Знак судьбы

               
 

               
 Два раза было – третьего не миновать.
                народная примета.

      Конец июля. В вертолёте душно. Летняя жара добралась и до Заполярья. Участковый 
  инспектор, лейтенант милиции Юрий Изуграфов, утомлённый долгим полетом, прикрыв глаза, отдавался своим мыслям. Дело, о пропаже человека, кажется, подходит к завершению. Два года оно висело на нём, на всем коллективе РОВД. Сегодняшний ранний вылет в отдалённый геологический посёлок, расставил все точки в этом деле. Труп тракториста был обнаружен спустя два года, после исчезновения.

   Нашли его речники экспедиционной базы флота, при ремонтных работах внутри одного из танков нефтеналивной баржи. У следственной группы были большие сомнения опознать в нем принадлежность тому, или иному человеку. Две навигации судно возило для нужд геологической экспедиции нефтепродукты: - авиационный керосин, автобензин, дизельное топливо. И все это – агрессивная среда. Ну и долгие северные зимы сделали свое чёрное дело. Вопросов было много: за это время нефтеналивнушка не раз бывала в дальних рейсах. На пути следования нередки остановки, ночёвки у чужых причалов. В РОВД встречались параллельные дела, имеющие отношения к рекам Обь-Иртышского бассейна.

   У топливного бака сидела Ушканова, вдова пропавшего тракториста, летавшая со следственной группой на опознание. Два года она не знала, как себя считать, нето вдовой, нето замужней женой. На опознании держалась стойко. Наверное, свыклась с мыслью, что в живых мужа нет. Только платок прижала ко рту, чтобы не закричать. Для лейтенанта зрелище тоже было неожиданным. За время работы участковым, и практики в тюменской школе милиции, такого он еще не видел. Труп почти весь был скелетирован. Но Ушканова опознала в нем принадлежность мужу. В одном из его резиновых болотных сапог, небольшой прокол на голенище, был заделан от протекания винтом с двумя шайбами и гайкой. Увидев знакомый сапог, все ее сомнения отпали. Ей не раз приходилось снимать обувь с мужа, когда он являлся домой сильно пьяным.

- Юра! Юрий Васильевич, что такое под нами?- прокричал на ухо следователь прокуратуры, Сиротин. Повернувшись, лейтенант склонился к иллюминатору. Тень от вертолёта скользила по тундре, поросшей кустарником, низкорослыми берёзами, пересекала старые, иссохшие деревянные строения. Участковый кивнул, и в свою очередь склонился к уху следователя: - Здесь, как говорят, до середины пятьдесят третьего года был лагерь заключённых. Это все, что от него осталось!
- А что это за «железка»?- спросил Сиротин, завидев на земле пару ржавых рельсовых ниток, кое - где еще видимых среди тундровой растительности.
- Вот её-то они и строили, тянули ветку на Норильск и далее на Игарку!
- Да, да, да! Теперь я вспомнил, читал где-то. Это печально известная стройка 501.
- Да, она самая, сталинская. Я тоже слышал от кого-то, по всей трассе, от Салехарда до Игарки, семьдесят пять тысяч заключенных ГУЛАГа работали на строительстве этой железной дороги.
- Смотри, там вагоны, красный паровоз!
Изуграфов покивал головой: - Да, так с тех пор и стоят. Когда Сталин умер, строительство было остановлено. Лагеря расформировали, перевели куда - то, может в те же Лабытнанги, или Норильск, по Северу и сейчас лагерей много.
- Любопытно, как же этот паровоз, вагоны, сюда доставили? Ведь сплошной дороги еще не было. Сиротин озабоченно почесал затылок.               
- Как сюда доставили, не знаю. А вот из Лабытнаног, в Салехард, через Обь, зимой по ледянке - намороженной дороге. Наши вышкомонтажники так часто делают.

   Молодому следователю все было ново и интересно. Сюда, на Север, его перевели совсем недавно. К их разговору прислушивался судмедэксперт Черных, сидевший на откидном стульчике у двери. Он тоже повернулся к иллюминатору и погрузил в него свои осовелые глаза. Всегда загруженный работой он часто недосыпал, и в полётах, или разъездах, убивал время с пользой для себя: отдавался сну. Сегодня, с момента взлета до посадки в Красноселькупе, ему, кажется, удалось немного отдохнуть.

   Удовлетворив любопытство следователя, Юрий сел прямо и обвёл взглядом  находившихся в салоне. Рядом с Сиротиным, привалившись к борту и смешно раскрыв рот, спал фотограф Дима Водотурский. Колыхался его объёмистый живот и прижатый к нему кофр с фотоаппаратурой. За ним, два щеголеватых моремана с чемоданчиками. Командированные, или отпускники. Чёрные кителя, брюки, белые подворотнички. Форма, что надо! Не то, что у него. Ходит во всём своём, потому, что не выдали. Из всей формы только фуражка милицейская, да сапоги. Склонившись, друг к другу, жестикулируя, военные моряки говорили между собой под гул вертолётных двигателей. С какой-то оказией они попали в Красноселькуп и застряли. Сейчас летят с подвернувшимся бортом вырваться на оживлённые авиатрассы.

   Юрий посмотрел на Тамару. Её взгляд был отрешенным, спокойным, будто погруженный в себя. Видимо выплакала она все свои слезы. Много чего передумала, находясь вневедении. Лейтенант знал: в последние месяцы прижился у ней мужичёк, из новеньких. Говорят, что помоложе её будет. Баба, конечно, не красавица, но так уж судьба решает: кого-то сводит, кого-то разводит. А у неё трое детей подрастают. Нужно одевать, обувать. Скоро кто-то из старших будет в техникум поступать или институт.
А ведь это все расходы, все деньги. Трудновато жить вдове на одну зарплату, пусть и северную. Ее Володя, трактористом, как и отец Юрия, зарабатывал хорошо.

   Лейтенант закрыл глаза и задумался о своём житье-бытье. Вот и его школьные годы прошли здесь, на Севере. Отец, родом из оседлых цыган, с Украины. Двадцать лет отдал Северу, геологии. После школы десятилетки и Юрий немного работал в экспедиции. Плотничал, обустраивал быт буровикам, монтажникам и испытателям, под руководством более опытных спецов по «деревянным» работам. После армейской службы вернулся в родной северный посёлок и продолжил совершенствовать своё плотницкое ремесло.


   Поскольку Юрий служил во внутренних войсках, начальник РОВД уговорил его поступить в милицейскую школу. И вот, после её окончания, уже три года он работает участковым уполномоченным в своём геологическом посёлке. Местное население к Юрию относилось доброжелательно, как к своему человеку, выросшему на глазах у всех. В плане правонарушений посёлок относительно спокойный. Случайных людей здесь нет. Весь район имеет особый паспортный режим. Прилететь, приплыть, можно только с разрешения местной администрации: к семье, или по вызову к месту работы. Специальные службы, проверяют наличие разрешительных документов прибывающих, в аэро или речном порту.

   По понедельникам, на планёрках, порядком в посёлке, на полевых объектах, интересовался сам начальник экспедиции. Строго спрашивал с буровых мастеров, коменданта, женщины властной, довольно внушительной комплекции. Калистратовны побаивались. Нарушителям дисциплины в общаге, могла и плюху в лоб закатать. Общежитий в посёлке насчитывалось уже четырнадцать. За последний год население приросло значительно. Перешло семитысячный рубеж. Наверное, одна треть, а это больше молодежь, работает вахтами по пятнадцать суток и общежития никогда не пустуют. Одни улетают, другие прилетают.

   Свой рабочий день Юрий начинал с обхода общежитий. Беседовал с дежурными вахтерами. Присутствовал на планёрках. Посещал вертодром, поскольку улетавшие на вахту иногда «расслаблялись» и, выясняли отношения. Но это так, пустяки. А всё из-за женщин, которых в Газ-Сале значительное меньшинство.

   Юрий повернулся к иллюминатору и посмотрел за борт. Почему-то вертолётчики всегда выбирают этот маршрут. Может для того, чтобы лучше привязаться к местности. Справа серебрится зеркало реки Таз. Слева небольшие озёра, с водой разной по цвету, ручьи, протоки. Холмы, полные тундрового многоцветья.
Мысленно вернулся к прерванному разговору о лагере. Экспедиционные речники, много раз бывавшие в верховьях Таза, рассказывали, что живёт где-то здесь на берегу, вблизи поселка Сидоровск, совершенно одиноко, старик, бывший заключённый этого лагеря. Получив свободу, он не вернулся на Большую землю, к родным местам, остался коротать век свой в глуши и одиночестве. Промышляет рыбалкой и охотой, собирает дикую ягоду. Навещают его ненцы, привозят оленину.


   В летнее время оживает река. Иногда, на ночь пристают теплоходы. За водочкой у молчуна развязывается язык. Страшные истории рассказывал старик о лагерной жизни, о «железке». Здесь, - говорил он,- наверное, под каждой шпалой покоятся кости заключенных, умерших от гнуса, голода, холода и непосильной работы. Или, забитые насмерть лагерными надсмотрщиками. 
   На Севере есть удивительные места, от которых веет таинством. Например, вот у этой излучины реки, на крутояре, возможно, устраивали здесь свои сторожевые посты
разбойники. С высокого берега далеко видна река в обе стороны. Удобно было нападать на купеческие обозы, возившие куньи и соболиные меха, зимой отменную рыбу северных рек в Москву и другие города, к господским столам. А летом, на кочах, товары в затерянную от глаз людских, средневековую, полную опасностей, «златокипящую» Мангазею. На правом берегу реки Таз и правом берегу речонки Мангазейки, был когда-то торговый город, относившийся к началу шестнадцатого века. 
               
   Много интересного поведал о сибирской старине наш гсэмщик Айбатов, кажется зырянин, с хорошей памятью, удивительный рассказчик. Человек пожилой, много повидавший на своем веку, любознательный и читающий запоем. Рассказывал о Золотой бабе, будто бы спрятанной местными туземцами от татарских набегов. О етти, снежном человеке. Семейный клан, из трех особей, наводил ужас на жителей сибирских сел и деревень, даже в былые тридцатые годы.
   Юрий опять вернулся к цели сегодняшнего полёта. Снова придётся проводить беседы со своими речниками, с владельцами лодок: - может, кто-то видел, что-то помнит из того злополучного дня…

   Ушканова Юрий знал давно, когда сам еще был мальчишкой. Владимир, как и отец
Юрия, работал трактористом в геологической экспедиции. Он не раз приходил в гости
 к отцу, когда у них совпадали выходные дни на базе. Так часто бывает: - буровики встречаются с буровиками, монтажники в своём кругу, и трактористы тоже не исключение. Бытует какое-то профессиональное братство. Сидят за «пузырём», курят, вспоминают случаи из своей, порой не легкой трактористской жизни, в суровых условиях Крайнего Севера.

   Странная судьба складывалась у Володи Ушканова. Будто кто-то начертал ему этот путь и вел по нему, неоднократно подвергая испытаниям. Два раза он пропадал, волнуя экспедиционное начальство поисковыми хлопотами. Много было пищи для разговоров жителям поселка. Но тогда, это еще не стало его концом…

   Подбаза «Часельская » располагалась на высоком левом берегу северной реки Таз,
одной из самых крупных рек Западной Сибири, вблизи озера Усть - Часелька. В конце июля в этот дикий край прибыл десант. На барже, с собственным жильём, тракторами. Экипаж плавкрана выгрузил на берег технику, балки, стройматериалы и остался ждать поступления основных грузов. Прибывшие первопроходцы приступили к обустройству временного места жительства.

   Берег огласился рёвом моторов, голосами людей, звоном бензопилы. Пришлось отвоёвывать у тайги часть берега, пилить высокие, раскидистые ёлки. Бульдозером ровнять площадку, раскорчёвывать кусты. Вагончики расположили, в виде буквы П. Под руководством электрика поставили столбы, заранее приготовленные на базе. Подвесили провода, протянули к балкам, приладили уличный фонарь. И зажили здесь чуть более десятка человек. Начальник подбазы, гсэмщик, такелажники, или попросту грузчики, трактористы плотники и электрик. Сюда, по реке, будет завоз вышечного оборудования, бурильных труб, цемента. Различных присадочных материалов, для приготовления промывочных растворов.

   Работа закипела. Такелажники, почти ежедневно разгружали подходившие одну за другой баржи, теплоходы с необходимыми материалами. Четыре плотника строили дощатые склады, для этих самых материалов. В сторонке установили большие ёмкости для приема солярки и автобензина. Топливо, с подходивших танкеров, принимал старейший работник экспедиции, ветеран Севера, Айбатов. Смуглое, морщинистое лицо, узкие, с хитринкой, глаза. Невысокого роста, сухощав, но работоспособность у него – дай бог каждому. Кажется, он навечно пропах соляркой. Всегда при нем замасленные рукавицы, гаечные ключи. Рулетка и блокнот, куда он заносит промеры, принятого из танкеров доставленного топлива.

   И вот конец августа. Ещё относительно тепло. От северных ветров, подбазу защищает тайга, стоящая стеной у самого берегового среза. Светит солнце, серебрится река – покой и умиротворение окружает этот мир. Гомонят, щебечут ласточки – береговушки у своих гнёзд, в высокой отвесной глинопесчаной стене. А по вечерам, от ночного ветерка, у берега плещется вода, колышутся кроны сосен, елей, и таёжных кедров. Будто тайга шепчется с рекой о своих секретах. Далёк путь у этой сибирской реки. На тысячу четыреста километров протянулась с юга на север. Несколько природно - географических зон пересекает она. Северную тайгу, лесотундру и тундру. Есть о чём пошептаться, о чём рассказать.

   У такелажников работа спорилась. Все молодые, сильные ребята. Они легко управлялись с трубами, мешками цемента, глинопорошка. Кассетный магнитофон, на батарейках, поднимал парням настроение. Электропитание в поселке было только вечером. Один из тракторных кранов, оборудованный электрогенератором, после работы подключался к временной электролинии. Освещались балки, можно было вскипятить воды для чая, или побриться.

   Посёлок от базы в трехстах километрах, по карте, то есть по прямой. Связи с ней не имелось. Все сводки, просьбы, заказы, передавались на базу через рации, стоящих на разгрузке судов, или записками через экипажи. Начальство просило связистов поставить КВ-радиостанцию. - Мало ли, что может случиться? Но у тех пока что-то не получалось. Вокруг, ни одного населенного пункта на двести километров. Правда, мимо нередко проходят различные суда, самоходные баржи, танкеры, то в верховье, то вниз. Или пронесет течением, небольшим ветерком, старую селькупскую лодку с дырявым парусом. Таз судоходен до восемьсот двадцатого километра от устья, для судов типа река – море.

   В последний день августа, с севера, послышался рокот летящего вертолёта. МИ- 8 пересёк реку, развернулся над правобережной тайгой и устремился к левому берегу на посадку. Такелажники, оставив работу, побежали к вертолётной площадке. Так заведено. За ними заторопился и начальник подбазы, Никифоров. Из салона вертолета выпрыгнул борттехник и подвесил стремянку. Первым сошёл зам начальника экспедиции Виктор Гаврилович Мамонтов. Следом, с увесистым рюкзаком, спустился бульдозерист Володя Ушканов. Последним вышел однорукий инженер по трубам, Сергей Петраков, как его называли в шутку – «инженер по резьбовым соединениям».

   Никифоров шагнул навстречу Мамонтову. Они поздоровались, и оба, Виктор Гаврилович и Виктор Максимович, пошли вдоль берега, осматривая расположение ёмкостей ГСМ, укладку труб, складирование цемента и прочих материалов. Такелажники окружили Володю Ушканова.
- Ну, что нового на базе? Водка в магазине продаётся?
- А вторую программу пустили?
- Про новости ничего не скажу, не знаю. Только вчера прилетел из отпуска, в Салехарде «заторчал». Скоро учебный год, на север много народу летит, вот и припоздал из-за этого.
А водки в магазине завались, - сам брал вчера.

   Володя взвалил на плечо свой, внушительных размеров рюкзак, и направился к посёлку. Он должен сменить тракториста, работавшего на его бульдозере. Борттехник раскрыл створки, и такелажники приступили к выгрузке продуктов. Саша Рерберг, бригадный кашевар, этому очень обрадовался: продукты были наисходе, и ему каждый раз приходилось ломать голову: - что же приготовить из скудных остатков? Саша, вообще-то, такелажник. Из-за неустроенности быта, поваров сюда не присылали, и пищу сначала готовили по очереди. Потом решили освободить от работы одного человека. Лучшим для этого подошёл Саша.
- А это что за ящики?- спросил Миша Волобуев у борттехника,- разгружать?
- Вон у хозяина спросите. С сиденья встал парень и потянулся к одному из ящиков.
- Это вам рация, мужики, а я, стало быть, радист.
- Отлично! Сегодня поставишь? Может, с Людкой потреплюсь, – соскучился без бабы, блин. Такелажники дружно гоготнули: - не только ты соскучился, нам тут всем уж невтерпёж! 

   Минут через двадцать вертолёт взлетел и взял курс на Красноселькуп. Подбазу сегодня покинули двое, тракторист Бирюков и гсэмщик Айбатов. Рацию и продукты, с вертолётки, перевезли к посёлку на пене. Трактор, вместо улетевшего на базу тракториста, оседлал Ушканов. Продукты определили в погребок, выкопанный ещё вначале базировки, под густой ёлкой. В её тени всё же прохладнее. Рацию занесли в пустовавший балок. Тут же пришёл Виктор Максимович и осмотрелся: - Так, стола нет, сейчас пришлю плотников. Покажешь, где удобней его разместить, - обратился он к радисту.
- Тебя как звать то?
 – Евгений. Пойду, познакомлюсь с местностью, для качественной связи важно правильно расположить антенну. Вместе они вышли на улицу. Радист осмотрел округу.
- База, примерно, в какой стороне?
- Как я помню карту, база в этом направлении. Виктор Максимович махнул рукой на   высоченные, метров более двадцати, ёлки, стоявшие вблизи
- Прекрасно! Антенну подвешу между этой и этой ёлками. Метров пятьдесят здесь будет.
- Ну, дерзай, будешь антенну поднимать, - плотники помогут, я им скажу, а сам пойду, позанимаюсь. К очередной сессии надо готовиться.
      Начальнику подбазы, на вид, более пятидесяти, неужели всё учится,  - подумал
 Евгений и спросил:
- В каком же заведении учимся?
- В саратовском, рыбно-пушном.
- Я что-то такого не слышал.
- Нефтяной. Так в шутку прозвали. Устраивают туда по блату, за рыбу, за песцов.
- А, вот теперь понятно.

    Виктор Максимович ушёл. Радист начал распаковывать ящики с аппаратурой. Пришли плотники, оба Юры. Один молодой, ученик, другой пожилой, из Рыбинска, приехавший на Север заработать пенсию побольше. Прикинув, что к чему, они принесли инструмент, строганых брусков и пяток досок вагонки. Евгений, тем временем, вынес катушку антенного канатика, и разматывал его вдоль берега реки. Отмерив, нужное количество шагами, начал привязывать изоляторы, ставить перемычки, идущие на снижение. Затем пришлось взбираться на высоченные ёлки, опиливать мешающие подъёму, суки. С помощью плотников, антенна-диполь была подвешена на приличной высоте.
    К вечеру всё было готово. На новом, пахнущем сосною столе, засияли глянцем панели коротковолновой радиостанции. У одного из балков тарахтел трактор, и его электрогенератор уже давал ток на жилые помещения.
Евгений включил тумблеры. Через минуту помещение заполнилось далёкими, будто с придыхом, голосами, дробной морзянкой и завываниями. Вошёл Никифоров, вытирая со лба пот. Виктор Максимович, мужчина приятной наружности, типичный интеллигент. Ему, склонному к полноте, с заметным брюшком, видимо, при тёплой погоде тяжеловато.
- Ну, как тут у тебя, Евгений?
- Всё готово. Через пятнадцать минут сеанс связи.
- А позывной дали?
- Да, двести третий, по номеру будущей буровой. 
Вскоре в балке стало тесно: подошли такелажники, пахнущий жареной рыбой повар, плотники и в полном составе трактористы.
 
     Установка связи с дальних точек, всегда событие. Было особенно волнительно услышать голос далёкой базы. Все расселись по скамейкам, сколоченным предприимчивыми плотниками. За разговорами незаметно пробежало время. Никифоров посмотрел на часы, потом на радиста: - Ну, давай, пробуй, уже пора. Радист прибавил громкость на приёмнике и, нажав тангенту на телефонной трубке, включил передатчик. Привычно, как это он делал всегда, стал вызывать базу:
- Полставторой, полставторой - ответьте двести третьему! Минута ожидания, и вдруг, звонкий отчётливый голос Татьяны, базовской радистки, ворвался свежим ветром в прокуренное помещение:
- Двести третий, двести третий, слышу вас отлично! Сидящие в балке заулыбались:
- Прекрасно! А сколько отсюда до базы?
- Километров триста, наверное, ответил радист. Виктор Максимович попросил трубку и вызвал базу. – Пятьдесят второй, слышим вас так же, отлично, - проверка связи после монтажа, к базе пока ничего не имеем, наша сводка у Мамонтова, утром выйдем на связь. Двести третий связь закончил.

    Саша Рерберг поднялся со скамейки и направился к выходу. Обернувшись, спросил
радиста: - Ужинать будешь? Да, надо бы, ведь ночевать придётся.
- Ну, давай, приходи. После, я займусь мытьём посуды.
- Евгений, - обратился Никифоров, - у тебя спальник с собой?
- Да, конечно, имеется. - Тогда в нашем балке располагайся,- есть лишняя кровать.
Гуськом все потянулись из вагончика. Радист пошёл следом за ними.

     Столовая, если её так назвать, располагалась на берегу реки. Длинный дощатый стол под навесом. Рядом печка из кирпича, в большом ящике сковородки и разнообъёмные кастрюли. Скамейка, по длине стола, с одной стороны. Перед взором каждого сидящего за столом, плавно струилась широкая река. А на её правом, низком восточном берегу, вплотную подступала тайга, будто посмотреть на пришлых «чудиков».

   Кто-то уже устроился за столом, кто-то спустился к воде помыть руки. Евгений последовал их примеру. Какое-то необыкновенное чувство простора, свободы и красоты всколыхнуло его. И эта придумка, со столовой, тоже была необычной.

   Из-за поворота реки показался танкер. Подгоняемый попутным течением, вскоре он оказался напротив подбазы и, такой вот идиллической столовой. Троекратным гудком, с танкера привлекли внимание обитателей посёлка. Из палубного громкоговорителя донеслось: - Приятного аппетита, мужики! В ответ, с берега, парни помахали руками, пустыми мисками. Евгений и Саша покидали столовую последними.

   У балков, на брёвнах, восседала молодёжь. Горел, потрескивая, костерок, дымком отпугивая комаров, гнус. Над восточной тайгой зажглись первые звёзды. Миша Волобуев уже терзал гитару и пел под собственный аккомпанемент, нарочито подстраиваясь под кавказский акцент. Да и внешность будто соответствовала кавказцу. Он был кудряв, слегка зарос, и чёрные усики завивались на кончиках. Его слушали с улыбками на лицах. Уж больно артистично у него получалось:         
...Долго мы катался с ним.
Говориль немножко.
И пропали у него
Кошелёк и брошка.
И пошёль она домой
Бледный, как сметана,
Только ветер напевал
По его кармана.
Ай, джан, ай, джан,
Приходы мой лавичка.
Я торгую баклажан,
И всякий вкусный травичка.

     Следующее утро выдалось таким же солнечным и тёплым. День субботний, работы нет, и все расслабились. Кто-то подольше поспал, кто-то ушёл порыбачить. Володя Ушканов засобирался в тайгу, поохотиться. Никифоров вышел на связь с базой. Прослушав адресованное Часельке объявление, чертыхнулся. Его личные планы рушились. Выключив рацию, поспешил в балки. Навстречу попался Ушканов:
– Володя, на охоту не «намыливайся», наподходе судно с обсадной трубой, и плавкран, выгружать придётся.
 – Ну, надо - значит надо!

     Через пару часов первым прибыл плавкран «Ганс», за ним теплоход «Омский16». Пока кран ставили к берегу, к нему швартовали теплоход, прошло больше часа. Наконец открыли трюмы, и работа закипела. Вытянув свою длинную шею, кран опускал её в грузовой трюм. Стропальщики цепляли трубы, он в плавном развороте проносил их над водой и опускал на берег. Из судового динамика гремела музыка. Слышались команды такелажников: «майна, майна», «вира».

   Через три часа уже вся площадка была завалена пачками труб разного диаметра. Укладка и сортировка будет позже. Главное, разгрузить и отправить судно, ведь скоро пора ледостава. Радист, воодушевлённый всеобщим авралом, подошёл к Саше Рерберг:
- Помощь нужна?
- Да. Было бы кстати. Я не управляюсь.
- Тогда говори, что надо делать.
- Пока открой вот эти банки, а я что-то ещё приготовлю. Он протёр разделочную доску, изготовленную плотниками, и положил на стол вместе с большим кухонным ножом:
- Евгений, в той бочке, что стоит у воды, у нас водится рыба. Поймай штучки три, и неси на разделку. Сегодня надо рыбки пожарить, мужиков покормить, пока ещё не испортилась. Радист недоверчиво посмотрел на повара:
- Ты серьёзно, или шутишь?
- Нисколько. Без булды.

     Евгений пожал плечами и спустился к реке. Деревянная бочка, объёмом литров на триста, наполовину заполненная водой, имела наклон к реке. Опустив руку в бочку, он почувствовал упругое тело крупной рыбины. Она вяло пыталась уйти от прикосновения. Евгений подобрался к жабрам и удачно схватил рыбу за голову. 
Улов был хорош. Сазан, килограмма на два, угодил в ведро. Таким же способом он отловил ещё две рыбины.
- Откуда у вас такое богатство?- спросил Евгений у повара.
- Дня три назад, ночью, наши ребята с речниками на теплоходе дошли до проточки, а от неё пешком к озерку. Вот там и порыбачили. Такой улов только во сне бывает! 
         
      Работали до позднего вечера, то есть, до полной выгрузки. Экипаж «Ганса», после
работы атаковал свой судовой душ. Когда помылись свои, предоставили помыться
всем желающим с берега. С плавкрана долго гремела музыка. До утра, теплоходы и кран оставались в связке у берега.

   Утром, «Омский 16» долгим гудком оповестил всех о своём отходе. Затем теплоход- «толкач» пристроился к «Гансу» и караван двинулся в далёкий обратный путь. Никифоров расслабляться не дал. После завтрака приступили к работе. Сортировали трубы по диаметрам, пачками укладывали на приготовленные брёвна с помощью тракторного крана. За день не управились, оставили на следующее утро. Устали всё-таки ребята, целый месяц нелёгкого труда. Виктор Максимович подбадривал: - Эту работу закончим, грузов, наверное, больше не будет. Значит, скоро нас вывезут на базу.
– Успеть бы на охоту сходить, - почёсывая затылок, говорил Володя Ушканов. 

   На следующий день, к обеду, укладку труб закончили. Ушканов подогнал свой бульдозер к посёлку и заглушил мотор. Обедали все вместе, загадывали, когда за ними пришлют вертолёт. Володя ел торопливо, ему хотелось поскорее собраться и уйти на охоту. Допив чай, и положив в карман пару кусков хлеба, вышел из-за стола. Небо затягивало облаками - в тайге может быть прохладно. В балке, Ушканов надел ещё один свитер, а сверху энцефалитку. Готовый патронташ застегнул на поясе. Его взгляд упал на коробку спичек лежавшую на столе. Она была почти полная. - Пригодится. Снял с перегородки своё двухствольное ружьё и вышел на улицу. Пока надевал болотники, подошли отобедавшие ребята. Николай Шафаренко похлопал его по спине: - Ну, ни пуха, ни пера тебе! Никифоров добавил: - Долго не ходи, да не заплутай, смотри.
- Чего ему бояться, он всю жизнь у тайги жил, - заступился крановщик. Володя выпрямился, вскинул на плечо ружьё, ощупал охотничий нож, висевший на поясе.
- Ну, кажется, всё. Пойду я. Пока. Он сделал рукой прощальный жест и зашагал к лесу.


       После ухода Ушканова, все включились в «активный» отдых. Миша Фурманов залёг с книгой на постель поверх спальника. Длинный, худощавый, часто заросший рыжей щетиной. Он всегда был слушателем, с дежурной улыбкой на лице. Волобуев, лёжа на кровати, лениво перебирал струны гитары. Шафаренко отправился порыбачить. Крановщик и тракторист ушли в «дрёму». Только Саша Рерберг, да инженер по трубам, остались при своих делах. Сергей Петраков ходил с линейкой и рулеткой между пачками бурильных труб разного диаметра, занося промеры в тетрадь.
 
      Здесь, на Севере, он уже тринадцать лет. Работал на буровых. Сначала верховым,
затем вторым помбуром, и в последние годы,- первым. Не повезло мужику. В одну из ночных вахт, когда сказывается усталость и снижается реакция, при спуске бурового инструмента в скважину, замешкался, левая рука попала в ключ АКБ. Переломало её, измочалило. В шоковом состоянии, санрейсом вывезли его в районную больницу, а оттуда в сопровождении врача в Тюмень. Через пару месяцев вернулся в экспедицию инвалидом, с ампутированной до предплечья, рукой. Он долго обивал пороги разных кабинетов, пока уговорил экспедиционное начальство, чтобы позволили ему отработать два года до пятнадцатилетнего стажа. Так он стал инженером по трубам. 
 
   Перед вечером к берегу пристал пассажирский теплоход «Тихон Сенькин». Видно 
корабельщики решили заночевать. С носа на песок спрыгнул молодой, проворный матросик. Привязывал чалки прямо к толстенным корням сосен, вылезшим из отвесной береговой стены. Спустили трап, и вся команда сошла на берег. Кроме судовой кассирши, среди них была молодая, румянощёкая ненка, как потом оказалось, учительница. Судно шло в верховье с заданием: собрать и вывезти ненецких детей из оленеводческих бригад, из маленьких посёлков, в районную школу-интернат.

   Команда теплохода заявилась в гости не с пустыми руками. Речники народ запасливый, выставили три бутылки водки, сухое вино, огурцы, помидоры. Местная молодёжь, при виде этакой «экзотики», выдало дружное – Ура-а! Никифоров пошептался с поваром. Саша принёс тушёнки, рыбных консервов и апельсинового сока. Никифоров пожертвовал литровую банку свежеприготовленной икры нельмы. Эту присолённую икру, он три дня крутил в банке, столовою вилкой, очищая от плёнок.

   Экипаж теплохода, можно сказать свой. Возит обычно пассажиров между районным центром и посёлком геологов. Земляки встретились случайно, за несколько сотен километров от мест своего обитания. Крановщик уже дал ток на балки. В помещении было светло, было шумно. Наперебой сыпали анекдотами, шутили, смеялись.

   Никифоров был невесел, отсутствие Ушканова его сильно обеспокоило. Берега окутали сумерки, а в тайге ещё темней. Володе сложно выйти сейчас на посёлок.  Заплутал что ли? Своими опасениями он поделился потихоньку с ребятами. Те его успокаивали: - Придёт, ушёл, наверное, далековато! Ничего, трактор молотит, слышно далеко. Придёт!

   Крановщик, всё же, подошёл к своему трактору, забрался в кабину, и погазовал прерывисто минут пяток. Этот усиленный рокот мотора огласил побережье, долетел до правого берега и, усиленный эхом, вернулся обратно. Через несколько минут «расслабуха» продолжилась. Вспомнили о гитаре, и Михаил Волобуев отправился в свой балок. Через незашторенные окна увидел, как тракторист тискал учительницу, лез с поцелуями. – Вот вымогатель, - пробормотал он и, постучав, ввалился в балок.
Девушка, вся в румянце, отпрыгнула, оправляя платье. Миша, потянувшись за гитарой висевшей на перегородке, расплылся в улыбке: - Эля, держи ухо востро, этот парень, ещё тот жук... Затем извлёк звучный аккорд и вышел.
 
      С гитарой стало ещё веселее. Инструмент переходил из рук в руки. Каждый хотел исполнить что – нибудь своё. Капитан заметил скованность хозяев и обратился к начальнику подбазы:
- У вас что-то случилось? Вы все, какие-то натянутые, сдержанные.
- Да, Валерий, переживаем, человек у нас ушёл на охоту и пока не вернулся.
- Хреново! Сейчас по темноте он не пойдёт, будет утра ждать. Видимо потерял ориентировку, заплутал. Бегло взглянул на часы: - Ну, надо закругляться. Он встал и
громко произнёс: - Экипаж, все на корабль, пора и честь знать! Да! А где наша пассажирка? Жанна, найди её, и возвращайтесь вместе, иначе трап уберём.
- Виктор Максимович, спасибо за приём, мы вас покидаем, нам рано отчаливать.
Будем отходить, посигналим для вашего пропавшего парня.

     Никифоров уснул поздно, да и ночью просыпался несколько раз: - Ушканов не выходил из головы. Утром всех разбудили прерывистые гудки теплохода. Натянув трико, Виктор Максимович вышел на порог. Всё небо в низких облаках. Моросил тихий мелкий дождь. Река от берега до берега в сплошной ряби. Судно отработало задним ходом. Выписав красивую дугу, направилось в верховье. Уже далеко за поворотом, ещё слышались то короткие, то длинные гудки.

   Два дня ждали появления Володи. Не просто ждали: гоняли по берегу трактора на  повышенных оборотах. Несмотря на дождь, по трое, четверо, ходили в тайгу, кричали, стреляли из ружья, которое дал Виктор Максимович. Жаль, что патронов было маловато,- всего пяток. Да и сами ребята боялись заблудиться, держались друг от друга
 на расстоянии видимости, постоянно перекликаясь. Хорошо, что при них был компас, предложенный радистом. О пропаже человека, Никифоров на базу пока не докладывал:  была ещё надежда.

   На третий день, после обеда, заявились новые гости. Из леспромхоза, что ещё выше по течению реки, на моторной лодке прикатили двое мужчин. Одетые в дождевики они выглядели усталыми и неуклюжими. До подбазы они плыли более двух суток, с небольшими остановками в пути: порыбачить и поохотиться.
   Добровольцев, отправиться в дальний путь, заставила нужда. Отказал передатчик леспромхозовской радиостанции, и посёлок остался без связи. По работающему приёмнику определили, что у совсем неблизких соседей, геологов, появилась рация. Было принято решение: сгонять к ним на лодке, и через их рацию поставить в известность свой стройтрест о неисправности передатчика.

   В подарок хозяевам, гости привезли десяток больших сазанов, а Никифорову подарили крупного подстреленного тетерева. Радист организовал гостям связь вне расписания. Приезжие, на ночлег, расположились в балке у начальника подбазы. Утром ещё раз выходили на связь с Лабытнангами. Получив уведомление, что через два дня прибудет вертолёт с радистом, они отправились в обратный путь, оставив пяток патронов.
   Никифоров тоже вышел на связь и узнал от диспетчера, что планируется вертолёт, для вывоза людей с Часельки. Скрывать, пропажу человека в тайге, не имело смысла. Нужен настоящий поиск. После минуты раздумья он решительно нажал тангенту.
 – База! Запишите сообщение: - пропал тракторист, ушедший в тайгу. Нет трое суток. Наши поиски безуспешны. Нужна помощь авиации. Никифоров.

   Начались переговоры с начальством, объяснения: как это случилось. Радист постоянно дежурил у рации: вдруг будут вызывать. На этой же частоте, Евгения заинтересовали переговоры далёкой южной буровой со своей базой. Возможно в Мегионе. Прибывшая на смену повариха оказалась при сильном подпитии. С топором в руках она бегала по территории буровой за мужиками. Всю вахту загнала на верхние полати. Буровой мастер незаметно проник в балок, где стояла рация. Просил диспетчера прислать наряд милиции. Диспетчер, едва скрывая смех, спрашивал: - Да что вы, десять мужиков не можете справиться с одной бабой? Мастер отвечал: - Она вообще осатанела, да ещё с топором! 

      Евгений потянулся за трубкой: вызывала база. Поступило указание: завтра утром выйти на связь с последними новостями. Если пропавший не вернётся, ждать вертолёт для его поиска. Радист направился в балок к Никифорову. Здесь его не оказалось. – А где Максимыч?- спросил он у сидящих мужчин, крановщика и инженера по трубам. Крановщик пожал плечами: - Вышел со спиннингом, наверное, на рыбалку отправился. - А, ладно, потом передам,- подумал Евгений и обратил внимание на книгу, которую по вечерам читал Никифоров.

   Мужчины продолжили прерванный разговор, а Евгений увлёкся чтением. – Ну, так вот, – продолжил свой рассказ Сергей,- однажды прислали на смену новую повариху. Красивая, зараза. Титек, полная пазуха. Повариха она – никакая. Но любовница,- это ручки золотые. За окном послышались голоса, и радист посмотрел за окно. От леса шли парни, четверо такелажников и плотник Юрий Изуграфов, ходившие на очередной поиск. Пропавшего среди них не было.

   Ушканов углубился в тайгу не сразу. Шёл параллельно реке, блестевшей слева          между деревьями. Вблизи берега, у края, было светло. Встречались куртины шиповника, манившие красными, спелыми плодами. Кусты смородины, с остатками крупной чёрной ягоды. Тут часто обедали птицы. А вот самих птиц что-то не видно и не слышно. – Может подшумел я, они и улетели? Чем дальше уходил от края, тем глуше и сумрачнее было в тайге. Пробовал найти какие-то приметы обитания зверей. Сразу это не получалось. На мхах и лишайниках следов не видно. Постепенно освоился, взгляды стали более внимательными, изучающими. Надломленные сучки на деревьях, волоски шерсти на коре убеждали, что здесь бывают лоси. Он так увлёкся этим занятием, что не заметил, как пролетели четыре часа. Ну что же, пора возвращаться, скоро вечер. Жаль, что выход в тайгу сегодня оказался неудачным. Не повезло.

   Интуитивно Володя чувствовал направление на обратный путь, и особого беспокойства у него не было. Но интуиция его подвела. Казалось, что идет он правильно, на восток. Шёл и шёл, стараясь держаться выбранного курса. Преодолел уже большой путь, это подсказывало время, а он ещё так и не вышел к реке, не говоря уже о посёлке. Хотя и сознавал, что в лесу трудно определить расстояние.

   Идти через тайгу, это не по ровной дороге. Приходится обходить упавшие стволы  елей, сосен, или заросли густого кустарника. Проконтролировать себя, определить, где север, где юг невозможно: серое пасмурное небо просвечивало между кронами деревьев. Появились опасения, что выбрал неправильное направление. В тайге сгущались сумерки. Володя стал метаться то вправо, то влево. Чертыхался, натыкаясь на препятствия.

   Перспектива, ночевать в тайге, не сулила ничего хорошего. Ночи уже холодные, можно простыть, поскольку, одет легко. Он часто останавливался, напрягал слух, надеясь услышать какие-то звуки с реки или из посёлка. По времени уже должен работать трактор для подачи освещения на вагончики. Но Ушканова окружала звенящая, мёртвая тишина. - Всё! Хватит блужданий! Пока ещё не совсем стемнело, надо готовиться к ночёвке. Сначала нужно дров для костра припасти. До утра отдохнуть, а завтра что нибудь проясниться. - Вот, влип, чёрт возьми! – ругался Володя, ломая сухие сосновые ветви.

   Место для костра выбрал под двумя ёлками, стоявшими рядом. Костёр разгорелся сразу. Набрал ещё большую охапку сухого валежника. 
От костра исходило приятное тепло. Плясали, переплетались языки пламени, раздвигая
темноту. С ёлок нарезал лапника, выстелил перед костром и повалился в это мохнатое ложе. Усталость расслабляла, подавляла волю. Очень хотелось есть. Он вспомнил про хлеб, который взял со стола во время обеда. После, в балке, он завернул его в страницы, вырванные из «Огонька», и это было правильно.

   Володя взял один из кусков и положил перед собой. Второй бережно завернул в бумагу и убрал в карман. Приготовленный кусок ел медленно, растягивая удовольствие от еды. Думалось, что ребята всполошились сейчас на подбазе, а ещё больше Никифоров, начальник всё же: ответственный за каждого.
   Глаза закрывались. Ушканов уже не мог бороться со сном. Подбросил в костёр последнюю охапку веток. Затем лёг, положив ружьё перед собой. Сквозь прищуренные веки смотрел на пламя. Усталость брала своё, даже шорохи тайги не могли отвлечь от подступавшего сна. Проснулся среди ночи от холода. Вокруг жуткая темнота. Костёр погас. Вставать не хотелось. Пересилив своё нежелание, поднялся.

      До рассвета ещё долго, без костра задубеешь. С осторожностью, оберегая глаза, набрал почти на ощупь большую охапку дров. Палкой пошевелил в костре. В глубине, красными светляками ещё жили угли. Наломал мелких веточек и положил в чуть тлеющий костёр. Веточки загорелись не сразу. Пришлось наклониться над костром и подуть на огоньки. Заструился дымок, и вот вспыхнули маленькие робкие языки огня. Они всё больше набирали силу. Володя подложил сушняка, и пламя заполыхало, высветив из темноты ближние деревья.

    Времени только половина третьего, как долго до рассвета. Нужно ещё набрать дров.
Шурша сухой хвоей, насобирал довольно много валежника, остатков толстых ветвей. Они сыроваты, зато долго будут тлеть. На свету, у костра, что можно, поломал. - Жаль, что нет топора. Топор сейчас был бы кстати! Разве думал, что так получится. Ну, ничего, потерплю. Днём найду дорогу. От сиденья устала поясница, и он прилёг на хвою. Смотрел вверх, пытаясь между деревьями увидеть ночное небо, но не увидел ничего. За освещенными кронами деревьев чёрная темень.

     Остаток ночи прошёл в нудном ожидании рассвета, при коротких провалах в дрёму.
Прислушивался к лесным шорохам, стараясь понять их происхождение. Кончились
заготовленные дрова. Костёр постепенно угас. Уже не было нужды поддерживать огонь. Ночная мгла уходила. Высветились окружающие деревья. Пояснице стало зябко.
Так провертелся он до света. Перед тем, как отправиться на поиски обратного пути,
решил доесть оставшийся хлеб, чтобы потом не останавливаться. Да и желудок не был против этого. Хлеб кончился быстро, как он не растягивал это «пиршество». Даже крошки, ссыпав с газеты в ладонь, отправил в рот.

   Поднявшись с лапника, Володя почувствовал расслабление, некомфортность, боли в пояснице. Конечно, за ночь продрог. А возможно это к непогоде, наверное, будет дождь. У трактористов, шофёров, поясница – барометр. Застегнул на поясе потуже патронташ: для поясницы это лучше. Вскинул на плечо ружьё и огляделся. - Куда идти, как определить верный, правильный путь? Утро пасмурное. Серое низкое небо просвечивает между деревьев. Сложно определиться с направлением. По стволам, по веткам, больше растущим с южной стороны, как советовали бывалые охотники, тоже не узнаешь где север, где юг. По одним  породам, можно думать, что юг там. Другие показывают совершенно иное. Муравьиные кочки уже все закрыты. Ушли мураши на покой. Про мхи - лишайники, уже всё забыто. Да, видимо потерял я свои охотничьи навыки, - думал Ушканов.

   
     Володя жил в селе вблизи тайги. Почти всё мужское население считают себя охотниками. Тайга рядом, промышляют мужчины и зверя и птицу. Бывает, что и женщины с отцами, или мужьями, пристрастятся к охоте. А уж мальчишки и подавно:
общаясь с тайгой, пацаны быстрее взрослеют, становятся рассудительнее и собранней. Ведь с ней шутить нельзя. Незаметно, набираются опыта от взрослых. Как сберечь спички от дождя, как развести костер в сырую или ветреную погоду. Как устроить ночлег. Много всяких мелочей нужно знать охотнику. Но не только на промысел зверя ходят в тайгу.

     Поздней осенью манит тайга целебной ягодой, клюквой, растущей на болотах, из которой сибирские хозяйки варят кисели, делают морсы, и клюквенные настойки.
 А шишкование! Это ешё одна пора, когда люди собираются по трое, четверо и идут
 в кедровники. Обивают кедровую шишку, из которой потом выколачивают орешки. Вот так и живут сибиряки разным промыслом. Спрашивают у местных обитателей, ханты, манси, или селькупов, чем вы живёте? Чем занимаетесь? А те отвечают: - белка ловим, шишка бьём, бурундук сельпо сдаём.

   Ушканов, конечно, не был таким заядлым, завзятым охотником. Ружьё приобрёл, когда стал работать, чтобы выглядеть перед своими сверстниками достойным сибиряком. Но, имея ружьё, выходил в тайгу, на охоту, редко. По некоторым обстоятельствам женился рано. Один за другим посыпались дети. Работа тракториста в колхозе отнимала всё время. Даже не частые выходные дни использовал на более важные дела. В сенокос, сена припасти для коровы, летом дом подлатать, сарай поправить. А осенью картошку убирать и прочие овощи. Так что охотничьих навыков, бывалого таёжника, у него совсем не густо.

     Здесь, на Севере, совсем другие условия. Из зверья, предмет охоты песец, но это редкость вблизи посёлков, да заяц. А уж чаще всего, так это полярная куропатка, которую даже мальчишки ловят зимой на петли, из толстой рыболовной лески. В хорошую погоду, как говорят пилоты, видимость сто на сто. Уж тут не заплутаеш!
- А вот тайга меня закружила. – Ну, ничего, выпутаемся, - так думал он, блуждая по глухой, сумрачной чащобе.

   А время шло, и уверенность покидала Владимира. Он менял направления, останавливался, прислушивался к лесным звукам, но ничего обнадёживающего для себя, не уловил. Начавшийся дождь ещё более усугубил его нелёгкое положение. Даже высокая мохнатая ёлка, под которой он укрылся, не спасала. Через какое-то время промок до нитки. - А-а, была, не была! И он вышел из укрытия. Вода с одежды потекла в болотники. Скоро в них захлюпало. Идти стало труднее. В сердцах вскинул ружьё, и раз за разом сделал два выстрела. Напрягая слух, пытался сквозь шум дождя услышать ответные выстрелы. Но всё было напрасно. Наверное, меня не ищут, надеются, что приду сам,- так размышлял Ушканов.

     До боли в желудке захотелось есть. Этого мне только не хватало! Сколько же я хожу? – задал себе вопрос Володя. С трудом отвернул намокшую манжету с резинкой внутри. Его электронные часы замокли, стекло изнутри будто покрылось росой и определить точное время невозможно. Но, по некоторым размышлениям предполагал,что было более четырнадцати часов. Он впал в уныние. На одном из взгорков попался куст можжевельника. Синеватые ягоды привлекли его внимание. Вкус у ягод был необычным, они отдавали хвоей, но есть было можно. Во всяком случае, его не вырвало. Слегка подкрепившись, пошёл дальше.

      По рельефу, по расположению опавшей листвы, по пожухлости трав понял, что вышел на звериную тропу. Не дай бог встретиться с медведем! – подумал Володя,- от него не убежать. Обходя поваленные деревья, он вдруг вышел на поляну. Видимо здесь, когда-то, разыгралась трагедия. На её середине белели застарелые лосиные скелеты. В борьбе за обладание самкой, ветвистые рога самцов сцепились так, что разъединиться они уже не смогли. Бедняги умерли от бессилья, или на них,  беспомощных, напали волки. 
    
      Поразмыслив над давним происшествием, двинулся дальше. Мелкий, надоедливый дождь сопровождал его. Он шёл, чтобы идти, всё равно куда. Точного направления, хотя бы к реке, не определить. Ах, если бы показалось солнце! К реке бы я, надеюсь,
вышел. Но дождь всё моросил и моросил. Идти трудно, на мокрой листве скользят сапоги. Скользят мокрые ноги внутри сапог. И самому стало зябко в мокрой одежде.
Хорошо, что надел два свитера под энцефалитку. И вязаная шапка, под капюшоном
энцефалитки, немного спасает.

      Времени на часах не определить, под стеклом белёсая муть. Заметно, что в тайге стало сумрачней. – Значит, скоро свечереет. Неужели опять ночёвка в лесу? - Опять готовить дрова, разжигать костёр. – А как там у меня спички? Во время отпуска Ушканов бросил курить, и о спичках вспомнил только сейчас. Всё же у него тлела  надежда, что выберется, вернётся на подбазу. Спички оказались влажными. - Костра ими не разжечь. Да и дрова сейчас сырые. Вспомнил былые времена, когда собираясь на охоту в тайгу, спички помещал в презерватив, это было надёжное хранение. - Вот попал - так попал!   

      Быстро сгущались сумерки. Володя прошёл ещё немного, выбирая место, где
расположиться. Нашёл высокую развесистую ёлку и шагнул под ветви, как в шатёр. Наклонившись, разгрёб сырую, слежавшуюся хвою. Ниже оказалась сухая. От неё, кажется, исходило тепло и затхловатый запах. – Ну, ничего, перетерплю. Хвою немножко взбодрил. К стволу ёлки насыпал побольше, повыше, чтобы можно было привалиться.
  - Ну, вот и всё. Нужно отдохнуть, а завтра, что бог даст. Меня, конечно, хватились, может вертолёт вызовут для поиска! Он сел на приготовленную подстилку и спиной
прислонился к дереву. Ещё сильнее плечи и спина почувствовали влагу его одежды.

   Сказывалась усталость. Тихий шорох дождя навевал сон. По телу будто пошло тепло. Он стал согреваться, и незаметно уснул. Проснулся от головной боли. Сколько проспал, не имел представления. Прислушался, и понял, что дождь кончился. Это обрадовало его. Но в душе появилось беспокойство: явно, что он заболел. Симптомы налицо: головная боль, насморк и температура. Вот отчего жарко!

     Шёл пятый день, как пропал Ушканов. С утра ждали обещанного вертолёта, для поиска пропавшего тракториста, но он прилетел за полдень. Экипаж попросил всех свободных от дел занять места в вертолёте и через иллюминаторы вести наблюдение за местностью. При каких-то сигналах с земли, немедленно сообщить.

   День пасмурный, но видимость хорошая. Внизу, под вертолётом, наверное, на сотни
километров «зелёное море тайги». Сверху, кажется, что кроны деревьев очень близки, и можно не заметить одинокой фигуры человека. Летали минут тридцать на стометровой высоте. Сначала маленькими кругами, вблизи реки и подбазы. Затем зону поиска расширили. Покружились над озёрами, проходили над ериками, соединявшими озёра с рекой. Экипаж и ребята во все глаза «обшаривали» территорию, но не увидели  ни дыма, ни костерка. Никакой зацепки!

     Вернулись на Часельку, где начальник распорядился; кому можно, или срочно нужно, отправиться домой, а кому остаться для дальнейших поисков. Никифоров, пока люди  летали на поиск, этот вопрос уже обсудил с базой по рации. Вертолёт улетел. Топлива оставалось в обрез, только на обратный путь. На подбазе осталась бригада такелажников, крановщик, обеспечивающий электричеством посёлок, и, конечно же, сам начальник.

   Последующие два дня, из-за тумана, авиация не летала. А здесь, на подбазе, моросил мелкий дождь, наводя уныние на всех оставшихся. Ходить на поиски Никифоров не разрешил, чтобы не потерять ещё кого-нибудь. И каждый думал, переживал за Ушканова, примеряя его состояние сейчас, на себя. Виктор Максимович был задумчив. Заводил разговор с ребятами о пропавшем. Он предполагал, что тракторист шёл параллельно реке вверх по течению. Выше, река имеет поворот. Володя этого не знал, и сразу далеко углубился в тайгу. Километров на десять-пятнадцать. Тем более, к вечеру было пасмурно, и он потерял ориентацию. Искать его нужно на юго-западе. Это точняк! Поразмыслив, все сходились в этом решении. Вот если бы тучи разошлись, да солнце вышло, Ушканов и сам бы выбрался, если не случилось чего - то худшего,- добавил Никифоров.

      Волобуев, лежавший на спальнике и державший на груди гитару, нервно ударил по струнам:
-Нам солнца не надо, нам партия светит.
Нам хлеба не надо, - работы давай!
На окончание он извлёк ещё один звучный аккорд, поставил гитару у кровати и отвернулся к стене. Да, устали ребята от ожидания, подумал Виктор Максимович и вышел из балка. - Что и говорить, я сам весь на нервах…

    Надоедливый дождь расслаблял волю, вгонял в дремоту. Выходить из балка не хотелось. Здесь было тепло от электрообогревателя, горели лампочки. Кто-то читал, кто-то слушал, как Саша Рерберг пел песни под собственный аккомпанемент. По случаю дождя, сегодня он не готовил. Обитатели подбазы получили сухпай, ели говяжью тушёнку и гоняли чаи.
Залило водою кедры, видно леший куролесит.
На сто вёрст кругом не сыщешь ни клочка сухой земли.
Мы ни где-то проживаем, а в таёжном королевстве,
И ни кто-нибудь, мы сами, нефтяные короли.
А в коротких письмах нечего рассказывать,
Здесь пейзаж не хитрый, топи, да туман.
Но скучать нам некогда, ведь до моря Карского,
Тянется Тюменский, наш меридиан.
Наш, Тюменский, меридиан.

      По виду, Саша, типичный студент, почти Шурик, из известного Гайдаевского кинофильма. Так же светловолос, и носит очки. Ну, может ростом чуть выше. В его песенном репертуаре много студенческих и туристских песен. И голосом, и гитарой, он владел хорошо. Вот и этой песней он зацепил парней за душу. Ведь каждый из них являлся частицей большого механизма, творцом общего дела, которое вершилось на огромных просторах Западной Сибири. Геологи вели разведку недр. Промысловики добывали газ и нефть. Строители закладывали новые города, аэропорты, дороги.

   Утро восьмого дня было солнечным. Все обитатели подбазы приободрились. Каждый верил, что поиски будут успешными, и все, после этого, полетят домой. Засуетились, собирая свои вещи. Скручивали спальные мешки, ещё не зная, будет ли вертолёт. Никифоров вышел на связь, ему сообщили, что вертолёт уже вышел. О результатах поиска доложить, чтобы вынести решение о закрытии подбазы Часелька.
- Ну, что, Максимыч, вертолёт будет?- спрашивали парни, завидев Никифорова, выходящим из помещения рации.- Вертолёт уже в пути, наш вылет домой зависит от удачного поиска. Вот так, ребята!

      Развернувшись, начальник отправился в свой балок. Такелажники молчали, обдумывая ситуацию. Все верили, что Ушканов найдётся, ведь как-то должен он обозначить себя.
А Волобуев всё это расценил как дело свершённое: - Прилетим,- бегом домой. Галке скажу: - срочно готовься! А пацана гулять отправлю, долго-долго! Все захохотали.

      Вертолёт прилетел через полтора часа. Никифоров высказал свои предположения о зоне поиска командиру экипажа. Ребята, как и в первый раз, заскочили в вертолёт, и МИ-8 снялся с площадки. Пройдясь над водой, и набрав высоту, застрекотал над тайгой.

    Чувствуя сильнейшую головную боль, затруднённое дыхание, Ушканов ещё двое суток ходил по тайге. Он не мог смириться с мыслью, что заблудился окончательно. Ночёвки в тайге, без костра, когда нет возможности обсушиться, сильно угнетали. Он понял, что дожди обеспечили ему воспаление лёгких. И холод, и голод мучили его. Сожалел, что в этой зоне почему - то не встречались кедровники. Трудно голодному бороться с болезнью. Попадались какие-то грибы, но, не зная их, бросил. Да и какой в них прок, если без костра не обжарить на вертеле. Не встречался ягодный кустарник. Устав от утомительной ходьбы, он приваливался к стволу ёлки или сосны. Отдыхал,трудно и натужно кашляя. Снимал болотники, чтобы перемотать портянки поудобнее. Носки, протёртые на пятках, он уже переворачивал и, наконец, их пришлось выбросить. Мозоли на пятках натёр до крови.

     В один из дней, послышался отдалённый звук летящего вертолёта. Выбравшись из-под ёлки, где прилёг отдохнуть, заспешил к большому просвету между кронами деревьев. Но вертолёт прошёл где-то далеко и звук его постепенно угас. В сердцах он расстрелял ещё несколько патронов. Ведь понимал, что это не ракеты, из вертолёта выстрелов не увидят, но уж так велика была надежда. А когда пропала горечь, рассудивши, подумал: - может, и вертолёт-то был чужой, пролётный, откуда знать экипажу, что мается здесь пропащая душа.

      Болезнь отнимала силы у Владимира. Чувствовалась высокая температура. Хотелось пить. Пересыхали губы и язык. Он всё больше старался отдыхать, привалившись к деревьям. Им овладевала апатия, безразличие к себе. Опять зарядил мелкий, осенний дождь, что ещё больше угнетало его. Мучил удушливый кашель и боли в груди. Спички Ушканов поместил в нагрудном кармане рубахи, надеясь, что высохнут, но они по - прежнему были влажны, ломались и сдирали серное покрытие коробки.

     В одну из таких мучительных ночей, которым уже потерян счёт, Володя дремал сидя под ёлкой. Сегодня удачно выбрал дерево для защиты от дождя. Каким-то шестым чувством уловил внутреннее беспокойство. Он ещё не понимал причины этого состояния. Усилием воли заставил себя открыть глаза. Не поворачивая головы, чтобы не делать шума, осмотрел местность.

    Ночь близилась к утру. Уже вырисовывались в сумраке ближние деревья. А дождь всё моросил и моросил. Откуда такое беспокойство?- подумал Ушканов. Он весь обратился в слух. Ничего подозрительного Володя не услышал, и не увидел, но всё же проверил: заряжено ли ружьё. Обхватив обеими руками, держал его перед собой. Глаза закрывались.
   Вдруг послышался шорох, где-то выше человеческого роста, прямо перед ним. Будто провели чем-то по коре. Он открыл глаза и в сумраке заметил тёмное пятно на фоне высветленного ствола. До дерева метров восемь-десять. Тень довольно крупная. Конечно это не белка. Та, наверное, в дупле спит. Рысь, зараза, на меня охотится! 

   Володя осторожно взвёл курок и, не целясь, выстрелил. Послышалось падение, или прыжок зверя, вместе с истошным кошачьим криком. Он всё удалялся и удалялся, пока не растаял за пеленой дождя. Долго не мог успокоиться: - Ведь эта киска могла напасть на меня сонного. Я ранил её, или только напугал?

     Вскоре кончился дождь. Заметно потянуло ветерком. Ушканов с надеждой смотрел на полоску серопепельного неба между деревьев. Стало совсем светло. Деревьям, кустарникам, вернулись их обычные формы, очертания. Остро пахло мокрой травой и хвоей. Полоска неба наливалась голубизной. Появилась уверенность, что сегодня он может определиться и выйти, хотя бы к реке. Может судно, какое будет проходить. Это прибавляло силы. Превозмогая боль в груди, встал, опираясь на ружьё. Долго всматривался в просветы между деревьев. Ведь южная сторона горизонта должна быть светлее. Он медленно продвигался в одном направлении, кажущимся правильным, мысленно желая, чтобы не натащило дождевой хмари. Идти трудно, воздуха нехватало. Слышалось сиплое, свистящее дыхание.

       Наверное, впервые за все дни его блуждания, Володя увидел какую-то птицу. Она то
пропадала, то появлялась снова, будто дразнила, увлекала за собой. Так обычно птицы
отводят недругов от гнезда. А может просто любопытная, доверчивая? При виде птицы у Ушканова засосало под ложечкой. Он представил её зажаренную на вертеле.

   Что-то знакомое было в поведении и раскраске этой птицы. Её красновато-коричневое оперение, с крапинками, вспомнилось Владимиру. Так это же пустельга! Как далеко в тайге она обитает. А впрочем, почему и нет? Ведь река для неё близко.- Мне жаль тебя, сокол. В очередной раз, когда птица, трепеща крылами, зависла почти над ним, Ушканов выстрелил. Он поднял окровавленного сокола, минуту повертел в руках.- Прости, брат, я сильно голоден. Володя быстро ощипал ещё тёплую птицу. Достал спички, надеясь развести огонь. Испортил десяток спичек. Они не загорались. Ну не есть же сырьём эту синеватую тушку.- Надо что - то придумать!
     Под раскидистой ёлкой, сняв влажный слой хвои, набрал целую горку сухой, способной загореться. Вынул из патронташа два последних патрона. Штопором, на ноже, выкрутил из одного патрона войлочный пыж и высыпал дробь на ладонь. Следующий пыж, за которым был порох, - из газеты. О, сам заряжал, это даже лучше, подумал Ушканов. Поднёс дуло к хвойной горке и нажал на спусковой крючок. Выстрела не получилось. Взвёл курок ещё раз. И опять выстрел не последовал. Надежда, получить огонь, таяла. Оставался последний патрон. Володя проделал с ним такую же подготовку. Порох, из несработавшего патрона, для надёжности, высыпал на газетный клочок от пыжа, и пристроил на хвою.

      В этот раз повезло. Раздался негромкий хлопок. Сухую хвою обдало огнём и она затрещала. Володя присел на колени, пересиливая боль, подул в этот спасительный огонь. Костер разгорался всё жарче и жарче. Пламя вырвалось из плена и заплясало, набирая силу. Пришлось, раз за разом, подсыпать хвои. Когда жару стало достаточно, тушку птицы, надетую на сырую палку, занёс над огнём. Переворачивал то одним, то другим бочком. Капал жир. Мясо постепенно румянилось, и волнующий запах раздражал ноздри. От костра исходило живительное тепло. Запарила влажная одежда. Ушканов подбросил новую порцию хвои. Она была влажновата, но постепенно разгоралась.

     Ну, что же, пора! Володя приник потрескавшимися губами, зубами, к благодатной спасительной дичи. Отрывал кусочки тёплого, ароматного мяса. Жевал, и сосал его блаженствуя. Внутри себя почувствовал, как разливается тепло. Тяжелели ресницы, закрывались глаза.
    Вдруг до его слуха донёсся звук летящего вертолёта. Он воспрянул. Мясо дрожащими руками затолкал в карман энцефалитных штанов. Побольше дыма, побольше дыма!- бормотал Ушканов загораясь надеждой, и наваливал на огонь влажной хвои. Белый дым устремился вверх. Вот он уже достиг вершин самых высоких деревьев. Только бы заметили! Вертолёт приближался, это без сомнений. Сюда, сюда!
Володя поднял глаза к небу, скорее увидеть появление спасительной винтокрылой машины. 
   -Неужели спасение, неужели конец моим страданиям?

     И вот вертолёт показался в просветах между крон. Открылась дверца и, наверное, борттехник, держась за поручень, что–то кричал ему сверху, жестикулировал. Но Ушканов ничего не понимал. Слёзы застилали глаза, мутили рассудок. Машина покружилась вокруг своей оси, а потом бочком стала отдаляться. Володя не понял маневров вертолёта и оставался на месте. Он уже боялся отойти от костра. Вертолёт снова появился в просвете и опять начал движение боком. Техник, плавным движением руки предлагал следовать за машиной. Теперь всё стало понятно. Вскинув на плечо уже бесполезное ружьё, Владимир торопливо шёл за вертолётом. Спотыкался, падал, искал глазами машину. - Только бы не потеряться!
      Метров через сто пятьдесят Ушканов вышел на открытое пространство. Здесь было небольшое болото. Окружали его низкорослые сосны, кустарник, и кочки, поросшие густым пыреем. Вертолёт, также бочком, подлетел к Володе и опустился рядом. Найдёныш не сдерживал слёз радости. Из салона повыскакивали ребята, обнимали, тискали. - Тихо, ребята, больно, у меня, кажется, воспаление лёгких. И, правда, тракторист сильно похудел, заострился нос, красные, воспалённые глаза блестели нездоровым блеском. Командир открыл форточку: - Ну, всё, мужики, поехали домой! Ушканову помогли взойти на борт, засвистели лопасти винтов, и, экипаж повёл машину на Часельку. Эвакуация прошла быстро. Отключили рацию, упаковали в ящики, и вместе с остатком продуктов погрузили в вертолёт. Долгая командировка, наконец закончилась.

      Через два часа вертолёт уже заходил на посадку в базовом геологическом посёлке.
Сверху было видно, как к вертолётной площадке бежали дети Ушканова, его жена, Тамара и Волобуева Галя. При виде такой встречи, У Володи опять стало сыро в носу. И слёзы сами собой потекли по щекам. Вертолёт коснулся площадки, лопасти винта понизили свой свистящий тон. Борттехник, Азнабаев Лёша, раскрыл дверцу и подвесил стремянку. К машине прихлынула толпа детей, позади женщины искали глазами своих.
   Побыв немного дома, Ушканов явился в больницу. Все его опасения, предчувствия, подтвердились. Вызванный из дома врач, Римма Леонидовна, прослушала Володины лёгкие со всех сторон. Диагноз был таков: двухстороннее воспаление лёгких и общее истощение. Более чем на двадцать дней определили его на стационарное лечение. Володя честно пил таблетки, микстуры, прописанные врачом, терпел постановку банок.
Но и кушал хорошо, всё, что полагалось больному по его рациону. Жена приносила из дома дополнительную подкормку, желая скорейшего выздоровления мужа и отца. Баловала всякими вкусностями домашнего приготовления. И время вылечило его.

   Прошло три года. Ушканов забыл свои скитания по дикой тайге. Повседневная работа вытеснила из памяти, события той далёкой осени. Но судьба подсунула ему ещё раз новые испытания. Стоял жаркий июль, что для севера не характерно. Володя прилетел с буровой на выходные дни. На следующий день решил заняться лодочным мотором; что-то не нравилось ему в работе движка. Переборка мотора растянулась до вечера. После сборки, регулировок, технику нужно опробовать в деле. Прогонка движка в бочке с водой не давала представления о мощности. Навесил мотор на катер, прихватил спиннинг, закрыл свой сарайчик на берегу реки, и отчалил. Уж очень ему хотелось промчаться с ветерком по водной глади. На тракторе такого удовольствия не получишь. А какой же русский не любит быстрой езды.
 
      Володя сидел на корме, держась за рычаг мотора. Катер легко вышёл на редан. Приподняв нос, плавно скользил по встречной воде. Правый берег весь в зелени. Дикие заросли ольшаника на десяток километров. Ивняк купает свои ветви в струях Таза. Посёлок остался позади. Незаходящее солнце, отражаясь в спокойной воде, слепило глаза. Работой мотора Ушканов был удовлетворён. Но он ведь не зря прихватил с собой спиннинг.
   С правого берега был заказник. Лов рыбы в нём запрещён вообще. Но некоторые азартные рыбаки поплёвывали на всякие запреты и проникали в него, где рыбе было вольготное житьё. Тысячи речушек, проток, ериков, всё это кормовая база для рыб. День и ночь оттуда слышится многоголосый птичий гомон, крики и напевы. Володя убавил обороты движка и, сделав левый поворот, погнал катер вдоль правого берега, будто в его тени. Это своего рода маневр, чтобы быть менее заметным из посёлка.

     Вошёл в устье старого русла. Минут пятнадцать продвигался по нему. Слева и справа открывались и уходили назад, за корму, десятки проток, ручейков, ериков, поросшие густым кустарником. Если на эту местность посмотреть с большой высоты, то будет она казаться кровеносными сосудами, капиллярами на теле человека. Тут и там по этим берегам валялись полусгнившие брёвна, занесённые весенним половодьем из верховьев. Солнце, будто в раздумье склонилось над горизонтом, но плескалось, нежилось на воде, слепило лодочника. Ушканов смотрел по сторонам, прикидывая, куда бы ему войти. Чуть потянул рычаг на себя, и катер юркнул в неширокую протоку. Из неё свернул налево, потом направо. Кругом кричащее, пищащее царство пернатых. - О, сколько тут гнездовий!

     Володя обернулся назад. Посёлок был за кормой километрах в трёх. Окна домов, с видом на реку, пылали красным пожаром солнца. Он входил то в одну, то в другую проточки. Они были всё уже и уже. Катер почти касался берегов. – Кажется, я не туда зарулил, подумал Ушканов и, убавив скорость, проехал ещё метров двести. Выключив сцепление, прижался к берегу, где кустарников не было. Но берег довольно крутой. Преодолев его, оказался на болотистой луговине, сплошь покрытой кочкарником. Осмотрелся кругом. Впереди, за кустарниками, ничего не видно. Справа и слева десятки невидимых проток, окаймлённых дикими зарослями кустарников, выше человеческого роста. Обратно хода нет, не развернуться. Значит только вперед!

   Спускаясь к катеру, обнаружил, что мотор молчал. - Ты чего сдох-то?- как к живому существу обратился Ушканов. Снял крышку с двигателя, чтобы запустить его. Десяток раз крутил шнур на маховик, дёргал старательно, но мотор не заводился. Зато завёлся сам. Он ругал себя за очередную оплошность: - За каким чёртом понесло меня в заказник! Теперь отсюда не выбраться. Рыбы я и на реке мог бы половить. Досталось пинков и мотору.  Главное, обидно: посёлок вот он, рядом, а до него не добраться. Кажется, опять я влип! Кровососущие тут же обнаружили кровонесущего и набросились на него.
Володе пришлось искать в носовом отсеке, в старых запасах, мазь от комаров. И он нашёл спасительную «Дету». Лицо, руки, как-то можно спасать, а вот тело, энцефалитка не защитит, думал Ушканов, предчувствуя длительное «загорание».

     Багряное солнце, повисев над горизонтом снова пошло на подъём. Чертыхаясь, Володя достал гаечные ключи. Проверил наличие бензина в баке, топливопровод, откручивал свечи, проверял искру. Казалось, всё в порядке, но мотор не запускался. Как говорят: всё есть, и ничего нет. Закралось у него подозрение на неисправность конденсатора, влияющего на зажигание, то есть на величину искры. Тогда дело «швах».
     За день он устал, пора бы спать, но в открытой лодке, при таком скоплении комаров, это сложно. Из носового отсека достал тент, и расстелил на стлани. Нашёл ещё покрывало, брали когда-то с собой, на «зелёную». Хорошо, будет, чем укрыться. Обильно намазался мазью, и даже капюшон энцефалитки, закрывающий лицо так, что открытыми остаются только глаза. Улёгшись на тент, Володя поудобнее устроился, накрылся до подбородка покрывалом и расслабился.

     Сон пришёл не сразу. Разные мысли лезли в голову. Наверное, жена, дети, ждут его с рыбой, а он тут спать улёгся. А вот как завтра мне выбираться? Катер развернуть один не смогу. Придётся веслом отталкиваться, от дна, от берегов. Такой способ довольно трудный. И это будет удаление от посёлка. Наконец Ушканов уснул, и приснился ему сон, будто блуждая в тайге, выходит он к реке. А вниз по течению плывёт танкер небольшого водоизмещения. Судно давно не красили, борта ржавые. «Хатанга», - с трудом прочитал Володя название теплохода.
   На следующий день жена Ушканова обеспокоилась долгим отсутствием мужа. С сыном отправилась на берег реки. По пути встречались знакомые мужчины. Она спрашивала, не видел ли кто её Володьку. Видели, отвечают, после обеда ещё, с мотором возился. Пришли на берег. Убедились, что катера нет, сарайчик закрыт на замок. И опять начались вопросы ко всем встречным и поперечным. До вечера муж не вернулся. Отправилась в экспедиционную контору, на вечернюю планёрку. Дело – то не шуточное. Может, мотор поломался, сидит мужик, кукует? А может, катер перевернулся и затонул, не дай бог.
   В коридоре встретился Фархутдинов, начальник АТП, где работал Володя. Она и выложила ему все свои опасения. Яша, конечно, взорвался, он всегда был такой. Сначала вспылит, отругает, а уж потом, поостыв, разбирается. Слёзы женщины, его наступление остановили. Мимо проходил начальник экспедиции. Он заметил слёзы женщины, остановился: - Что случилось? Фархутдинов ответил за женщину: - Опять Ушканов пропал, Владимир Михайлович, никто не видел, никто не знает. - Понятно, завтра объявим о пропаже. Предупредим вертолётчиков, пусть при подлёте к посёлку смотрят повнимательней. А пока домой идите, может уже дома.

      Пришла домой, дети ещё не спали, тоже встревожились пропажей отца. Да разве уложишь их, когда солнце светит. Им бы ещё погулять хотелось. Наконец кое - как угомонились. Она подходила к окнам, смотрела в край улицы, вдруг появится её пропащий муженёк. Не выдержала, снова пошла на берег. Слух, о пропаже Ушканова, уже обошёл посёлок. Подходили знакомые, спрашивали, нашёлся ли Володя. На берегу, где муж причаливает катер, было много лодок, но своего катера она не обнаружила. Да и сарайчик был закрыт по-прежнему. Она тогда оставила метку.

     Прошлась по берегу. У высокого причала шла разгрузка большого теплохода. Работал плавкран, слышался стук металла о металл, команды крановщика такелажникам. Хотя было поздно, по реке сновали деревянные лодки под мотором, катера. У пирса, с полузатопленной баржи, мальчишки удочками ловили рыбу, отмахиваясь от комаров. Недалеко от перешейка, связывающего озеро с рекой, у поставленных сетей противно кричали халеи. Тамара прислушалась. Со стороны Тибей-Сале, доносился рокот далёкого мотора. Звук приближался с каждой минутой. У неё появилась надежда, что это катит её Володька. С высокой кручи, над озером, она увидела катер, появившийся из-за поворота. Вот он уже поровнялся с пирсом. И не сбавляя скорости, помчался в сторону райцентра.

      Ещё двое суток Тамара терзалась мыслями о муже. Уже весь посёлок знал о пропаже Ушканова. Мужики группами обсуждали, куда он мог «забуриться». Одни говорили – утонул. Другие противоречили: - лодки то нет? - Лодка тоже утонула! На вертолётке, предупредили улетающих на буровые, смотреть в иллюминаторы, и при каких либо сигналах с земли, доложить экипажу. Многие Северяне знали, как вести себя при пропаже. В коридорах экспедиционной конторы, у вышкомонтажников, геофизиков, есть памятные плакаты. То есть наглядные пособия, как вести себя, в различных ситуациях. Когда ты заблудился: как обозначить себя. Как выбраться, если провалился на льду. Как сообщить экипажу вертолёта, если тебе требуется помощь в тундре летом или зимой. Но не многие это принимали всерьёз. Или считали, что со мной такого не случится.

      На четвёртые сутки, вертолёт, возвращавшийся в посёлок с северного направления,
пролетал над заповедной зоной. Экипаж был предупреждён о пропавшем трактористе.
Сверху было видно, что в заказнике, в разных местах находятся три катера. Два из них находились в движении, плыли в разные стороны. В них экипаж не сомневался. А вот третья лодка была неподвижна. С крена взяли курс на неё и снизили высоту. На луговине, вблизи катера бегал человек и махал руками. - Наш клиент! прокричал второй пилот. Подлетели к трактористу, зависли над ним. Борттехник, через раскрытую дверь прокричал ему, что сейчас слетают в посёлок, высадят пассажиров и вернутся за ним.

   Ушканов понимающе покивал головой. Вертолёт поднялся и через три минуты уже садился в посёлке. Володя недолго следил за ним. Через пятнадцать минут он сидел в винтокрылой машине, небритый, искусанный комарами и гнусом. В салоне лежал его злополучный лодочный мотор, а под вертолётом, на подвеске, юлой вращался катер.

   Изуграфов прильнул к иллюминатору. До посёлка уже близко - вот и «Орбита»
показалась, озеро. Он коснулся руки задремавшего следователя:  - Сергей Алексеевич,
- подлетаем. Сиротин встрепенулся, отёр заспанные глаза и тоже посмотрел в иллюминатор. - Сергей Алексеевич, я сейчас сойду, у меня сильно голова разболелась. В райотдел я потом из дома позвоню, доложу, как всё прошло. Сиротин кивнул, и раскрыв папку с документами начал неторопливо переворачивать листок за листком.

   Вертолёт присел на ближайшую площадку. Юрий вышел первым и помог сойти по ступенькам полноватой Тамаре Ушкановой. До диспетчерской они шли вместе, а дальше их пути расходились. - Тамара Николаевна, все формальности мы оформим потом. Если будут вопросы, можете приходить к нам домой. До свидания, держитесь! Изуграфов слегка склонил голову в поклоне, затем, повернувшись, направился в вертолётную диспетчерскую.
     Через пару часов он позвонил в РОВД своему начальнику и доложил о результатах опознания. - Да я уже в курсе, следователь всё рассказал. Дело можно закрывать, хотя могут возникнуть новые вопросы. Не повезло мужику, возможно, хотел почерпнуть ведро керосина для промывки мотора. Лето жаркое, металл нагрелся. Открыл люк горловины, его испарениями шарахнуло по мозгам, он туда и кувырнулся. Толкач подошёл, привязался, и опять в путь дорогу. Да, не повезло мужику! Дети-то есть? Изуграфов кашлянул в трубку:
 - Трое, правда, большие.- Виктор Степанович, он до этого случая уже два раза пропадал,  но ему как-то везло. В тайге восемь суток шатался… - Да, Юрий, значит это судьба!