Лужа. Другая. Олеся старалась переступать, но все равно изредка попадала в них. Палые листья налипали на подошвы, вода хлюпала в ботинках. Ну и ладно. Простуда - не самое страшное.
Раньше она любила это время. Не так жарко, что из дому не выйдешь, не так холодно, чтобы кутаться в тяжелый ненавистный пуховик. Не надоела еще учеба. Теперь она будет ненавидеть октябрь. За ту боль, что пришла вместе с ним.
Олеся прижала руки к животу; от жуткого ощущения внутри передернуло. Такая пустая. Словно часть ее самой пропустили через тот катетер. Так и было, конечно.
Подвал, освещенный тусклыми лампами, очередь из бледных женщин и перепуганных девочек с глупыми лицами, крошечную операционную, больше похожую на грязную подсобку, чем на медицинский кабинет, она теперь будет видеть в кошмарных снах. Все и происходило как во сне.
На нее смотрели, как на шлюху. Думали, наверное - еще одна глупая девчонка, залетевшая от одноклассника и поломавшая себе жизнь. Или вообще ничего не думали. Никто не пытался отговорить, приободрить. Просто уложили на кушетку, присоединили к ней катетер и запустили какую-то машину. Никакой анестезии; из операционной она вышла согнувшись пополам. Отзвук той жуткой боли появлялся при каждом шаге.
С трудом дойдя, наконец, до дома, захлопнула дверь и уселась прямо на пол в коридоре. Теперь все действительно кончено. Нужно просто забыть. Олеся спрятала голову между коленей. Не так уж это и просто.
Хорошо, что родители еще не приехали; не смогла бы она убедительно соврать в ответ на мамин вопрос о том, все ли в порядке. Наверное, зарыдала бы и выложила всю правду. Нет, невозможно. Они не должны знать. Олеся не хотела, чтобы они винили себя всю жизнь за то, что оставили дочь одну. И еще меньше хотелось, чтобы кто-то знал о ее постыдной тайне. Смотрел с жалостью, напоминая о том, что случилось.
Олеся не знала точно, сколько времени прошло, но сидеть в одной позе надоело, и она отправилась в комнату. Делать было нечего. Как-то странно было бы сейчас садиться смотреть фильм или делать уроки. Пошла на кухню, заглянула в холодильник. Но кусок в горло не лез; вернулась в прихожую. Проходя мимо телефона, наткнулась взглядом на список номеров.
Олеся никогда не думала, что будет однажды звонить по телефону доверия. И сейчас не знала, зачем это делает. Вряд ли один разговор сможет помочь, но...
- Да, я вас слушаю, - ответил на том конце линии женский голос.
Олеся глубоко вздохнула и зажмурилась.
- Я сделала аборт, - сказала она. - И еще меня изнасиловали. То есть наоборот. Сначала изнасиловали, а потом аборт. Изнасиловали - аборт...
Странно было произносить вслух, и Олеся не ожидала, что это так сильно сломит ее. Заплакав в голос, она спешно бросила трубку и снова уселась на пол. В голову нахлынули непрошеные мысли и воспоминания, которые она так гнала от себя.
Родители уехали не впервые; Олеся привыкла оставаться в пустой квартире. Подружки радовались бы на ее месте, непременно устроили бы вечеринку, пригласив половину школы. Но Олесю шумные сборища мало прельщали, и бардак после них разбирать не хотелось. Так что, проводив родителей, она просто пошла в гости к лучшей подруге, жившей через дорогу. Задержалась немного дольше обычного; когда вышла из подъезда, часы показывали девять, смеркалось.
Именно тогда все и случилось. Кто знает, почему она обернулась на голос, едва услышанный сквозь музыку из наушников. Олеся даже не была уверена, что зовут ее, но увидев зовущего - невзрачного худого парня - мгновенно все поняла.
- Оставь меня уже в покое, а? - раздраженно сказала она и пошла дальше. Не обратив внимания на ее слова, парень подбежал к ней и схватил за руку.
- Ну и что тебе нужно от меня опять? - Олеся вырвала руку.
Он выглядел странно; он всегда выглядел странно, этот псих, но сегодня прямо-таки превзошел сам себя. Олеся пожалела тысячу раз с тех пор, как помогла ему пару недель назад. Ему стало плохо прямо на улице, и она достала таблетки из его сумки. Поболтали немного и разошлись, но парень стал преследовать ее, и слишком навязчиво, принимая, видимо, оказанную ее помощь за что-то большее. Иногда Олесе становилось не по себе от его приставаний, но он казался безобидным, и она говорила себе: побегает и перестанет.
Но сейчас ей действительно начинало казаться, что он - псих.
- Я в полицию позвоню, - пригрозила она.
Он помялся.
- Извини... Я не хотел тебе надоедать, просто... Мне надо было поговорить с кем-то, и...
На секунду Олесе даже стало его жалко. Он выглядел таким потерянным.
- Не хотел, но все же-таки надоел, - вздохнула она. - Я понимаю, у тебя проблемы в семье и все такое, но я не психолог и даже не друг тебе, и...
Дальше Олеся не договорила - он ударил ее чем-то тяжелым по голове, и она потеряла сознание.
Очнулась она в незнакомом месте, похожем на заброшенный подвал. Пошевелившись, Олеся поняла, что связана. В тот миг ей чуть голову не снесло от страха и ярости. Она уже собиралась закричать, когда увидела его. Он держал в руках пистолет, разглядывая Олесю тем же придурковатым взглядом, что и раньше.
- Если ты закричишь, мне придется выстрелить, - грустно сказал он.
Господи, откуда он взял пистолет, думала Олеся, чувствуя, как ее парализует ужас. Это было последней связной мыслью; после были только слезы, боль, омерзение. Забавно, он пытался быть нежным, держа пистолет у ее виска. И еще он говорил, много говорил, про своих родителей, одноклассников, соседей, говорил, что он хороший, не плохой, не хотел быть плохим, и он рад, что есть человек, который может выслушать... А она слушала, потому что это хоть как-то отвлекало, помогало не чувствовать... притупляло боль...
Когда все кончилось, Олеся попыталась выбить пистолет из его рук и даже попробовала закричать. Но получился только слабый пинок и хриплый стон. Он, наверное, и не заметил.
Потом он застрелился.
Освободиться от пут удалось нескоро. Спотыкаясь и падая, Олеся помчалась куда глаза глядят. Выбравшись, наконец, на поверхность, побежала к своему дому и так же быстро влетела в квартиру. Закрыла дверь на два замка, кинулась в постель и завернулась с головой в одеяло. Первые минуты были оцепенением - что-то подобное, должно быть, чувствуют загнанные звери. Потом она долго рыдала. Билась в истерике. Потом снова сидела оцепенев. Потом снова рыдания... Олеся не смогла пойти в школу на той неделе. И на следующей тоже. Телефон разрывался от звонков, в интернете копились сообщения, но она не отвечала.
Когда позвонили родители, Олеся сдавила себе грудь рукой, чтобы не разрыдаться. Мама говорила, что придется из-за срочных дел задержаться еще немного, надеялась, что она со всем справляется, ведь она взрослая девочка и на нее можно положиться, просила не скучать, побольше гулять... Олеся слушала маму, но слышала его голос и дрожала от страха.
Лишь на третью неделю решилась выйти из дома. Он мерещился всюду, и Олеся повернула назад сначала, но ценой громадного усилия пошла дальше. В школе вздохнула с облегчением. Здесь, среди людей, стало немного легче. При виде подруги она даже смогла улыбнуться. Но когда та, делая страшные глаза, принялась рассказывать о парне, покончившем с собой в подвале дома неподалеку, Олеся убежала в туалет и заперлась там на полчаса.
А потом она узнала, что беременна. И все стало в сотни раз страшнее, чем прежде.
Олеся вздрогнула и словно очнулась ото сна, услышав в своей комнате шум. Быстро встала и подошла к двери.
На ее кровати сидел ангел. Белокурая девушка сжалась в комочек, закрываясь от Олеси невесомыми белыми перьями крыльев, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.
"Пришла, наконец."
Олесе вновь захотелось рыдать. Приглядевшись к Мириэль, она поняла: та тоже плачет.
Слезы капали из светлых прозрачных глаз, всхлипывания перемежались с рыданиями. Заметив Олесю, ангелица закрыла лицо руками и заплакала еще горше.
- Где ты была? – тихо спросила Олеся. – Где ты была, когда я так нуждалась в тебе?
Мириэль заскулила, как раненый щенок. Олеся поджала дрожащие губы.
- Где ты была? – повторила она.
- Прости меня... - ангелица говорила с трудом. - Я ушла всего на пару часов... Я не думала, что с тобой случится что-то в это время... я не знала... я боялась... прийти к тебе после этого... прости меня, Олеся... прости-и... - лепет ее превратился в неразбериху.
- Я теперь грешница, да? - сказала Олеся. - Я попаду в ад?
Мириэль подняла заплаканные глаза.
- Что-о?
- Я сделала аборт. Убила ребенка. Это грех, я знаю.
Мириэль молчала. Может, не могла ответить из-за рыданий. Или не хотела. Или ответа не знала.
- Знаешь, он говорил, что его никто не любит, - продолжала Олеся, уставившись в одну точку. - Что он совсем один. И я должна ему помочь. Наверное, плохо помогла. Раз он убил себя... А теперь я убила то, что от него осталось. Ребенок не виноват, а я его убила. Что мне делать? - выкрикнула она. - Что мне делать теперь? Как мне жить?
Мириэль обняла ее крыльями и привлекла к себе. Олеся бессильно уткнулась в ее плечо.
Тишина царила в комнате, где никто не включил свет в тот вечер. Лишь тихие всхлипывания раздавались в ней. Могло показаться, что плачет один человек. Но это был плач двоих. Ангела и юной девушки.