Замечательный автор на нашей Прозе- Анатолий Фёдоров - http://www.proza.ru/avtor/nabat35, один из редчайших, пишущих о СВЕТЛОМ будущем, творящих будущее, зовущих в будущее...
Энергия, оптимизм... Образ корабля, рассекающего волны, выносящегося на их гребни из провалов...
Не со всем в его творчестве я согласен, но...
Посвящаю это произведение Анатолию.
Творил всё новое...
Пока... свою кровать с усилием перетаскивал туда, сюда, и поэтому частенько, прислоняясь во сне к "стене" с привычной стороны, проваливался на пол. После удара о крашеные доски, торопливо возвращался в постель, прихватывая комом одеяло, чтобы скорей опять умчаться в сон.
Но вот, его нашло сквозь занавески солнце. Оно пощекотало светом и теплом, пообещало радостное нечто.
Он спрыгнул с койки, устремился за порог.
На выходе его встречали - Наконец-то!
Молоденький щенок, в потенции не маленький, похожий на хозяина.
Составленный из всё ещё не сдруженных взаимодействием, частей... он дурашливо вилял телом и хлопал ушами, радостно подпрыгивал, толкался в колени, в живот, и старался лизнуть в нос.
В длинной шерсти весело метались пригревшиеся репейники.
Пережидая восторженную щенячью нетерпеливость, из-за тенистых, островерхих ельников смеялось понимающее солнце.
Огромное, по-утреннему красноватое и не слепящее. Оно, лучась, расцеловало прям в веснушки, в нос... обнявши, позвало.
Он вышел за калитку, на улицу, что пролегла тропой между невысоких домишек, палисадников, сонных окошек... за которыми ещё потягиваются сонные дружки, не подозревая даже, как тут хорошо:
- Щебет воробышков украшает тишину.
- Пыль мягко холодит босые ноги, а роса оформляет её налёт влажными разводьями.
- Ещё не отошедший от холода и темноты бодрый и душистый воздух, пробирается к бокам, к подмышкам и ошеломляет кожу взрывающимися пузырьками.
- А сердце взбрыкивает радостью и велит помчаться.
И вот они, и вот они счастливчики, очарованные посетители радостного мира, тоже прикоснувшиеся к чуду. Два дяденьки. Идут издалека. О чём-то увлечённо спорят. Приостанавливаются и жестикулируют. Акцентируют наудачу слова. Диалог их похож на воодушевлённый РЭП.
Проходя по другой стороне улицы, заметили его, вгляделись сквозь сияние резких, утренних солнечных лучей в тенисто-радужный облик...
Один из них продекламировал его стеснительному стоянию на своей обочине, в его почтительную к взрослым улыбку... продолжая свою песню...
Горлом, облепленным слюной:
- Лядьнеру... роимвамварфалам... очку...
Они ушли, оглядываясь и смачно сплёвывая, наполнив онемевшее утро запахом керосина и прокисшего супа.
---
- Па! Ща такое расскажу! Гоним с Диманом по дамбе, глядим - стоит с удочкой "Батон". Диман подъезжает, спрашивает его - Чего нарыбачил? А тот говорит ему - Да вот, утопленника поймал на крючок.
Диман только тогда и заметил, что чуть ногой на утопленнике не стоит. Кааак всхрапнул, каак крутанул педали... потом издалека только смотрел, боялся.
- А ты?
- Я... ну вообщем, это...
- Понятно, понятно. А где Санёк такой улов нашёл?
- Возле яблони - дички.
Да, да!
Позавчера, проходя мимо, издалека и сверху я видел его... в земляного цвета дождевике, склонившегося однонаправлено с ивами, слишком склонившегося над водой. Склонившегося безнадёжно, устало... обречённо.
Над ним, вокруг него, потусторонней сферой, отказом от уже ненужного, ощущалось нечто. Печаль и отрешение, обида участью нечестной.
Мистическое подозрение.
Как позже выяснилось - старичок. Жена умерла. Два сына - запили. Отец мучился в их свинском разгуляе, отдавая пенсию за пару ежедневных тумаков.
Перед тем, как упасть в воду, он выпил две бутылки водки, лично... за них и вместо.
На озарённом солнцем берегу, душой к любимому мной озеру.
В глади которого, дополнив акварель прохладных вод, сквозь розовую дымку над поверхностью, отражалась райским видением, наша с ним деревня. Дома и огороды... яблони, груши и черёмухи...
За очарованным молчанием, которого, недостижимым уже, райским пением, ещё взывал к нему далёкий человечий гомон - визг пил, да перестук кувалд и топоров... мычание коров... звон детских голосов...
---
Лет через десяток я вспомнил старика.
Решил узнать - о чём, в том давешнем отчаянии, задумывался он. На предпоследнем берегу, в последнем и уже туманном расставании.
Я вжился в ситуацию.
Купил бутылку... пошёл в отрешённо - мокрую осень... нашёл озерцо и развел костерок... вкусил сладко-горького дыма... запил отвратной горечью.
Прислушался.
Нет, нет, не в тон - уж слишком бодренький ландшафт.
Ищу другое - мелко и неискренне.
И вот оно - глубокое, серьёзное.
Крутые берега... лопнувшая на склонах шрамами, оползающая террасами, торфяная толща.
Спускаюсь и сажусь на предпоследнюю ступень в провал, поближе к стынущему влажному пределу.
Совсем недалеко от ног моих, из тёмной, ледяной воды, ещё взывая о спасении, верхушки мёртвых деревьев... на пару метров подальше - ещё виднеются сквозь красноватую прозрачность, стволики с головой погрузившихся, берёзок... и в перспективу - непроглядная тьмаа под бликами, наплывами, небесных покровов.
Гляжу вокруг, вживляя в сердце ледяную горечь. И отпивая, в ледяную глубь гляжу.
Контрастом разгорается в груди огонь, отогревающий меня, готовый обогреть любого. Снимается с души дисциплинирующие оковы, готов простить, обнять, восторженно запеть...
Пожалуй, и останусь тут... облокотившись и не шевелясь. Подобно паучку, поджавшись лапками, уснувшему в преддверии снегов... как листья, веточки и ягоды сопревшие и терпкие - природы часть... её родное бремя.
И словно сын, частичка сердца матери... чтобы слиться вновь, обнять, и облегчённо улыбнувшись, умереть.
Клонясь с готовностью в парящийся провал, в звенящее отсутствие реальности...
К бездонной высоте подводных красно-золочённых облаков.
С приветливо зовущим притяжением, отзывчиво соединяясь в сферу.
Что время для мгновения, преодолевшего течение его?
Всё убыстряясь движется по небу солнце.
Зеркально утихает рябь.
Вонзаются острее тени в гладь.
Провал озёрный затекает кровью.
Уподобляется стремительной воронке в нечто, вращением увлекая за собой.
Неспешно падают в небытие, в холодную, немую бездну, глыбы берегов...
И вместо щебета вокруг истошное молчание испуга.
Огромно притяжение бездны.
И кто удержится в прозрачной невесомости её... и кто захочет неге обезволивающей противиться?
тем паче тот бедняжка, старичок?
"Меркнет зрение - сила моя,
Два незримых алмазных копья;
Глохнет слух, полный давнего грома
И дыхания отчего дома;
Жестких мышц ослабели узлы,
Как на пашне седые волы;
И не светятся больше ночами
Два крыла у меня за плечами.
Я свеча, я сгорел на пиру.
Соберите мой воск поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать и чем вам гордиться,
Как веселья последнюю треть
Раздарить и легко умереть,
И под сенью случайного крова
Загореться посмертно, как слово."
(А.Тарковский)
---
Тоскливо и печально.
В таком-же вот падении и сыновья отца того.
В огромном расширении - все наши дети.
Прибой и поколения бездумной, замедляющейся детской беготни.
Всё шире нетерпение, непремирение с днём сегодняшним.
Без-компромиснейшим ему протестом, в провалы, в омуты с ленивой, подростковой грацией, доверчивой к судьбе, готовностью.
Стремление "пожить"... Падение лицом об пол, отставив, не найдя стены, отцов.
Удушие на дне, конвульсии...
Руками из последних сил отбрасывая муть, чтоб не впустить её в себя, в кровь, в грудь... не выдыхая детский, Бого-данный воздух.
Горячее желание ожить...
Мучительность... пред вздохом жадным, оживляющим. Броском, последним устремление на воздух... который рядом, здесь... над бритвочкой... над зеркалом поверхности.
Такой удел у пацанов, промеривать бездонную опасность луж.
---
И были, были ногти, сорванные на краю обрыва...
Глядите на деревья в воздухе, в их хрупкой, но живой древесности, надежде их потешной и без-помощной... они изломанны и снегом, и морозами, уродливы... спасаются от увлечения в бездну, цепляются за почву, за песок, корней обрывками, изгибами стволов...
и тянутся, и тянутся туда, где истины экспрессия... где зов любви всепонимающей и безграничное доверие.
Где Некто общезначащий, огромный и вмещающий, включающий в себя всех, всё... прижав успокоительно, пригладив, пирожками угостив... невидимо парит отцовской тёплой аурой в пирах безлюдных и без-сонных осмыслений.
- В обдумывании повести Любви - Любви извне?
- Нет, нет - иначе бы он не был, вовсе...
Он видит слабость капельки, Земли в без-страстном межпланетном сверхморозе.
И человечество на этом пузырьке, в расщелине меж тектонических ладоней...
в тончайшем секторе шкалы температур, давлений...
в короткой паузе смертельных вспышек эпидемий
- микроскопичной плёночкой едва-едва живой.
Испуганной семьёй пред разумом могучим, но неверным... собственным,
и на привале между собственных же войн.
Он сверху видит дивный мир, холмами облачных и сонных берегов в неторопливом и размеренном вращении, в течении всеохватном - от заката на восход.
С разводьями синеющих морей, средь светлых, белоснежных завихрений.
И там, в проталинах, в разводиях объёмных... в немой их глубине, прошитой нитями лучей сквозь дымку тусклых атмосферных наводнений... на мутном, глиняном и склизком дне,
средь зарослей и хищников... среди соблазнов и страстей...
Утопших и страдающих во тьме.
И видит каждого в отдельности.
И слышит всеохватно, разом все... проклятия и вопли о спасении.
Спускается на помощь... каждым... щедро.
Спустившись, разгоняя ил и муть, он украшает мир и зазывает утомлённых путников.
- Дом выстроен и прибран, двери настежь, любовно сервирован стол.
Событий хлеб нарезан пластиками дней.
Бурливая хмельная кровь разлита чашами, вином - волнений, слёз и счастья.
Дыхание ветерком затаено, а сердце - горизонтами распахнуто... приветливым объятием.
Пожаловать с добром!
И вот они... и вот они!
Счастливые, первейшие из званных. Идут из зачарованного далека. О чём-то увлечённо спорят. И акцентируя слова, и обнимаясь и клянясь, читают шатко, вдохновенный РЭП.
Заметили его, вгляделись встреч сиянию его лучей, в тенисто-радужный, радушный облик...
---
Он с ними соглашается - У каждого свой дом...
Но, утонув и вырвавшись, взлетев и возлюбив не столько индивидуум... не даже, скопища народные... Но Человека - именно и полностью... став смысловым ядром стратегии и вызревания его...
теперь он возразит духовно.
- И дом этот с окошками в любые стороны. Вопрос - Откуда светит то, чем мы живём?
Не мы ли, прогоняя чуждых на Восток, в ползучем отступлении пред вкрадчивым и мягко-говорящим Западом?
Боясь могущих тело повредить, братаясь с разрубающим духовно?
С их целью жизни - насыщать потребности, с маховиком сверхприбыли и новым "богом" - долларом... С их "верой", приходящей к нам войной?
С их разделением живого общества на классы и расщеплением мира на враждующие атомы....
И превращением семьи в загон для био-твари... и превращением человечества в стада... врываясь с запада идейною резнёй, чумой коричневой, цветочным хаосом.
С их миллиардом "золотым", с их гонором. С их приземлённой бездуховностью.
Материально - лик нордический и серые глаза, высокий умный лоб...
Духовным зрением - рабовладелец, чуть, пока, слегка поигрывая стеком и притопывая сапогом, и иронично глядя на тебя, твоих детей.
Попомни, как он Ливию, Ирак, Вьетнам, Японию заушивал, как окна в доме бил твоём.
- Не хочется распробовать ожог его кнута?
- Насильник слишком эротичен?
Закатный суд есть человеко-ненависть. Дела - дезинтеграция людей, ввержение человека в тление, утилизация его безкомпромисным червяком.
"Богоявление" старой обезьяны, с гримасами, скачками в западню, в воронку?
Прах отряси античных портиков и анфилад, угрюмых замков, съеденных песком, замытых временем, отринь тенёты траурного, приснопамятного Возрождения, их Ренессансы, Постмодерны, Средние века... Нарциссов и гермафродитов сонм. Оставь покойников похоронить их мёртвым. Отринь их гнилостно-возвышенную вонь.
Ужели не достаточно глядеть в вечернее окно?
---
А как спокойно миросозерцание Востока.
Крепки обычаи и многочисленна семья. Почтение к родителям и старшим. И неприятие ни блуда, ни абортов. И трезвый, конструктивный, цепкий ум. И трудолюбие безмерное - в запой. И мудрость, осмотрительность и осторожность. И собранность, мобилизованность перед опасностью. Готовность.
Не биология опасна - порча.
Она воздушнее, прозрачнее... она - другое.
Пора перерасти из арифметики телесных отношений в логарифмическое вызревание духовных качеств, свойств.
Не в том беда, что они очень собраны, подтянуты, честолюбивы...
а в том, что мы не собраны, мы не подтянуты, не горды.
Что мы не соответствуем напору, ритму, вызовам времён. Мы инфантильны, в расслаблении сонном.
Они - расшевелиться нам потребность, луч солнца в наши сомкнутые негой очи.
Они - естественность вращения планеты, облаков.
Пора понять, что сами по себе, мы равноденствие Земли, но непонятное себе, географичное, пока что подневольное.
Начало видя дня и слыша завершение его... воспринимая дней вращение из себя... мы сделаемся миру полднем, осью.
Назреет подростковый перелом...
Скомкается весь прошлый мир, летя в корзину для отбросов.
Из тьмы бушующих бездонных вод, блестя глазами в ужасе, в кружении водоворотов...
Из крошева цивилизаций, царств и рабств...
Остатки человечества - черты, характеры и достижения его, уцепятся, полезут на обломки гор и палубы материков.
И рассекая волн сумятицу, продолжат корабли своё восторженно - упрямое движение, отбрасывая, скидывая рвань отвергнутых времён.
И все расселятся, перемешаются, сживаясь погорельцами, сродняясь общею, давным-давно искомою семьёй... сливаясь суммою необходимых качеств, свойств и синтезируя единое сознание.
Богоявлением, но не извне... в душе... в себе самом.
Настанет новый век и будет новая земля. И новый человек раскроется навстречу солнцу.
Уподобившись Александру Невскому. Проснувшись разумением... и сердцем... и душой.
Став ясным, сильным... всеобъемлюще огромным.
---
"Пойми простой урок моей земли: как Греция и Генуя прошли, так минет всё - Европа и Россия. Гражданских смут горючая стихия развеется... Расставит новый век в житейских заводях иные мрежи... Ветшает дни, проходит человек, но небо и земля извечно те же.
Поэтому живи текущим днём. Благослови свой синий окоём. Будь прост, как ветр, неистощим, как море, и памятью насыщен как земля. Люби далёкий парус корабля и песню волн, шумящих на просторе.
Весь трепет жизни всех веков и рас живёт в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас".
(М.Волошин)