В нашем регионе мы не были избалованы обилием красочных птичек. Но детство мое связано с красивейшей птицей – щегол.
Закончились самые продолжительные и в то же время такие короткие летние каникулы. Прошло счастливое беззаботное лето. По небу поплыли тяжелые низкие тучи. Зачастили дожди. Новые книги, покрашенные парты, запах школы… Птички собираются лететь на юг. На огороде убрана самая поздняя культура – кукуруза. Идет подготовка почвы к зиме. Для того, чтобы огород вспахать, необходимо собрать все остатки растительности. Это ботва, кочерыжки от бахчевых, тыквы, кукурузы, помидор, баклажан и т.д. В общем, всё, что осталось на огороде – всё это собирается в большие кучи и сжигается. Вот здесь мы, детишки вовсю помогаем родителям. Во-первых, нам это интересно. Ведь это заканчивается огромными кострами со специфическим вкусным запахом и теплом. Во-вторых, мы спешим убрать из огорода всё то, что нам мешает заниматься ловлей птиц. Ведь на дворе осень. Птицы уже сбиваются в стаи и пробуют крылья. Проносятся стаями над деревней. Но нас интересуют немногие; мы ловим только щеглов, дубоносов, чижиков, синиц. Конечно, синицы это одно расстройство. В какую бы клетку её не поместил, все равно выберется и улетит. Такие уж они миниатюрные, не смотря на то, что пушистые очень. Да и проку от них: трещат, пищат. Только что ярким своим сине-белым оперением привлекают к себе внимание. Чиж – это тоже маленькая серо-зеленая птичка. Если её держать одну или скажем вместе со щеглом, то она будет очень красиво петь. Дубонос – этот вообще крепкая и крупная птица. Поет не очень привлекательно. Но ловили и его, потому что летала в нашем небесном пространстве. Но вот щегол! Это да. Это красавец. Особенно самец. И пение соответствует его красоте. Однако надо его еще поймать. Вот огород мы и использовали в качестве полигона для ловли птиц.
Мелкая капроновая сеть с размером очка примерно сантиметр. Но бывали и покрупнее. Вырезаем кусок размерами с полметра на метр. По периметру через несколько очков протягиваем тонкую капроновую веревку. Стягиваем её так, чтобы получился прямоугольник с размерами примерно семьдесят на сорок сантиметров. Веревку завязываем в узел. С противоположных сторон привязываем два деревянных колышка длиной по сорок сантиметров. К концам колышков привязываем опять же веревки. Снизу два одинаковых конца сантиметров по тридцать. Сверху – один конец метра полтора. К другим концам веревок привязываем металлические колышки. Если разложить это изделие на земле, растянуть короткие концы веревок и вбить металлические колышки в землю, а верхний – по диагонали расположить так, чтобы он был примерно на линии коротких колышков и вбить его тоже в землю, то получится устройство для ловли птиц. Мы называли это «крылка». Для того чтобы она сработала, нужно привязать к другому свободному концу деревянного колышка длинную веревку и протянуть её в укрытие. Все это хозяйство расположено в середине огорода. Конец веревки – в укрытии. Если дернуть за веревку, сетка резко перевернется на другую сторону и накроет все, что находится в рабочей зоне. В этой рабочей зоне обычно располагается кустик из маленьких сухих шляпок подсолнухов, конопли (раньше она росла между соседними огородами), стебли с семенами репейника. Все эти птицы обожают подсолнечные семечки, семена репейника, конопли (мы раньше не могли даже предположить, что они такие наркоманы). А под кустом еще и рассыпаны семечки. Ешь, не хочу! Вокруг сетки устанавливали подсолнухи со шляпками, но без семечек. Сухие деревца, чтобы всё соответствовало окружающей обстановке.
Но вот беда. Птицы летят высоко и приманку нашу не замечают. А то еще бывало, рассядутся на кустарниках репейника и конопли между огородами и выбирают из плодов семена. Время перелета только начинается. Птиц еще мало. А мы уже ждем. В школе только и мысли о том, чтобы поскорее домой, да посидеть в засаде, пока не стемнело. Авось поймаю кого-нибудь. А в выходной день с самого утра дежурим. Что мы только не предпринимали с соседом Юрой. Есть такой метод приманки – сжать губы, приставить к ним указательный палец и сильно втягивая в себя воздух, быстро водить палец по губам влево и вправо. Получается звук похожий на пение щегла. Иногда стайка щеглов, пролетая на высоте двадцать-тридцать метров, услышав это «пение», начинала кружить над нами. Были и другие методы. Юра был на год моложе и голос у него свободно переходил в писк. Он прятался в кустах и в нужный момент начинал свои выкрутасы с помощью голосовых связок. Много было попыток, много мы испробовали способов приманки. Но не помню, чтобы это принесло пользу. Только живой экземпляр птицы мог подействовать на пролетающую стаю. Уж так бедная птичка пела, уж так звала из неволи своих сородичей, что почти всегда они снижались, делали пару кругов и рассаживались на стоящие рядом деревца и подсолнухи. А там ещё нужно было ждать, чтобы они решили перекусить с дороги. Здесь уже можно надеяться, что кто-то из птиц соскочит под куст и начнет клевать семечки. Это скажу я вам настоящая охота. Сидишь, затаив дыхание. Сердце стучит так, что туловище входит в резонанс с этим органом, и ты уже раскачиваешься в такт сердечных сокращений.
Конечно, не все так начинали сезон. Некоторые ехали в город и покупали щегла на рынке. Скажем за четыре – пять рублей. Это залог того, что дома он непременно поймает птиц. Затем будет их продавать в деревне. Вначале по рублю, потом по пятьдесят копеек, по тридцать. А там уж и спрос пройдет, потому что птицы летит много и у всех уже имеется манок. Но для этого нужно еще попасть в город. В нашем возрасте мы без родителей туда не ездили. Да и не каждый родитель такие деньги на птицу истратит. В общем, первому поймать птицу в деревне (конечно, прежде всего, это касалось щегла) было равносильно совершить подвиг. Все знали что, к примеру, у Сережи Бондаренко (в деревне все знают друг друга), уже есть щегол. И ходили на переговоры по вопросу приобретения за деньги или взять в залог, или даже обменять на «крылку». Мы не знали, что это уже был бизнес.
И вот одна птичка камнем упала под кустик. Вот оно счастье, вот она – удача. Но что-то удерживает от рывка. «Подожду, пока еще пара птичек спустятся». Секунда, вторая, жду. Птицы беззаботно щебечут, но не спешат принимать предложенный корм.
- Дергай, – шипит Юра.
- Та щас, – шепотом отвечаю я. И тут…. О горе! Всё пропало! Птиц испугали.
- Юрка, - кричит старшая сестра моего друга из дома напротив, - иди домой, мама кушать зовет.
Конечно, вся стая вспорхнула и тут уж наш манок, хоть заливайся как соловей, они уже не возвратятся.
- Эх, надо было дергать веревку. Хоть одну бы поймали, с сожалением говорит Юра.
- Да ну её, сестру твою! Разоралась, - чуть не плача говорю в ответ.
Ну что теперь делать. Ждем следующий прилет. Много таких случаев. Попадали и несколько птиц за один раз в нашу сеть. И по одной ловили. Были и неприятные случаи. Птица, заметив движение, взлетала, но её настигала деревянная чурка нашей снасти и птица погибала. Случалось, что и за нашим манком кошка охотилась. Уж так она вокруг клетки скакала, что клетка переворачивалась. Представляю, какой стресс получала птица. Я однажды такую кошку поймал на месте преступления. Она увлеклась охотой и не заметила моего приближения. Ухватил, за что попало. Пока размахивался, чтобы бросить её подальше, успела меня цапнуть за палец. Была сильная боль и долго не спадала опухоль.
Но вот наступила стабильность. Щеглы пошли полным ходом. Манки в двух – трех клетках «работают» в полную силу. Теперь можно из имеющихся птиц выбирать на продажу, обмен и непременно одного для себя, чтобы оставить на зиму. Самая красивая птица, как правило – самец, остается в клетке одна. Если оставить пару, им будет веселей. Они круглый день будут о чем-то щебетать. Возможно, к весне появятся яйца. Но мы ведь были жестокими, как теперь мне кажется с теперешнего взрослого мировоззрения. Только когда птица в неволе в единственном числе, только тогда она поет так, что заслушаешься. Нам не было дела до того, что птица осталась одна на весь мир вдалеке от своих пернатых сородичей. Одна среди незнакомых огромных бескрылых существ, на которых она иногда смотрела со своего высокого полета и не обращала внимания. Теперь многие возможно с сожалением вспоминают о том, что птица всю зиму жила у них в доме. Что кроме семечек подсолнечника, хлебных крошек ее можно было кормить более разнообразным кормом. Но время вспять не повернешь.
И вот наступила поздняя осень, уже выпал первый снег. Щегол вначале беспорядочно прыгал по клетке, натыкаясь на проволоку. Со временем привык и стал ощущать границы своего пространства. Начал иногда произносить какие-то звуки. Однажды за окном какой-то шум показался ему знакомым, и он запел. Со временем стал петь чаще. Начал ухаживать за своими перышками. Сидит и чистит их клювом. Когда пришла зима, и дом стал закрываться на несколько дверей; коридор там, веранда, я впервые открыл дверцу клетки. Прошел день, а щегол так и не вылетел. На второй день он несколько раз садился на порог дверцы и возвращался обратно. У меня воскресение, я сегодня дома и терпеливо жду. Наконец он прыгнул на дверцу. Он рядом с клеткой. Он как бы на воле. Но воля эта непонятно как ограничена. Вокруг стены. Теперь можно прыгнуть на крышу клетки. Посидел там несколько минут. Но хочется ведь после долгого заточения расправить крылья, почувствовать настоящий полет. Перелетел на занавеску над окном. Получилось. Вернулся к клетке. Попрыгал на ней. Опять полетел по комнате. Вернулся. Так полеты продолжались целый день. Но в клетку щегол не вернулся. Предпочел спать наверху. Вечером я выключил свет, поймал и посадил его в клетку. На следующий день после школы опять та же история. Через несколько дней щегол стал сам возвращаться в свое жилище. Со временем он стал летать и в другие комнаты. Изучил весь дом. К марту он мог петь так, что заслушаешься. А когда слышал что-либо подобное своему пению, то это была настоящая песня. Несколько колен, с переливами и различными оттенками.
Однажды я играл на баяне и услышал его подпевание. Оказывается, ему было приятно петь под музыку. Эту песню я и сейчас помню, но не могу изобразить или описать. Так щеглы поют, казалось мне, только в неволе.
Но пришла весна. Опять по небу стали пролетать стайки птиц. Весной мы их не ловили. Я стал выносить клетку на улицу. Эх, как он пел, когда такие же птицы, как и он проносились на воле над нашим домом. Часто птицы садились на соседние деревья. Иногда приближались к клетке. Они наверно спрашивали: «какой идиот тебя туда заключил?». Но птицы улетали, а мой щегол оставался в заключении. Это был почему-то единственный случай, когда я продержал у себя птицу до весны. Обычно выпускал их на волю перед началом зимы. А тут весна уже пришла, а он еще меня ублажал, да и всю семью своими песнями.
Однако всему приходит конец. Мне жалко было щегла, томящегося в клетке, в то время когда рядом живут, летают, поют на свободе такие же птицы. Однажды я открыл дверцу. Теперь мне не надо было ждать, когда он вылетит. У меня весенние каникулы, можно наблюдать. Щегол выскочил на дверь, потом наверх клетки и начал просто петь. Никуда не улетел, а запел. Но через некоторое время исчез. Не успел я отвернуться, а его уже нет. Прошел день, наступил вечер. Клетку я не убирал. В глубине души что-то меня удерживало от этого. А вдруг вернется.
И что же вы думаете? Вечером я увидел его в клетке. Ай да молодец! Вот уж молодец! Я занес клетку на открытую веранду и повесил под верхней перекладиной, чтобы кошка, если позарится на дичь, не смогла достать. Утром я опять вынес и повесил клетку на внешнюю стену коридора, открыл дверцу и стал ждать. А ждать не надо. Щегол молниеносно вылетел, даже не побоялся меня. Опять сел на клетку и запел. Потом также улетел в неизвестном направлении. К вечеру, а иногда и среди дня он прилетал обедать. Иногда на дереве сидели его приятели. Видимо он их пригласил на пикник, но в чужой двор они не рискнули залететь. Так продолжалось несколько дней. Вечером клетку вместе с птицей я помещал на веранду, утром выносил во двор.
Мои каникулы закончились. Но я не мог запирать птицу после того, как она познала вкус свободы. И однажды к концу дня я не обнаружил в клетке своего питомца. Проверил ночью, сидит голубчик! Прилетел уже затемно. Помнит свой дом. Потом стал ночевать почему-то не в клетке, а на ее крыше. Ночью я его брал рукой и сажал в клетку на палочку. Утром опять он улетал. Конечно, это не могло бесконечно так продолжаться . Прилетал он уже с девушкой. Видимо собирался создавать семью. Ну не в клетке же её создавать. Еще несколько дней он ночевал на клетке. Я уже ему не мешал. Потом он исчез, очевидно навсегда.
Прилетали еще щеглы. Иногда пара, стайка, прилетал и один, но узнать в них своего питомца было невозможно. Они ведь линяют, меняют окраску. Он, несомненно, меня узнал, я ведь не линяю. А я при всем своем желании не мог определить, кто из них мой друг. Но когда на деревья в нашем дворе садились щеглы, я был уверен, что он рядом.