Когда я приезжаю в Германию, у меня возникает чувство вины и стыда за всю мою жизнь. За то, что я могу лечь спать, не повесив одежду в шкаф. За то, что я ем больше, чем вся страна развитого капитализма и за то, что в полпервого ночи я иду на красный свет через пустынную улицу. Еще за то, что гомосексуализм не вызывает у меня толерантной улыбки, а напротив рождает гримасы досады из-за того, что столько прекрасных торсов out of service. Страна Германия это тот занудный отличник в классе, рядом с которым чувствуешь себя вечной посредственностью, и с которым все равно поддерживаешь контакт на случай контрольной. Туристы, глазеющие на замки и ратуши, восклицают «Ах, Германия! Ах, порядок! Как все чисто-красиво! А Бавария – это вообще сказка!» Думаю, у всех инъязовцев немецкого отделения отношение к этой стране другое. К ней привыкаешь, как к данности, как к тополю за окном. Видишь больше, общаешься глубже и любишь не за шпили и башни, а как члена семьи, не анализируя и прощая.
Моя подруга приехала работать в качестве au pair в прекрасный город Мюнхен, когда ей было 24. В этом возрасте уже хочется сделать какой-то решительный шаг, который станет базовым для дальнейших перспектив в жизни. Машка решила, что ее прекрасным стартом станет семья Обермайер, которая пригласила ее присматривать за тремя детьми. Фройляйн Мариа, как обозвали ее работодатели, любезно согласилась занять комнату в мансарде с огромным окном, выходящим на Штарнбергерзее – озеро, в котором почил любимец всей Баварии Людвиг. Маша не думала о безумном короле, когда вечером смотрела в окно, она улыбалась ...
Где-то вдали осталась бурлящая Россия, переваривающая инъекции нового мЫшленья и отрыгающая наследие семидесятилетнего марша в коммунизм. А за ее окном плескалось озеро. И раньше и сегодня и завтра оно чуть волновалось от легких поглаживаний ветра. Слева виднелась беседка, которую утром подметала горничная, а справа был огромный газон, безупречно постриженный садовником.
Фрау Обермайер спросила, каков ее летний гардероб и Машке пришлось выложить на белое покрывало оба платья и короткую юбку. « У меня еще есть несколько маек.» «Мы едем в Грецию через два дня, Вам необходимо иметь соответствующие костюмы. Собирайтесь, Мариа, мы едем айнкауфен*!» - Фрау решительно покинула зрелище, недостойное ее обер-глаз.
В закупленных костюмах Мариа выглядела почти как член немецкой семьи, говорила по-немецки почти без акцента и очень полюбилась всем трем киндерам. Хотя старший Мартин смотрел на нее почему-то с недоверием. Ему было тринадцать и он успел повидать уже трех гувернанток в своем роскошном доме с зеленым газоном.
Солнце Греции окончательно расплавило Машкины волнения, и морская волна писала ей на песке сообщения о том, что она находится в правильном месте в правильное время. Через пару дней белый купальник, купленный Оберфрау в приличном магазине, заиграл контрастом на загорелой коже гувернантки.
«Вы хорошо плаваете?» - спросил Херр Обермайер, стараясь смотреть выше ее левой бретельки с крохотным якорем. «Да, нормально. Нам предстоят соревнования?» - осмелела вдруг Машка, одной рукой поддерживая маленькую Луизу, прыгающую на надувном матрасе. «Нет, нам предстоит прогулка на яхте, если Вы не уверены в своих способностях пловца, надо сразу надеть спасательный жилет. Этого требуют правила безопасности.» - отчеканил мужчина с неумолимо надвигающимися животом и разочарованиями в грядущих интрижках. Его рыхлый нос сразу показался Машке не очень-то привлекательным. И вообще, его супруга казалась слепленной совсем из другого материала: может быть, из-за частых походов в бассейн и пробежек по берегу озера, а может быть, из-за регулярных воскресных поездок в Италию, где, по ее словам, ее ждала подруга и масса культурных событий. Она аккуратно привозила оттуда картины, вазы и непременно посвежевший взгляд.
На яхте работы оказалось больше, чем на берегу. Детям было скучно и Маше пришлось работать аниматором для всех трех возрастов. Одной игрой было сложно одновременно удовлетворить мальчиков 8 и 13 лет и четырехлетнюю малышку Луизу. Так, все попытки играть вместе кончились разговорами о том, кто сильнее, слон или кит и могут ли дельфины разговаривать с акулами. Вдруг Мартин, выпятив нижнюю губу вперед, с вызовом изрек: «А папа говорил, что у русских ничего нет, потому что они лентяи и слабаки.» Кажется, разговор из сферы географии резко перескочил на международную политику. Маша медленно перевела взгляд на господина Обермайера, плотно обтянутого ярко - зеленым спасательным жилетом. Потом посмотрела на его отпрыска. « Ну да! Слабаки! А кто-нибудь смелый может прыгнуть в воду прямо здесь, в открытом море?» Маша прищурилась, изображая спровоцированную тринадцатилетнюю девчонку. «А ну-ка спроси папу – прыгнет он или нет?» Мартин недоверчиво глянул на зеленый спасжилет папаши, но обратного хода не было. Он рывком подскочил к нему и повис на руке. Из-за шума мотора слов не было слышно, но было видно, как нервно стряхнул с себя Херр Обермайер любопытного сынишку. Мартин разочарованно приплелся назад. «Может быть, ты сможешь?» спросила Маша с вежливой улыбкой. Мартин готов был заплакать, потому что одинаково боялся как прыгать так и навлечь гнев отца. Два шага к борту получились у Маши особенно грациозными. Кто бы мог подумать, что свой первый прыжок она совершит совершенно без подготовки и инструктажа в красивом белом купальнике под общее немецкое аханье и растерянный взгляд избалованного мальчишки.
«А я, оказывается, очень даже прилично плаваю!» Маша даже спустя десять лет после этого морского поединка помнила, как бешено колотилось ее сердце в холодных волнах Средиземного моря. От столкновения с водой или от обиды за страну. Но в любом случае было очень больно.
« И чем кончилось твое пребывание в Оберфамилии?» - я предчувствовала, что это еще был не финал истории. « А дальше был период более-менее спокойный. Фрау Обермайер почему-то замяла этот мой прыжок. Что она сказала своему мужу, я не знаю. Но на несколько месяцев воцарился будничный порядок и спокойная работа. Пока однажды Фрау не уехала в Италию на целую неделю. Пару дней ее муж тоже где-то пропадал до ночи. На второй день, вернее ночь, он постучал ко мне в дверь. Я открыла. Он держал в руках бутылку вина и спросил, не хочу ли я присоединиться к нему. Вино- ерунда. Главное, что он был абсолютно голый! Я захлопнула дверь и уже знала, что это конец. Что меня выбросят как предыдущих за ворота на берег этого Штарнбергерзее, потому что здесь есть какие-то правила, которые, наверное, надо было выполнять. Как только приехала жена, мне велели собирать вещи. Думаю, он выставил дело с точностью до наоборот. Потому что фрау Обермайер даже не смотрела на меня. И не заплатила за последний месяц. Сказала, что удерживает эту сумму в счет купленной одежды. Я два дня спала на улице…» - Машка налила себе еще чаю в чашку с портретом Людвига. «Знаешь, что самое интересное? Многие говорят мне, что я совершила большую ошибку…»
*)einkaufen (нем.) – покупки , шопинг.
Ober – (нем.) – верхний, верховный.