Я протиснулся в кабинет ректора и вытянулся по стойке «смирно», преданно тараща глаза на руководство.
- Явился! – хмыкнул Квинт Гортензий, бывший командир первой центурии первой когорты тяжелых пехотинцев – принципов. Натуральный римлянин, носатый и спесивый, Квинт твердо знал одно: в этой жизни служба превыше всего. Каким образом ректор вытащил его из легендарного Шестого Железного легиона, оставалось страшной тайной. Но порядки римской армии Квинт принес с собой в Академию. Инструктор по боевой подготовке из римлянина получился великолепный, но его солдатская непосредственность зачастую доводила до курьезов.
- Ну что? – грозно сдвинул брови центурион. – Зачет сдал? Как сам оцениваешь результат?
Я молчал. Прозвище свое Квинт Гортензий заработал после того, как однажды вломился с докладом к ректору, причем в тот самый момент, когда маршал Рото Бурикан увлеченно исследовал прелести очередной кандидатки на место своей секретарши. Перепуганная девица в весьма соблазнительном неглиже с визгом вылетела из кабинета, а центурион невозмутимо изложил маршалу текущие вопросы. История вмиг облетела всю Академию, и с легкой руки языкатых студентов, к новому преподавателю намертво приклеилось прозвище «Коитус Интеррупс», что в примерном переводе с латыни звучало как «прерванное соитие».
Впервые услышав эту историю, я сделал вывод, что с центурионом лучше вообще не спорить. Время показало, что я был прав. Переубедить в чем-то Интера официально считалось невозможным. К счастью, должность инструктора оставляла Квинту не так много возможностей для реализации его грандиозных замыслов, а начальство на многое закрывало глаза, прекрасно зная о недостатках своего сотрудника.
Но сейчас ситуация осложнялась тем, что Интер явно успел обсудить с ректором мой бесславный вылет. Решения же маршала в Академии считались последней инстанцией, и обжалованию не подлежали.
- Итак, что мы имеем, - начал загибать пальцы инструктор. – Бездарная планировка операции – раз, недопустимый контакт с аборигенами – два, демонстрация вещей и приспособлений, не могущих существовать в данном Отражении – это три. Каждое из таких нарушений предусматривает наложение дисциплинарного взыскания высокой тяжести, а в сумме они предполагают исключение. Есть, что сказать, курсант?
- Так точно! – отрапортовал я.
Интер от такой наглости потерял дар речи, и только беззвучно раскрыл рот. Маршал поднял заинтересованный взгляд.
- Вот как? Что ж, молодой человек, излагайте, я вас внимательно слушаю.
- Осмелюсь доложить, господин маршал, - отчеканил я. – Исходя из заданных тактических условий, выбранный вариант маскировки был признан мной одним из наиболее оптимальных. Сразу по возвращению я загрузил данные в программу тактического и стратегического анализа, и компьютер подтвердил правильность выбора.
Я блефовал, как заправский картежник. Задание на расчет оптимальности действительно проверял компьютер, вот только делал он это до моего вылета, а не после. Вообще, такое применение спецпрограмм приравнивалось к использованию шпаргалки и каралось нещадно. К счастью, большинство студентов были намного лучше руководства Академии знакомы с информационными технологиями. Диски с пакетом взломанного софта попадали в руки абитуриентов еще до конца вступительных испытаний. Но доказать этого Интер не сможет, а официальный расчетчик подтвердит время запроса.
- Ну что ж, допустим, - наклонил голову ректор. – Что еще?
- Захват объекта был произведен, несмотря на внезапное изменение оперативной обстановки, - бодро доложил я. – До окончания срока сдачи зачета еще оставалось время. Это зафиксировано блоком наблюдения, вы легко можете проверить мои слова.
- Зачет ты сдал, - вынужден был согласиться Интер. – Хоть и уложился в самый край. Оставшееся время – пятнадцать минут. Но вот общая статистика практических занятий…
- А что с ней? – поднял бровь ректор.
- Данные крайне противоречивы, - нейтральным голосом произнес центурион. – Если судить по выполнению основной задачи, то в большинстве случаев Волков справляется. Но при этом в ходе операции зачастую позволяет себе безответственные действия, нередко идущие вразрез с утвержденными планами…
Я поморщился. Интер никак не мог простить нам со Скарамуочче полугодичной давности визит на Землю-17. В тот раз Носатый уговорил меня на каникулах посетить знаменитый венецианский Карнавал. Дескать, натуральное вино, веселые девушки, вечерние прогулки по каналам…
Я, естественно, согласился, и мы ломанулись в Венецию. А когда отшумели праздники, мы решили задержаться на денек… и тут же вляпались в историю, причем исключительно по собственной глупости. Нам настолько понравились маски, вручную расписанные золотом и серебром, что мы не захотели с ними расставаться, хотя Скарамуочче смутно припомнил, что вроде были какие-то правила относительно ношения масок. Ну, не посадят же нас в тюрьму, решили мы.
В действительности все оказалось гораздо серьезней. Именно тюрьма, сроком на два года и ждала гуляк, заявившихся в масках в собор поглазеть на мессу. Онемевшие горожане таращились на парочку наглецов, которые, наплевав на прямой указ дожа, скрыли лица в непраздничный день, да еще и слонялись в таком виде по собору святого Марка, вполголоса обсуждая древние фрески. К счастью, вовремя появившиеся стражники положили конец святотатству, иначе пастор точно заработал бы сердечный принцип.
Тюрьма нас отрезвила. Сырые каменные стены, гнилая солома вместо матрасов, а в меню – омерзительное варево, пробовать которое отказывались даже снующие повсюду крысы. Из этого санатория нам удалось вырваться на вторую неделю, удачно выдав себя за учеников лекаря. Начальник тюрьмы маялся зубной болью, и в обмен на обещание избавить его от этой напасти, охотно закрыл глаза на такую малость, как просьбу доставить из гостиницы наши вещи. К счастью, хозяин постоялого двора оказался честным человеком и не распотрошил багаж арестованных постояльцев. Представляю, как бы он удивился, наткнувшись на наши документы и блоки переноса.
Ушли мы без лишних эффектов, но к началу занятий все-таки опоздали, что дало Интеру повод обвинить нас в самом страшном из смертных грехов – нарушении дисциплины. Судя по всему, центурион той выходки так и не забыл.
- Интересная складывается ситуация, - покачал головой Рото Бурикан. – С одной стороны, наш студент более – менее справляется с учебной нагрузкой, с другой - его куратор недоволен применяемыми методами. Момент, что ни говори, спорный…
От этих слов центуриона перекосило. Я понял, что Интер уже предлагал свой путь решения проблемы и понадеялся, что маршал его все-таки отверг. Способы исправления успеваемости подчиненных Квинт Гортензий вынес из прославленного Шестого Железного, и начинались они с десяти палочных ударов.
- Да, не скрою, - ректор перехватил мой взгляд. – Некоторые из преподавателей предлагали просто отчислить тебя за общую неуспеваемость, но… скажем так, я хочу дать тебе еще один шанс. В общем, не буду тебя долго задерживать, - ректор выложил на стол стандартную папку с гербом Академии – вставшим на дыбы единорогом. – Вот твое направление. Здесь все необходимые документы и справочная информация по твоему Отражению. Спецификация, как вы это называете. Срок практики – два месяца, о чем все уже давно знают. Задание стандартное – мониторинг текущей ситуации, описание уникальных случаев, если попадутся. Время отбытия – завтрашний день. Есть вопросы, Ярослав?
Я обреченно вздохнул и потянулся к папке со спецификацией.
- И еще, курсант, - скучающим голосом сказал Интер. – Я хочу, чтобы ты знал – терпение деканата на исходе. Если комиссия поставит тебе меньше четырех баллов, я лично подниму вопрос о твоем отчислении.
В кабинете повисла напряженная тишина, разбавляемая только доносившимся из приемной щелканьем клавиатуры. Ситуация плохая, как ни крути. Неизвестно, к чему придерется комиссия. Могут припомнить мне все прошлые выходки и просто из вредности поставить тройку. И уговорить не получится – обсуждения проходят за закрытыми дверями, состав комиссии определяет жребий. Но выбора у меня, похоже, нет.
Я издевательски приложил к сердцу сжатый кулак. – Аве! Мортис… как там дальше?
- Аве Цезарь! Моритурус те салютант. – отмахнулся бывший центурион Квинт Гортензий. – Мог бы выучить хотя бы расхожие фразы, прежде чем коверкать язык.
Спортзал Академии был забит, несмотря на то, что до начала турнира еще оставалось время. Студенты младших курсов и остальные непривилегированные зрители оккупировали галерку, преподаватели занимали места на отдельной трибуне, а старшекурсникам и членам команд участников оставались почетные кресла в первых рядах.
- Ну, устраивайся, - хлопнул меня по плечу Скарамуочче. – А я пошел компенсаторник заверять.
По традиции, участники турнира могли использовать только стандартные настройки «Пигмалионов». Перед началом боев костюмы строго проверялись жюри.
Я углядел свободные кресла в первом ряду, не иначе, как для нас оставили, и пошел захватывать места. Рядом с нами развалился белокурый здоровяк Дитрих фон Доннерштайн, тут же стиснувший мою ладонь необъятной лапищей.
- Пусти, фашист! – проворчал я, пытаясь вырваться.
- Рад тебя видеть, Йарик, - задушевно сообщил Дитрих, превративший «Пигмалион» в обтягивающий черный костюм, подчеркивающий развитые мышцы. – Очень жаль, что ты не принимать участие. Я с удовольствием воевать с тобой!
- Да вроде было уже что-то такое в моем Отражении, - огрызнулся я, делать мне нечего, лезть на ринг с таким бугаем.
- Йарослаф, я же из спортивного интереса, - обиделся Дитрих, любовно поглаживая зачехленный двуручник.
Нет, этот акцент неистребим. Однажды я показал фон Доннерштайну кино с великим Арнольдом, где тот подобным образом коверкал слова, так Дитрих еще неделю считал, что я его разыгрываю, и в фильме снимался обитатель соседней области его великого фатерлянда, а не австриец.
- Давай лучше по – спортивному на симуляторе мантикоры, - злорадно предложил я. – Или на боевом пилотировании.
Дитрих только развел руками. Я знал куда бить, здоровяк с момента зачисления в Академию мистическим образом цепенел, оказавшись один на один с приборами любой сложности. Потому и выпускаться нацелился в средневековые Отражения, где техника еще не успела занять лидирующие позиции.
Прозвенел гонг и одновременно появился взбудораженный Скарамучче.
- Ты представляешь, - заговорщицки шепнул он, плюхнувшись в кресло, - Я среди первокурсниц, таких девочек раскопал! И где раньше были мои глаза? Теперь я просто обязан выиграть. О, привет, Дитрих! Извини, друг, я тебя подвину. Ты не обижайся, я с тобой поделюсь!
Фон Доннерштайн расхохотался и распустил тесемки на чехле двуручного меча.
-Ты всегда иметь щедрый душа! Я тоже обещаю, что поделюсь, когда стану чемпионом.
- Не в этот раз, дружище, не в этот раз, - отмахнулся Скарамуочче, изучая гомонивших зрителей.
Квалификационный тур обошелся без сюрпризов. В основном, старались новички, спорили за места в четвертьфинале. Отличился только незнакомый мне парень восточной наружности, расправившийся с противником буквально за несколько ударов. В следующем круге сходились уже победители квалификации, и дело пошло интереснее. Скарамуочче с рапирой в руках не сражался, он творил, вдохновенный, как художник. Продемонстрировал каскад блестящих атак, буквально загонял соперника и завершил бой изящным выпадом в сердце. Пискнул медблок «Пигмалиона», признавая опасность пропущенного удара, и зрители разразились аплодисментами. Похоже, Носатый сегодня в любом случае получит свою долю женского внимания, даже если и не возьмет чемпионский титул.
Дитриху выпал тот самый восточный парень, отличившийся еще в первом туре. Вооруженный кривой саблей, он атаковал стремительно как молния, вызвав восхищенные перешептывания в зале. Парень двигался феноменально быстро, и, казалось, совсем не имел костей. Он нападал из любого, самого неудобного положения, а от ударов уходил с грацией лесного хищника, не рискуя блокировать саблей тяжелый меч.
Теперь я понял, что имел в виду мой сосед, когда предрекал, что Дитриху не дойти и до полуфинала. Фон Доннерштайн попросту не успевал за соперником. Могучий двуручник раз за разом проносился мимо цели. Казалось, что темноволосый, жилистый поединщик лишь чудом избегает смертельных ударов, но даже я видел, с каким небрежным изяществом он уходит от клинка.
И здоровяк - германец начал уставать. Его соперник еще взвинтил темп, заставив Дитриха все больше ошибаться. Вот фон Доннерштайн занес над головой исполинский двуручник и его противник ужом скользнул под удар, сокращая дистанцию. Хищно свистнула кривая сабля, метя в горло, но в последний миг Дитрих отбил удар рукоятью и шарахнул соперника снизу вверх тяжелым яблоком меча. Удар пришелся в грудь, хотя Дитрих явно метил в челюсть, но черноволосый рухнул как подкошенный. Немец подскочил к противнику, спеша коснуться острием меча… и замер, когда кривое лезвие скользнуло между его ног. Запищал медблок компенсаторника, зал взорвался овациями. Дитрих неверяще переводил взгляд со зрителей на судейскую комиссию. Мне показалось, что в какой-то момент немец был готов снести голову коварному сопернику, но фон Доннерштайн лишь сдержанно поклонился и с гордо вскинутым подбородком покинул ристалище.
Ты видал? – Скарамуочче толкнул меня в бок. – Нет, ты видал, что творит?
- Видал, - согласился я. – А что такого, ты же сам говорил, что так и будет.
- Я-то говорил, - подтвердил Носатый. – Но я не думал, что его вот так новичок уделает. Я думал, его Лю вынесет, - он указал на невысокого китайца, с копьем в руках поднимавшегося на ринг. – Ну, или мне Дитрих выпадет. В принципе, что я, что Лю, у нас рисунок боя похожий, с такими длинномерами на раз управимся. Но чтобы новичок…
- Ладно, чемпион, - я поднялся с кресла. – Пока ты не воюешь, пойду соку выпью. Минут пять у меня есть?
- Да все пятнадцать, - отмахнулся Скарамуочче. – Пока круг закончится, пока претендента на финал объявят… Я с тобой прогуляюсь, чего тут сидеть?
- А разве ты не должен наблюдать за вероятными противниками? – поддел его я. – Настраиваться на бой, концентрировать внимание, или чего там еще вы, фехтовальщики делаете?
- Ой, да можно подумать,- хмыкнул Носатый. – Я и так тут всех знаю. Вот только новичок этот… ладно, справлюсь, если что. Но не думаю, что он в финал выйдет, скорее, его кто-нибудь из наших уроет.
Кафетерий возле спортзала по случаю турнира выставил дополнительные столики, но все равно едва справлялся с наплывом посетителей. Плюхнувшись на высокий табурет у стойки, Носатый состроил глазки молодой продавщице:
- Девушка, а чего бы нам такого холодненького? У меня сейчас бой всей жизни, а вот вас увидел, и прямо сердце зашлось…
- Могу набрать снега из морозильника, - мило улыбнулась темноволосая продавщица. – Если за шиворот и разом – охладит как покойника.
Вокруг расхохотались, кто-то предложил не за шиворот, а сразу в штаны, чтобы не отвлекался от турнира. Теперь заржали все остальные, девушка зарумянилась, а неунывающий Скарамуочче лишь отмахнулся:
- Обидеть художника может каждый. – Он сцапал предложенный сок и повернулся ко мне – Так что, получил направление?
- Ну да, - помрачнел я. – В одной упаковке с обещанием отчислить, если не стану ботанить, как зверь.
- Да ну? – вытаращился мой сосед. – Это маршал сказал?
- Да какой маршал? Интер, кто же еще. Но маршал сидел рядом и так многозначительно молчал…
- Ясно, - скривился Носатый. – Значит, центурион ему про тебя всю плешь проел. А сам чего думаешь делать?
- А чего тут делать? – я пожал плечами и отхлебнул из запотевшего стакана. – Осмотрюсь на месте, пойму, что и как.
- Куда хоть засылают?
- А без понятия, - сказал я. – Даже не заглянул в спецификацию, так к тебе спешил. В комнате папку бросил, вечером почитаю.
- Вот что значит настоящий друг, - умилился Носатый. – Не то, что всякие отличники! С собой, как всегда, мешок всяких приблуд потащишь?
- Не знаю еще. В принципе, рюкзак у меня и так собран, я ж только с выброса. Почитаю информацию – тогда и решу, надо ли чего особенное брать, или так сгодится.
- Все, пошли, - Скарамуочче мельком глянул на часы. – Сейчас результаты жеребьевки объявлять будут.
Я залпом допил сок и потянулся за деньгами.
- За мой счет, - Носатый красивым жестом бросил на стойку несколько купюр. – Сдачи не надо, красавица!
- Пижон, - обвинительно сказал я в спину удаляющемуся соседу. – Позер и выпендрежник.
Тот явно услышал, но лишь повел небрежно плечом, дескать, знай наших, а когда мы отдалились от стойки на приличное расстояние, шепнул заговорщицки:
- Это не выпендреж, а долгосрочная инвестиция, ясно? Пусть запомнит щедрого и обаятельного парня…
- В полном расцвете сил. – Закончил я.
- Чего?
- Да был такой фольклорный персонаж в моем Отражении, - пояснил я. – Обаятельный мужчина в самом расцвете сил. Правда, жил на крыше…
- Ух ты! – Носатый явно впечатлился. – Интересно у тебя. Надо будет как-нибудь выброситься, посмотреть.
В зал мы вошли одновременно с ударом гонга, возвестившим о начале финального боя и столкнулись с хмурым Лю, несущим зачехленное копье на плече на манер коромысла.
- Не понял, - остановился Носатый. – Ты куда?
- Туда, - огрызнулся китаец. – Отвоевался на сегодня.
- Как? – изумился мой сосед. – Ты ж с этой штукой – чистая ветряная мельница, фиг достанешь.
- Да вот достал, - Лю покосился на трибуну жюри, и, понизив голос, добавил:
- Саблист этот – сущий зверь, запомни. Верткий, как не знаю кто, и лупит, будто плетью, от плеча. Серьезнее с ним, понял? Я вот недооценил…
- Оп-па, - лицо Скарамуочче вытянулось. – Новичок?
- Да какой новичок, - зло сказал Лю. – Он поопытнее нас с тобой будет. Ну, удачи, брат!
Вновь ударил гонг. По традиции, перед финальным боем давали три звонка, как в театре, чтобы все опоздавшие успели занять места. Посерьезневший Скарамуочче двинулся к ристалищу, на ходу вынимая рапиру. Противник уже ждал его, поигрывая кривым скимитаром. Носатый взлетел на ринг с третьим ударом гонга, шутовски раскланялся с жюри и застыл в оборонительной стойке. Качнул острием рапиры, приглашая соперника атаковать. Тот понимающе усмехнулся и пошел по кругу, чутко наблюдая за любым движением Носатого.
Я так и не заметил, когда они сшиблись. Только что примеривались друг к другу, выжидали, а в следующий миг уже столкнулись в самом центре ринга, наполнив зал лязгом железа. Застыли как вкопанные, окруженные вихрем блестящей стали, удары настолько быстрые, что я не успеваю следить, вижу только смазанные движения. Так же неожиданно расцепились, синхронно шагнули назад, не сводя друг с друга внимательных взглядов. Скарамуочче тяжело дышит, а его сопернику все нипочем, свеж, как весеннее утро. Вновь пошли кругами, примериваясь, ожидая подходящего момента для атаки. В зале тишина такая, что слышно, как кто-то нервно хрустит пальцами, все затаили дыхание в ожидании зрелища. Оба бойца сражаются легким оружием, вся ставка на скорость, любая оплошность может выйти боком…
- Да давайте уже! – крикнул кто-то с галерки.
На него зашикали, крикун смутился, умолк, а Скарамуочче уже распластался в длинном прыжке через все ристалище, метя противнику острием в горло. В последний момент тот успел отбить удар, полоснул саблей в ответ, но мой сосед невероятным кульбитом ушел от клинка, попутно махнув рапирой на уровне ног. Я не поверил своим глазам – жилистый темноволосый поединщик, презрев все законы физики, взлетел над рингом в изящном прыжке. Носатый кувырком ушел в сторону, чудом не попав под саблю, вскочил, поводя боками, как загнанная лошадь.
Зрители аплодировали, восхищенные мастерством бойцов, а я подумал, что Скарамуочче явно уступает своему противнику. Пока он еще держится, но загадочный новичок, похоже, и вовсе не устал, хотя уже провел несколько боев, и все в таком же безумном темпе.
Будто услышав мои мысли, тот бросился в атаку, сабля запорхала, как веер. Скарамуочче отступает по кругу, закусил губу, на лбу блестят капельки пота, но отбивается с холодной расчетливостью, уходит плавными шажками, не дает загнать себя в угол. Улучив момент, контратаковал, и хотя не достал соперника, но сбил темп, перехватил инициативу и сам пошел в наступление.
Зал ревет, люди аплодируют стоя, этот бой еще долго будут вспоминать в Академии. Новичок уперся, Скарамуочче давил, уменьшая дистанцию, взвинчивая темп, и вдруг нырнул под саблю, ударил снизу, почти распластавшись на полу. Визг медицинского блока потонул в бешеных овациях, зрители бесновались, вопили и топали ногами, а мой сосед замер, стоя на колене и упирая согнувшуюся от напряжения рапиру в живот соперника.
Прозвенел гонг. Темноволосый саблист отскочил, как ужаленный, схватил клинок двумя руками, переломил о колено и швырнул на ристалище. Развернулся, не обращая внимания на жюри, перескочил через ограждение и исчез в проходе, ведущем к раздевалкам.
- Ты как? – спросил я Скарамуочче, протиснувшегося через толпу желающих поздравить его с победой.
- …! – Емко ответил Носатый. - …, … и …! Я такого в жизни не видел. Не человек, а натуральная кобра. Ну блин! Ну дает! Это надо отпраздновать, по - любому.
- Эй, - напомнил я. – Ты того… не увлекайся. Мне завтра на практику, если что.
- Завтра будет завтра, - философски сказал мой сосед. – А сегодня будем обмывать мою победу. Иначе я в одиночку нажрусь до полного изумления, и пойду бить стекла в деканате.
- А это зачем?
- А чтобы стресс снять, - объяснил Скарамуочче. – И чтоб знали! А то понаберут таких вот по объявлениям, нормальным людям в спортзал зайти страшно.
Я только руками развел.
- Эй, слушайте все! – крикнул мой сосед. – Всех друзей приглашаю сегодня отметить это событие. Кто не придет – тот вонючка, ясно?
Всеобщий хохот и аплодисменты были ему ответом.
- Ты чего творишь? – шепотом спросил я. – Ладно, я не спрашиваю, как ты рассадишь всю эту толпу в нашей комнате. Но чем ты собрался отмечать?
- Ага, - подмигнул Носатый, - проняло? Не боись, Ярик, есть чем, и на всех хватит.
- Ты чего, винно – водочный завод грабанул?
- Увидишь, - загадочно пообещал Скарамуочче. – Подожди, я сейчас за призом сбегаю.
Он умчался за вожделенной медалью, а я двинулся к выходу, проталкиваясь через зрителей. Носатый догнал меня уже в коридоре, с сияющим лицом тиская статуэтку воина с обнаженным клинком.
- Видал? – похвастался он. – Теперь еще и такие штуки дают. Сувенир на память. Классно блестит, а?
- А медаль где?
- Да в кармане, - Скарамуочче вытянул золотой кругляш размером с хорошее блюдце, и сунул мне статуэтку. – На, подержи.
Так мы и пошли – надувшийся от гордости Скарамуочче с рапирой на поясе, а следом я, как оруженосец, со статуэткой в руках.
- Слышь, чемпион, - окликнул я, когда мы добрались до нашей комнаты. - Так что с пьянкой-то делать будем?
Носатый как раз придирчиво изучал собственное отражение в зеркале, и на мой вопрос лишь дернул плечом.
- Ну, как знаешь, - я сгрузил воина на стол. – Только когда набегут желающие выпить на халяву, тебе чемпионский титул не особо поможет.
- Чемпион, – мечтательно протянул Носатый. – Первая шпага Академии…
- Ты сейчас станешь первой шпагой, геройски погибшей от удара стулом, - мстительно пообещал я. – Давай не увиливай. Чем людей поить собрался?
- А, это, - мой сосед неохотно оторвался от зеркала. – Сейчас покажу.
Он полез в свой шкафчик, загремел там чем-то тяжелым. Наружу вылетела пара коробок из-под обуви, за ними последовала связка носков сомнительной свежести и драные на колене джинсы.
- Контрабандист, - фыркнул я. – Устроил тут схрон, понимаешь. А если Интер узнает?
- Сейчас, сейчас, - пыхтел мой сосед, копаясь в недрах шкафа, как крот в норе. – Куда ж я их дел…
Что-то загрохотало, и из облачка пыли с ликующим воплем вынырнул Скарамуочче в обнимку с тремя бутылками темного стекла.
- Это что?
- Это, друг мой, - Носатый бережно протер добычу рукавом, - Настойка Серебряной Жилы с Земли – 19. Слыхал, небось? В Тибете монахи вот этой настоечкой пьянку пьянствуют, и по сто лет живут. Немцы, между прочим, рецепта так и не дознались, хотя искали на совесть. Понял, балда, чем жертвую? – Скарамуочче полюбовался бутылкой на свет. – Трачу на всяких оглоедов, неспособных оценить широту жеста.
- Да нам этого на двоих мало будет! – удивился я.
- Э, брат, не скажи, - Скарамуочче хитро прищурился. – Настоечка - то концентрированная, разводится один к десяти.
- Ого!
- А ты думал! Так что на выходе мы имеем больше десяти литров высококачественного восьмидесятиградусного пойла.
- Скольки-скольки градусного? – поперхнулся я.
- Скольки слышал! – Носатый улыбался как горный лев, заглянувший на огонек к пещерным людям. – Заодно и твой выброс обмоем, двоечник!
- Да иди ты! – обиделся я. – Знаешь, сколько я этого вурдалака высиживал? Кто ж виноват, что скотина только к вечеру появилась.
- Да шучу я, шучу, - замахал руками Скарамуочче. – Или шушу? В общем, не всерьез.
В дверь интеллигентно поскреблись и на пороге возник Дитрих в компании трех девчонок с младших курсов.
- О! – восхитился Носатый. – Первые гости! Быстрые вы, однако. Ну заходите, чего топчетесь.
- Я ошень хотел поздраффить тебя первым, - сказал фон Доннерштайн, вызвав дружное хихиканье спутниц. – Ты заслужил эту победу!
- А то! – важно согласился Скарамуочче. – Хорошего бойца к нам взяли, хорошего. Его бы еще чуть-чуть подучить…
Выпендривается, горячий парень, у итальянцев вообще на уровне рефлексов распускать хвост перед любой девушкой, оказавшейся в пределах досягаемости. Еще на втором курсе кто-то сказал, что если на фонарный столб надеть юбку, Скарамуочче и его попытается склеить.
Дитрих, переодевшийся по случаю торжества в рубашку и брюки, выставил на стол многозначительно звякнувший пакет.
- Ну вот, - подмигнул мне Носатый. – А ты боялся. Кстати, Дитрих, а ты в курсе, что мы еще и за Ярика пьем? Ему завтра на практику.
- А почему так рано? – заинтересовался немец.
- Интер, - коротко пояснил я, не желая вдаваться в подробности. – И вообще, я не при делах, у нас тут целый чемпион сидит…
- Найн! - авторитетно заявил фон Доннерштайн и полез в пакет. – Так неправильно. За победителя мы пить это, - он извлек шампанское, - а за Йарослаффа это – рядом с шампанским встала квадратная бутылка.
- Текила! – обрадовался мой сосед. – Где ж ты ее взял, сумрачный германский гений? Дитрих, я тебя люблю!
Я только обреченно вздохнул.
К вечеру в нашей комнате было не протолкнуться. Зрителей на турнире было предостаточно, и желающих поздравить чемпиона набралось изрядно. В комнате дым висел коромыслом. Медаль и статуэтку торжественно водрузили в центр стола и уже изрядно окропили алкоголем. Повизгивали девчонки, несколько вусмерть упившихся студентов с кафедры европейского средневековья пели романс. Ими командовал фон Доннерштайн, размахивая трубочкой для коктейля.
В коридоре кто-то увлеченно целовался, у окна травили анекдоты, и когда взрывы смеха заглушали поющих, Дитрих грозил кулаком и ругался по-немецки.
Скарамуочче не соврал, монастырская настойка обладала поистине убийственной крепостью, в первую очередь поражая ноги. Добрая половина гостей уже лежала на полу, что, впрочем, не мешала им продолжать возлияния. Те, кто покрепче, еще как-то перемещались в пространстве, в основном опираясь на стены. Носатый приволок с кухни новую порцию разбодяженного тибетского пойла, благоразумно выставив бутылки прямо на пол, после чего заявил, что он пас и тихо уснул в обнимку с чьим-то ботинком.
В какой-то момент я решил поискать папку с информацией по Отражению, вспомнив, что так и не удосужился в нее заглянуть. Однако к этому моменту ноги уже окончательно отказались повиноваться. Я повертел головой, увидел уголок папки, торчащей из-под подноса с рюмками на другом конце комнаты, и провалился в тяжелое алкогольное забытье.
Пробуждение было ужасным. Я с трудом выныривал из глубин мрака, отпихиваясь от холодных щупалец. Меня хватали, тянули, душили, я отбивался изо всех сил, пока сверху вдруг не обрушился натуральный водопад, смывая сонную одурь.
Со стоном я разлепил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывчатом белом пятне, маячившем в запредельной выси.
- Ярослав Волков? – уточнило пятно.
Видимо, мое мычание достаточно походило на утвердительный ответ. Я почувствовал, как мою безвольную тушку подняли с кровати и куда-то несут. Попытка пошевелиться окончилась бездарным провалом. Я закрыл глаза и стоически терпел тряску, хотя от каждого движения желудок подступал к горлу. Очень хотелось пить. Сквозь вату в ушах я слышал, как переговариваются окружающие меня духи:
- Нажрался в хлам…
- Да они там все в ужасе…
- Победу отмечали.
- Какую еще победу? Над зеленым змием?
- Нет, сосед вот этого вчера турнир выиграл…
- Судя по количеству тел, турнир выиграла половина Академии как минимум!
- Эй, вы его чего, так голым и отправите? Оденьте на него компенсаторник, хватит дурить…
- Слушайте, это даже забавно…
Я возмутился, человеку плохо, а они издеваются, их бы на мое место. Собирая все силы, приподнялся, чтобы высказать все, что думаю, но от этого темнота навалилась с новой силой. В висках запульсировало, я почувствовал, что лечу в бездонный колодец, и облегченно раскинул руки, счастливый оттого, что суета, наконец, закончилась, и меня оставят в покое.