Вечер. Центральная улица Грозного зажглась цветными огнями. Понизилась температура кипения городской суеты… Мерцают вывески и рекламные щиты... Пестрят в витринах наряды и улыбаются анорексийные манекены, зовут вовнутрь… Даже почудилось, что пластмассовые вешалки, похожие на людей, делают книксен, демонстрируя свою благожелательность и зазывая посетителей. Что ж, посмотрим, какие облачения предложит сегодня Госпожа Мода…
Продавцы бутиков вежливы до тошноты, если у тебя толстый кошелек… Встречают. Провожают к якобы элитным отделам… Море лоскутков и прочей цветной ерунды с громкими названиями вроде «новой коллекции»… Предлагают оценить… «Это хит сезона», – рекомендует приставленная ко мне. Но почти ничего в нарядах, придуманных «гениями», для себя не нахожу… никто никогда не диктовал мне любимый цвет моих одеяний… Может, в Алеппо!? Продолжаю свой нелегкий шопинг-путь, иногда глубоко погружаясь в думы, вспоминая этот город моего детства другим… В одной из витрин глянцевого здания замечаю яркое пятно – застывшую наряженную в розовое платье… Она оживает на моих глазах, качнувшись, чуть не падает. Удивительно, но странно другое… ее лицо выглядит знакомым… Останавливаюсь… Она устремила свой взгляд в мою сторону и, похоже, хочет что-то сказать. Подхожу к большому окну и слышу сквозь холодное стекло: «Тебе не нравится это платье? Взгляни, какой хороший материал, великолепные штрихи, ровные строчки, восхитительный оттенок и изумительный бисер! И как чудесно оно смотрится! Будешь блистать в нем на любой важной встрече, а особенно – на свидании. Ну, что молчишь!?»
Вдруг раздался громкий хохот… Ожила и рядом с ней стоящая в белом балахоне. Стала вещать: «Так тебе и надо! Ты посмотри на свою прическу, дурацкие туфельки! Да у тебя… да у тебя не так поставлена голова, нужно вздернуть нос, и ты плохо улыбаешься!»
Слышу, как та, в розовом, ей отвечает, в голосе ее сквозят обида и отчаяние: «Улыбаюсь! За день мимо меня проходят сотни посетителей… и старому, и малому – я всегда всем улыбаюсь… и в зной, и когда небо затягивается темными тучами и льет дождь – улыбаюсь. Осенние листья бьются в витрину – улыбаюсь…» Она закрыла глаза, и (то ли мне показалось?..) по ее щеке покатилась слеза. «Столько приходится улыбаться», – тихо промолвила она, опуская голову, и замолчала. Меня окатило волной жалости…
«Не слушай ее! – вновь заговорила та, в белом. – Мое платье лучше! Ну разве не шедевр?! Никаких лишних деталей, ярких элементов. Оно словно чистое перистое облако и такое же легкое… белоснежный цвет идет мне, значит, подойдет и тебе».
Во второй витрине заговорила другая – одетая в серый деловой костюм: «Ой, ну хватит уже, что вы унижаетесь перед нею, мы сами все решим! Нельзя выглядеть усталыми, загруженными делами и недугом!»
«Да что мы решим, если у нас практически нет выбора», – возмутилась первая.
«Выбор всегда есть, нужно только верить, что он есть!» – отреагировала вторая.
Начались споры, обсуждения, слезы, крики. Потом они подняли небольшой бунт, включились и остальные манекены из дальних углов помещения: стали разбрасывать накинутые на себя шарфы, раскидывать в стороны сумочки, а мелкие аксессуары, вроде бус и другой бижутерии, бросать друг в друга, говорить о правах и уважении… «Замолчите все! Вы все несете чушь, ничего у вас нет… Выполняйте свою работу!» – решительно отрезала деловая. Они вновь застыли в привычных позах с нелепыми улыбками…
Почему-то никто из прохожих «бури в витрине» не заметил… Неужели я лицезрела эту картину одна?...
«Знаешь, что? – обратилась я к той, что в розовом. – Ровные строчки мне нравятся, и я, пожалуй, куплю твое платье…» Проходящий мимо меня мужчина средних лет, заметив, что я разговариваю с манекеном, посмотрел на меня, как на сумасшедшую, и ухмыльнулся: «Ты говоришь с куклой?»
Я зашла в магазин, расплатилась за свою покупку и отправилась домой.
Все мы немного куклы…