Дорога домой
Сразу за табло начинались двадцатые номера общих вагонов до Пыталово – даже занавески на окошках казались едва спасшимися от большого пожара. За ними – нарядные голубые, вильнюсские. Тоже отцепят на границе и отправят дальше отдельно, через Даугавпилс. Начиная с тринадцатого – ребристые горчичные, с синими полосами, на Ригу. Когда-то это были отдельные поезда, но уже давно направление утратило популярность.
Женское купе Лене навязали. В последний раз она ехала в Ригу с двумя симпатичными моряками, возвращавшимися из плавания домой, которые весь вечер вели степенные разговоры и угощали ее хорошим коньяком да бутербродами с икрой, красной рыбой и авокадо. Еще до границы один уступил свою нижнюю полку, сильно смутив, потому что наверх собиралась карабкаться исключительно из экономии. А возвращалась на пару со славным полковым капелланом с вполне советской историей: смесью кровей, репрессированными родными, инженерным вузом. Он был ужасно похож на того американского актера, что играет обычно епископов, пожилых генералов и президентов в отставке, да еще хозяина поросенка Бейба*. И даже робко намекнул на свидание при подъезде к Петербургу, что очень подняло Леночке настроение…
Ну, женское – так женское. Тем более, что дама в нем только одна – она сама. Милая девушка принесла горячий чай в высоком стакане на ножке. За окном стремительно темнеет – десятый час, начало сентября… А совсем недавно ждали белых ночей, мучались от жары, мечтали о теплых морях… Тепло и море, конечно, еще можно найти, но сейчас Леночка грезит о бабьем лете, парках Риги, грибах и соснах Балдоне. Рига, знает, будет звенеть и пахнуть корицей и кофе, родные обнимут и отвезут в свой теплый дом и, может быть, в Юрмалу, а в "Ригас модес" наверняка повезет купить пару платьев – как всегда, все смешалось в глупой головке…
Филфак когда-то находился в том же квартале, что и сам университет, но окнами на центральный бульвар, и вход его терялся между нарядными витринами цветочной лавки, где в декабре всегда выставляли деревце цветущей белой сирени, и другой – с пестрыми женскими платьями. У широкого окна лестничной площадки второго этажа какой-то художник однажды долго уговаривал ее стать моделью, а в одной из аудиторий грузная доцент Чосер, принимавшая экзамен по латыни, приподняв пальцами веко, внимательно посмотрела на Леночку и тяжело вздохнула в сторону аудитории: "Хоть один человек все знает…" – И где та латынь…
И больше ничего приятного не запомнилось ей из года университетской рижской жизни – только чуть-чуть общежития… Да и что за память может быть у заочника…
Вот, еще кафе на противоположной стороне улицы: огромный полутемный зал с рядами длинных стоек, вечными очередями у бачков с отвратительным кофе с молоком и вкуснейшими маленькими пирожками с беконом – нигде больше в Риге таких не было ни тогда, ни после… Впрочем, сравнивать-то особенно и не с чем: сразу по приезде, на вокзале, обязательным почти ритуалом считалось в таком же необъятном зале, лишь ярко казенно освещенном, съесть большой рижский шницель с зеленым горошком или тушеной квашеной капустой – на выбор…. Он да пара пирожков в "Сигулде", да кофе в каком-нибудь маленьком кафе с бывшими одноклассниками, настоящими студентами…
Ощущение родины так зыбко…. Уже не хочется ездить в родной город N – глаз отталкивается от скучного дома в центре, где жила в юности и куда годами возвращалась отдыхать, навещать маму и бабушку. Особняк детства за тюрьмой стоит холодно и неприступно, закрыв подъезды, лишившись холма, поднимавшегося к центральному входу, вновь превращенному в окно. Не к кому поехать на хутора, где жили бабушкины братья, куда выезжали на лето. Там они с сестрой приобщались к иной жизни: к рыбалке, лесу, полям, сну на сеновале и вечерним посиделкам над туманом, тянувшемся к реке, ночному звездному небу, не подсвеченному земными огоньками. Все ушло безвозвратно…
А этот маленький поселок под Ригой, о существовании которого Леночка даже и не подозревала еще пару лет назад, тянет бесконечно.… Словно с переехавшей сюда тетушкой все тепло, все запахи и звуки детства легко переместились на двести километров западнее. Через дорогу от дома начинается сосновый лес с грибами и кустиками несобранной до сентября черники. Но туда только на разминку и разведку – вокруг почти бескрайние чистые боры с землей, усыпанной хвоей или поросшей мхами и папоротником.
А потом на автобус – и в Ригу, как когда-то из Двинска: на день, на два, на неделю…. Это в России случается жизнь прожить, так и не взглянув глазком на одну из столиц, в Латвии даже на работу можно умудриться ездить через полстраны…. А из Балдоне до Рижского вокзала – сорок минут…
________________________________
* Джеймс Кромвель