Цикл Судьба гения. ч1. Музыка

Диана Ишт
   Откуда-то с потолка раздавались звуки струнных. Кажется, виолончель и скрипка - не самое лучшее сочетание, конечно... скорее, наоборот.

   Валик потянулся за аптечкой, обреченно вздохнул, как обычно, не обнаружив там ваты, и принялся старательно сползать со стула. Мягко бухнуло ведро, раздался плеск воды и через пару секунд ржавый умывальник окрасился в бледно-красный. Валик поднял голову и встретился взглядом с небольшим осколком зеркала - правильно, бледный подросток с перепачканной моськой...

   Уныло прошлепав обратно, он плюхнулся на протестующе скрипнувший стул, запрокинул голову и снова прислушался к музыке. Сегодня отчаянно не везло: Бах. Нет, он ничего не имел против, но Бах... это как-то слишком. Хотя и не без новизны, нужно признать: обычно это бывало что-то вроде африканской лихорадки или... о да, был еще Моцарт.

   Валик посмотрел на висящий на окне вместо шторы плащ на случай Моцарта и улыбнулся воспоминаниям. Улыбочка вышла не то чтобы очень... сказать по правде, Валику даже повезло, что у него на потолке не расположены зеркала (страшнейший вид современного извращения!), потому что бледные заостренные контуры лица, сальные, неопрятные волосы, черная футболка с разводах от растворителя и кое-как смытая со щек кровь были далеко не совершенством эстетики. Ну как, собственно, и скрипка с виолончелью.

   Музыка тем временем набирала обороты. Раздражаясь на отсутствие в доме банального куска ваты, Валик прижал ладонь к носу и рванул кусок какой-то тряпки, покоящейся на спинке стула. Кажется, он где-то оставил свой пиджак в прошлый раз, и пришлось попросить у хозяйки квартиры полотенце... или это были старые штаны ее мужа. Впрочем, какая разница?

   К странному дуэту вдруг присоединилась туба, и Валик сжал зубы. Они бы еще засунули туда бубен. Он постарался максимально отрешиться от этих адских звуков: когда, наконец, они найдут нормальных музыкантов? И - занятно было бы узнать, откуда хозяин этого заведения, в подвале которого Валик имел радость находиться, их достает, столько - и почти каждую неделю.

   Скрипка отчаянно взвизгнула и затянула какую-то невероятно высокую и скрипучую ноту. Валик застонал, пытаясь одновременно остановить кровь и заткнуть уши. Ну почему он не купил ваты?

   На особенно противном и тягучем моменте (ну как, скажите на милость, можно так изгадить Баха?) Валик издал низкий клокочущий звук, более похожий на рык и, с грохотом опрокинув стул, вскочил на ноги. Метнувшись по комнате туда-сюда, он отбросил в сторону насквозь пропитавшуюся тряпку и выбежал в коридор. По счастью на его пути не возникло соседей по коммуналке - заслышав начальный грохот они, наученные горьким опытом, предпочли отсидеться по комнатам. Стрелой промчавшись по лестнице, Валик с ноги распахнул двери зала и безумными, покрасневшими глазами обвел сидящих перед маленькой ширмой, огораживающей импровизированный оркестр от общего зала кофейни, музыкантов - женщину со скрипкой, пожилому мужчине с тубой и молоденькой брюнетке, ласково поглаживающей струны пока что помалкивающей виолончели.

   Вихрем пронесшись по комнате, Валик подскочил к незнакомке, все еще самозабвенно терзающей скрипку.

   - Ты ничего не слышишь, - шепнул он женщине, и это было последнее, что она услышала в своей жизни.

   А потом началось мясо. Наверное. По крайней мере, так он себе это и представлял. На самом деле он практически ничего не помнил в такие ночи.

   Никто не обращал внимания на ускользающую в подвал, в катакомбы коммуналок тень. А на следующей неделе хозяин бара непременно находил новый персонал. Так было всегда.
 
   Валик стрелой промчался по общему коридору, не обращая внимания на соседок по коммуналке.

   - Это тот парень, - зашептала бабушка в цветастом халате, взглядом указывая на Валика, чьего лица практически не было видно из-за длинных грязных лохм, болтающихся при его быстром и нервном шаге. - Чокнутый пианист, помнишь, я тебе говорила?

   Вторая деловито покивала и, сокрушенно поцокав, старушки удалились к себе обсуждать современную молодежь.

   Валик тем временем захлопнул дверь в свою комнату, единственным содержимым которой, помимо умывальника, был черный плащ-занавеска на окне, старая аптечка, над которой давно почему-то кружились мелкие мошки, и стул, стоящий перед старым, но идеально лакированным роялем. Хрипло вдохнув, Валик окунул руки в ведро у входа.

   Затем он упал за рояль и в бешенстве бился за ним до следующей ночи.
 

   Так рождалась Музыка.