(Глава из романа «Полет обреченных» – первой книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)
...Эта весна кажется Сергею бесконечной.
Совсем без снега провел он и февраль, и март в вечно тёплой Средней Азии. И это, вроде бы, уже могло приучить к мысли о скором наступлении лета. Но уже идет апрель, однако, перед глазами все та, же картина едва начавшегося обновления природы.
Правда, он уже в родных местах, а не под Ташкентскими, надоевшими до глубины его души, чинарами. За вагонным окном плывут, качалась в такт рельсовых стыков, пейзажи позднего сибирского снеготаяния. Серые и растрепанные, будто по ним прошли «против шерсти» безжалостными граблями, мелькают вдоль насыпи заросли успешно перезимовавших кленов.
Изредка их сменяют высокие свечи голых сучковатых тополей. Или гордо стоят белоснежные «заборы» березовых колков. Кое-где, если успеть приглядеться через вагонное окно, таятся от солнечных лучей в самой чаще деревьев грязные спины последних сугробов. Не успели растаять вовремя, понимает Сергей.
Вот они сами и подсказали ему внешним видом, что теперь просто, не смотря на угрюмость, доживают сверхустановленные им природой сроки в своей черно-угольной пылевой раскраске.
И только запах сырой свежести, решительно врывающийся в раскрытое окно вагона, говорит Сергею, что за, жесткой как наждак, закопченной поездами, коркой наледи лежит все же не что иное как снег-батюшка.
Да, Сибирь она и есть Сибирь. Когда еще зелень-то пойдет! – снова подумал о проносящихся мимо картинах, Сергей Калуга. Машинально потянулся в карман кителя за сигаретами. После чего, заслоняясь от холодных порывов ветра, собранными в ковшик ладонями, чиркнул зажигалкой.
Чуткий огонек, словно почувствовав заботу о себе, разгорелся веселым дерзким сполохом, прихватив, разом занявшиеся, край сигареты. Легкий синеватый дым смешался со свежими струями ветра, влетавшего в раскрытое окно, и пошел гулять по вагонному коридору.
Закурив, парень ненароком отвлекся от простого созерцания, бегущих мимо поезда, окрестностей. И сразу понял, что уже не вернется к нему прежнее, столь благодатное чувство отрешенности. Пришла другая мысль. Уже о том, как-то встретит его сегодня совершенно незнакомый город?
...Приехать сюда раньше, как думалось еще в Афганистане, сразу после службы, ему не удалось. В Ташкенте, едва сойдя с трапа самолета, вместе с другими, такими же, как он, уволенными в запас, Калуга тут же попал не в вольницу гражданской – свободной жизни, а в сети коварной здесь как никогда комендантской службы:
– Ну и пусть, сержант, увольнительные документы на руках! Успеете еще домой. Мамка блинами накормит до отвала. Но это будет потом, а пока и здесь, для таких как вы – старослужащих имеется непыльная работа, — рассмеялся над его недовольным видом, дежурный, комендант.
Можно было бы жаловаться на сотрудников ташкентского гарнизона, изъявших документы, но Сергея довольно быстро и эффективно убедили в полной бесперспективности такого шага.
– Кто-то должен готовить место для приема и расквартирования войск, идущих «из-за речки». Почему бы и не Вам это делать, товарищ сержант? – неумолимым оставался комендант, решивший судьбу очередного сержанта, напрасно ожидавшего быстрого возвращения по месту призыва.
Точно такие тирады довелось услышать и многим другим, недовольным подобным поворотом событий. Но такой приказ действительно существовал — «Привлекать на краткий срок уволенных в запас военнослужащих!». А значит, у комендатуры имелись все основания пользоваться даровой рабочей силой, каковой стали уволенные, но не успевшие получить гражданские паспорта, взамен «Военных билетов» старослужащие.
И его люди дали это почувствовать новым подчиненным со всей полнотой власти. Так что пришлось Сергею, и еще нескольким десяткам парней, делить на всех одну участь — следовать в самый отдаленный кишлак, где нужно было строить базу для выводимой воинской части.
За время прозябания в этом, вынужденном стройбате, полностью сошел прежний лоск с его дембельского обличия. Потому сейчас вид крепкого парня не очень-то бросается в глаза как раньше. Когда был настоящим щеголем гвардии сержант Сергей Калуга — гордость и краса бригады специального назначения!
А теперь в вагоне стоял и курил у раскрытого окна просто заморенный заботами, служака, едущий то ли в командировку, то ли в отпуск. И не только парадная форма полиняла под среднеазиатским солнцем и заметно потеряла вид. Сам он тоже похудел, сбросил лишние килограммы, что удалось наесть в последние дни вольготной жизни в Файзабаде, ожидая приказа об увольнении.
И только лихой угол тельняшки, выглядывающий из-за бортов кителя, да красивые эмблемы воздушно-десантных войск на петлицах, напоминали о том, что их владелец не простой «кирзовый сапог» из какого-то там военного захолустья, а самый настоящий представитель славной семьи крылатой пехоты.
Награды – ордена Красной Звезды и медали были давно спрятаны Калугой в его потертый чемоданчик. Там же лежала и, завернутая для сохранности, в последнюю, чистую тельняшку стопка писем, попавшая к Сергею от Виктора Кузьмина. Тем более что обратный адрес на конвертах сержанту уже не нужно было, как прежде, перечитывать вновь и вновь. За время, так нескладно затянувшегося, пути на «гражданку» выучил его как рьяный послушник: — «Отче наш».
И думал Калуга теперь лишь об одном: — Как найти нужный дом в, незнакомом доселе, Мариинске? Где никто его не ждёт. Да и рассказ припасён им для Кузьминых не из тех, что придают силы и хорошее настроение. Не поехал бы никогда с подобной скорбной миссией, но просил об этом его погибший на войне друг. А с такими серьёзными вещами приходилось считаться.
Отправился он туда, где не бывал ни разу и даже не слышал о существовании городка с подобным названием. Но глаза, как говорится, боятся, а дело делается. Самолет – прямиком доставил его из Ташкента до Новосибирска, потом была пересадка на красноярский поезд и вот он, совсем близкий финиш долгой дороги.
– Через остановку будет и Ваша станция, – обратилась к задумавшемуся сержанту проводница. – Возьмите свой литер.
Спрятав, протянутый ему документ, в бумажник, Сергей непроизвольно подумал, что еще, наверное, пригодится эта бумага. Кто знает, куда придётся ехать дальше, повидавшись с мамой Виктора?
Полученные в бригаде спецназа проездные деньги были, к той поре, изрядно потрачены. В том числе и на подарок матери погибшего друга. А их жалкие остатки заставляли думать и о том, что пора бы остепениться или, на худой конец, заняться поиском, хотя бы временного, заработка.
Тот город, где он жил в детском доме, и где когда-то учился в профессионально-техническом училище, а после него – с дипломом слесаря недолго работал, до призыва в армию на заводе, был, теперь для круглого сироты Калуги не более притягательным, чем любой другой. Вот хотя бы этот самый Мариинск, окраинные строения которого уже потянулись мимо, притормаживающего, пассажирского поезда.
– Станция «Березай», хочешь, не хочешь, а вылезай! – дурашливо пропел, похмельный сейчас, мужик, с которым Сергей ехал в одном купе от самого Новосибирска. – А за ним и «Гребешки» – берегите сумки и мешки!
Хриплый голос и помятый вид попутчика служили наглядным примером тезиса о вреде пьянства. Правда, ночью – под свежим хмельком, попутчик острил более к месту. А теперь его последнее замечание было явно лишним: – Какие, скажи на милость, могут быть сумки у солдата, возвращающегося со службы?
– Счастливо оставаться! – тем не менее, пожелал ему Сергей, направляясь к выходу из вагона.
Состав уже, последний раз застонав тормозами, стирая чугунные колодки о колесные пары, замер. Дотащив вагон, доставивший Калугу к месту назначения точно до вокзального здания. А там его встретила, косо пришпиленная над входом в здание, доска с надписью «Станция Мариинская Западносибирской железной дороги». И тем самым подвела окончательный итог всем недавним сомнениям парня: на счёт того, куда ехать и где устраиваться на гражданке?
...На перроне между тем было пустовато. Что не могло не удивить приезжего, учитывая будничное число и солидный час на циферблате станционных «курантов». Тем более что и день удался на славу. Ярко, не по-весеннему, а как бывает уже только летом, светило солнце, загоняя всякого в тень.
И только теперь Сергей догадался об истинных причинах относительной малолюдности на привокзальной площади: – Кому на работу, те давно приехали. А кто с покупками будет возвращаться из центра – соберутся здесь лишь к вечеру.
Но и это ему выходило на руку: – Даже хорошо, что народу немного – хоть «тачку» легче будет поймать.
Решив так, он обогнул вокзал стороной, прямо с перрона выйдя на, примыкавшую к строению, площадь. Стоянка такси на ней и, впрямь, порадовала глаз. Несколько «Волг» с шашечками на дверцах просто томились на ней в ожидании пассажиров.
– Шеф, свободен? – обратился Сергей к водителю той, что стояла к нему ближе, чем другие.
– Куда велеть изволите, командир! – охотно откликнулся тот.
Немолодой уже мужчина-таксист не скрывал, что несказанно рад пассажиру, наконец-то отвлекшему его от созерцания, почти заполненных, клеточек кроссворда на последней странице местной газеты:
– Садись и поехали!
– Вот по адресу, – Сергей протянул ему почтовый конверт с, четко выведенным, обратным адресом.
– Ну, это же совсем рядом, – поскучнел таксист. – Проще тебе, паря, туда автобусом, а то и пешком. Дешевле выйдет.
– Ничего, не обижу.
Имевшийся остаток отпускных рублей еще позволял Сергею Калуге отважиться на транжирство. Да и хотелось скорее увидеть мать погибшего друга. Передать ей последнюю память о сыне.
Уверенность, прозвучавшая в голосе пассажира, понравилась водителю:
– Тогда поехали!
Хлопнув за собой дверцей, Сергей сел на правое сиденье рядом с шофером. И «такси» без помех вырулило с привокзальной площади на центральную улицу этого небольшого, исконно провинциального, сибирского городка.
...Большой — рубленный из огромных стволов лиственницы, пятистенок, стоял за ярким забором из, крашеного в синий и желтый цвет, штакетника. На своей фронтальной стене он имел, приколоченный гвоздями, жестяной квадрат с нужным номером. Тем самым, что значился на конверте, показанном Сергеем таксисту.
– Вот тебе нужная улица. Вот и дом стоит. Привёз точно, не сомневайся, парень! Как просил, без ошибки! – услужливо доложил водитель пассажиру, выключая громко тикавший рядом с ним счетчик. – Принимай работу!
– Подожди, пожалуйста, – остановил его Сергей. – Может быть, дома нет никого. Тогда обратно поедем.
Его сомнения возникли не на пустом месте. Несмотря на полуденный час, ставни на окнах пятистенка были плотно закрыты, а на воротах висел большой замок.
— Вы не знаете, Кузьмины дома?
Вопрос, заданный Калугой соседке, выглянувшей на шум подъехавшей «Волги» и смутил ее, и вызвал немалое любопытство:
– А Вы – кто? Часом не из других мест приехали? Наверное, бывший сослуживец нашего Виктора? – делая вид, что смахивает с глаза слезу, поинтересовалась она. – И совсем ничего не знаете?
– Что же мне нужно знать?
– Так ведь у них теперь никого и не осталось. Самого-то парня привезли с войны в цинковом гробу, а с матерью его – Ольгой Степановной, инфаркт неожиданно случился. Не спасли врачи. Вместе их и хоронили в один день – и мать, и сына.
Рассказ больно сжал сердце Сергею.
Показалось даже, что вокруг образовалась бездонная, звенящая своей безысходностью, пустота.
– Так теперь, выходит, нет у них никого! – хрипло выдавил из себя Калуга, пересиливая шок от всего только что услышанного.
– Только дед один. Но он-то, наверное, как всегда, в тайге!
– Не мели языком! – в ответ на реплику, донеслось из другого двора. – Утром был он здесь. Сказывал, что памятник изготавливают. Вот как установят, так и отправится.
– Да, снова не повезло тебе, парень, – уважительно коснулся его плеча, вышедший следом из машины, таксист. – Что же ты сразу не сказал, что сослуживец Виктора Кузьмина. Я бы тебе сам все лучше этих соседей поведал. Весь город та история всколыхнула.
Пустой дом со своими закрытыми ставнями теперь, казалось, сам излучал тоску по бывшим хозяевам. Да и яркая, аккуратно покрашенная масляными красками, ограда палисадника, после всего ему сказанного, смотрелась Калугой вроде свежего венка у могильной пирамиды.
– Вот ведь все как вышло, – Сергей машинально стащил с головы, выгоревший десантный берет.
Спросил, сжимая его в кулаке:
– Значит и мама Виктора умерла?
– Это точно. Изо всей семьи один дед у них теперь и остался! – подтвердил водитель, привезший сюда, уволенного в запас, сержанта. – Но с ним, я думаю, тебе и встречаться не стоит. Странный он человек...
Эти слова вывели парня из оцепенения:
– Дед, говоришь? Вот к нему и поехали. Туда где памятник ставит!
Он снова забрался в машину, решительно бросил на заднее сидение свой чемоданчик, чтобы водитель не подумал ответить отказом на его просьбу.
А когда и таксист, захлопнув дверцу, оказался рядом, Сергей протянул ему смятые в горсти деньги:
– Здесь должно хватить до кладбища и обратно.
– Ладно, брось парень. Туда тебя и так свезу. Думаешь, не понимаю...
«Волга» фыркнув, покатила по улице, провожаемая участливыми взглядами, собравшихся в кружок, соседей, получивших еще одну тему для пересудов.
…На городском кладбище им не пришлось долго искать место, где вместе, в одной могиле были похоронены вместе и парень, погибший в Афганистане и его мама, не выдержавшая, свалившегося на неё горя. Более того, там сейчас было достаточно многолюдно, как заметил Сергей. Несколько человек, на его глазах, орудуя лопатами, поправляли могильный холм, потревоженный при, только что законченной, установке памятника.
На лицевой стороне полированного гранитного камня руками, явно не здешнего, не провинциального, а потому дорогого художника-каменотёса, было нанесено изображение двойного портрета – матери и сына. А чуть ниже – имена, даты жизни и смерти.
Художник, судя по всему, был большого таланта. Во всяком случае, изготовленный им образ, по мнению Калуги, действительно глубоко проникал в душу, рождая там скорбные чувства.
Не могли помешать этому даже, излишне суетящиеся вокруг, рабочие из похоронного бюро. Судя по всему, прямо на руках принеся этот гранитный монолит с машины, до сих пор стоящей с раскрытым бортом у распахнутых ворот кладбища, они теперь терпеливо ждали расчета у заказчика, понуро облокотившегося на оградку в своем тяжелом брезентовом плаще.
– Ну, хозяин, дело исправно нами сделано! Все точно, как заказывали! – старший из «похоронной команды» – гривастый высокий парень с пропитым лицом и шальными, от предвкушения скорого похмелья, глазами прислонил свою лопату к соседней оградке. Явно давая этим понять, что конец – любому, даже столь скорбному, делу – венец и пора настала расплачиваться.
– Да, конечно, – кряжистый седобородый старик, в ответ на эту тираду, вытащил из кармана плаща начатую пачку сторублевок.
Отслоил треть и протянул их гривастому бригадиру:
– Хватит столько за труды?
– Более чем! – еще более повеселел тот от щедрого расчета за труды.
После чего попрощался и, вместе со своей компанией землекопов-грузчиков, пошли к своей грузовой машине. Загремев там, брошенными в кузов грузовика, лопатами, мужики из похоронного бюро подняли борт, забрались следом и, газанув, машина уехала в сторону города.
У входа на погост остались лишь две машины.
Рядом с желтой городской «Волгой» с «шашечками» такси соседствовал, заляпанный грязью, вездеход. Хорошо знакомый Сергею по армейской службе – видавший виды, внедорожник марки «УАЗ».
Не обращая внимания на невольных зрителей — таксиста и солдата, стоящего с обнаженной головой, старик, ловко взялся орудовать собственной лопатой. Сделал всё так, как ему самому хотелось. Пригладив песчаный холм у подножия памятника, прикрыл за собой калитку.
И ушел к своей вездеходной машине, чтобы обратно вернуться с дощатым ящиком, ершившимся зеленью дерна.
Сергей увидел, что другие такие же с зелёной травой ящики заполняли весь салон автомобиля. Прояснив наблюдательному глазу – под тяжестью чего почти выпрямились рессоры автомобиля «УАЗ».
– Давай помогу, отец! – Сергей, не ожидая согласия хозяина, легко взял другой ящик из машины и понес его следом.
– Ну, раз так, то я ждать больше не могу, – от своей жёлтой «Волги» громко крикнул, таксист. – Прощай парень!
– Кто такой? – угрюмо спросил седобородый, когда они, оставшись вдвоем, вновь вернулись за очередной ношей дерна.
– Не сейчас. Давайте уж завершим дело, — не стал бросать работу на полпути Сергей. – Немного уже осталось!
Но вот и это занятие закончено. Ровный слой зеленого покрытия полностью лежит на, могиле, ухоженной с явной любовью. Старик, в ожидании ответа на свой вопрос неожиданному помощнику, присел на корточки, раскурил короткую трубку-носогрейку, выточенную из оленьего рога.
Калуга присел на корточки рядом с ним.
– Я, дедушка, здесь проездом. Можно сказать – бывший товарищ Виктора. Он просил перед смертью, чтобы заехал, поведал все, как было, на самом деле.
Слова Сергея еще более удручили старика.
– Что же тут рассказывать. Убили парня, и дела до него больше никому нет! – угрюмо попыхивая трубкой, выдавил тот из себя не слова, а прямо-таки тяжелый стон, полный боли и горечи.
Сергей, понимая причины столь жестких ответных слов, не стал обижаться на резкость тона их, так нескладно начавшегося, разговора.
– Вот тут со мной письма Виктора. Кое-какие его вещи.
Он протянул старику, вынутую из чемоданчика, ту самую полевую сумку геолога, что получил в госпитале, где после операции умер Кузьмин.
– А с этим, теперь, даже не знаю, что и делать, – молвил Сергей, глядя на лежащую там – на самом дне, теперь почти пустого, чемоданчика белую пушистую шаль. – Думал подарить маме Виктора. Да вот как все обернулось.
– Ладно, подожди меня здесь, – старик ушел к машине, а взамен, оставленной там, полевой сумки внука, принес сверток, обернутый в кусок белой материи.
Расстелив его на поминальном столике, врытом в землю рядом с могилой, он достал из свертка бутылку водки и граненые стаканы. Два из них, наполнив до краев, он поставил у подножия гранитной плиты с портретами дочери и внука. Аккуратно накрыл ломтиками серого хлеба.
Еще один наполненный «Столичной» стакан протянул Сергею:
– Извини, что только один. Не рассчитывал оказаться в компании. Ну, да и так помянем их души. По очереди.
Кусок копченого мяса и начатую буханку хлеба он порезал остро отточенным охотничьим ножом. Выпив следом за Сергеем из того же стакана, угрюмый старик, не закусывая, снова раскурил свою трубку.
– Теперь, давай, рассказывай поподробнее, как познакомился с Виктором? Как он смерть принял?
...Внутри дом Кузьминых, еще более чем снаружи, походил на сироту. В комнатах был, конечно, порядок, но, наведенный чужими руками старух, помогавших в совершении похоронного обряда. И тем самым он еще больше подчеркивал холодность обстановки.
Степан Маркелович Кузьмин, как еще на кладбище представился Сергею родной дедушка его погибшего друга, не стал искать окольных путей в разговоре с незнакомым доселе солдатом. Там, у памятника, выслушав его рассказ о последних днях жизни своего внука, велел ответить без обиняков:
– А теперь, честно – кто есть сам. Чем думаешь заниматься?
– Еще не знаю. Как-то не задумывался. Но, скорее всего, в какой-нибудь город подамся, на завод.
– Как так? Почему не в родные края?
– Так я даже не знаю, где оно и есть – это место рождения, – горько усмехнулся вопросу Калуга. – Детский дом, ведь, Родиной не назовешь.
– Тогда оставайся жить здесь, в моем доме. Ты его видел. Если, конечно, хочешь, – после некоторого раздумья предложил старик. – Все одно – я не вернусь теперь в город. В тайге доживу свои дни. А ты, хоть, за могилкой присмотришь. Дом на тебя перепишу – женишься, обзаведешься семейством.
Но столь лестное, по сути, предложение, неожиданно вызвало, совершенно обратный, эффект:
– Спасибо, конечно, Степан Маркелович, за подарок, только я не затем сюда ехал, чтобы шкурничать, – после его слов заметно насупился Сергей. – Свой дом сам построю, без подачек.
– Ладно, ладно, тебе. Раскипятился, как самовар, – уже не так строго остановил старик обиженного парня. – Сегодня у меня по-всякому переночуешь, а дальше сам решишь. Пока же поехали.
И он первым, увлекая Сергея за собой, пошел тогда с кладбища к машине.
...Загнав «вездеход» во двор, старик распахнул перед, привезенным им, гостем тесовые двери, ведущие в дом:
– Заходи, паря, я сейчас.
Уже наступил вечер.
И к сумеркам, сгустившимся над городком после захода солнца, добавился туман, принесенный с реки холодным промозглым ветром. Потому, как нельзя, кстати, оказалось решение старика протопить печь. Своим, наметанным взглядом бывалого человека, он заметил, что Сергей уже успел продрогнуть в легком военном обмундировании. Но бодрился, не решаясь сказать о том напрямик.
Потому, пока парень привыкал к обстановке, осматривал дом, дед Степан принес из сарая охапку березовых дров, поставил на плиту чайник:
– Скоро будем ужинать. Вот только с растопкой покончу.
И все же ужинать только вдвоем им не довелось. То один, то другой, «на огонек» заходили знакомые. Одни, чтобы помянуть стопкой и добрым словом покойных. Другие – послушать, рассказ заезжего солдата о подробностях смерти Виктора Кузьмина. Все же знали геолога еще мальчишкой, можно сказать – вырос на глазах соседей.
– Пал наш Виктор достойной смертью! Вот и все подробности, – сразу же остановил их любопытство старик. – На войне пуля цель не выбирает.
По его нежеланию вдаваться в подробности, Сергей Калуга отчётливо понял, что не очень-то хозяин ладит с людьми. Не стремится потому им доверять во всём и без оглядки. Да и те ему, что называется, отвечают взаимностью. Вот и днем соседи что-то там говорили про нелюдимость старого Кузьмина.
Когда же, наконец, последние гости разошлись, и они остались одни, старик вновь вернулся к прерванному разговору. Тогда, правда, продолжать тему не стал сам Сергей, наотрез отказавшийся следовать вполне благоразумному житейскому совету старого охотника.
А теперь тот нашел иной вариант:
— Ну, раз не желаешь, парень, жить здесь, в доме, так, может быть, пойдешь со мной в тайгу?
Столь неожиданным было и такое развитие его судьбы, что Калуга очень серьезно задумался. При этом его испытывающее сверлил взглядом из-под кустистых седых бровей Кузьмин. Словно пытаясь выявить всю подноготную строптивого собеседника.
Молчание затягивалось, пока вдруг Калуга не хлопнул ладонью по столу:
– Почему же нет!
И, как-то, совершенно неожиданно для себя, согласился:
– Вот, разве что, плохой из меня помощник. Таежник-то я – совсем никакой. Сразу предупреждаю – могу стать пустой обузой.
– Опыт дело поправимое, – будто с облегчением, что, наконец-то, услышал желаемое, произнес дед Степан. – Всему научу, что знаю. Может, еще и меня самого вполне перещеголяешь на таёжной тропе.
– И когда в дорогу? — разом загорелось в душе Сергея.
– Тянуть не будем. Прямо завтра и поедем.
Старик не торопил. Просто не привык растягивать сборы. По нему выходило, что чем раньше начнешь – тем скорее закончишь.
Но тут уже Сергей запротестовал:
– Завтра не получится.
– Что так? – поинтересовался Кузьмин.
– Паспорт нужно получить, встать на воинский учет, – пояснил Сергей причину колебаний.
– Так это процедура недолгая, – успокоил старик. – Сразу после нее и в дорогу.
На том и решили.
...Утром, едва рассвело, Сергей уже был на ногах.
Хотя, своего угрюмого хозяина все равно на месте не застал. И только память о нем подтверждала реальное существование таёжника. В том числе на обеденном столе лежала записка. Она одновременно и подтвердила Калуге сам факт вчерашнего знакомства со Степаном Маркеловичем, и хоть немного объяснила ему причину этого раннего отсутствия в доме старика.
– «Еда – в холодильнике. Ключ – под ковриком. Ушел по делам. Вечером буду».
Неровные буквы, вкривь и вкось покрывавшие листок бумаги, красноречиво ведали о том, что Степан Маркелович явно университетов не кончал, и чистописание для него оставалось лесными дебрями.
На вид же мужик степенный, сразу и не подумаешь, что всего и грамоты – кот наплакал, невольно подумал Калуга. И всё же, что ни говори, старик больно деловой и предусмотрительный. Вот даже «Домовую книгу» для прописки оставил.
Толстый фолиант, в целлофановой обложке как раз т лежал на столе рядом с запиской Кузьмина.
На завтрак были глазунья и бутерброды с копченым мясом. Все, запив чаем с медом, Сергей убрал с тола и, поеживаясь от утренней прохлады, вышел на улицу.
Первый, встретившийся ему, прохожий рассказал, как пройти в военкомат. Оттуда путь лежал уже в милицию.
– Остановился, говоришь, у Кузьминых? – по привычке, будто и не остался хозяин в единственном числе, переспросил начальник паспортного стола, когда Сергеи предъявил ему все необходимые документы, оформленные у военкома. – Ну-ну. Только хотел бы тебя предупредить…
Всё услышанное в то утро от милицейского капитана, здорово подорвало авторитет старика в глазах Сергея. Да так, что теперь ему захотелось даже отказаться от общения с таежником. Но пересилило чувство собственного достоинства. К тому же не годилось менять свое решение хотя бы в память о погибшем друге:
– Пусть он и старый уголовник, пусть рецидивист, только, позвольте, мне самому в этом разобраться, – заметил Сергей, получая новенький паспорт. – Хотя, конечно, спасибо за предупреждение.
Процедура получения документов была облегчена тем, что необходимые фотографии на паспорт Сергей сделал еще раньше – в Ташкенте. Сходил там – в столичный «Салон быта», когда выдалось свободное время в ожидании самолета до Новосибирска. И неожиданно получил, за двойную цену сразу два комплекта «фоток». За что оставалось только отблагодарить тамошнего хитреца-фотографа, будто бы сначала потерявшего один комплект, а потом отыскавшего снимки в общей массе заказов.
Действительно, все хлопоты и впрямь уложились в один день, как Сергею накануне вечером говорил старик, даже в этом оказавшийся крайне дальновидным. Можно было со спокойной душой отправляться в тайгу.
– И все же, мое дело – предостеречь! – ему напоследок бросил паспортист. – Держи ухо востро! Как бы напрасно тебе пожалеть потом, что не послушался.
Двадцать пять лет в лагерях! Понятна отсюда и угрюмость. Вспомнив подробности всего, сказанного бдительным паспортистом, иронично хмыкнул Сергей. Было это уже дома, когда там Калуга дожидался возвращения старика. Такой срок за малый проступок не дают. Вот почему Виктор про деда, в их с ним, разговорах даже не упоминал.
То, что бывший сержант спецназа услышал в паспортном столе, было и впрямь не совсем обычным. Выяснилось, что Степан Маркелович Кузьмин еще в молодости входил в вооружённую банду.
– Получил срок и за хранение оружия, после чего, выйдя на волю, ушел в тайгу, – емко и со значением сформулировал посетителю при знакомстве словоохотливый и нудный в своей заботе, паспортист.
По нему выходило, что неизвестно чем занимается круглый год, хотя числится заготовителем в местной Заготконторе.
– Официально мы к нему претензий не имеем! Все же оформлен Кузьмин как охотник-промысловик, – еще запомнилось Калуге из рассказа милицейского капитана. – Однако поясните мне, с каких это таких доходов живет на столь широкую ногу? Вот, говорят, и памятник заказал в областном центре стоимостью в три легковые машины.
Слова мелкого милицейского начальника, некоторым образом, подтверждались собственными впечатлениями Сергея: – Тот камень, что вчера он помогал устанавливать на могиле дочери и внука Кузьмина, и впрямь стоил больших денег. Да и рассчитывался дед со всеми, с кем ни довелось, весьма щедро, не дожидаясь сдачи даже с сотенных купюр.
Горькие думы надолго отвлекли Сергея от действительности. И, лишь когда гулко хлопнула дверная щеколда, оторвался он от своих невеселых мыслей.
– Встречай, паря, – с порога объявил вошедший дед Степан. После чего грохнул на пол изрядный тюк вещей. – Помоги принести остальной груз из машины.
– Вот, олух, какой, самый настоящий, совсем нюх потерял, – укорил себя Калуга за то, что не услышал, как к дому подъехал хозяйский «УАЗ».
Он тотчас же вышел к машине. Там – в салоне он нашел еще несколько, мягких на ощупь, тюков, мешков – с крупой, сахаром. Длинную коробку, идя в избу следом за ним, уже во второй раз, занес в дом сам старик.
– Что это? – искренне удивился Сергей, глядя, как из-под упаковочного картона на свет сначала были извлечены вороненые стволы оружия. Затем – красиво покрытые лаком, приклады и ложа.
– Вот, исключительно для тебя приобрел. А то в нашей-то тайге с голыми руками делать человеку нечего, – добродушно усмехнулся старик, видя с каким восторгом, встретил бывший солдат, привезенные ему, нарезной карабин «Барс» и охотничье ружьё с вертикальными стволами – дробовик шестнадцатого калибра.
– Правда, оформил пока на собственную лицензию промысловика, но в тайге инспекторов нет, проверять будет некому – кто из всего этого стреляет – ты или я, – заявил старик, с явным удовольствием наблюдая за тем, как Сергей по-мальчишески увлёкся знакомством с ружьями.
– Да уж – закон тайга, прокурор – медведь! – разом поскучнел Калуга, вспомнив недавние предостережения, услышанные им в «Паспортном столе».
Но старику уже было не до перемен в настроении гостя.
– Здесь вот патроны, продукты. А тут, – он указал на большой тюк с одеждой. – Все для тебя.
– Зачем? Ведь есть пока в чем ходить? – хотел, было, отказаться Калуга, однако, собеседник переубедил его, буквально, двумя-тремя фразами:
– В твоей одёжке только по магазинам визиты делать. Мы же в тайгу отправляемся. Там и зимовать будем.
Хотя было готово в дорогу всё уже тем же вечером, однако выезжать по темноте все же не стали. Тронулись в путь только утром следующего дня. Оставив при этом дом на попечение соседей. После чего, тяжело осевший под грузом, внедорожник степенно помчал их прямиком к выезду из города.