Новелла
перевод с литовского
А. Рамонасу
К тому дню я готовился заранее, почти два месяца, так как обязательно должен был найти его могилу. Позвонил знакомому покойного, который флегматично изрёк, что знает место и, когда я приеду, обязательно его покажет. Однако в голове никак не укладывалось, почему этого человека не стало: вот только что был, недавно разговаривали, и вдруг - ничего... Поэтому я и отправился на кладбище, но того флегматичного приятеля не застал дома.
Я оказался совершенно один посреди незнакомых улиц и улочек. Вскоре медленно пошёл снег, и эта снежная белизна выглядела особенно яркой на тёмной мостовой старого города, на потрескавшихся, почерневших стенах и крышах. Если бы не редкие прохожие, у которых я изредка спрашивал дорогу к старому кладбищу, и не их современные одеяния, то можно было невольно усомниться, не попал ли я в начало девятнадцатого века, когда люди ещё любили слушать Шопена и Моцарта. Ведь было же в печати описано несколько уникальных случаев, как люди, гуляя по Версальскому парку, неожиданно попадали в восемнадцатый век.
Завидев впереди медленно шагавшего бородатого мужчину с большой папкой под мышкой, я сразу же счёл его художником. Может, местный? Может, знает все закоулки? Нет, не знаю, улыбнулся он. А может... вы даже не хотите о том кладбище слышать, потому что так жить спокойнее, снова спросил я и глубоко вздохнул. Правда, не знаю, повторил тот и побрёл своей дорогой. Не верится, что не знает, подумал я. Потом, заметив скромную вывеску "Книжный магазин", отворил узкую дверь.
В небольшом помещении, напоминавшем каморку, снизу доверху набитом книгами, сидела женщина неопределённого возраста в очках и вязала носок. Я осмотрел тонущие в сумраке книги в надежде найти что-нибудь новое, однако ничего не выбрал, и при повторном взгляде на вяжущую женщину мне стало её жаль. Не только её - этого забытого, будто никому не нужного магазинчика с хорошими книгами тоже стало жалко. Поэтому я поспешно простился и закрыл за собой дверь и только потом опомнился, что надо было спросить, где находится кладбище.
А на дворе всё ещё шёл снег, на улочках виднелось множество следов ног, но людей не было видно. От странности этой картины кружилась голова: мне казалось, что вижу самый прекрасный сон в своей жизни, а может, передо мной самое настоящее зимнее видение, хотя сердце моё в тот миг не радовалось: ведь я ещё должен был найти могилу покойного; покойного, которого я хорошо знал и вместе с тем не всегда понимал - ведь тихие, замкнутые люди таинственны и часто очень чувствительны. Какие запущенные улочки, какие мрачные дома и выцветшие вывески, удивлялся я, стараясь отогнать усталость: давно отвык от долгих хождений, да и годы уже не те, что раньше. Но что поделать...
Вдруг из подворотни появился юноша в яркой одежде, и я поспешил обратиться к нему с вопросом. Он махнул рукой налево и, уходя, добавил, что старое кладбище знают все. Значит, люди, встреченные мной раньше, лгали, решил я, и сразу же повернул налево, где вдали виднелись высокие и старые деревья. Чем яснее я видел их, тем сильнее билось сердце - то ли от усталости, то ли от волнения. Затем я посмотрел на часы. Снег перестал. Воздух казался по-деревенски чистым, однако вдали был слышен гулкий шум города, столь непривычный для моего слуха. Ну, наконец-то, облегчённо вздохнул я, завидев впечатляющие кладбищенские ворота, осталось совсем немного, всего несколько шагов.
Я оказался перед лесом из крестов и всё пытался высмотреть новый, в правой строне. Но не видел, так как его загораживали цементные широкие и высокие памятники, металлические обелиски, кресты и даже стволы деревьев. Поэтому я свернул по тропинке сначала в одну сторону, потом в другую, но всё напрасно. Я страшно расстроился. Неужели придётся вернуться ни с чем, хотя проделал такую долгую и утомительную дорогу? Может, крест засыпало снегом?.. Нет, буду искать до тех пор, пока не найду, хоть до вечера, уныло подумал я и, обернувшись, в двадцати метрах от себя заметил идущую навстречу женщину, словно выросшую из-под земли. Может, знаете, где тут похоронен?.. Не розумем по литевску, решительно отрубила она, словно была служащей таможни, а литовский - это язык зулусов, который знают только зулусы. Что ж, я не рассердился на неё, только на своём плохом польском объяснил, чего хочу, а женщина в свою очередь удивилась, почему такого человека похоронили здесь, на старом кладбище. Но я только пожал плечами. Вскоре мы оба остановились: пришли на место. Кивнув и поблагодарив по-литовски и по-польски, я стал искать спички и свечу, копаясь в дорожной сумке. Тем временем незнакомка умудрилась исчезнуть, словно я её и не встречал. Лишь позже я понял, почему этот эпизод выглядел несколько мистически: в полдень встретить человека на старом кладбище почти невозможно, и мне фантастически повезло - будто сам умерший ждал этого свидания.
Свечу удалось зажеч сразу же, потому что ветра не было, однако она не хотела стоять. Клонилась во все стороны, а я, присев на цементный бордюр соседней могилы, пытался сосредоточиться, но до ушей постоянно доходил шум большого города, похожий на рёв грозного зверя, железобетонные внутренности которого вечно урчат от голода. Он выл, рычал, гремел, казался опасным и даже таинственным. Ведь покойного, откровенно говоря, ранило именно это чудовище - город, взращенный самими людьми, и хоть они ругали его последними словами, но не могли без него жить.
Время, казалось, совершенно исчезло: представлялось, что всегда находились здесь и эти высокие деревья, и могильные облупленные памятники с польскими фамилиями, хотя встречались и литовские надписи. А вот заснеженный крест моего умершего знакомого, казалось, по ошибке попал меж ними. Может, здесь лежит не мой знакомый, а его двойник или совершенно посторонний человек? Возможно, я ошибаюсь, как ошибается любой из нас. Однако выбитые большими буквами на металлической табличке имя и фамилия уверяли, что сомневаться не стоит: здесь, под толстым слоем земли, действительно обрёл покой молодой мужчина, который читал книги на английском, польском, немецком и других языках, в его жилах текла "голубая кровь" и вообще он был человек не от мира сего - безразличный к бытовым мелочам и сплетням. А тот большой и сташный зверь, который всё ревел за кладбищенской оградой, и впрямь его не пожалел. Зверь он и есть зверь. Он полон коварства.
Неожиданно и моя, и чужие жизни показались мне ничтожными, словно были достойны сожаления пародиями. Подняв глаза, среди могильных крестов я увидел большие старинные зеркала - а в них унылые и глупые наши дни, ещё более глупые разговоры, дела, проекты, обещания, желания... Неужели для этого мы живём?.. __________ Потом на зеркала, на серые и тёмные кресты стали медленно падать большие хлопья снега, и, когда зеркала совсем исчезли, я осознал, что пора покинуть кладбище, поскольку жёлтый солнечный диск совсем померк. Приближался вечер. Не спеша я двинулся мимо впечатляющих надгробий, мимо высоких деревьев, покрытых снегом, к тем самым кладбищенским воротам, на которые ещё раз оглянулся, когда вышел, потому что они действительно были красивые, словно вырезанные из белой бумаги. Однако, бредя по улицам старого города и заглядывая в окна встречных домов, в каждом из них я видел крест на могиле моего знакомого и не мог взять в толк, что всё это значит... Может, спустя столетие от этого старого города ничего не останется, потому что наши люди...
Ещё успел увидеть дверь маленького, всеми забытого книжного магазинчика с поблекшей вывеской, убегающих в проулок озорных мальчишек, которые гнались за бродячим котом. Потом, остановив такси, сел рядом с водителем и попросил отвезти меня в уютное место, где можно спокойно выпить и закусить, так как нужно было израсходовать последние деньги и почтить память покойного, выпив рюмку. Так я и сделал, однако рюмка вышла не одна. Когда я поднял усталую голову - в углу зала... честное слово, не вру! там сидел сам покойный А. Оцепенев от удивления или от страха, я не смел даже шевельнуться. Потом А медленно встал и, не дойдя до двери, исчез, точнее, растаял в сумраке кафе старого города.