Хмурое утро или Враг кооператоров

         
(Из цикла "Правдивые истории")

Ноябрь 1989-го. Москва. Станция Ржевская. Шесть утра. Я еду на работу. Погода мерзкая, настроение мерзкое, привкус во рту… тоже мерзкий. Без подробностей. Я еще молод и до настоящего похмелья не дорос, но вчерашняя вечеринка ощущается во всем организме. Поеживаюсь то ли от утреннего морозца, то ли от пьяного недосыпа. А может, и от того, и от другого. С мыслью о том, что за все, а уж тем более за удовольствие, нужно платить, встречаю подползающую электричку. Встречаю — это более интенсивно переминаюсь с ноги на ногу и пытаюсь угадать, правильное ли место на платформе я занимаю по отношению к подъезжающим дверям. Захожу в тамбур. Ехать мне одну остановку, а значит, гнездиться в вагоне нет никакого смысла. В тамбуре ничуть не теплее, чем на улице, и с будуна очень хорошо философствуется. Размышляю о маятнике. Насколько вчера было хорошо — настолько сегодня плохо. Стало быть, все в природе гармонично. Умно, но не утешает. Закуриваю. Во рту становится не просто мерзко, а мерзопакостно. Замечаю в углу большое пластиковое ведро для пищевых отходов. Грязное и мерзкое, как все вокруг этим утром, а стало быть, находящееся в полной гармонии с окружающим миром. Ведро полное. И сверху в него еще понапихано какой-то промасленной оберточной бумаги. Ну, моему бычку место найдется. Гордясь собой (не на пол сорю), плюю над ведром на окурок. Окурок гаснет. И, опять гордясь собой (мусор не загорится), отправляю мокрый от слюны окурок в бачок, в самые недра мятой бумаги.  То, что происходит потом, описывать сложно. По степени произведенного эффекта это похоже на взрыв ассенизационной цистерны. Да еще именно в тот момент, как если бы она проезжала в метре от меня. Раздвижные двери, которые отделяют тамбур от остального вагона, даже не раскрылись и не распахнулись. Они разлетелись в разные стороны с жутким скрипом и стуком. В тамбур врывается тетка неопределенного возраста и… чуть было не сказал: «пола». Тамбур наполняется криком и нелестными эпитетами в мой адрес. Визг стоит такой, что закладывает уши. А эпитеты таковы, что даже я краснею, представляя, как они выглядели бы в жизни. Я отвечаю робко и невпопад. Тетка: Ты куда, морда, плюешь?.. Дальше сплошь идут трудно выговариваемые эпитеты. Я: В бак мусорный. Тетка (начало): Ах ты... — сплошные невыговариваемые эпитеты. Я: Я? Тетка (продолжение): Где ты… — опять невыговариваемые эпитеты, — бак мусорный увидал? — трудно выговариваемые эпитеты. — Какой мудак будет в электричках баки мусорные устанавливать?! — совсем невыговариваемые эпитеты. Я: Вот же… Тетка: Я, бл… — окончательно невыговариваемые эпитеты. — Пирожки кооперативные везу продавать на рынок! Далее водопад эпитетов, метафор и сравнений. И все в мой адрес. Слава Богу, поезд начинает тормозить. Моя станция. Я пулей вылетаю из тамбура на вольный морозный воздух. Подальше от сумасшедшей тетки и неправильных мусорных баков. Вдогонку летят обрывки ругательств и комок засаленной бумаги. Быстро шагаю (почти бегу) в сторону лестницы. Про маятник и гармонию больше не философствуется. Мне и мерзко, и в то же время радостно, что ушел невредимым от этой фурии. Осознаю, что день не задался с утра.
В обед вспоминаю утреннюю электричку, и меня скручивает от смеха. Представил себя на месте этой тетки: сижу в вагоне, а в тамбуре стоят замаскированные (не стибрит никто) пирожки. И вдруг над ними склоняется какая-то мерзкая рожа. Плюет туда (прицельно), потом что-то бросает, потом… плюет повторно! А мне еще нужно добежать по проходу, а ведь его (рожу) уже не остановить, и вредительство пресечь я не успею! Только выговориться…
13 ноября 2011