К Аграфене Асафовне приехала племянница Валя Иванова, ровесница её старших внуков, дочка младшей сестры Татьяны. Татьяна Асафовна была младше сестры на семь лет, ей было двенадцать, когда расстреляли отца. От былого богатства во время гражданской войны ничего не осталось. То красные, то белые отбирали всё, что находили у крестьян. Когда Асаф Григорьевич воспрепятствовал «реквизированию» последней коровы, его арестовали, отвели в соседнее большое село, где он сидел в подвале с такими же «несознательными элементами», тремя мужиками и двумя женщинами, одна из которых была беременна. Феклиста Корниловна ходила в село Ивановское, пыталась выяснить, что с мужем. В комитете бедноты ей сказали, что его подержат для острастки и отпустят. С тем она домой и вернулась. А через два дня покатились по заимке Лебяжьей слухи, что убили Асаф Григорьевича. Один из расстрелянных вылез из ямы и спасся, схоронился где-то в лесах. На заимке жила его сестра, она то и нашептала Феклисте Корниловне, что расстреляли и беременную женщину, и стариков, закопали в могиле, вырытой самими арестованными. А брат её молодой, крепкий, повезло ему, был только ранен, вылезли ещё с одним раненым, но тот отполз от могилы несколько метров и умер.
Осталась матушка с четырьмя детьми: Савелию восемнадцать, Сане шестнадцать, Тане двенадцать, а младшенькой Лене всего девять лет. Когда женился Савушка, осталась она в его семье. Вскоре выдала замуж и Татьяну, а Саня уехала в Барнаул к сестре Нисе, а в 30-ом году все уехали на Дальний Восток, в Хабаровск. В Лебяжке осталась семья Ивановых. Татьяна Асафовна родила шестерых детей, жили бедненько. Родные поддерживали, то деньги, то посылки присылали. А тут началась война. Муж её Владимир Степанович Иванов погиб на третий месяц войны. Будто предчувствуя скорую гибель, написал отцу, чтобы помогли его семье. Свёкор Степан Михайлович был зажиточным крестьянином, маслобойню держал до революции, говорили, золотишко добывал в тайге. Перед коллективизацией уехал он в Киргизию, в Пржевальск, сменил фамилию, стал Козыревым, дом большой построил. Написал он Татьяне, чтобы ехала с детьми в Пржевальск, выслал денег на дорогу. И в 47-ом году решилась Татьяна Асафовна везти детей к солнышку, к фруктам, к родному дедушке. Но и там хлебнули голода и горя. Жить у свёкра было зазорно. Решилась вдова построить дом, пошла в горсовет просить участок земли. Отказали раз да другой. Тогда Татьяна Асафовна, отчаявшись, заявила председателю: «Я знаю, что вам нужно. Только нет у меня этого. А детьми вы не берёте!» Рассмеялся председатель, и выделили семье погибшего фронтовика участок земли с яблонями. За один месяц всей роднёй построили саманный домик, собрали урожай яблок, и повезла Татьяна яблоки в Сибирь, продала, детишкам обновки купила. Жизнь налаживалась, в шестидесятых годах к ним приехали Петровы Оня с Иван Николаевичем, старшим сыном Петей и младшенькой Ниной. Пока они домик себе не купили, жили у родной тётушки. И маленькую Валю, пока не построили свой домик, Татьяна Асафовна отдала бездетному дяде, брату мужа. Дядюшка баловал семилетнюю девочку, кормили её досыта, да вскоре умер дядя. А вдова его избивала девочку за порванные чулки, за двойку в дневнике, за просыпанный корм для кур. Когда старший брат Лёня увидел синяки на руках и ножонках Вали, спрятавшейся в слезах за зданием школы, он твёрдо сказал: «Будешь жить дома!» и привёл её домой. Мама Таня чуть руки на себя не наложила, узнав, на какую муку отправила дочь.
В Пржевальске русского населения было больше половины. Взбаламученная стройками страна перемешивалась с логикой броуновского движения. Вырванные из веками сложившихся устоев крестьяне искали благодатные земли. Русские, украинцы, волжские немцы создавали крепкие хозяйства, благодаря тёплому климату кормились от земли, от садов. Помогали родные и соседи друг другу, как могли. Но работы, особенно для молодёжи не было. Сначала Нина, младшенькая Онина дочь уехала на родину, в Новокузнецк. Она закончила педучилище. Теперь вот к тёте Груше приехала Валя. Она мечтала работать по специальности, ткачихой, но в промышленном городе не было подобных производств.
Всё это рассказала Валентина тёте Груне и племяннице Любе, жившей в это время у бабушки. Тётушка и племянница (с разницей в возрасте в шесть лет) подружились, ходили даже на танцы вместе, ездили в деревню в гости к Вере. Странно казалось Любе: двоюродная сестра Веры Валентина была младше её на 19 лет, вполне могла быть дочерью. Они все втроём были на «Ты». Вот феномен больших крестьянских семей.
Деревенские танцы летом были на танцплощадке, а не в новом клубе. Танцплощадку соорудили около вагончиков, где поселился мостопоезд электриков-высотников. Рабочие были в основном молодые парни из Белоруссии, Украины, Москвы. Это был настоящий комсомольский отряд. Работали, вечерами ходили в кино, на танцы, десяток ребят пошли учиться в вечернюю школу, несколько ребят остались в деревне, женились на местных девчатах, двое, закончив вечернюю школу, поступили в институт. Кто говорит огульно, что стройки советские создавались силами бывших заключённых, не всегда прав. Может, и были какие-то условно осужденные среди этих весёлых, ожививших деревню парней, но никак они себя не выдавали. Молодость, романтика звала советских ребят на такие стройки.
Девицы деревенские, медсёстры, молодые учительницы, бухгалтер леспромхоза, были малочисленны. По углам танцплощадки жались старшеклассницы, четырнадцати – шестнадцати лет, и пользовались несомненным успехом. За Любой с Валентиной увязался провожатый, парень лет двадцати восьми. Валя, как дуэнья при девице, охладила пыл молодого человека, раскрыв шестнадцатилетний возраст своей наперсницы.
Валентина по сравнению с мечтательной Любой, не знавшей горя и голода, была практичным человеком. Она искренне говорила, что хочет удачно выйти замуж. В это время Нина Петрова вышла замуж за городского парня Юру Божко, который боготворил её соответственно своей фамилии. Люба, витавшая в эмпиреях, в мечтах о славе, о возвышенной профессии доктора, ну и в конце концов, о великой трагической любви, не понимала «приземлённых» планов родственниц. Но это не мешало ей распевать банальный русский текст к модной мелодии «Бесамэ муччо»:
Гордый мой! Люди несмело
Мне говорят, что навеки ты связан с другой.
Валя, как и все в родне, любила и умела петь, научив младшую подружку этой песне.
Подружилась Валентина и с Валей Брыкиной. Обе почти одновременно вышли замуж, одна в семнадцать лет, другая в двадцать три. Гуляли друг у друга на свадьбе. И Брыкины Шурик с Шурой, совсем не родные по крови тёти Грушиной родне, были почётными гостями на свадьбе её племянницы. Люба в это время уже училась в институте в Абакане, столице соседней Хакасской автономной области.