М Р А К

Александр Лысов
Постепенно мрак обретал реальность: чёрная, вязкая вакса, пахнущая чем-то казённым. Ирма, как будто, падала или всплывала из этой кромешной  тьмы к серому, призрачному свету. Слышались неясные голоса, появились расплывчатые силуэты, но вдруг, как в ускоренном фильме, всё быстро стало приобретать реальные черты. Она увидела белые потолки и стены, склонившихся над ней людей в белых шапочках, белых масках и белых халатах.
Вернувшаяся память взорвалась страшным воспоминанием:  она открывает дверь дома, видит направленный на неё ствол охотничьего ружья, пьяное, перекошенное злобой лицо мужа, его остекленевшие, бездушные глаза, сноп огня…
И снова кромешная мгла, но ненадолго. Беспамятство перешло в тяжёлый, тревожный сон, полный разрозненных, произвольно всплывающих видений.
Вот они с Иваном идут по пологому берегу вдоль речушки: тихий вечер, пьянящий аромат цветущего клевера, сдобренный запахами полевых цветов, уверенность в светлом будущем, бодрость и сила молодых тел – всё располагало к возникновению пылкой страсти и нежных чувств. Это произошло для обоих неожиданно и быстро, как бывает всегда в первый раз. Потом они долго сидели на берегу, прижавшись,  друг к другу, и смотрели на тихую, прозрачную воду. Всё было ясно без слов…
Разухабистая сватья нахваливала жениха, умасливала родителей невесты, называя её красавицей писаной, умницей-разумницей .  И полетела свадьба вдоль деревни, как лихая тройка с бубенцами. Гуляли, как положено, - три дня. Зажили молодые в новом доме – в ту пору молодёжь на селе удержать пытались. Молодым семьям в колхозе сразу давали новый с молоточка дом и хозяйством обзавестись помогали. Иван был работящим парнем, а как появилась семья, стал ещё старательнее: всё для дома, всё для жены, которая вот- вот  должна была родить…
В появившейся на свет дочке, которую назвали Людочкой, он души не чаял.  Так и жили: счастливо, с достатком, любовью.
Снова навалился мрак, поглотивший всё: чувства, ощущения, память.
Спокойствие и умиротворённость…  Кто-то в белом без лица, но приятно-нежный, ласково позвал Ирму к себе. Она встала, ощутив лёгкую бестелесность, и сделала шаг в сторону непонятного существа. Сладкая радость охватила  всю её сущность, манящий свет с каждым движением вперёд становился всё ярче, а непонятное существо как бы плыло в пространстве, указывая путь…
Страшной силы удар отбросил Ирму снова во мрак. Пришла нестерпимая боль, чувство разочарования, от потери бестелесно-блаженного состояния, и возвращающееся чувство реальности, со всё возрастающим чувством боли  телесной и душевной. Кругом происходила какая-то суета, чёткие команды, укол в руку и снова беспокойный сон на грани полузабытья.
Дежурный реаниматолог устало сидел в комнате отдыха, тихонько пил из чашки чёрный кофе и думал: «Хорошо, что дефибрилятор недавно приобрели. Иначе женщину было бы не вытащить с того света».
А Ирма видела новый сон…
По телевидению передавали тревожные сообщения: о беспорядках в столице, о развале Союза, о штурме Белого дома,- но всё это было далеко, и в деревне жили по-старому.
Только недолго  это продолжалось, постепенно изменения докатились и на село. Труд простого человека перестали ценить вообще. Приличные средства для содержания семьи  в колхозе уже стало невозможно заработать. Промышляли по-разному: сперва   собрали и сдали весь цветмет. Хваткие люди скупали медь за бесценок и тысячами тонн переправляли за границу, якобы на строительство памятников русским героям. По осени собирали клюкву и бруснику самыми варварскими способами так, что через несколько лет ягодники почти повсеместно повывели. Сдавали железный лом, до последнего кусочка стали. Стойкие к спиртному гнали самогон и спекулянили им. Только ни кто с этого не разбогател.
В наших местах главное богатство – лес. Иван  смекнул это сразу и не разменивался на ерунду. Приобрёл машину, трактор – благо к этому времени частная собственность стала уже основой государственного строя. Сельчане, конечно, за глаза называли буржуем, но работать к нему шли – деньги платил хорошие. Иван устроился лесником и, постепенно, взял под свой контроль целую округу.
Деловые встречи, умасливание нужных людей – с выпивкой и девочками (денег уже на всё хватало),- всё это привело к семейному разладу,  несмотря на тугие пачки денег, пригоршни изделий из золота, ежедневно приносимые Иваном. Сам он тоже менялся: стал угрюмым и задумчивым, часто взрывался приступами необъяснимой злобы. А однажды запустил в Ирму вазой, да так, что пришлось везти в больницу, где ей наложили несколько швов. Пожалела его, сказала, что упала на лёд, поскользнувшись. После этого случая у Ивана на некоторое время вроде бы проснулась совесть, и он поддался на уговоры закодироваться.
Всё постепенно встало на свои места. Дела шли в гору. Они переехали в райцентр, в выстроенный, по  индивидуальному  проекту   кирпичный особняк. Иван стал большим  человеком: несколько личных автомобилей, прекрасный офис, небольшой автотракторный парк, лесопильный цех. Средства были и на большее, но не хватало знаний по организации фабричного производства и сбыта продукции. Да и стоило ли этим заниматься – всё равно большая часть уйдёт государству и ещё кое-кому.
На людей Иван смотрел надменно, презрительно, а сам считал дни до конца кодировки, и этот день настал…
Сидя на нарах в камере изолятора временного содержания, он вспоминал этот проклятый день. «Друзей» для загула долго искать не пришлось. Из спиртного имелась целая коллекция дорогих напитков. Пили по-русски – долго и упорно, как говаривал знакомый батюшка, ещё в пору соцреализма: «При хорошей закуси могу пить до бесконечности, сын мой». Разговор крутился вокруг вечной темы: вольная мужская жизнь и тирания жён. Изрядно захмелевший, Иван  ударил по столу кулаком и сказал; «Я этой тиранке больше не подчинюсь, лучше я её застрелю…».
«Друзья», как водится, отговаривали, но только  ещё сильнее укрепили его в этом решении. Что было дальше – он не помнит.  Очнулся на холодных досках нар.
Людочка возвращалась домой из школы, весело щебеча с подружками на разные, волнующие всех девчонок в таком возрасте темы. Одиннадцатый класс – проблема выбора жизненного пути. А выбирать у неё было из чего. Она уже подошла к дому, когда услышала хлопок ружейного выстрела, и короткий вскрик мамы. Она бросилась к дому со всех ног и то, что она увидела повергло её в страшный шок. Людмила не могла двинуть ни рукой , ни ногой. Крик застрял в горле,  дыхание остановилось. Потом всё вырвалось наружу: и дыхание, и крик, и слёзы, и гримаса ужаса, исказившая девичье лицо.
«Скорая» примчалась быстро и так же быстро увезла бездыханное тело матери. Милиционеры, чуть позже, увезли тоже почти бездыханного отца, и ещё долго занимались составлением бумаг. Мир для Людочки померк.
Чёрный мрак несчастья окутал всех: и Ирму, чудом выжившую, и Людочку, первый раз в жизни пережившую трагедию, и Ивана, почти осознавшего всю глубину своего падения в пучину  безвыходности . Что будет дальше? Каждый вправе додумать сам, хотя история имеет довольно неожиданное продолжение. Только счастье и покой ещё долго будут обходить стороной утонувших во мраке.
Александр Лысов