Это целая концепция, целая жизнь. Здесь нельзя отделаться только краткой вспышкой озарения.
Я иду по длинной, картонной улице, с каждой стороны которой сидят продавцы.
Женщины пьют кофе из пластиковых стаканчиков. Когда они выдыхают к прохладному воздуху вместе с кофейным ароматом и запахом их дешевой губной помады примешивается легкий туман. Туман дыхания.
Одна женщина зовет меня к себе. Я стараюсь не смотреть на нее. Мне кажется, что я - странный герой неоклассического итальянского фильма. В этом образе-ощущении я лишен основы. У меня нет основания. Я не цельный, я странноватый. Удивляет только одно. Как может человек, который давно потерял и вновь нашел себя уже навсегда, как может такой человек вновь потерять себя. И я чувствую глубокую подмену, которая происходит, происходила и будет происходить всегда.
Мне кажется, что за мной со стороны наблюдает жена моего прятеля, который недавно звонил мне и говорил, что желает приобрести шубу для нее у одного нашего общего знакомого.
Я знаю, что этот человек изменяет жене. Он ее любит. Но он так же любит и удовольствия, получаемые им от разнообразия женщин с которыми он спит. Этот человек мучается, но спит. Мучается, но спит. Не в силах разорвать этот порочный круг.
Мужчины с проседью в коротко стриженных бородах, сбиваясь в дружественные стаи, возможно, тоже когда-то пытались уйти с рынка, но это им не удалось. Они любят себя внутри такими какие они есть, но они предали себя и свои идеалы, не пошли за своей мечтой. Они здесь и они там. Они мучаются и продают. Мучаются и продают.
Настоящая подмена происходит здесь. И только здесь ее можно ощутить и почувствовать. Но далеко не каждый способен уловить суть. Суть как шлейф дорогих духов закрыта для носов, которые привыкли вдыхать только подделку. Суть в том, что обычные носы не способны вместить в себя глубину сообщения-месседжа дорогих духов откровения. Поэтому они делают плоским всякий факт существования откровения.
Подмена существует. Она уютно прячет себя в тепло идущее не от сердец, а от электрических печей на которых разогревается грубая базарная пища. Подмена убивает возвышенное, вешая на шеи многопудовые гири порока. Подмена навязывает в изначальный отсчет недельную заработную плату в 125 долларов, пищу из супермаркета в большом желтом бумажном пакете, которую ты несешь домой вместе с бутылкой хорошо разведенного порошкового вина. И не важно, осознаешь ты то, что твое вино, вкусное на вкус и красное по цвету, подделка. Важно то, что оно на самом деле является подделкой.
Одинаковые куртки, плащи, джинсы, сумки. Якобы оригинальные лейблы, наклейки, фасоны, скобки, пряжки, вставки. Их покупают одинаковые люди. Берут в руки и вертят в руках, долго рассматривают пару кожанных мокасин, сделанных на аутсорсинговых азиатских предприятиях. В тех странах жить на доллар-два - норма. Заботливо руки тех людей производят всю эту почти настоящую обувь, зонты, ведра, фонарики, батарейки, свечи, иглы, воздушные шарики, нитки и зеркала. Эти руки могли бы больше гладить своих детей, сажать волнистый салат у себя на задворках в огороде, держать больше умных книжек, шить домашним напитанную индивидуальной мыслью одежду - штаны или юбки. Но всех нас давно позвала производственная необходимость и имя ей - подмена.
Та вьетнамка, которая выходя из кафе, сытно и громко рыгает, как бы показывая каких немыслимых для Хошимин сити высот она добилась. Она имеет тот сегмент мира, который укладывается в объем ее недельной салари. Именно, имеет. Ее сознание как свеча тает под огнем подмены и льется воском, увы не сострадания как учил ее будда, а воском потребительского пользования благами.
Эта женщина с бледным лицом, на котором стерлись последние черты национальности, шьет с утра до глубокого вечера в своем закутке. Ее мальчик не здоров, он пытается расстегнуть на моем пальто пуговицу. Мой придурковатый герой итальянского неоклассицизма оправдывается перед самим собой, что не хочет его маму. Тогда мужской ум спотыкается на ровном месте и говорит - ты еще скажи, что ты не хотел бы потрепать упруго-вялую задницу вон той сексуальной девушки, которая стала уже не столь надменна (из-за возраста) как ее сестра.
Спроси тогда у ума своего - может ли инстинкт быть подменой?
Казалось бы все просто - раз инстинкт - значит никакого противоречия с природой. Однако, как же тогда фрейд (стану я его писать с большой буквы, если будду пишу с маленькой?) как фрейд сделал инстинкт подменой?
Рецепт прост:
Усеки божественную природу, отсеки ее, выбрось неотъемлемое, вечное в Лету. Лиши человека Духа, преврати его в скотину, сведи его существование только к инстинкту и ты получишь подмену.
Рынок - это подмена.