Автор: Александр Гримм.
Автор иллюстрации: Владимир Галеев.
Как и прежде, по станции слонялся разномастный люд. Кто-то с большим успехом предлагал свой товар, причем предлагали не только холеные, будто смазанные свиным жиром, торговцы, но и молоденькие легко одетые девушки, и с первого взгляда трудно было решить, чей товар лучше. Бесконечный людской рокот с каждой минутой лишь набирал обороты: отовсюду доносился гвалт людских голосов. И все бы ничего, схожую картину можно встретить на каждой станции, но на этой было нечто такое, что не сразу бросилось в глаза. Здесь не было детей.
Ни одного ребенка. Не было слышно восторженных голосов детворы, играющих в бравых сталкеров. И этот безумный сумасброд добавлял тот факт, что нигде не было видно женщин-матерей. Были торговки жареным мясом, были уборщицы, с невероятной ловкостью заменяющие перегоревшие лампы, коих на станции было тысячи, в конец, были те самые девушки, предлагающие свое тело в качестве лакомого кусочка. Хотя лакомым его тоже сложно было назвать. Жизнь под землей с годами все лучше оттачивала свое мастерство по уродству людей. Бледная кожа, тощие фигуры, понурые глаза – это было лишь начало страшного списка, которое со временем уже превратилось во что-то обыденное, родное, если хотите.
Что же это за место, черт бы его побрал? Хотя, да, ему уже дали ответ на этот вопрос: темная сторона метро. И будь он не ладен, если ошибается, что это место принесет ему мало хорошего.
Гонец пробирался сквозь толпу. Каждый его шаг указывал на то, что на его долю выпало тяжкое бремя, от которого не получится откупиться простым замаливанием грехов у станционного священника, и с каждым разом, отрывать ногу от поверхности становилось все труднее. Бетону, покрывавшему пол на станции 3;, очень приглянулась мягкая подошва кирзовых сапог Гонца, и каждый раз, с нежностью ласкового любовника, он все плотнее принимал ее в свои объятья. Идти, казалось, необычайно трудно, но труднее этого было то, что сейчас покоилось в злосчастном конверте, скомканном в правой руке.
«О, да! Не сомневайся, дорогой! Будь уверен, ты вытащил свой «золотой билет». Будь, черт тебя задери, в этом уверен!» - бил, тупой болью в висок, голос разума, а затем, добавлял, - «Устал. Я устал. Устал. Спать.»
Ноги несли Гонца (или же Малыша, да и пес с ним, с именем) вперед, а глаза тем временем внимательно изучали пол. Вернее нет, не изучали, просто им больше ничего не оставалось. Лучше бы та тьма, что была вечным спутником его жизни, поделилась своим даром, и он бы никогда не увидел тех самых проклятых строк, которые были бережно выведены на кусочке бумаги в клеточку: «УСТРА…»
Додумать не успел: платформа закончилась и теперь Малыш стоял у ее края, а перед ним простирались пути в никуда. И слева, и справа был туннель, который он никогда не смог бы преодолеть в одиночку. Плавали, знаем! Ученые уже!
А тем временем, в нескольких метрах от него, не привлекая к себе внимания, стоял человек, прячущийся в тени своего зонта. Людям не было до него особого дела, но более внимательный наблюдатель увидел бы, что единственное, что можно разглядеть в незнакомце, это святившиеся пламенем очки, в которых отражался юный паренек, понуро стоявший у края платформы.
Рядом с темным возвышалась высокая фигура, которая с каждым мгновением выпускала из своей могучей груди испарения углекислого газа. Фигура дернулась к путям, но тут же остановилась, почувствовав телом толчок рукоятью зонта:
«Нет, не сейчас. Он на нейтральной зоне, и ты это знаешь. Он еще пройдет это испытание. Позже…»
Левиафан остановился, обернулся, и, окатив своего хозяина горячим взглядом, принялся дальше рассматривать невзрачную фигуру новой пешки Белого Воротника.
Гонец спустился на пути, сел и облокотился спиной о стену, которая, как ни странно, абсолютно не была такой же отсыревшей и холодной, как все остальное метро. От этой шло тепло, слабое, но его силы вполне хватало, чтобы проникнуть сквозь одежду, и с девичьей нежностью согреть юное, девятнадцати летнее, тело Малыша.
С каждым ударом сердца, будто специально отрабатывая синхронность, в висок стучало: «Устал. Устал… Я просто устал…».
Подумать только! Пять минут. Что такое для вас пять минут? Ничто? Выкуренная сигарета, несколько съеденных кусков жареного свиного мяса, экстаз, полученный от красотки в черном, этакой Мисс-Пять-Патронов-Пять-Минут. Верно? Но для Малыша, какие-то никчемные пять минут явились камнем преткновения, осью Земной, исходя от которой его никчемная жизнь, или пролог, как назвал ее Белый Воротник, берет новый устрашающий оборот. Подумать только, пять минут… всего, пять!
И чертов конверт. Теперь не он, нет-нет, только не он, решает свою судьбу. Для него Судьей стал не тот человек, с неприятным морщинистым лицом. Судья – это вот этот чертов клочок бумаги, который способен в одночасье оборвать линию его жизни. Мойры уже вытянули жребий, и кто знает, может Лахесис уже держит его судьбу в своей костлявой руке, а в другой, со звериным оскалом, блестит сталь ее острейших ножниц.
«Белый Воротник – наставник! Не смешите меня!» - поднимал разум свой набат, - «Кто я? Что я есть? Игральная кость и только! Шашка, на которую делают ставки, не столь большие, кстати. А не будет меня и что? Что дальше? Лишь проигранная горстка патронов и только. Дальше новая шашка, новая партия, новый ход…»
На смену это мысли, разум преподнес новую: «Пролог длиною в девятнадцать лет. Вот уж обрадовал, сволочь!»
Вот и все. Какова цена человеческой жизни? Сколько патронов стоит тот самый билет? Кто кассир? Белый Воротник. Или же все-таки Добряк, переманивший его на темную сторону? Или Судья, относившийся к людям, как к простым фишкам на игральном столе? В голове царил необычайный хаос. Вереница мыслей в голове Малыша водила превеселый хоровод, сопровождающийся возмущенным ором разума.
Поймав себя на последней мысли, Гонец вспомнил, что ему пора бы уже одернуть до конца завесу тайны. Настало время заглянуть в мешок, так щедро дарованный Добрым доктором.
Открыв объемистый тюк, паренек увидел, как ему показалось на первый взгляд, кучу бесполезного хлама. Но, первый взгляд бывает обманчивым, не так ли?
Сбросив мимолетное оцепенение, Малыш стал выуживать предметы один за другим. Первой в руку попалась странная конструкция, представляющая собой две отшлифованные рукояти, связанные между собой тугим сплетением трех свиных жил. Малыш примерил одну рукоять. Отлично ложится в руку. На ее торцевой стороне заметил, горящую белым, будто фосфорицидным, свечением цифру «3». Отложил. Внимание – следующий лот!
Малыш запустил руку, но тут же одернул ее. Палец обожгло огнем, из образовавшейся ранки вязко текла темная жидкость. В следующий раз, опускать руку он стал осторожнее. Нащупал, извлек: в ладони оказалась такая же рукоять, только гораздо мельче и черного цвета. К ней была припаяна длинная спица, которой, как показалось, можно пробить дверь вагона метро.
Внутри Малыша что-то оборвалось. В своих руках он держал нечто такое, чем можно было бы по щелчку пальцев пронзить человеческую голову. Недавняя похлебка, которой так щедро угостила его Актриса, попросилась обратно.
«Желтый!» - выстрелил разум.
Гонец отмахнулся и отложил страшное орудие убийства в сторону. Откладывая, заметил, что и этот предмет был пронумерован: «5».
Далее, Гонец без особого труда смог нащупать в мешке холодную сталь армейского ножа. Тут он просто не мог ошибиться. В голове мелькнули картинки памяти, показывающие его в дружеском объятии «вытрясал», а по шее, будто примеряясь, с какой стороны лучше поразить сонную артерию, ерзал точно такой же ледяной клинок.
По телу пробежала неприятная дрожь. В руке Малыша был предмет, под номером «2». В сторону.
Следующим номером нашей программы, был инструмент столь малых размеров, что Гонец не сразу смог поймать его в руку. Длинный, холодный, узкий цилиндр, с острейшей бритвой на конце. К цилиндру была прикреплена небольшая записка: «4.Хирургический скальпель. В знак светлой воли, моему другу. Федор»
Внутри что-то оборвалось еще раз, сильнее.
- Федор? – произнес Малыш в полголоса. – Так значит, Добрый доктор это…
Договорить не успел, из ослабевших рук выскользнул скальпель, и с характерным «Дзынь!» стукнулся о рельс. Отскочив от металла, прибор сделал еще несколько оборотов в воздухе, вонзился в сухую шпалу, недалеко от ноги Малыша, да так и остался торчать смертоносным флагштоком.
Далее, мешок был аккуратно устлан черным прорезиненным плащом, на котором лежала пара черных беспалых кожаных перчаток. Одеяние настоящего бесшумного убийцы, способное в считанные секунды смешать с толпой своего хозяина.
- Наверное, и размерчик подгадал. Добряк, и этим все сказано… - снова вылетело еле слышно.
Под плащом был скрыт новый ГП-9В. Поработав Почтальоном и исследовав все метро до последнего закоулка (с появлением станции 3;, Гонец уже не был уверен в последнем), начинаешь быстро разбираться в марках противогазов, ведь это может спасти твою жизнь. Рядом лежал фильтр.
Было еще кое-что необычное: в противогазе, Малыш нашел небрежно свернутый комок пожелтевшей бумаги. Развернул. В его руках оказалась карта метро. Но не простая, какая была на каждой станции, и даже не такая, как на столе Судьи. Эта, вся была испещрена множеством пунктирных линий, охватывающих своей причудливой паутиной все ветки метро. На обратной стороне, было что-то написано карандашом, но при таком тусклом освещении, Малыш смог разглядеть лишь несколько слов, среди который, самыми главными, пожалуй, были: «Убежище… Иду сюда…»
И снова окутанная мраком неразбериха.
Вроде все. Хотя… на самом дне мешка брякнуло что-то тяжелое. Гонец протянул руку и достал отполированный револьвер с самодельным глушителем, выполненным из темной стали. Удлиненный хитроумным приспособлением, пистолет казался Малышу необычайно тяжелым, что было довольно характерно для человека его комплекции. Он аккуратно, озираясь по сторонам, взял револьвер в руку. Изящная тонкая рукоять с ребристой поверхностью сидела в ладони как влитая, она будто была создана специально для Малыша. Красивый барабан емкостью в шесть патронов, изящный предохранительный рычаг под ним, курок, настолько гладкий и приятный на ощупь, что, казалось, это оружие изготовлял оружейный мастер-изобретатель, одаренный от природы чувством прекрасной гармонии. Наклонив оружие так, что его левая сторона посмотрела вверх, гонец прочел выгравированную надпись:
«L.Gasser M1870/74 Montenegrin»
Новый, будто только что изготовленный и смазанный маслом, этот револьвер был тайным желанием любого жителя метро, от мала до велика.
Вспомнив одного бравого вояку из прошлого, который очень ловко обращался с оружием такого типа, Гонец потянул за шомпол, находившийся под стволом, и револьвер и характерным, приятным сердцу любого мужчины, щелкающим звуком отбросил вправо небольшую дверцу. В лицо малыша глянула сверкающая гильза с маркировкой «11mm». Револьвер был заряжен и словно призывал своего владельца, вершить страшный суд над всем живым.
«Все-таки придется потратить целое состояние, на какую-нибудь гадину, верно?» - подначивал разум.
Дорогая штуковина, редкостная. Совершая за свой «пролог» перегон за перегоном, он лишь у некоторых матерых сталкеров замечал точно такой же.
Одного он запомнил особенно четко: высокий мужичина с на лысо бритой головой и шрамом на добрую половину лица. Такого очень сложно забыть. Для парня его возраста, этот незнакомец явился, слово темный ангел смерти. А где же это было? Где он видел этого вестника смерти? На Павелецкой? Нет, все силы Малыша были израсходованы на воспроизведение картинки, ужасающего своими размерами, сталкера. Может и на Павелецкой. Ну, да не важно.
Важно было то, что на рукояти его новой находки, была заветная цифра «1». Не желая более искушать непрошенных гостей видом своего «гассера-монтегрина», Гонец, бросив осторожный взгляд по сторонам, убрал его обратно.
Это все, мешок был пуст. Сложно сказать, представлял ли Малыш до этого момента, что он обнаружит в нем, да и думал ли он вообще об этом, но чтобы найти «набор юного маньяка», ему не могло привидеться и в самом страшном ночном кошмаре.
Стараясь как можно меньше думать об этом, и о том, что ему предстояло совершить в следующие двадцать четыре часа, Малыш сгреб все «инструменты» обратно в мешок, ведь пока, он не был ему нужен. Пока, у него было время.
«Желтый!» - бил тревогу разум.
Кстати, а который час? Привычный взгляд на осиротевшую кисть не предоставил ему ответа. Часов как не было, так и нет. Но, ничего. Время еще есть, время точно еще есть…
Глаза стали закрываться. Веки, будто приобретшие по полкило каждое, начали тяжело давить на глаза. Хотелось спать.
«Устал. Я чертовски устал» - не успокаивался внутренний голос.
Поспать? Да, это как раз то, что ему нужно! Прямо здесь, прислонившись спиной к теплой стене. Прямо сейчас, когда каждый прохожий стал таить в себе невиданную опасность. Сейчас же!
Но перед тем, как отдаться власти сна, Малыш решил еще раз пробежать глазами по своей будущей судьбе. Порыскав в кармане брюк, он достал заветный конверт с зеленой пометкой.
«Желтый! Я устал. Хочу спать. Желтый!» - разум разошелся не на шутку.
Открыл конверт и в этот же миг, на его ладони снова оказался его «золотой билет» – этот треклятый листочек в клеточку. Развернул. Попытался прочесть, но перед глазами все плыло, как после полулитра той дряни, которую он впервые попробовал в каком-то захолустье на Третьяковской. О… Третьяковская… и какой черт его туда понес? Ну конечно, он ведь Почтальон, и черту этому было имя – очередная бандероль с пометкой «Срочно!».
Пальцами начал протирать глаза. Протер, стало лучше, но пропала резкость.
- Твою же ж…
Договорить не успел. В холодный разум огненным бичом ударили обрывки фразы, которые были для него теперь самой жизнью: «к примеру… конверт окажется… красной… мы… друзьями…»
Друзьями? Друзья это хорошо! Какая досада, что именно эта фраза миловидной чудачки в красном платье так плохо въелась в его память. Но зато, следующую Малыш запомнил до последней нотки интонации: «…но если любой другой, заранее советую тебе избежать нашей следующей встречи - она может закончиться очень плохо…».
Очень плохо… Теперь, Гонец полностью понимал смысл ее слов. Теперь он знал, что именно может произойти. В памяти промелькнула ужасная спица. И в довершении ко всему, апогея нашего вечера, дамы и господа, встречайте: «Мой цвет, как ты, наверное, понял, желтый…».
Вот и все, что ему стоило помнить. «Желтый!» - и этим все сказано.
Резкость улучшилась, хотя и не в полной мере, но зато, Малыш теперь мог прочесть свой приговор:
УСТРАНИТЬ! ЗАВТРА ДО 23:30! ИНСТРУМЕНТ №3! ЕДИНСТВЕННОЕ ПРАВИЛО - БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ! КЛИЧКА: ЕНОТ. ПОЗЫВНОЙ ПО ВОЗВРАЩЕНИЮ: БУРЫЙ ЛИС.
А ниже находился аккуратно выведенный карандашом рисунок человека. Художник, как оказалось, был не слишком талантлив, но в карикатуре Малыш без труда смог узнать свою жертву…
«Желтый!» - ударил разум в последний раз…
На рисунке был изображен человек, которого Актриса ласково называла «Васян»…
Вот и все… Вот тебе и «Хоп», и «Хэй», и «Лалалэй».
За какие-то пять минут эти мрази решили судьбу человека. И как?! Швырнув чертов серый конверт к рукам Малыша. Следующие суики изменят жизнь молодого человека до неузнаваемости, и только от него самого зависит, в чью сторону колыхнется чаша весов.
«Я устал. Я, черт возьми, сильно устал. Спать…» - пробормотал под нос отягощенный разум.
Малыш закрыл глаза. Но тут, он услышал голос. Такой знакомый, детский, пронизывающий время голос. Кажется, это было в другой жизни, не здесь, не с ним. Или же, Малышу просто хотелось так думать. Слишком уж много боли было связанно с этим воспоминанием. Слишком много. Больше, чем порой выпадает на всю жизнь человека. Но все же, от этого звонкого улюлюканья, ему становилось спокойнее.
Ребенок звал кого-то. И Малыш даже знал кого, но ему было неприятно думать об этом человеке. Он забыл его, вычеркнул из памяти раз и навсегда, но теперь, спустя шесть долгих лет, прошлое вернулось, что бы показать то, что было забыто против его воли.
А ребенок все звал…
* * *
- Стас! Ну, Стас! Ну, вставай же, соня! Всю жизнь плоспишь!
- Антоха, отстань.
- Ну, Ста-асик! Ма-ам, скажи ему! Чего он спит?
- Антошенька, Стас очень сильно устал. Он только со смены вернулся, весь день грибочки выхаживал, дай ему отдохнуть.
- Ну, ма-ам! Он же обещал со мной поиглать!
- Антошенька…
- Ничего, Нина Петровна. Я сейчас,- сказал Стас протирая глаза липкой рукой.
Липкой она была от того, что он действительно целый день провозился на грибной ферме и придя домой, даже не успев смыть грибную пыльцу, улегся спать. Он был слишком измотан.
- Ты встаешь? – спросил Антоха радостным голосом.
- Да.
- Ула! – раздалось на всю палатку.
- Дай мне только умыться. А ты беги, пока, я сейчас приду.
- Холосо-о!
Серенькие башмачки, которые были велики своему хозяину на пару размеров, весело устремились к выходу из палатки, награждая ее жителей видом белесых пяток.
Стас поднялся с раскладушки, но тут же пожалел об этом. Не слишком удобно устроившись на своем ложе, за время сна он перекрыл кровоток к своим ногам и теперь, они отказывались его слушаться. По коже стремглав устремились холодные, противные мурашки. Сделал небольшую зарядку, сработало, теперь ноги снова были под его, контролем. Но, это радостное событие не слишком помогло ему: вместе с чувствительностью к Стасу вернулась усталость трудового дня. Ступни так и ныли.
Встал, осмотрелся, в палатке абсолютно ничего не изменилось. Все та же домашняя утварь, и все та же Нина Петровна, которая готовила скудный ужин. Стол, кровать, раскладушка и куча разнообразных плакатов – вот и весь интерьер. К плакатам в палатке Кузнецовых относились особенно бережно, так как они были личным достоянием юного Антона Олеговича. Ему нравились самолеты. Стас частенько заставал его за тем, что тот просто сидел за столом, уложив детскую голову на обе руки, и любовался блестящими фюзеляжами стальных птиц. А его любимыми были два плаката: на первом было изображено, как молодой летчик спускался по трапу в белоснежном, «сталкерском» (как назвал его сам Антон Олегович), шлеме; на втором ослепительной красоты самолет, раскрашенный в сине-бело-красные полосы, выполнял неизвестный, но головокружительный, вираж, а за его крыльями тянулись воздушные завихрения.
Сам Стас в этом мало чего понимал, а все знания о самолетах он почерпнул из уст старого Алексея Николаевича, который, по собственным рассказам, прожил очень много лет и поэтому знал все-все (как сам же и утверждал, но оспаривать его слова никто не брался). Затем, используя накопившийся опыт, отработав несколько лишних смен, ради заветных патронов и купив, на те же самые патроны, новый плакат, Стас несся к Антохе и передавал все полученные знания ему.
- Стасик… а что такое «завихления»? – дожив до почтенных девяти лет, Антон Олегович, к свому большому стыду, так и не научился выговаривать букву «Р».
- Ну-у… Антох… это я тебе завтра расскажу, а пока беги, похвастайся перед Петькой! – парировал Стас с завидной легкостью.
- Да! Да! К Петьке! Он-то теперь со своим «Алшавиным» мне просто обзавидуется! Спасибо тебе, Стасик!
Знаете, когда тебе тринадцать лет, ты круглый сирота, а тебя приняли в настоящую, хоть и маленькую семью, и вот этот мальчуган тебя считает настоящим старшим братом – вот это счастье! По крайней мере, именно это чувствовал Стас, живя в семье Кузнецовых. Но, это, поверьте на слово, слишком печальная история…
Нина Петровна, была очень хорошей женщиной. Когда бывший начальник станции поставил перед ней худощавого мальца, она с материнской легкостью согласилась взять его, под свое «крыло». Даже не взирая на то, что Олег Степанович, скоропостижно скончался в рейде на поверхность, оставив ее в двухгодовалым сыном на руках.
Единственной памятью об отце для Антона остался армированный солдатский шлем, который это юное дарование везде брало с собой, даже не смотря на то, что Нина Петровна запрещала ему это строго-настрого. Свежая душевная рана еще слишком сильно кровоточила и порой, когда Антоха спал (они делили кровать на двоих), а Стас притворялся спящим, Нина Петровна, тихонько всхлипывая, роняла на подушку горькие слезы. Не только о потери любимого мужа, но и о дальнейшей судьбе двух своих сыновей…
На станции стоял условный вечер. Не лучше предыдущих, но и не хуже будущих. Нина Петровна стояла у примуса, Антоха, ожидая выхода Стаса, куда-то убежал, а сам Стас пытался привести себя в чувство.
- Теть Нин, может вам помочь чем?
- Ой, Стас, не говори ерунды! Ты и так нам помогаешь, работаешь, патроны в семью приносишь, грибочки вон, твои же готовим. Так что, не бери в голову.
- Ну, хорошо, но если что…
- Да, Стасик, да, - прервала Нина Петровна. – Если что, я знаю к кому обратиться.
Здорово быть на хорошем счету.
Тут, в палатке снова появилась мордочка юного сталкера:
- Ста-ас… - протянула младший. – Ну, ты идешь? Мне тебе показать кое-что нужно.
- Что?
- Ну, кое-что!
- Ну, что это такое?
- Уф-ф… - мордашка явно была возмущена столь неповинующемуся тону. – Тебе понлавится! Идем сколей!
Стас обернулся и посмотрел на Нину Петровну. Она кивнула в ответ: «Иди».
- Ой… уговорил, - с улыбкой ответил Стас. – Показывай свое «понлавится»!
И они скрылись за пологом палатки, а тем временем, на сковороде Нины Петровны весело застрекотали грибочки, подпрыгивающие в свином жиру.
Стас обомлел, перед ним стояла уже не одна морда, а целых две! Одна из них держала в каждой руке по округлому предмету. В одном из них Стас легкой узнал шлем Олега Степановича, за который Антоха не раз получал по «шапке». Другой предмет не казался ему знакомым.
- Привет, Стас!
- Привет, Петька! Что это у тебя?
- Это – мяч! – с бесконечной гордостью заявил Петька, он был на год старше Антохи, и его речь была гораздо лучше.
- Мяч?
- Да, - вступился Антон. – Петька сказал, что он футболист! Я тоже футболистом буду!
- А пилотом?
Антоха свято верил, что когда он станет совсем старым и ему исполнится восемнадцать, то станет самым настоящим летчиком. А на вопрос «Как же ты будешь летать? Поверхность-то заражена», он с детской непосредственностью отвечал: «Как, как? В плотивогазе!»
- Стасик, пилотом я буду потом! А сейчас, я – футболист!
Стас рассмеялся.
- Петька! Ну-ка, дай взглянуть на твой мяч.
Познания о футболе тоже достались от Алексея Николаевича, который был так стар, что знал все-все… ну, вы уже в курсе.
Петька поднес мяч Стасу, а тот внимательно его рассмотрел. Мяч представлял собой нечто, туго стянутое снаружи толстой свиной кожей.
- А внутри?
- А внутри, свинячий мочевой пузырь! – констатировал Петька.
- Фу! Гадость!
- Ну, гадость не гадость, а пинается на раз!
- И кто тебе его сделал?
- Как, кто? – возмутился Петька, будто его спросили «Какого цвета белая стена?». – Ашот, конечно!
«Местный мясник. Ну конечно, кто бы еще мог такое сотворить?» - подумал Стас.
- Пойдешь с нами «гонять»?
- Уговорили, мелюзга. Пошли!
Дети любили Стаса, и на его ядреные словечки, которые время от времени проскальзывали в разговоре, и не обращали на них никакого внимания.
Они пошли в самый конец платформы, где их ждал небольшой свободный закуток, служивший Петьке футбольным полем. Станция, именуемая памятью Стаса, как «Бау…» (полного названия он так и не запомнил, слишком уж сложным оно ему казалось), не была особо заселена людьми. Нет, конечно, днем на нее и высыпала целая тьма народу, но в вечернее время суток, все сидели по своим палаткам, и невинной игрой в футбол дети не могли никому помешать.
- Делимся на команды, - заявил Петька.
- Я со Стасиком! – выстрелил Антоха.
- Ну, трындец, блин… вот и поделились…
- Да, ладно тебе, Петька, я на ворота встану, - сказал Стас.
- Хорошо. Ну, правила все знают?
Антоха незамедлительно кивнул, Стас тоже. И, хотя особых правил он не знал, в отличии от Антона Олеговича (Петька ему наверняка уже все уши прожужжал), он решил, что разберется во время игры.
- Тогда, поехали! – скомандовал Петька.
Игра, началась…
Стас, как и обещал, встал посреди арки, ведущей на пути. Не известно почему, но внутри все трепетало в радостном волнении. Он был вратарем, а арка представляла собой заслон, за который не проскочит ни один мяч. Ни один! Почему? Потому что гордым стражем сего рубежа, был сам Стас, и он никак не мог подвести своего партнера по команде.
Антоха стоял в нескольких метрах от него. Сконцентрированный, он был словно один сплошной мускул, готовый в любой момент выплеснуть внутреннюю мощь и показать каждому, что он есть. А есть он – настоящий футболист, такой же, как тот самый «Алшавин» на Петькеном плакате, только гораздо лучше, ведь на Антохе был надет отцовский шлем. Шлем настоящего сталкера и Антон Олегович, ни за какие коврижки не посмел бы посрамить чести своего отца. Он был «ведущим» своего поколения! И пусть этого никто не замечал, пусть он сейчас не летчик, но футболист, пусть пудовый шлем был ему слишком велик и закрывал добрую часть обзора. Пусть все считают, что его время еще не пришло, но оно придет! Придет, потому что у него был тот, кто в него верил, и этот кто-то - Стас, его брат.
Все были на изготовке. Расставив ноги по ширине детских плеч, Петька встал у края воображаемого футбольного поля, и занес «свинячий» мяч над своей белесой головой. Его руки походили на стальные пружины, которые лишь ждали приказа хозяина, чтобы одним рывком выпрямиться по всей своей длине. И дождались.
Петька сделал быстрое движение, и послал мяч прямо на середину поля. Тут же подскочивший Антоха принял посылку и начал отводить его подальше от своих ворот. Застыв сгустком нервов, Стас одержимо приковал свой взгляд к мячу.
- Не пропустить, не пропустить, - шептали губы, а ноги, будто отрекаясь от воли хозяина, возбужденно переступали, чередуясь между собой.
Подскочивший Петька, начал обводить менее опытного Антона Олеговича и исполнял различные ловкие движения, желая завладеть заветным мячом. Ему удалось. Сделав резкий выпад влево, специально, а затем, метнувшись вправо и отобрав мяч у растерявшегося Антохи, Петька повел его к воротам соперника. Вел, надо отметить, очень ловко. На столько, что даже сконцентрированный взгляд Стаса не мог уловить всех маневров. С каждой минутой, мяч, ведомый ногой опытного футболиста, все больше покрывал расстояние между собой и станционной аркой.
Удар. Описывая в воздухе дугу, мяч устремился туда, куда Петька назвал бы «В девяточку».
Не успев сориентироваться, Стас на автомате выбросил руку в сторону и по самой невероятной случайности получил крепкий, но все же детский, удар кожаным мячом.
Он отстоял свою Брестскую крепость (выражение все того же старика). Не веря своему счастью, Стас взглянул на мяч, а затем со всей ребяческой дури пнул его, направляя к центру поля. От греха подальше.
Не ожидав от соперника такой прыти, Петька со всего размаху треснул себя по голове, издав при этой приятный шлепок.
- Да, Стаси-ик! – заголосил младший. – Ты самый настоящий влаталь!
- Еще не вечер, - буркнул раздосадованный Петька.
- Мы победили! – затараторил Антоха.
- Нет, пока еще нет, - продолжал наседать Петр. – Играем до трех.
- До тлех, так до тлех. Нам со Стасиком теперь ничего не стлашно!
Петька устремился к мячу, Антоха последовал за ним. Завладев в очередной раз выигрышным положением, соперник братьев повел мяч к своей заветной цели, обходя при этом Антоху по широкой дуге. С ним сложно было соревноваться: маленькие ножки Антона Олеговича с колоссальным трудом придавали нужное ускорение его девяти летнему тельцу. Но он старался изо всех сил. Он знал, что в десятке детский шагов от него стоял его титан-покровитель, который возлагает на него большие надежды.
Выжав из своих силенок все до последней капли, Антоха побежал быстрее, а затем, когда второе дыхание «сделало ручкой», еще быстрее. На пределе возможного. Болтающийся шлем то и дело бил своими полами несоразмерно маленькую голову хозяина. Но, Антону это не мешало. От напряжения, его зрачки сами превратились в два маленьких мячика, и старались зрительно приблизить свою цель. И приблизили, вернее, это Антоха сократил расстояние и приблизился к бегущему Петьке на столько, что мог схватить его рукой. Но это было против правил.
Он почти успел, до очередной атаки соперника оставалась какая-то доля секунды, и ту самую долю, он упустил, оступился. Ноги запутались меж собой, чуть не повалив плашмя своего владельца. Удержался, но было поздно. Оторвав глаза от пола, он увидел, как мяч направлялся в ворота, но тут же встретил на своем пути преграду, в виде стопы Стаса. Под радостный крик Антохи, и раздосадованное оханье Петьки, мяч отскочил от ноги вратаря и поднялся в воздух.
- Да! Два из тлех! Мы лидилуем! – радовался Антон Олегович.
- Знай наших! – поддержал его Стас, протягивая Петьке пойманный на лету мяч.
Более уверенный, и еще более радостный, Стас возвышался на своем посту, выпрямившись, словно рельс.
- Ну, вы сами напросились. Сейчас будет мастер-класс! – предупредил Петька.
Идя размеренным шагом, он не удостоил даже взглядом своих соперников. Так и шел в другой конец поля. Прорабатывая в голове тактику следующей атаки по воротам, Петька дошел до черты, развернулся и поставил мяч прямо у своих ног.
- Антоха, нападай! – скомандовал он.
Повинуясь спортивному азарту, Антон рванул со всех прыти к мячу. Он несся, как таран, желающий проломить осевшую «герму», и проломил бы, если бы не хитроумный ход Петьки.
Прикованный взглядом к приближающемуся сопернику, Петр сделал свой коронный выпад влево, но остался стоять на месте. Антоха же, полностью отдавшийся своей юной, неопытной реакции, колыхнулся вправо и теперь, его соперник остался на прямой линии со Стасом. «Челт!» - возможно промелькнуло в его детском мозгу взрослое ругательство. Но как бы он не гневался, помешать произошедшему уже никак не мог.
Петька занес правую ногу и пнул по мячу, вложив в этот удар всю свою мощь.
Время для будто замедлилось . Стас видел ехидный оскал соперника, предвкушающего гол, видел удивленные глазенки брата, уповающего на своего старшего, и в конце концов, он видел мяч, плавно рассекающий воздух своим округлым телом.
Повинуясь инстинкту предков, Стас бросился вперед и, крепко зажмурившись, распластал руки, похожие в этот момент на крылья тех самых стальных птиц, которых так любил его братик. От изумленного созерцания этой прекрасной картины, Антоха разинул рот, а его глаза, казалось, вот-вот выскочат навстречу Стасу.
Заветная доля секунды. Еще одна. Еще. И вот он, момент истины, который так ждали все присутствующие. Толчок!..
Стас повалился на пол, все еще держа свои глаза закрытыми. Его руки крепко прижимали к груди заветный победоносный мяч.
- Да-а, Ста-асик! Да! – заорал Антоха и побежал обнимать своего брата.
- Свинячье потроха! – ругался Петька, ухая ладонью себя по ноге. – Да как же так, а?!
- А вот так! Мы со Стасиков выиглали! Мы победители! – шлем так подпрыгивал на голове Антона Олеговича.
- Играем до семи! Я требую ре…
- Петька! Ах ты, негодяй, а! Ты где шляешься, оглоед?! Быстро домой, слышишь? Ужин готов, а ты опять неведомо где? Ну-ка быстро ко мне, а не то в следующий раз в футбол играть будешь своей головой! Я тебе обеспечу, пес ты эдакий! – со стороны палаток летел гневный женский голос.
- Блин, мама… я скоро вернусь – сказал Петька.
- Оставишь нам пока мячик?
Постояв с секунду в нерешительности и, видимо, размышляя о том, стоит ли доверять такую ценную вещицу команде победителей, Петька махнул рукой и побежал к своей палатке, на ходу бросая: «Иду, мамочка, иду!»
Братья остались в одиночестве восседать на лаврах победителей. Стас посмотрел на лицо Антохи. Маленькие глазки младшего от восторга светились двумя изумрудами, а ниже, озаряя этот мир добром, блистала улыбка. Поймал себя на мысли, что этот момент стоит запомнить на всю жизнь.
- Ну что, может быть еще разок? – спросил Стас. – Один на один.
- Да, да! Давай!
Как и прежде, братья встали каждый на свое место, но теперь, Антоха был в роли нападающего. Отступив с мячом на несколько шагов, он развернулся и громко крикнул:
- Готов, Стасик? Сейчас я тоже покажу мастел-класс!
- Давай! – бросил Стас.
Антоха сделал замах и ударил по мячу. Удар вышел вялым, но, тем не менее, мяч направился к воротам. Стас знал, что теперь ему, как заправскому вратарю, отразить такую атаку будет проще простого, но, желая порадовать мальчугана, заведомо бросился в другую сторону.
Мяч пролетел сквозь арку и исчез за мороком путей.
- Го-ол! – закричал Антон Олегович. – Вот это настоящий «Алшавин»!
- Блин! – смеясь, поддержал его Стас. – Ну, Антоха, ты у нас молодец! Настоящий футболист!
- Да, да! Эх, видел бы меня сейчас Петька. Он бы после этого перестал задирать нос!
- Ничего, сейчас вернется, и мы повторим, договорились?
- Да, да!
- Погоди, я только за мячом схожу, - сказав это, Стас развернулся, но тут же встал как вкопанный.
- Погоди…
Стас обернулся на звонкий голос младшего.
- Я сам принесу, - гордо выпалил Антоха, поправляя свой шлем.
- Ну, хорошо, только давай быстрее, ладно?
- Холосо-о!..
Последнее слово Стас услышал с заметным отдалением. Промчавшись мимо него, Антоха спрыгнул на пути и отправился искать мяч.
«Отличный мальчуган!» - промелькнуло в голове. Стас действительно сильно полюбил его, хотя сам до конца и не осознавал этого. За последние годы, Антон стал ему братиком, и Стас, понимая свою долю ответственности, которая возлагается только на старших братьев, с каждым мгновением приобретал все больше уверенности в себе, а мысль о том, что жизнь налаживается, посещала его голову все чаще, и уже успела стать всегда желанным гостем.
Прошло несколько минут, как показалось Стасу. Со стороны путей не доносилось ни звука. «Все еще ищет,» - подумал Стас. – «Сейчас вернется». И Стас погрузился в пьянящие мысли о недавнем величии.
Но Антохи все не было…
Прошло еще несколько минут перед тем, как Стас разволновался не шутку.
- Антоха! Ну где ты там? – крикнул он в пустоту, но та ответила ему лишь туннельным сквозняком. – Антоха? Антоха!
Машинально перебирая ногами и продвигаясь вперед, Стас поймал себя на мысли, что произошло нечто нехорошее, способное перевернуть всю его жизнь.
Он стоял посреди путей, глядя в простирающийся перед ним темный перегон. Дозора здесь не было. Стас не знал, почему именно, но этот туннель считался спокойным и безопасным. Именно этой мыслью он и пытался успокоить свое разволновавшееся чутье, которое, не успокаиваясь, твердило ему о непоправимом. Он шагнул во мрак.
- Антоха? – слова налету проглатывал вакуум, принадлежавший тьме. – Антоха, если ты прячешься, то это не смешно! Слышишь?! Иди скорее сюда! Антоха?
Ответа не последовало и единственное, что стал различать слух, это пробирающие до костей скребущие звуки.
Стало страшно. Не так, когда тебя ругают за то, что ты игрался с чужим автоматом. Это был ужас. Холодный, ослепляющий разум и убивающий душу, ужас. Но, невзирая на это, Стас шел вперед, навстречу неизвестному звуку.
Очередной шаг повысил тональность скрежета и, казалось, что нечто находится перед самым носом. И все бы ничего, но тут, к смертельной, убаюкивающей бдительность, серенаде, прибавился еще один звук. Точнее, это было некое гоготание и оно… о, Господи! Оно перемещалось, будто раскачиваясь из стороны в сторону.
Стас врос в пол, боясь пошевелиться, да что уж там, боясь даже дышать…
С онемевших пальцев ног, до кончиков, стоявших дыбом, волос, Стаса обволокла тьма. Казалось, что он стоит в полнейшем «ничто». Но адское гоготание непрерывно давало о себе знать и незримым кнутом возвращало его обратно в реальность. Возвращало в метро…
«Спички,» - подумал Стас, боясь обронить слова. – «В кармане лежат спички. Достань!»
Но руки отказывались ему подчиняться. Они то знали, что может произойти (и что, в конце концов, произошло), когда в этот миг человек снова станет носителем света.
«Достань!» - не угомонялся внутренний голос.
Дрожащие пальцы нырнули в карман и аккуратно, опасаясь издать лишнего шума, достали измятый заветный коробок. Открыли, стали нашаривать спичку, но тут же издали запретный деревянный шорох!
Гоготание дернулось…
Незримыми глазами оно уставилось на Стаса… замерло…
И вновь тот самый момент ожидания. Вновь все живое (или не совсем живое) пристально уставилось и ждало его действий.
Растрескавшаяся кожа на пальце нащупала серную головку. Аккуратно и бесшумно, Стас поднес спичку к «черкачу». Рывок…
Тьма расступилась, но в этот же момент Стас пожалел о содеянном. Лучше бы он так и оставался во мраке туннеля.
Свет раскаленным прутом ударил по глазам, доставляя им боль. Гоготание ожило. Видимо, ему тоже, среди вечного морока, был нестерпим свет. Проморгавшись, Стас раскрыл глаза и увидел…
Перед ним, до самого свода туннеля, возвышало темное существо. Ужасающее, покрытое частым щетинистым ворсом, оно имело несколько лап, на каждой из которых находилось по паре острейших когтей, которыми существо цеплялось за пол и потолок. Соскальзывая с крошащегося под ними бетона, когти издавали тот самый скребущий звук. Длинная черная морда, одаренная природой будущего огромной пастью с капающей вязкой слюной, то и дело отворачивалась от света, выбрасывая сквозь мощное горло дьявольское гоготание. Шесть дюжин зубов добавляли страшную картину. Выше пасти на морде находились мелкие, но в тоже время имеющие размер мужского кулака, черные глаза, в которых отражались блики света и…
… маленький мальчик в армированном, съезжающим на бок, шлеме, державшим в руках «свинячий» мяч.
Внутри Стаса выросла пустота, а к горлу подкатила желчь. Он стоял и наблюдал спину своего брата. Своего маленького Антохи, который столь же зачарованно уставился на существо с устрашающей челюстью, зависшей в сантиметрах от его лица.
Стас стоял. Пламя спички в его руке колыхалось от не проходящей дрожи. Ужас сдавил в своих кислотных объятьях его разум, а тот, чувствуя неминуемую гибель, выкрикивал одно и то же слово: «Беги!»
Антоха, его любимый младший братик, не двигаясь, впитывал зловоние, исходящее из пасти существа. А затем, своей крохотной макушкой почувствовав тепло брата, обернулся. Его глаза были переполнены скорби. Он смотрел ими на того, кого надеялся увидеть. Того, которого ждал. Он знал, что придет Стасик и прогонит злобное гоготавшее существо.
И вот, он здесь! Его брат! Он прогонит демона туннеля и все будет хорошо. Они снова пойдут весело гонять мяч и доказывать Петьке, что тот никакой не «Алшавин». Теперь все будет хорошо, потому что Стасик рядом…
Но Стас просто стоял и, ничего не предпринимая, смотрел в эти бездонные детские глаза. Он просто стоял…
- Стас… Стасик… миленький… - произнес мальчуган.
Спичка погасла…
Стас не почувствовал ничего. Не было ни криков, ни стонов. Был лишь одинокий глухой стук. Это упал на бетон армированный шлем…
Именно этот звук и привел Стаса в чувство. Развернувшись, вопя от ужаса, он унесся прочь из туннеля. Бежал на станцию. Взлетел на платформу. Пронесся мимо палаток. Он бежал домой…
- Н… Н-н… Нин-на Пет-тровн-на!.. там… Антоха… там… - слова застряли комом в его горле и все, что он смог сделать, это показать матери рукой в сторону туннеля.
Нина Петровна поняла, что произошло нечто ужасающее.
Выбежав из палатки, она подозвала к себе дозорных и все вместе, они помчались в указанном направлении.
Горстка людей стояла на отметке пятнадцати метров от станции. Перед ними растекалось темное пятно, уходящее вглубь туннеля.
Нина Петровна, переполненными истерикой глазами, созерцала шлем, лежавший в луже бурой жидкости, принадлежавшей сначала ее мужу, а впоследствии, сыгравший роль злого рока судьбы, ее сыну…
Женщина упала на колени, а огромный мужчина, будто высеченный из куска мрамора, нагнулся над пятном и тихо произнес: «Убью, суку!..»
Стас сидел на своей раскладушке и, прокусывая до крови нижнюю губу, слушал, как на станции «Бау…» поднимается гомон толпы. Визжали женщины, кричали дети… тяжелой поступью бежали мужчины… последний звук приближался к Стасу с завидной скоростью…
Вход в палатку одернулся… на пороге стоял огромный мужичина, занимавший на станции должность начальника караула. Глаза здоровяка горели пламенем, а зубы, трескались от обуявшей его злобы…
Стас просто не успел ничего понять. Сильный удар прикладом «сорок седьмого», повалил его на пол, рядом покатились два зуба. По лицу разлилась тупая, невыносимая боль. После этого, Стас некоторое время, лежа на полу, наблюдал, какие прекрасные, глубокие и мягкие следы оставляют кирзовые сапоги на его теле. Поначалу, еще можно было разобрать некий интервал между ударами, но затем, ритмика усилилась… бьющих было уже несколько.
Как и совсем недавно, какое-то мгновение назад, когда еще все было хорошо, Стас стоял и смотрел в жерло туннеля, уходившего к страшной отметке «15м».
Лицо ныло. Тело ныло еще сильнее. Очевидно, было сломано ребро, и не одно. В пунцовый затылок давил холодный металл автомата.
Стас обернулся. За ним стоял один из знакомых дозорных. Как же его звали? Не важно, сейчас все уже станет не важно. За дозорным стояла вся станция, и добрая сотня глаз убивала Стаса своим призрением. Здесь были все: и Петька, с детским, непонимающим взглядом; и старый Алексей Николаевич, который к большому удивлению Стаса, не болтал обычного; и добрый начальник караула с крепкими кирзовыми сапогами; и была Нина Петровна…
Здесь были все, и не было никого. Потому что, среди толпы он никак не мог найти детского, радостного взгляда Антохи…
Дуло толкнуло вперед:
- Смотри прямо, мразь! – последнее слово было произнесено с особым отвращением. За ним последовал плевок.
- Казан, заряжай, - прохрипел голос начальника.
«Казантипов! Сева Казантипов! Сокращенно – Казан. Вот как звали палача!» - вспомнил разум.
- По моей команде, на счет три! Готов?
- Готов.
«А меня, что, никто не спросит?»
- Раз…
«И это еще я – мразь…»
- Два…
«Что ж, возможно это и к лучшему. Эх, Антоха. Братик… прости…»
Черствый голос уже готов был произнести смертоносное «Три». Стас слышал, как палец Казана медленно, но упрямо давит на курок.
- Подождите! – женский голос.
- Что?! – спросили одновременно начальник, Сева Казантипов и беспокойный разум.
- Подождите! – кричала Нина Петровна.
Сотня глаз уставилась на нее.
- Отпустите его.
- Что? Почему? – возмутился начальник караула.
«Спасение? Но зачем? Зачем?»
- Пусть он идет, и пусть его постигнет та же участь, что и постигла моего мальчика. Я хочу, чтобы он в полной мере ощутил всю его боль!
Воцарилась тишина…
- Казан, - скомандовал начальник. – Отбой.
Не довольный тем, что ему не удалось почувствовать железный запах мести, Сева опустил оружие и отошел в сторону, сопровождая свои действия коротким «Есть».
На его место подошла Нина Петровна. Стас обернулся…
Сотня пара глаз – это ужасно. Но тот взгляд, который сейчас поймал на себе Стас, был для него гораздо хуже. Огромные глаза, наполненные болью и ненавистью, смотрели прямо на него. Нина Петровна не понимала, почему? Это был самый главный вопрос. А потом, она произнесла:
- Будь ты проклят…
Стас посмотрел на нее, в последний раз. Взгляд женщины, потерявшей все, был ужасен. Парень отвернулся, взглянул на туннель и сделал шаг. А затем еще один. И еще. И так он шел, пока сумрак окончательно не поглотил его душу и тело.
Он шел. Ему вслед смотрела целая станция. Целая станция осуждающий и ненавидящих глаз, что может быть хуже? Сколько же людей сейчас жаждало его крови? Его призирали, его ненавидели…
Скорее всего, иной участи он не достоин. Его человеческий облик унес гоготавший монстр. Унес, вместе с маленьким ребенком, которого он так любил. Он даже потерял право носить человеческое имя. И теперь, он создание, не достойное жизни. Люди придумали для него наилучший, с их стороны, исход. Его прокляли… его изгнали…
Кто он? Он Гонец…
* * *
- Вставай! Вставай, я тебе говорю! Разлегся он!
Сквозь завесу кошмара, слова очень трудно обретали смысл и просачивались в его разум. Гонец протер глаза и осмотрелся. Он все еще находился на станции 3;, рядом с ним лежал мешок, наполненный набором «инструментов», в руке, был зажат, все тот же чертов конверт. Рядом, словно античный колосс, под своим неизменным зонтом возвышался Белый Воротник.
- Проснулся? Ну, вот и славненько!
- Что? – переспросил Гонец.
Воротник нагнулся настолько низко, что парень без труда смог разглядеть все то же дьявольское пламя, бушующее в его очках. Человек, все время скрывавшийся в тени, произнес:
- Пора.
- Пора? А который час?
- Время для тебя имеет значения, - произнес Воротник, а затем добавил, - Шоу начинается, Малыш…
На что паренек еле слышно ответил:
- Мое имя – Гонец…