Арсений

Андрей Неприметный
…"в те времена укромные, теперь почти былинные, когда срока огромные вели в этапы длинные"…
….Был ли это инстинкт самосохранения, гипертрофированный обстоятельствами, или просто обострение всего дурного в человеке на фоне слома всего и вся? Все гнилое и мерзкое выплывало из людей, словно прорывались гнойные нарывы. В человеческом естестве всегда происходит борьба бога и дьявола, или, если хотите, это единство и борьба противоположностей. Что чаще берет верх, добро или зло? Те же дьявольские проявления человеческой натуры уродливо гипертрофировались последние лет двадцать. Правда, несколько по-другому. Спираль…

В погожий летний день к молодому сельскому активисту Арсению Печейкину подошел приезжий и представился инструктором из райкома комсомола. Поговорил задушевным тоном о том о сем. Спросил про сельские дела, про личную жизнь. Затронул тему колхозного строительства в стране, а потом и в селе. Спросил, а как в вашем селе идет коллективизация. В огромном, по нынешним меркам селе, образовались тогда несколько колхозов. Молодой парень рад был вниманию к себе со стороны такого важного человека и охотно ему обо всем рассказывал.

"- А скажи-ка, Арсений, не замечал ли ты какого-нибудь вредительства среди сельчан? - спросил вдруг инструктор. - Сейчас враги Советской власти маскируются, вступают в колхозы. Пролезают даже в руководители". 
" - Ну что вы. У нас такого нет", - отвечал простодушно Арсений.
" - Хорошо, что у вас такого нет, - одобрительно сказал инструктор. - Но ты все же посматривай, вдруг заметишь какое вредительство. Тогда мне сразу же доложи. Да будь повнимательнее".
" - Хорошо, не сомневайтесь, непременно доложу".
Разговор на этом закончился.

Спустя какое-то время "инструктор" вновь появился в селе, с радушной улыбкой подошел он к Арсению. " - Ну что, не замечал ли ты чего-либо, о чем мы с тобой говорили?"
" - Да нет, никакого вредительства среди односельчан я не замечал".
" - Ну, может, разговоры какие против колхозов или про руководство что-то нехорошее слышал?".
" - Да нет, ничего такого".
" - Ну, ты все же смотри, слушай. Повнимательнее, побдительнее".
И вновь уехал "инструктор" восвояси.

Такие встречи были еще несколько раз. И вот однажды "инструктор" заявил Арсению круто изменившимся тоном: 
" - Что-то ты, парень ничего не видишь и не слышишь. Вон у вас в селе недавно арестовали тех-то и тех-то, а ты не видел, что это враги. Другие-то увидели. Уж не враг ли ты сам?"
Похолодело сердце у доверчивого Арсения. Только сейчас понял он, в какую передрягу попал. Но зловещий его "доброжелатель" уехал, все, казалось, продолжало идти своим чередом, и он успокоился.

Но однажды ночью, перед третьими петухами, стукнула в окошко чья-то рука.
" - Кто там? – спросил, ещё не тревожась, Арсений.
“ - Выдь на минутку наружу, да потише. Одёжу прихвати", - отвечал незнакомый голос. Арсений, надев сапоги и накинув на плечи телогрейку, послушно вышел на улицу. В темноте ночи чернелась телега, запряженная парой лошадей. Рядом с телегой три такие же темные фигуры.
" - Садись, поехали”, - услышал Арсений.
Никто больше не слышал и не видел ничего, даже мать, проснувшись с рассветом кормить скотину, не скоро поняла, куда же пропал ее сыночек. Поняв, долго плакала втихомолку в ситцевый свой платок.

За что давались "срока огромные"? Если вы подобрали в поле горсть колосьев. Если вы на свадьбе у соседа подрались по пьянке с председателем сельсовета, тоже перебравшим лишнего. Если обозвали, не обязательно матерно, налогового инспектора. Если посетовали, что председатель колхоза ничего не понимает в полеводстве, зато исправно пьянствует каждый день. Если вслух пожалели арестованного священника. Тогда и вы запросто становились врагом народа. Герой песни Высоцкого задним числом сетовал: "Если б знал я с кем еду, с кем водку пью, он бы вряд ли доехал до Вологды". Наверное, что-то подобное думал и Арсений о своем, таком, казалось милом всегда, навязавшемся ему однажды собеседнике. Арсений понимал, что на вопрос «за что» ответа нет. Он задавал себе лишь вопрос «кто?».
Все же судьба, обошедшаяся с Арсением столь сурово, немного, но сжалилась над ним. В числе множества осужденных очутился он на строительстве канала имени Москвы. В районе реки Истры протекала небольшая речка Икша, вошедшая в гидросистему. Здесь было самое высокое место гидросистемы и самое трудоемкое. В Борисоглебский мужской монастырь привозили заключенных со всех тюрем страны. В бывшем монастыре был сортировочный пункт. Людей распределяли по участкам Дмитлага - так называли строительство. Солженицын, описывая хронику сооружения каналов, благодаря которым Москва, сделалась портом пяти морей, пишет так. «Говорят, за зиму с 1931 на 1932 г. вымерло около 100 тысяч человек. Это на Беломорстрое, а канал Москва-Волга строился в два раза дольше по сравнению с Беломорско-Балтийским каналом, и можно себе представить, сколько же наших соотечественников покоятся на берегах этого канала». Насколько это достоверно, кто знает?... Сам автор пишет «говорят…». Автор не из тех, кому безоговорочно веришь. А очевидцев остались единицы.
По некоторым данным, на строительстве канала имени Москвы работало больше миллиона человек. Сколько из них выжило? Арсений выжил. После завершения работ и пуска канала было торжественно объявлено решение: «Досрочно освободить за ударную работу на строительстве канала Москва-Волга пока 55 тысяч заключенных». Льготы были предоставлены в основном «бытовикам». «Тех же, кто был осужден по 58-й статье, лишили всех заработанных льгот и отправили этапом в различные лагеря: в Куйбышев, в Рыбинск, в Ухтинский лагерь».
Молодой Печейкин оказался в числе тех немногих осужденных по 58 статье, кто получил свободу, а вместе с ней значок «Ударника строительства канала имени Москвы». Злопыхатели потом завидовали:
" - Ведь это надо, из тюрьмы с орденом пришел".
Как «ударному строителю», ему сократили срок и освободили в качестве «перевоспитавшегося антисоветчика».
Но не просто так отметили Арсения. Здесь сыграло роль одно обстоятельство. На строительстве канала ударник строительства Арсений Печейкин написал книжечку о героических подвигах строителей. Книга была написана по всем канонам того времени. Грамотно подчеркнута роль партийных руководителей строительства, ну и прочее… Вот что писала "Комсомольская правда" 1937 года.
"Сегодня во второй половине дня канал Волга - Москва посетили товарищи Сталин, Молотов, Ворошилов и Ежов. Осмотр канала товарищи Сталин, Молотов, Ворошилов и Ежов начали с большой земляной плотины № 22, преградившей путь реке Икше, которая образовала здесь судоходное водохранилище. В этом огромном озере к открытию канала будет 14,5 миллиона кубических метров воды. Из Икшинского района строительства товарищ Сталин, руководители партии и правительства отправились во Влахернскую - на четвертый шлюз, расположенный в 68 километрах от Волги. С четвертого шлюза они выехали в Яхрому. Машины проследовали под новым железнодорожным мостом над каналом между станциями Яхрома и Влахернская. По сравнению со старым, вблизи расположенным мостом - это сооружение огромно. По пути они видели красиво архитектурно оформленный водосброс, у подножья которого скоро забьют фонтаны... Товарищей Сталина, Молотова, Ворошилова и Ежова сопровождали тт. Берман, Фирин и другие руководители строительства канала. Объяснения давали главный инженер строительства тов. Жук, начальник работ центрального района тов. Комаровский и др. "
Почти теми же словами, в духе эпохи, написал и Арсений. Книга была одобрена дмитлаговским начальством и появилась в самое нужное время - к моменту открытия канала. Повесть называлась «Икша – не река». И начиналась она словами "Курица - не птица, Икша - не река". Всё же речь там шла не только о Берманах и Фириных, но и о тех, кто с помощью простой совковой лопаты построил грандиозное гидротехническое сооружение. Спустя годы, Арсений Васильевич, подвыпив, всегда говорил, что его выпустили из лагеря исключительно за талант. И зачитывал собеседнику страницы из книги. Уцелела ли та пожелтевшая книжица, гордость сельского учителя?
Вновь наладилась жизнь Арсения. Он устроился в школу учителем русского языка. Значок ударника не снимал с пиджака.  Как все, женился. Но часто, выходя во двор покурить, задавал тот же вопрос: «кто?».
Совсем скоро вновь пришлось покинуть родное село. Началась война, вновь круто изменившая миллионы человеческих судеб. Только после войны Арсений  Васильевич Печейкин насовсем возвратился в родные края. Работал учителем русского языка и литературы. Не преподавателем, а именно, учителем. Особенность работы учителя, тем более, учителя-словесника, даже ведь не в абсолютном знании, а в умении донести это знание до ученика. Будь ты сам хоть семи пядей во лбу, но если ты неспособен просто и доходчиво, как говорится, на пальцах объяснить самому неспособному шалопаю суть предмета - значит, не годен ты в учителя. Арсений Васильевич был учителем. Заключенный, перенесший несправедливый арест, жестокость конвоиров издевательства уголовников. Солдат, перенесший все тяготы войны. Казалось, можно было бы навсегда ожесточиться. Но этого не случилось. Арсений Васильевич посвятил себя самой гуманной, самой мирной профессии. С годами всё реже задавал себе Арсений вопрос «кто?».
Но война и лагерь не прошли бесследно. Здоровье было подорвано. Стал он к тому же, слишком часто заглядывать в рюмку. Слабость к рюмке не способствовала, конечно, укреплению здоровья и таланта. Все мечтал он закончить книгу о войне, но новую повесть, едва начав, так и не закончил. Срок, война и алкоголь свою худую роль сыграли, и однажды холодной зимой Арсений Васильевич умер совсем ещё не стариком, 57 лет от роду. Перед смертью он тяжело болел. Аграфена, вдова не вернувшегося с войны соседа, принеся как-то банку молока для больного, сказала еле слышно:
“- А ведь это мой Вася тогда на тебя написал… Ты уж прости его”.
Теперь Арсений узнал “кто”. Но вопрос этот уже не интересовал его.