       Из приоткрытой двери штурманской рубки, мягко шаркая кожей тапок по линолеуму, появляется бородатый штурман и подходит к командирскому креслу.
       - Ну? - поднимает набрякшие веки   капитан 1 ранга и вопросительно смотрит на штурмана.
       - До Нордкапа два часа хода. Докладываю, как приказывали.
       - Добро, - следует ответ, и командир поднимается из кресла.
       Мыс Нордкап, второй рубеж натовской противолодочной обороны «Сосус», которую скрытно надлежит прорвать  кораблю при возвращении в базу.
       Первый, Фареро-Исландский, они благополучно оставили позади, и до родных вод совсем немного.
       Скрытность - одна из главных составляющих боевой службы подводной лодки. Безотносительно от класса и государственной принадлежности.
       Скрытно выйти в море, скрытно занять район боевого дежурства  в заданном квадрате Мирового океана и  так же скрытно вернуться в базу.
       При соблюдении всех этих составляющих, боевая задача считается выполненной и экипаж  пожинает заслуженное.
       Командира ставят в пример,    команду лелеют и взирают на ее с уважением, и все с чувством выполненного долга убывают сначала в военный санаторий, а потом в заслуженный отпуск.
       В случае же нарушения скрытности, после возвращения корабля в базу начинаются непременные разборки, командира уестествляют на всех уровнях, а экипаж подвергается   обструкции.
      Умудренный опытом командир 310-й был на хорошем счету, планировался к очередному повышению, о чем знал не по наслышке и предпринимал все усилия к успешному завершению похода.
      Глубокой ночью, в точно назначенное время, соблюдая режим тишины и полного радиомолчания, ракетоносец погрузился до необходимой отметки, лег на нужный курс и, сбросив ход, тенью скользнул в коварный пролив.
      Коварный потому, что в его глубинах, а точнее на дне, таились и   слушали море, установленные западными гениями  чуткие буи гидролокации, напичканные хитрой электроникой и имеющие связь с берегом.
      При фиксации  шумов подводной лодки  они быстро определяли ее класс и  принадлежность, информация по проложенным по дну звукоподводным кабелям незамедлительно поступала на береговой, расположенный в Норвегии командный пункт сил НАТО, откуда на обнаруженную «цель» немедленно наводилось разведывательное судно «Мариата», а с военного аэродрома взлетали патрульные «Орионы»*.
      Далее, используя полученные координаты  и включив свои средства обнаружения, они устанавливали радиолокационный контакт  с обнаруженной лодкой и вели неотступное слежение за ней.
      Порой это сопровождалось сбрасыванием гидролокационных буев в  квадрате обнаружения субмарины, что было подобно флажкованию волка и ее последующей морской травлей.
      Командиры советских лодок имели на этот счет утвержденные в Главном морском штабе соответствующие инструкции, предписывающие им целый ряд необходимых мер по отрыву от такого рода  слежения и освобождения от «хвостов».
      Примерно с час, «К-310»   следовала по опасному району и ничто не предвещало досадных неожиданностей.
      Они начались позже, когда корабль  прошел значительную  часть пролива.
      Сначала в центральный поступил доклад акустиков о появлении на экранах идущих из глубины гидроакустических импульсов,  а по прошествии некоторого времени  такие же возникли сверху, и подводный крейсер лег на курс уклонения от них.
      Это не помогло  и он совершил еще ряд, предусмотренных  в таких случаях эволюций, включающих в себя изменения  режимов глубины и хода, остановку ряда вспомогательных механизмов и тщательное прослушивание гидрологии моря.
      Ничто не помогло, цепкие тиски не отпускали. До раннего утра, сопровождаемая попеременно  то вездесущей «Мариатой», то барражирующими над морем «Орионами», 310-я металась в их невидимой сети.
      И только когда фосфорицирующие на переборке центрального стрелки корабельных часов замерли на 5.30, гидроакустический контакт с преследователями был потерян.
      - Кажется оторвались, -  после очередного доклада начальника РТС, ни к кому не обращаясь сказал командир, и все в центральном облегченно вздохнули.
      - Боцман, всплываем на перископную глубину, - поднялся он из своего кресла и направился к нижней крышке входного люка.
      - Есть всплывать на перископную, -  отрепетовал боцман, рукоятки манипуляторов чуть шевельнулись и стрелка глубиномера плавно покатилась  влево.
      На семнадцатиметровой глубине всплытие прекратилось, нижняя крышка люка была отдраена, и по установленному вахтой трапу, командир покарабкался в пахнущую сыростью шахту боевой рубки.
      Когда топ перископа проткнул водную поверхность, первое, что бросилось ему в глаза, было свинцовое море, с бегущими по нему барашками мелких волн и какой-то плавающий   на расстоянии  в несколько кабельтовых*   справа от корабля, предмет.
      Бегло оглядев вкруговую горизонт, капитан 1 ранга   довернул перископ на нужный градус и сильная оптика четко отобразила прыгающий в волнах  гидроакустический буй. Полосатый как арбуз и с короткой антенной  на макушке.
      Снимки таких он видел на переподготовке в Палдиски. Натовский, неведомой нам конструкции, используемый «Орионами» для обнаружения  советских  подводных лодок в море.
      - Потеряли! - вспышкой мигнуло в мозгу, и через минуту он принял решение всплыть, выловить буй, принайтовать к надстройке и доставить в базу.
      Решение шло вразрез всем штабным инструкциям, было чревато для него непредсказуемыми последствиями, но командир корабля на то и командир, чтобы принимать   решения единолично.
      К тому же давно выработанная интуиция подсказывала, - делай!
      В следующее мгновение он нажал рычаг «каштана», и вниз последовала серия команд.
      По завершении последней, поверхность моря вспучилась, на ней, в облаке пены, возник черный силуэт ракетоносца и взял курс на ныряющий в волнах буй.
      Когда он оказался почти вплотную к борту, рубочная дверь бесшумно распахнулась, и на узкий обвод высыпала швартовая команда во главе с помощником.
      Через несколько минут красно-белый, размером с пивную бочку буй, был ловко подцеплен отпорным крюком за рым*, дружными усилиями поднят на надстройку и намертво принайтован  к палубе впереди рубки.
      Когда последний из швартовщиков, тяжело сопя исчез в корпусе, откуда-то из-за горизонта появилась стремительно нарастающая точка, и через минуту низко над крейсером завывая пронесся «Орион».
      - Срочное погружение! - проорал с мостика командир, потом звякнула кремальера входного люка, и корабль быстро  стал уходить под воду.
      Спустя час, когда врубив полный ход он находился  в паре десятков миль от места умыкания буя и на лодке объявили «готовность два», в центральном возник довольный начальник РТС*.
       - Алексей Иванович, - заговорщицки  наклонился он к командиру, - пилот «Ориона» открытым текстом орал в эфир что бы мы вернули   буй.
      - По русски, что ли? - поудобнее устраиваясь в кресле, поинтересовался командир.
      - Да нет, по-английски.
      - Будем считать, что мы его не поняли, - последовал ответ.
      А спустя двое суток, удрученный капитан 1 ранга сидел в кабинете начальника особого отдела флотилии и писал   очередное объяснение.
      Первое, после учиненного разноса, он накропал  у командующего, который все это время  нервно дефилировал по своему адмиральскому салону и решал, какую кару учинить нарушителю штабных инструкций.
      Тем более что случай был из рук вон выходящий, и о нем предстояло докладывать на самый верх. А там сидел грозный Главком ВМФ Сергей Георгиевич Горшков, отличавшийся весьма крутым нравом и непредсказуемостью.
      От возможных последствий командующего бросало то в жар то в холод, но делать было нечего, и еще раз на прощание наорав  на нарушителя, он снял трубку «вч»*.
      Как и следовало ожидать, через неделю из Москвы в базу нагрянула высокая комиссия, занявшаяся расследованием по факту произошедшего.
      Помимо военных, в нее входили представители оборонной промышленности и мнения высоких чинов разделились.
      Первые предлагали примерно наказать командира, грубейшим образом нарушившего  инструкции Главного морского штаба, а вторые - поощрить, ибо доставленный им радиолокационный буй оказался бесценным для  отечественной оборонки, весьма отставшей от Запада в вопросах электроники.
      После длительных дебатов  комиссия приняла аппиево решение.
      За нарушение ведомственной инструкции командира крейсера примерно наказать, объявив ему строгий выговор, а за проявленную инициативу   поощрить, сняв это взыскание.
      Вслед за этим, отдав должное флотскому гостеприимству, высокая комиссия убыла восвояси, и все остались при своих интересах.
      Даже захваченный натовский буй.
      Его торжественно поместили на один из учебных   циклов, снабдив соответствующими техническими пояснениями.
      Правда, без электронной начинки.
      Ее ученые мужи увезли с собой, для последующего изучения и внедрения в отечественные военные разработки.