Глава 7

               

--Идей – нет. Есть нервозность какая-то…. Я не могу понять, с чем она связана… ещё и ты на машине…. Если я прав, то нам надо ждать новостей. Не знаю, каких, но, скоро, что-то случится.

--Тогда я от тебя ни на шаг. Будешь смотреть мою добычу?

--Давай. Так, что это? О! Больничная карта. И на фига она нужна? Её Кал тоже присовокупил? Всё, что плохо лежит…. Ладно, что у нас со здоровьем? Так, вторая положительная, так-так, это не надо… проверялся регулярно… ну, и молодец. Так… красавец! Гемофобия имеется – не повезло. Это – фигня… бла-бла-бла… трижды на СПИД и не анонимно – тоже молодец! Вот скажи мне, Валера, мужик так следит за здоровьем, да? Регулярно проверяется… и каков финал? Злая ирония судьбы…. Так, это опять фигня… дальше…. О! Перелом… так-так… открытый. Он любил на велике рассекать, да? И куда надо было врезаться, чтобы получить открытый… да нет, так не бывает! Что они херню пишут? Чтобы такой бред писать, можно пятиклассницу нанять за кило конфет, а не числиться доктором. Фигня всё это!

--Что там?

--Слушай… так-так… ага… нет, я своими словами. Значит, так – Баранник обращается в больницу, в приёмный покой с жалобой на боли в ноге. А что с ногой? Открытый перелом… тут… ага… не важно, короче – выше колена. Так? Где он его получил? Упал с велосипеда.

--И что? Это удивительное событие не могло случиться?

--Могло. Но! Не сказано, что его доставила  «Скорая», сечёшь? Он сам добрался? Допустим, его, кто-то сердобольный, подвёз. Но он, судя по записи, явился сам. Но это мелочи. Он обратился  с переломом в марте прошлого года, так? А в июне у него начался некроз мышечной ткани. Операция, снова гипс, потом стационар и… бла-бла… выписали.

--Так, что тут не так?

--Валера, некроз – омертвение тканей, понимаешь? И его фиксируют на четвёртый месяц ношения гипса. Что не так, спрашиваешь? А то, что у Баранника, с его деньгами, не нашлось ни одного нормального платного врача, который бы не держал его в гипсе четыре месяца? А некроз? Когда его собирали после открытого перелома, не обратили внимание на возможное повреждение нервных узлов и… ой, Валера, херня это, однозначно! Ему бы никто не накладывал гипс в тот же день, когда он показал свою рану.

--Не понимаю….

--Говорю проще – запись сделана для отвода глаз. Всё происходило иначе – и с ранением, и с лечением. А сама запись делалась, скорее всего, позже, чтобы избежать интересных моментов, которые могли бы заинтересовать ментов. Врачи обязаны докладывать о возможно-криминальных ранениях, поступающих вместе с их хозяевами в больничку. Это понятно? И ещё. На открытую рану не кладут гипс. У богатого человека, регулярно и старательно следящего за своим здоровьем, не бывает некроза на четвёртый месяц ношения гипса, а именно так следует из записи.

--Всё едино не пойму, что это значит?

--Без понятия. Думаю, что эту запись надо держать в памяти. Что ещё есть у дедушки Мороза?

--Тут… ноутбук.

--Потом посмотрим. Что ещё?

--Отчёт… какого-то Подгурского К.М. – Самсону. Читать будешь вслух?

--Я тебе перескажу.

    Читать пришлось не долго, а пересказывать надо было намного дольше. И с выводами.

--В двух словах так. 23 февраля Баранник отмечает праздник в сауне. С ним, радуется жизни, проститутка Сулима. Татарка. Отдохнул Баранник изысканно – сначала отлюбил барышню всеми известными способами, потом потыкал её ножиком и, для пущего веселья, расчленил. Обмылся от трудов праведных и учинил самовывоз тела для дальнейшего захоронения. Вскоре тело нашли, возбудили уголовное дело. Подозреваемых – нет. Число и подпись.

--Да ты что?!

--Я – ничего. Просто прочёл и пересказал.

--Вот, козлина, а? И что, Самсон ему ничего….

--Без понятия, Валера, без понятия. Этот Баранник не такой гламурный, как кажется.

--Стоять, Зорька! Он фестивалил 23 февраля, так? А когда он в больничку срулил?

--Ноль второго, ноль третьего того же года от Рождества.

--Слышь, а не татары ему ходули попортили? Ну, за свою соплеменницу? Проститутка – она человек с такой профессией, а не мусор. А что? Я с ними тоже… общался. Нет, сука, Самсон простил ему эту бычесть? Бли-ин!

--Простил – не простил… давай найдём его, а потом спросим у Самсона, что, кому и за что он прощает. И потом… может, я скажу не приятную штуку, но нас, Валера, там не было, и мы не знаем, что произошло на самом деле.

--И что? Ты, теперь, такой всепрощающий стал, да?

--Нет. Я не стану принимать ничью сторону, пока не узнаю, что было в сауне. И тебе советую так же поступить. Что ещё есть?

--Блин! Легко ты говоришь, а вот представить не можешь….

--Что ещё есть? Или дай сюда коробку, я сам смотреть буду.

--Теперь ты психуешь? Давай, целуй жопу любому, только из-за того, что он под Самсоном ходит! Давай! Только я тебе, братик, скажу такую штуку – мне по херу, кто и под кем, понял? Если он, сука, тварью оказался, то пусть он будет самим Самсоном, понят? Понял, спрашиваю? Я, может, и бандит, и всё такое, но я – человек! Я сам, если хочешь знать, не раз на бабу руку поднимал. И ещё не раз подниму, потому, что есть такие суки, которые, за своё поведение, обязаны получать! За свою муть, которую они разводят среди людей, обязаны получать. И плевал я на эти сопли про то, что пол, там, слабый, и остальную хрень. Любой, кто заслужил, должен огрести по полной, понял? Но дать подсрачник, или порезать на куски… это не человек, кто так себя ведёт. А ты….

--Всё? Наговорился?

--Я… если ты будешь рвать жопу из-за этого Барана перед Самсоном, я… не знаю! Разругаемся мы с тобой в край! Теперь - всё!

--Мне можно сказать?

--Говори. Только я своё мнение менять не стану, понял?

--Это я понял. И другое понял – ты высказываться можешь, да? А я – нет? Или как? Ты установил диктатуру в отдельно взятой квартире?

--Говори, - Валера безнадёжно-разочарованно махнул рукой и отвернулся к окну.
Завёлся парень.

--Мне нечего сказать.

--Конечно, нечего! Потому, что я прав!

--Зато у меня есть вопрос. Послушаешь?

--Валяй.

--Поехали. Кто такой Подгурский К. Н.?

--К.М.

--Плевать. Кто он в Симферополе, и кто он Самсону?

--Откуда я знаю? Блин, я, что, должен знать всю эту шушару?

--Не должен. Но, если ты его не знаешь, почему поверил?

Валера повернулся ко мне с таким выражением лица, как будто я был трёхлетним мальчишкой, который учит Валеру заниматься любовью.

--Ты, что? Он ведь….

--Что «он» и что «ведь»?

     Валера, обалдевший от моей очевидной тупости, так и остался стоять, слегка вытянув руки в мою сторону.

--А – а, понял-понял! Не достаточно подробно говорю? Разжёвываю. Представь себе, мой горячий и честный друг Валера, что у тебя есть столько денег, что ты можешь купить себе новое удовольствие взамен тех, которые официально существуют. Какое именно удовольствие – не важно. Может – резать барышень, может – какать, стоя на голове. Но, ты можешь себе это позволить. Представил?

--Ну, дальше.

--Дальше…. У тебя не хватит ума развлекаться так, чтобы никто ничего не узнал? Ты не купишь пять-шесть подсобников, которые за деньги приберут за тобой, и за те же деньги будут молчать? Или как ты поступишь? Что этот К.М. пишет? Баранник 23 февраля пошёл в сауну один. Знакомое слово – «один»?  Один изуродовал девушку, один расчленил, один погрузил в машину и один повёз и похоронил. Всё один, но, как-то неожиданно, обо всём узнаёт Подгурский К.М. Не удивляет тебя такое? Дальше. Тело нашли, а Баранника – нет. Менты куплены? Возможно. Менты не в курсе, кто настоящий убийца? Возможно. А Подгурский – в курсе. Он близкий друг Баранника? Возможно. Он осведомитель Самсона? Снова-таки возможно. Но, почему Самсон не упоминал о Подгурском, как о человеке, с которым следует поговорить о Бараннике? Или твой Самсон такой дурноватый, что будет держать при себе этого потрошителя, который, из-за своих удовольствий, может в один момент похерить денежное дело, которое выстраивалось здесь не один год? И последнее. Знает ли Самсон об этой накладной?

--Докладной.

--Значит, слушаешь ты меня внимательно. Спасибо.

--Ты… ты меня совсем сбил с толку. И, что получается?

     Валера достал банку пива, покрутил её на ладони, открыл и протянул мне. В глаза, при этом, он не смотрел.

--Выходит, что… хотя… сам-то, что думаешь?

--Если ты ставишь вопрос не об уверенности, а о размышлениях, то я скажу тебе так – нельзя верить ни Подгурскому, ни Бараннику до тех пор, пока не станут ясны другие подробности той трагедии, или чей-то заинтересованности в ней.

--А какой там может быть интерес?

--Шантаж.

--О, как! А, это, про уверенность. Что-то ты так вскользь упомянул….

--Баранник эту девушку… сейчас… а, вот – Сулиму. Вот её он не убивал, не расчленял и не вывозил.

--Почему так однозначно?

--У него гемофобия. В медкарте записано. Датировано 2002 годом.

--И что это за хрень?

--Он не выносит вида крови. Может впасть в панику или потерять сознание, если увидит кровь.

--Это в натуре?

--Натурее не бывает. Он мог той Сулиме синяк поставить под глазом, это я к примеру. Мог её за задницу укусить. Но до крови – нет. Так, что, Валера, это либо оговор, либо шантаж через подставу фактов и событий. Расходиться с тобой сейчас будем, или ещё подружим?

--Это… есть холодное пиво. Принести? Я быстро! Нет, погоди. А почему ты мне сразу не сказал про то, что этот баран не при делах?

--Баранник его фамилия.

--Всё едино. Чего не сказал?

--А зачем?

--Что значит «зачем»?

--Мне один знакомый сказал, что никого не стоит перебивать. Надо выслушать человека полностью, а только потом высказываться самому. И это правильно. Ты высказал всё, что хотел, я сказал тоже. А начни мы перебивать друг друга? Куда залетел бы наш разговор? Это и называется «общение». Холодное пиво будет?
--У тебя банка в руках! Пей, общение!

СИМФЕРОПОЛЬ. ГОСТИНИЦА «СПОРТИВНАЯ».

    Да-а, дома лучше спалось… хотя тут и кровать мягкая, в смысле – матрац, И деревянная, в смысле – кровать, то есть – в смысле спинки, но всё равно, сильно смахивает на «Дом колхозника» в советское время. Жёлто-полосатые шторы на окнах, шатающийся столик с графином, телевизор без пульта и шкаф с проволочными тремпелями. А оплата – как за «люкс». Думаю, что переживу эту командировку при таком сервисе. Зато потом….

Итак, начнём! Что он мне вчера накомандовал? Купить одежду и трость. Сменить одежду – это понятно. Не очень, но понятно. А палка мне зачем? И, главное, зелёная. Чего, тогда, инвалидную коляску не затребовал? Покойничек, чёрт его дери! Ой, простите…. Ладно, что ещё? Так… объявление в газету на три выпуска подряд. Адрес редакции… есть. Позвонить Константину Марковичу. И кто это такой? Друг, наверное. Так… ну и почерк! Послать… поспать… это я в темноте и на ощупь писал… посмотреть! Точно! Посмотреть объявление. Какое? А-а, которое я дам. Странно, а почему я так плохо помню вчерашние «переговоры»? Это он мне велел записывать его наставления? Ну, да, он, а кто ещё? А я, ведь, действительно плохо помню вчерашнее – спать лёг одетым…. А не заведёт он меня, куда-нибудь, в моём непомнящем состоянии? Что я после делать буду? Надо записывать вопросы, которые я ему буду задавать при следующей «беседе». Ага, записать! Ляпнул, и не подумал! А как я вспомню, что надо вопросы прочесть и потом озвучить, если я не помню толком, что происходит? Погоди-погоди, но, ведь, первые беседы я помню, так? Тогда почему не помню вчерашнюю? Ну, помню, конечно, но, только помню то, что она была, а подробности не всплывают. И то, что я писал – тоже не помню… почерк не мой…. Я, видимо, в темноте писал, потому и каракули получились. Нет, что-то не то. Я не так пишу! Вот «Л» написана домиком, а я пишу плавно. «Р» у меня, как палка с буквой «г», а тут кружочек… это не я писал! А кто? Что тут вообще происходит? Ёлки-двадцать! Я ещё пожалею, что приехал сюда, точно пожалею! И то, что Кольку Марьянова бросил – тоже пожалею… и доход свой, хоть и не большой, но бросил…. Так, не паниковать! А, если, этот Баранник, ну, типа, в меня вселился? Так ведь бывает? В кино я такое видал… ага, было такое. В мужика дух вселился и… не, в бабу, точно, в бабу! В негритянку! Да, и, значит, голосом духа она говорила, секреты всякие передавала, а после ни фига не помнила. Точно-точно! Только… там же было кино, а тут…. А откуда они в кино про такое знают, если в жизни такого не происходило? Значит, всё то кино взято из жизни, да? И у меня, теперь, происходят киношные события? Значит, всё по-настоящему? И духи, и переселение, и разговоры в середине головы…. Ну, да, по-настоящему! А иначе, зачем я сюда приехал? Выходит, что я не… этот… не экстрасенс, а… медиум? Всамделишний? Здорово!!! А то я, чего-то, сомнениям предался. Надо, брат Витя, в ручках себя содержать постоянно, понимаешь, под контролем, так сказать. Всё! Руки в ноги… нет, что-то не то. Голову в руки, мозги в охапку и вперёд с песней! Та-ак, что тут у нас написано? Ох, и почерк, твою мать! Значит, позвонить и сказать… может я просто передам записку тому Константину Марковичу, и пусть сам разбирает эту шифровку? Вот, что это написано? Вроде – «услуги»… да, похоже. А! Посмотри в разделе услуги – вот оно как! Так, дальше… чем же он писал? Не рукой, точно! А, это я писал, ну да, темно было… хотя я так буквы не пишу…. Я уже об этом думал, я что, по кругу, как цирковая лошадь, мотаюсь? Так, «услуги», да? Дальше «конси…», нет, «откорректирую карму с учётом прошлогодних грехов». Хреновина какая-то. «Помощь в ремонте велосипедов»… это как понимать? В одном салате «карма» и «велосипеды»? Меня же в газете засмеют! И пусть! Скажу, что просили дать именно такое объявление и пусть печатают, За деньги. Ладно, с газетой почти понятно, а что это за подпись такая – Старший Спектр? Нет, засмеют меня! Ничего, переживу! Видимо, Баранник деньги хорошие заплатит, так, что пусть смеются.

    Что у нас дальше в программе? Завтра… это понятно, поехать в дачный посёлок. Здесь уже можно разобрать, хотя, почерк не мой. Так… улица Восточная стрела, дом 17, ага. Попросить хозяина пройти через его участок на участок номер 9. А по прямой нельзя пройти? Бред какой-то! Так… на участке, видимо, уже на девятом, в кошачьем домике под ковриком ключ от дома. Что такое «кошачий домик»? Собачью будку знаю, а это, что за монумент? Хорошо, у хозяина семнадцатого дома спрошу. А это… сказать хозяину, что иду в дом делать сверку, он покр… пропустит, ага, пропустит! Зачем всё так сложно? Ладно, дальше. В доме, в большой комнате на втором этаже лежит книга про Крым. В ней телефон. Включить, зарядить и ждать. Чего? Пока разрядится? Или на него позвонят? А, видимо номер того телефона я помещу в объявлении. Тогда чего мне ждать? Наверное, «беседы». Тогда – ясно. Не всё, но ясно. Итак – что делать? Идти за одеждой, палкой, дать объявление, поехать в посёлок за телефоном и ждать. Покупки и газета – сегодня, поездка – завтра. Ну, что? Вперёд! А сколько у меня денег? Мне хватает на покупки и на обратную дорогу? Учитывая грядущий гонорар – хватает. Ну, что? В магазин!

              СИМФЕРОПОЛЬ. УЛИЦА  ТУРЕЦКАЯ.

    Мы досмотрели ящик до конца. В смысле – до дна. Интересного ничего не нашли – или его не было, этого самого интересного, или его изъял Кал. Что-то со многими словами рифмуется «Кал» - странно, да?

Валера выудил из ящика пачку снимков, но которых Баранник красовался около врытого в землю пластикового бассейна неправильной формы. Он то сидел, то стоял, облокотившись на переносные цепочные качели, то сервировал стол цветастой посудой, то просто торча у кромки бассейна. Что-то интересное было  во всех этих фотографиях…. Почти на каждой  он был изображён (а это слово подходит для понятия «фото»? Или следует говорить «запечатлён») то с яблоками, то в наушниках, то с бананами, то с какой-то ерундой похожей на гранат – но ни один из предметов на этих, «натюрмортных» снимках не повторялся. Это что-то значит, или это просто самолюбование?

В числе последних экземпляров Баранниковского реквизита были ключи от чего-то, лупа, обрезалка для сигар ( а как она по-другому называется?) и обручальное кольцо.

--Это всё, что я получил от Кала. Всё пересмотрели? А, нет, ещё ноутбук.
Это чудо компьютерной техники было практически пустым, в смысле информации, если не считать папки с оригиналами, лежащих на столе, фотографий. Да-а, с таким обозом на фронт не пустят. Я хотел сказать, что с таким счастьем форель, сама, на сковороду не прыгнет. В смысле, что мало денег для хорошей свадьбы, только на простенькие похороны хватит. Я имел в виду… всё! Ничего я не имел в виду, ясно? Я, блин, до новых веников не закончу эту символическую метафоричность, если не прикрою себе… рот. Или голову. Всё! Переключаемся!

--Валера, спасибо, конечно, но это нам поможет, как рентген бегущему человеку.

--Это как?

--Это так, как, если бы Кал вытащил всё самое важное, а остатки отдал нам со словами: «Пользуйтесь, но, только не говорите, что вас обделили».

--Ничего удивительного. Я другого и не ждал от него.

--Если мы хотим что-то сделать, то предлагаю завтра поехать в дом к Бараннику. Походить, поглазеть, как богатые и пропащие живут. Адрес есть?

--Угу
.
--Вот. И, было бы хорошо, взять с собой ещё пару друзей. Подошли бы друзья Влада. Такие же скромные и доброжелательные. Спросишь у Влада? Да, пусть они будут на своей машине.

           СИМФЕРОПОЛЬ. ДАЧНЫЙ ПОСЁЛОК. МЫ.

    Сначала мы приступили к осмотру дома.

    Два этажа внутреннего пространства представляли собой продукт алкогольно-наркотическо-пост-припадочной фазы, в состоянии горячечного самомнения, у пациента психодиспансера, возомнившего себя, прости, Господи, архитектором. Иначе, определить «это», я не мог.

    Стоящие в хаотичном порядке стены, образовывали громадное количество не нужных архитектурных излишеств в виде углов, как внутренних, так и наружных, делающих, в свою очередь, совершенно невозможным планирование жилых помещений, как таковых. Только на кухне я насчитал семь углов по стенам, не считая уголков на трехуровневом потолке. Какофония лестниц, ниш, дверей, порогов, выступов, ламп, закоулков и узких проходов, напоминающая музыку Шнитке, годилась только для игры в «прятки», а не для…. Одним словом, сработал принцип – один дурень строит, а второй – покупает. И оба довольны.

     Пока Валера с друзьями от Влада изучали первый этаж, я забрёл в полуподвальный гараж.

     Относительный порядок в гараже проглядывался из-за отсутствия машины, иначе она бы заполнила собой почти всё свободное пространство от полок с инструментами до двери. Теперь, на освободившемся от машины полу, гордо возлежал велосипед, разобранный по винтикам, и аккуратно сложенный на разостланный целлофан. Ну, что? Нормальный гаражный антураж для любителя велосипедной езды. Всё в порядке. Почти. Среди запчастей, или остатков веломашины – это как кому нравится, я не нашёл велосипедной цепи. На полках её не было тоже. И где она? Пропала вместе с файлами ноутбука?

    Второй этаж рассматривали вместе. Проектировал этот уровень, похоже, немного вылечившийся специалист, поскольку он, этаж, ничем не напоминал эпохально-модерновый первый. Общим между ними была безвкусица.

    Ничего интересного мы не нашли, хотя никто из нас, полностью, не понимал, что именно нам следует найти.

     Таскаться без пользы по этому «особняку» я уже устал, и присел в кресло, стоящее перед рабочим столом. Что мы могли здесь найти? Кроме понимания того, как не следует строить дом – ничего. И,если, не считать десятка вопросов, которые сами по себе нашлись в этом доме. А именно – если делались снимки, то где камера, шнуры от которой (или «для» которой?) имелись в полном боекомплекте? Если Кал, со своими сотрудниками, здесь что-то искал (снова Кал в рифму) и изымал (да что ты будешь делать!), где следы их «вторжения»? Или в его штате есть уборщица? Далее. Куда девалась цепь от велика? Порвалась, и её выбросили? Где тогда новая? Откуда….

--Твою мать! – Заголосил Валера из соседней комнаты, - Иди сюда! Тут….

--Казус белли, - мрачно изрёк один из друзей Влада.

    Почти по воздуху я переместился в комнату напротив, и застал весь наш отряд прилипшим к оконному стеклу. Они, как мне показалось, прилипли к стеклу так плотно, что я начал подумывать о ноже, которым мне пришлось бы соскабливать их нюхалки с прозрачной поверхности.

--Что у вас?

--Баранник пришёл… сам.