Глава 13
Сон на берегу озера
Безумие накрыло меня плотным толстым покрывалом, не пропускающим ни звука, ни света, ни чувства, кроме самых простых: голод, тепло, жажда. Приятный вкус свежей воды. Тепло огня. Сладкая дрожащая истома между явью и сном, когда волчья шкура, брошенная на соломенный матрац, кажется особенно мягкой, а колючее шерстяное одеяло на плечах – особенно теплым. Высокие белые облака проплывали надо мной, как большие саксонские ладьи, спешащие на юг, в страну, где римское войско, обращенное в камень, наблюдает за надвигающейся ночью. Я тоже чувствовал наступление тьмы, как и приближение зимы, ее дыхание в холодном воздухе над озером, но я был бессилен ее остановить и никто не требовал этого от меня, а значит я никого не мог подвести. Я скользил по течению, черной ладьей по черной глади, и отражение луны блестело под ногами, как оброненная серебряная монета. Я был один, всегда один, едва различая проступающие из темноты лица: Ровенну, нарезающую сыр и хлеб, Гарета, плывущего рядом со мной, Кадда, очень старого и лысого с охапкой дров в темных руках. Я видел Лайонесс, говорящую с Ровенной, и смотреть на нее было приятно, как на бабочек над лугом, а стрекоз я не любил отчего-то, была на это какая-то особенная причина, но я ее не помнил. Майские жуки заставляли меня грустить, и я не хотел выходить из своей хижины, и не хотел вставать с постели. Тогда приходила Вивиан, бранила меня, говорила мне что-то резкое и называла меня плохими словами, и я ее не понимал, но слушался все равно. Она всегда могла заставить меня делать то, чего я не хотел, потому что даже в моей темнице я знал, что она – моя госпожа.
Я плыл по течению времени и оттого его не замечал, но я видел как берега озера покрывались тонкой коркой льда и лед затягивал поверхность воды в бадье у порога моей хижины. Ветер выл за стенами, где пропадал кто-то жалкий и беспомощный, стонал и плакал, где выпадал первый снег, рыхлый и влажный, и появлялись на нем мелкие следы. Тогда я начинал чего-то ждать, но метель не унималась, наметала белые сугробы у входа, и странные образы возникали передо мной: перевернутые щиты и плоские плетеные корзины. Я не понимал их значения, лишь знал, что со мною произошла беда.
Потом снег таял, выпадал снова и исчезал уже навсегда. Появлялась первая красивая трава, и мелкие голубые цветы расцветали на пригорках и я знал, что должен их рвать и нести кому-то, а она будет мною довольна и может быть простит меня. Я замечал пушистые метелки на ветвях орешника и они казались мне детьми, нуждающимися в защите. Всегда кто-то нуждался в защите, в темных подземельях, в королевских покоях, в старых поросших мхом крепостях, но я был бессилен им помочь, и оттого пушистые метелки обижали меня. Потом цвели сады, и приходил праздник Белтана, с белыми и красными лентами, с кострами и цветами в волосах. Каждая женщина становилась Богиней-Матерью, а каждый мужчина – Богом-Отцом, лишь я один оставался в стороне и понимал, что со мной обошлись несправедливо.
Розовые лепестки опадали с ветвей и осыпались на землю розовым снегом. Появлялся Хардрис, селился в моей хижине и, голый по пояс, вел меня на озеро. Он выглядел хмурым и расстроенным, и я пытался расспросить Хардриса отчего он так печален, но не знал как. Хардрис срывал для меня яблоки, что было и вовсе глупо, потому что я прекрасно мог делать это и сам, но ему хотелось доставить мне удовольствие, и я грыз хрустящие яблоки и улыбался хмурому Хардрису.
Яблоки собирали в большие корзины, выкладывали их слоями и накрывали соломой, золотой, сверкающей на солнце, странно волнующей меня, напоминающей о чем-то очень важном, утраченном мною и несовсем забытом.
Из яблок делали вино. Пахучее и золотое, оно сливалось в глиняные кувшины, горлышки которых запечатывали воском. Вино ставилось в подвал, куда нужно было спускаться по крутой и скользкой лестнице, там вкусно пахло плесенью и грибами. Чем дольше стояло вино в подвале, тем лучше оно становилось, превращаясь в похожую на мед янтарную, тягучую жидкость, пахнущую летом и солнцем и светящуюся изнутри. Мне всегда наливили такого вина на праздник Мабона, и Ровенна наполняла мою тарелку и казалась мне красивой и очень дорогой для меня. Осень приносила другие полузабытые образы: лошади поднимали стены брызг в широкой и мелкой реке, туман наползал на высокий крутой берег, языки оранжевого пламени вспыхивали на сером камне и поднималась в небо пущенная мною стрела.
А потом выпадал снег и все начиналось сначала.
Но все реже я выходил из своей хижины, и все труднее мне было подняться с постели. Я не замечал принесенной мне еды и навещавших меня людей, и Вивиан больше не ругала меня, позволяя мне скользить в черной саксонской ладье все дальше от берега, скрываясь в тумане, забывая семерых мужчин под двойной радугой, магию света и тепла и западный ветер в золотых волосах.
Но однажды в моем забытьи появился новый посетитель. Он не бранил меня и не стягивал с меня одеяло, но его присутствие беспокоило меня. Он напоминал мне о чем-то очень важном, мною неисполненном и невозможном для других. О моем долге, неотвязном, неизбежном и неоплаченном. О большой беде, грозящей другим, предотвратить которую способен только я. Я стыдился его и боялся. Я просил его уйти, но он не покидал меня. Я прятался от него на дне озера, он настигал меня и там, и вытягивал меня на поверхность и глядел на меня с сожалением. Я выходил из своей хижины и брел по усадьбе, не разбирая дороги, но он шел за мною следом, не отставая ни на шаг. Я приходил в гнев и кричал на него, он переносил мои вспышки молча, с бесконечным терпением. Я искал защиты у Вивиан и она пыталась мне помочь. Однажды я с удивлением понял, что разбираю их слова, хотя смысл ими сказанного ускользал от меня:
- Оставь его в покое, - говорила владычица, и я охотно кивал: да, проваливай. Оставь меня в покое.
- Он нужен нам, - отвечал незваный гость спокойным и звучным голосом. Обойдетесь.
- Он выполнил свое предназначение, - спорила Вивиан, и я радовался: так-то, и никаких долгов за мною нет.
- Нам неизвестно его предназначение, - гость говорил с нами как с детьми. Еще и как известно, думал я о загорелом белобрысом ребенке, уснувшем у меня на коленях. Это может тебе неизвестно. Так иди и восполни пробелы.
- Почему я должна отпускать его? Почему я должна отдать его тебе? Посмотри, что ты с ним сделал! - владычица гневалась, и я пугался, а настырный гость не подавал признаков страха:
- Это ты с ним сделала. Я могу ему помочь. - Иди, помоги кому-нибудь другому. Нам твоя помощь...
- Хотя бы верни ему то, что ты отнял. Или это сделаю я, - я ужаснулся, владычица готова была уступить. Она, не уступавшая никому и никогда.
- Ему лучше так. - Вот именно. Проваливай, мы сами разберемся как нам лучше.
- Откуда тебе это знать? - вопрос звучал как оскорбление, и я снова радовался: так-то, знай наших.
Потом владычица ушла, оставив меня наедине с моим мучителем, и он сказал мне очень тихо и мягко: «Прости меня, принц». Еще не зная в чем его вина, я вдруг задохнулся от обиды, отчаяния и чувства полной, невосполнимой потери, и не было у меня сил бежать, и негде мне было прятаться, а незваный гость стал гладить меня по голове, легонько хлопать меня по спине и говорить мне, что я ни в чем не виноват, ничего страшного не произошло, и все еще будет хорошо.
Я проснулся и увидел тонкое и не очень чистое льняное полотно. Полотно обтягивало острые колени, и я лежал, уткнувшись в него носом. Я не спеша выпрямился, сощурился на слишком яркий солнечный свет, убрал с лица волосы. Произнес, старательно выговаривая слова:
- Господин мой Мерлин.
Он вежливо кивнул мне: - Принц Галахад, добро пожаловать в мир живых.
Летнее солнце сияло над нами, луг, спускающийся к озеру, пестрел цветами, и вода сверкала, как расплавленное серебро. Откуда мне знать. Я никогда не видел расплавленного серебра. Мне стоило труда держать свои мысли в узде.
- Что привело господина моего в наше уединение?
- Нужда, принц, как всегда.
Я наконец-то решился взглянуть на моего собеседника и нашел его постаревшим и как-то поблекшим, и понял, что он говорит со мной очень осторожно, словно опасаясь нарушить шаткое равновесие моего рассудка. Все мы его слуги, Мерлин. Не стоит извинений.
- Чего же хочет от меня мой король и господин? - спросил я и, конечно, не ошибся.
- Тебя, твоих людей и защиты за стенами твоего замка, если будет в том нужда.
- Так плохо? - усмехнулся я и Мерлин пожал плечами:
- Может сложиться по-всякому, принц. Не хочу утомлять тебя политическими тонкостями, это сделает Артур, такая уж у него натура. Скажу только, что король Гвинедда Эйнион решил, что ему тесно под Артуром. Он сговорился с известным тебе королем Элдредом и открыл свои гавани саконским судам. Нам грозит война сразу с Севера и с Юга и с Запада, принц, и Долорус в этой войне может оказаться в особой позиции.
Я кивнул. Долорус располагался в Гвинедде и мог выдержать любую осаду.
- Мой замок и мои люди принадлежат королю. Какая нужда во мне?
Мне показалось странным покинуть Стекляное Озеро, отправиться на войну, все время быть с людьми, говорить с ними, что-то делать, за кого-то отвечать. Оставь меня в покое, Мерлин.
- Преданность твоих людей в твое отсутствие сомнительна.
Вот оно как. Опасные идеи независимости взошли на моей земле, и на моем серебре.
- Это печально, Мерлин. Мои люди – лучшие в Британии. Ну, что ж, сделаю все возможное.
- Спасибо, принц. Иного от тебя не ожидали.
Мы посидели еще, глядя, как солнце клонится к западу и меркнут на воде серебряные блики. Я не задавал вопросов. Все, что мне нужно знать, будет сказано в свое время, по моему желанию, или без него.
Мерлин уехал следующим утром, заручившись моим обещанием ждать Артура в Долорусе к Мабону. К тому времени мне надлежало подготовить замок к осаде и собрать и вооружить войско. Добро пожаловать в мир живых, принц.
- Ты не обязан никуда идти, - ворчала Вивиан, досадуя на то, что уступила Мерлину.
- Должен, госпожа. Иначе мои люди перейдут к Эйниону и будут перебиты, все до одного, как предатели.
Она возвышалась надо мною мрачной тучей, а я сидел на треногом низком стуле во дворе ее холла. Ровенна подрезала мои волосы, старательно собирая обрезанные концы.
- Как ты хочешь, принц, сбрить бороду или оставить?
- Мне все равно, Ровенна. Сделай как тебе нравится.
Я получал удовольствие от ее заботы. Мне нравилось ее тонкое лицо, лишенное подвижности милого облика Лайонесс, но более правильное и по-взрослому законченное.
- Ты можешь послать Хардриса с приказом, - не унималась Вивиан. Ровенна между тем опустилась на колени, осторожно ровняя мою бороду. Ее рука касалась моей шеи и это было мне приятно.
- Я решила оставить тебе бороду, принц, но совсем короткую, - она сказала это очень просто. Как жена.
За спиной Вивиан маячил Кинан, на безопасном расстоянии. Я подумал о том, как эти люди ухаживали за мной во время моего сна, приносили мне еду, разжигали огонь, меняли постель, одежду...
- Спасибо, тебе, госпожа, - обратился я к Вивиан, и Ровенна покорно опустила руки, не желая мешать мне разговаривать. В ее жесте не было раздражения, и это тронуло меня.
- Я вижу, ты уже решил, - вздохнула Вивиан, и я согласился:
- Да. Более того, я обещал.
- Ты заметил, Галахад, каждый раз ты приползаешь ко мне, как побитая собака, и я латаю твою шкуру, и даю тебе хороший совет, на который ты каждый раз плюешь!
- Куда же мне еще ползти, госпожа?,- спросил я улыбаясь.
Ровенна снова принялась за мою бороду, и я заподозрил, что магия Мерлина, пожалуй, имела более избирательный характер, чем показалось мне в тот день, когда ледяной огонь выжег меня до тла. Легкие прикосновения Ровенны волновали меня и вызывали во мне желание, вполне естественное для здорового мужчины.
- Как знаешь! - надменно бросила Вивиан. - Возьми с собой людей. Любой бродяга на дороге побьет тебя палкой!
В этом она была права. Мой черный доспех снова стал немыслимо тяжелым, и меч в моей руке казался чем-то странным и лишним.
- Надеюсь, драться тебе не придется, - повторял Хардрис, с которым я упражнялся по пять раз в день. Наши сборы не заняли много времени, и я был вполне в состоянии выдержать дорогу, но все же отчего-то я медлил. Может быть из-за Ровенны, с которой я виделся довольно часто и читал в ее глазах заботу, желание мне угодить и грусть скорой разлуки. Любовь, может быть?
Я вдруг понял, что боюсь покидать Стекляное Озеро. Боюсь снова оказаться за его пределами, в мире, где никому до меня нет дела, а требования ко мне – велики и разнообразны. На Стекляном Озере все было наоборот. От меня ничего не ждали, считали меня не слишком полезным и в заботе обо мне находили удовольствие.
Однажды вечером я присел на берегу рядом с Вивиан и, решившись, спросил:
- Интересно, госпожа... Знаешь ли ты о чем я хочу тебя спросить?
Та даже руками всплестнула от возмущения, жестом простым и милым, как у деревенской бабки.
- Неужели ты думаешь, Галахад, что вот я сижу тут весь день и удивляюсь: о чем это мой принц спросит меня сегодня? Что я, гадалка на ярмарке, чтобы развлекать тебя своими откровениями?
Я засмеялся ее гневу и сказал:
- Значит не знаешь. Ладно, не буду тебя томить. Расскажи мне о Ровенне. Она что, готовится в жрицы?
Вивиан фыркнула:
- Не смеши меня. Из нее жрица, как из тебя – волшебник. Так, девушка высокого происхождения и низкого достатка, не сумевшая вовремя выйти замуж. Христиане таких запирают в монастырях, старая знать посылает ко мне. Здесь они учатся врачевать, играть на лютне, вести приятные беседы, вышивать... варить эль, смешивать духи... какой-нибудь простой домашней магии: тараканов выводить или отучать детей заикаться и мочить постель... Да ты и сам знаешь. Большинство из них удается пристроить в какой-нибудь благородный дом, некоторые остаются здесь. Ровенна как-то прижилась. Характер у нее хороший, ровный, добрый без излишнего рвения. Знает когда отойти, ненавязчива, неамбициозна, за это я ее и держу.
Как собаку, подумал я неодобрительно, а Вивиан строго сузила глаза:
- Не обижай ее, Галахад. Я знаю, это в твоей власти. Она под моей защитой, так и знай!
- Нет, я ее не обижу. Я хочу взять ее в жены.
Не каждому выпадала удача увидеть на лице знаменитой провидицы такое изумление. Я и сам не ожидал от себя такого заявления, слова вырвались будто сами собой, но я обрадовался своему внезапному решению. В конце концов, почему бы и нет? Я принц, какой-никакой. Я богат, сравнительно молод, король ко мне благоволит. Репутация у меня скандальная, так я же не девушка.
Вивиан, наконец, заговорила:
- Ты с ума сошел, Галахад! Да ей за тридцать! Она старше тебя. Если тебе нужна жена, ты можешь найти себе много лучше, девушку. За тебя любую отдадут, кроме самых лучших. У тебя шумная слава, но это даже к лучшему. Лучше шумная, чем никакой.
Я засмеялся оттого, что Вивиан в точности повторила мои мысли, и ответил:
- Зачем мне девушка, госпожа? Мне хочется, чтобы обо мне заботились.
Она помолчала немного и признала:
- Да, заботиться она умеет. Ну, что ж, мальчик, может ты и прав. Был бы ты более честолюбив, остался бы в Броселианде, взял бы себе Ольвен, сделал бы ей ребенка, выгнал бы франков из Требеза, вот тебе и Арморика... Но нет в тебе этого.
- Ты не права, госпожа. Я и сам думал об этом однажды, но судьба распорядилась по-другому. К лучшему, быть может.
- Дурачок. Судьба, так говорят люди, неспособные распоряжаться своей собственной жизнью. Ладно... Приходи ко мне на ужин, поговорим.
Вивиан встала и пошатнулась, на мгновение потеряв равновесие, и я поспешно подхватил ее и удивился ее хрупкости и легкости, седым прядям в черных волосах и морщинкам у глаз. Она была очень немолода и невелика ростом, моя владычица Вивиан.
Для ужина я вымылся в озере, переоделся и зверски расчесал волосы. Я немного волновался. В холле Вивиан нас было всего пятеро: Вивиан, Ровенна и я сидели за столом, мне прислуживал Кинан, женщинам – другая служанка. Мы сидели в торце длинного стола: Вивиан в центре, а мы с Ровенной по разные стороны, лицом друг к другу. Ровенна улыбалась мне по-дружески сдержанно, скрывая свою грусть. Она решила, что наш ужин – прощальный и ждала известия о моем отъезде поутру.
Вивиан сама заговорила о деле:
- Знаешь ли ты, Ровенна, что мой воспитанник принц Галахад, человек странных вкусов и непредсказуемых поступков? Так вот, сегодня он изумил меня сверх меры. Ты, возможно, сочтешь его предложение еще более невероятным, но постарайся все же понять: он не шутит. Он совершенно серьезно просит у меня твоей руки.
Ровенна резко втянула воздух и осторожно его выпустила. Она напряженно вглядывалась в лицо Вивиан, словно пытаясь расслышать сказанное тихим шепотом. Нам меня оне не глядела вовсе.
Вивиан, в своей довольно оскорбительной манере, продолжала:
- Я все же должна признать за ним определенный здравый смысл, обычно ему не свойственный. Я думаю, ты будешь ему хорошей женой. Обратного гарантировать не могу. Но и не исключаю такой возможности, что и он будет добр к тебе. Поэтому я дала ему свое согласие.
Ровенна тихо ахнула и закрыла лицо ладонями, и я даже решил, что ошибся. Я протянул руку, коснулся ее рукава и сказал как можно мягче:
- Если будет на то твоя воля, госпожа. Только если это тебе желательно, - и в ответ на это Ровенна громко и восторженно разрыдалась. Я подумал тогда, что женщины Каер-Брегга счастливы в любви, но такое счастье не каждому по плечу.
Свадебные обряды провела сама Вивиан, чем оказала нам большую честь. Вечер позднего лета был чист и прозрачен, пламя костров вертикально поднималось к лиловому небу, девушки с цветами в волосах и на груди пели медленные и немного грустные песни, и Ровенна, ступившая в круг двенадцати жриц, казалась призрачным видением, случайно заблудившимся в нашем мире.
По сигналу Вивиан я тоже вошел в круг, приблизился к своей невесте и поднял тонкое покрывало с ее лица. Я увидел ее бледность и волнение, и мне показалось, что она не до конца верит в происходящее и почти готова к какому-нибудь ужасному вмешательству, способному в последний момент все разрушить. Ее губы, соединившиеся с моими, были мертвы.
Вивиан, одна из двенадцати неподвижных фигур, ставших вдруг высокими и почти грозными, пропела гимн-клятву, воздух вокруг нас уплотнился и глухо завибрировал, и настоящая чистая магия, непреклонная и совершенная, вошла в нашу кровь и обожгла наши сплетенные руки. Мы стали мужем и женой. Ровенна резко перевела дыхание, и я нежно и тепло сжал ее руку.
Потом был пир. В саду под яблоневыми деревьями, увешанными спелыми плодами, стояли длинные столы и Хардрис был весел и пьян, и радовался за меня по-настоящему, а я немного волновался, помня магию Мерлина и чувствуя волнение Ровенны. Уже совсем стемнело и заглянула в сад молодая луна, когда девушки запели красивую свадебную песню, мягко застучали пока что негромкие и неторопливые барабаны. Я встал из-за стола, подал руку моей жене и отвел ее в мою хижину, украшенную цветами и пропахшую духами с запахом сладким и волнующим, ах, Вивиан тоже любила действовать наверняка. Для нас была приготовлена постель, накрытая тонкими льняными простынями, и губы моей жены больше не были мертвыми, и все наши волнения оказались напрасными.
А еще через день мы покинули Стекляное Озеро, возвращаясь домой, в Долорус, где без меня назревала смута, и мое присутствие было необходимо, чтобы сделать неприступную твердыню пригодной для планов моего короля и господина.