В этот вечер Джимми Конвэй был на коне – за какой бы стол он ни садился, удача милостиво следовала за ним по пятам. Он пил больше всех, смеялся громче всех, и, как ни странно, при этом почти не проигрывал. Ни в вист, ни в покер, ни в рулетку. К девяти часам вечера карманы костюма Джимми уже были доверху набиты измятыми купюрами, поэтому женщины многообещающе улыбались ему, а мужчины бросали в его сторону хмурые взгляды, полные бессильной злобы. Все это приводило Джимми в восторг – ощущение могущества пьянило разум похлеще самого крепкого вина. Завистливые взгляды заставляли его душу радостно трепетать, и на каждый такой взгляд он, не стыдясь, отвечал злорадной усмешкой. Джимми считал, что это самый счастливый вечер в его жизни.
С тех пор как в силу вступил сухой закон, россыпь подпольных казино усеяла собой весь Нортсвич, подобно гноящимся язвам чистого порока. Здесь всякий желающий имел возможность нелегально приобрести у бутлегеров спиртное, а потом, упившись вусмерть, оставить все свои сбережения на зеленом сукне. Их закрывали, травили полицейскими облавами, но на месте одного закрытого заведения через неделю появлялась пара новых. В таких местах Джимми Конвэй был завсегдатаем, но обычно это пагубное увлечение приносило одни только убытки. Нынешним же вечером все складывалось по-иному. Даже несмотря на пьяный туман в голове, он осознавал свое превосходство над прочими игроками. Пока те в исступлении рвали на себе волосы, раздавленные бесконечными неудачами, Джимми только усмехался да подливал себе вина в бокал.
В очередной раз сгребя со стола кучу помятых зеленых бумажек, Джимми небрежно рассовал деньги по карманам и выловил взглядом в толпе самую привлекательную даму. Играть ему надоело – внезапно захотелось чего-то романтического, любви, нежности, ну и всех прилагающихся радостей. Залпом допив вино, он пошатывающейся походкой направился в сторону своей избранницы, но не смог удержать равновесия и плюхнулся в объятия ближайшего дивана. Комната качалась у него перед глазами, как палуба корабля во время шторма. Табачный дым густыми клубами вился в воздухе, силуэты людей выныривали из сумрака и тут же в нем растворялись, как полуночные видения. Джимми почувствовал легкое головокружение, затем склонил голову и увидел, что сидит на диване уже не один. Рядом пристроились двое мужчин в черном, одетых изящно, но не броско. Один курил длинную тонкую сигару, руки другого были заняты черной тростью с серебряным набалдашником, по которой он бегал пальцами, отстукивая ритм какой-то популярной мелодии. Эти двое что-то оживленно обсуждали. Джимми вовсе не хотел подслушивать, но так как говорили они громко, это вышло само собой.
-...Клянусь, Брэвери, никто не отважился бы на такое рискованное предприятие! Даже у истинного смельчака не хватит духу провести там целую ночь!..
- О каком таком предприятии вы говорите? – бесцеремонно вмешался в разговор Джимми. Излишки выпитого спиртного придавали ему смелость, какой не водилось за ним в обычные дни, так что он чувствовал себя истинным хозяином нынешней вечеринки.
Две пары глаз уставились на него с плохо скрываемым интересом.
- Мы говорим о доме Уолтера Эйзенфельда, - произнес один из незнакомцев, исподлобья рассматривая Джимми.
- И что с ним не так?
- Разве вы никогда не слышали? Ведь там пропадают люди. Это происходит с ужасающим постоянством – кажется, последний случай был пару недель назад.
- Говорят, там водятся привидения, - добавил второй неизвестный.
- Чушь собачья, - отрезал Джимми, пытаясь сфокусировать разбегающиеся глаза на лицах собеседников.
Те в свою очередь многозначительно переглянулись.
- Вы, конечно, имеете право на собственное мнение, - вкрадчиво начал один из них, - но я все же осмелюсь высказать одно предположение: ни у кого, даже у самого отчаянного смельчака – я подчеркиваю это! – не достанет смелости провести в доме Эйзенфельда целую ночь! Готов биться об заклад!
Последняя фраза прозвучала как вызов – Джимми к тому времени свято уверовал (и выпивка тому немало поспособствовала), что нынешним вечером удача всецело находится на его стороне, и он, Джимми Конвэй, выйдет победителем из любого пари. По большому счету, ему даже не важно было, насчет чего спорить – значение имел лишь сам факт соперничества. От предвкушения новых побед сладко защемило сердце.
- Пари, пари! – воскликнул он, с трудом покидая мягкие объятия диванных подушек. Затем Джимми накренился над собеседниками подобно Пизанской башне, и горячо произнес: - Принимаю ваш вызов! Давайте, прямо сейчас отправляемся в этот дом, и я без труда проведу под его крышей целую ночь... Ставлю на это все, что имею!
В подтверждение своих слов Джимми вытащил из кармана охапку измятых купюр и потряс ими в воздухе. Долго упрашивать незнакомцев не пришлось. Они аккуратно взяли Конвэя под руки и вывели из прокуренного помещения, дабы не привлекать излишнего внимания к грядущему предприятию. Притон располагался в здании старого склада на речном берегу. С трех сторон его скрывали от любопытных глаз густые заросли ольшаника. Продравшись сквозь них в темноте, Джимми и его новые друзья добрались до большого черного автомобиля, припаркованного у дороги. Машина выглядела недешево. Все с той же заботой его усадили на заднее сиденье, а оба незнакомца заняли передние места.
Взревел мотор, и автомобиль покатил в сторону города. Несмотря на пелену алкогольного дурмана, Конвэй полностью отдавал себе отчет в том, что ввязывается в довольно сомнительное мероприятие. Лица спутников не вызывали доверия. Возможно, на уме у них дурные намерения – Джимми вполне допускал такую возможность. Но у него в рукаве имелась пара козырей. Во-первых, фантастическое, невероятное везение, сопровождавшее его на протяжении всего вечера, а во-вторых, тяжелый револьвер, скрытый в кобуре под пиджаком. Учитывая все вышеперечисленное, Джимми считал, что имеет право смотреть на сложившуюся ситуацию более чем оптимистично. Ни призраки, ни вероятность ограбления его не пугали.
Изо всех сил стараясь не задремать, Конвэй прильнул разгоряченной щекой к оконному стеклу, за которым в промозглой октябрьской темноте проплывали знакомые улочки Нортсвича. Тем не менее, Джимми периодически клевал носом, всякий раз после этого проверяя, на месте ли револьвер. Револьвер, разумеется, был на месте, да и куда бы ему деваться?
...Было уже глубоко за полночь, когда машина остановилась возле неприметного особняка на набережной. Окна нелепой одноэтажной постройки по какой-то причине были заложены кирпичом, по стенам вились плети сухого плюща. Джимми и его новые знакомые выбрались из салона в ночную прохладу.
- Это здесь? – деловито осведомился Конвэй, закуривая сигарету. Он постарался придать своему лицу как можно более непринужденный вид.
Один из неизвестных кивнул и отворил ржавую калитку, после чего вся компания проследовала во двор.
- До чего нелепое сооружение, - бросил Джимми, поводя головой из стороны в сторону. Ширина фасада достигала не менее пятидесяти метров, и при взгляде сверху дом, очевидно, являл собою огромный черный квадрат.
- Это одна из причин, по которой Эйзенфельда считали сумасшедшим, - прокомментировал тот человек, что сжимал в руках трость.
- Итак, мы с вами заключили пари, - продолжил его спутник, - согласно которому вы должны провести нынешнюю ночь в этом странном доме. Но прежде чем вы войдете, я обязан кое-что пояснить. Зеркала издревле являются предметом всевозможных суеверных слухов. Считается, что разбитое зеркало приносит несчастье. Ведьмы, во время некоторых тайных обрядов, устанавливают одно зеркало напротив другого, полагая, что образовавшийся при этом бесконечный лабиринт отражений способен открыть врата в параллельный мир. А многие до сих пор верят, что в зеркало может быть заключена душа человека, который смотрелся в него на протяжении длительного времени. Все это – лишь верхушка айсберга, малая толика тех абсурдных домыслов, что недалекие массы обывателей связывают с зеркалами...
- Чертовски занимательно, - пробормотал Джимми, начиная терять терпение, - но зачем вы мне все это рассказываете?
Незнакомец, возмущенный тем, что его речь так нагло прервали, некоторое время сверлил Джимми взглядом, а затем поднялся на невысокое крыльцо и отпер входную дверь. «Интересно, откуда у них ключи?» - с подозрением подумал Конвэй.
- Вы должны знать, что старый Эйзенфельд свято верил в подобные байки. Более того, всю свою жизнь он посвятил поиску портала в мир по ту сторону зеркал, полагая, что время там стоит на месте, и такие понятия, как старость и смерть в зазеркалье теряют смысл. А однажды старик попросту исчез.
Джимми Конвэй поежился, внезапно ощутив, что нынешняя ночь гораздо холоднее, чем ему казалось раньше.
- Тело Эйзенфельда так и не было найдено, а законных наследников у него нет. Насколько я знаю, относительно участка, на котором расположен дом, сейчас идет сразу несколько судебных тяжб, но на данный момент эта постройка, фактически, ничейная собственность. Идемте внутрь.
Незнакомец, говоривший все это, распахнул дверь и скрылся в темноте, а второй сделал пригласительный жест, пропуская Джимми вперед. Но Джимми медлил. Пары алкоголя постепенно выветривались из его головы, а вместе с ними уходила и смелость. Внезапно он понял, что в сложившейся ситуации револьвер, возможно, не является гарантом абсолютной безопасности. Впервые за все время их недолгого знакомства Конвэю захотелось, чтобы его спутники назвали свои имена. Однако он подавил в себе все вопросы, готовые сорваться с языка, ибо в таком случае ему самому тоже пришлось бы представиться. А называть свое имя он не желал. И еще Джимми не желал входить в старый заброшенный дом, в котором обитают привидения, но все-таки вошел.
Один из незнакомцев захлопнул входную дверь. Потом раздался короткий щелчок – моргнули круглые лампы, встроенные в потолок, а затем засветились в полную силу, наполнив помещение слепящим сиянием. Джимми Конвэй на миг зажмурил глаза, а когда проморгался, увидел перед собой узкий коридор с зеркальными стенами. Строго говоря, каждая поверхность в этом доме была зеркальной – за исключением пола и потолка. Слева и справа от Джимми маячили его собственные отражения, и в этих отражениях вид его был испуганным и удивленным. Он попытался взять себя в руки. Оба незнакомца внимательно следили за его реакцией, и Джимми вовсе не желал ударить в грязь лицом. Он усмехнулся. Как бы случайным жестом проверил, на месте ли револьвер.
- Теперь вы понимаете, почему я счел необходимым рассказать вам о зеркалах? – спросил один из его спутников.
- Ага, - протянул Конвэй, - старикашка, видать, и впрямь выжил из ума. Плюс на лицо ярко выраженный нарциссизм.
- Возможно, при этом он был гением.
- Хотите сказать, что верите, будто он нашел дорогу в зазеркалье? – Джимми скривил губы, силясь вложить в свою усмешку как можно больше презрения. - Шагнул в зеркало – и исчез?
- Я этого не утверждаю. Но факт остается фактом – он пропал, а следом за ним пропали и многие другие, кто дерзнул провести под этой крышей ночь.
- Я не верю в сказки, - напористо произнес Джимми, - и не страдаю этой самой... как ее... эй-зоп-тро-фобией! Ну, то есть зеркал я не боюсь. Мы заключили пари, так? Значит, готовьте денежки и возвращайтесь утром. Со мной ничего не случится.
Незнакомцы какое-то время буравили его глазами, затем самый разговорчивый кивнул и покинул дом, второй последовал за ним. Входная дверь захлопнулась, оставив Джимми Конвэя в компании с его многочисленными отражениями.
Щелчок замка прозвучал как удар приведенной в действие гильотины – почему-то Джимми представилось, как его отрубленная голова катится по отполированному полу коридора, отражаясь в зеркальных стенах. Яркий белый свет слепил глаза, преумноженное зеркалами сияние лилось со всех сторон. Джимми оглянулся на дверь, и увидел, что с этой стороны она так же имеет зеркальную поверхность – лишь едва различимые щели по бокам давали понять, что именно здесь находится дверной проем. Тяжело сглотнув, Конвэй сделал пару шагов по коридору. Шаги были робкими, будто он только-только учился ходить, или же ступал по тонкому льду.
Откуда-то с улицы до его обострившегося слуха донесся знакомый звук взрыкнувшего мотора. Очевидно, это отъезжали его новые знакомые. Только теперь Джимми в полной мере осознал, что находится один в странном зеркальном лабиринте, выстроенном чокнутым богачом. Но Джимми вовсе не чувствовал себя одиноким – отражения в отражениях отражений окружали его тесным кольцом. Как неясные призраки, запертые в ледяной пустоте по ту сторону стекла.
Неуверенно бредя вперед, Конвэй вскоре достиг развилки, и увидел, что такие же зеркальные коридоры разбегаются отсюда в разные стороны, и от них, в свою очередь, ответвляются все новые и новые коридорчики, стены коих точно так же имеют зеркальную поверхность. Словно ходы, прорубленные в единой толще горного хрусталя. Ни окон, ни мебели – лишь полированный черный пол, зеркальные стены, да яркие белые лампы.
Джимми Конвэй внезапно ощутил сильное головокружение – на короткий миг чувство пространства покинуло его. Такое иногда случается с ныряльщиками, погружающимися на большую глубину. Человек оказывается выдернут из привычной системы координат, и такие понятия, как верх, низ, и прочие направления, просто перестают существовать...
Стены коридора были зыбкими, казалось, они дрожат и переливаются, открывая путь в безмерные бледные дали. Джимми оказался одновременно во власти клаустрофобии и агорафобии, эти противоположности тянули его сознание в разные стороны, разрывая на части. Чтобы избавиться от мерзкого ощущения, Конвэй прикоснулся к стене, желая убедиться, что все еще находится в материальном мире. Ладонь, как и следовало ожидать, ощутила под собой холодную гладь стекла – и зеркало не разверзлось перед ним, и неведомая сила не утащила его за собой, в чуждый мир вне времени и пространства...
Облегченно выдохнув, Джимми продолжил свой путь по лабиринту, произвольно выбирая направление. Он боялся долго оставаться на одном месте, но открывающийся его взгляду вид все новых и новых однообразных коридоров пугал не меньше. В его голове никак не укладывалось, как в таком жутком месте вообще можно было жить? Безусловно, только больной или непомерно извращенный разум отважился бы на такое.
Еще некоторое время спустя, слегка привыкнув к этому призрачному царству иллюзий, Джимми осознал, что все зеркальные панели в этом доме неуловимо отличались друг от друга. Вероятно, секрет таился в кривизне зеркал – ибо отражения самого Джимми Конвэя в каждом из них выглядели по-своему. В одних зеркалах лицо его несло печать испуга, в других на нем играла злорадная усмешка, в третьих оно кривилось похотливой гримасой, напоминающей лица сатиров с античных статуй. Страх, восторг, жадность, недоумение, скука, азарт – вот что видел Конвэй в зеркалах, бредя по бесконечно змеящимся коридорам.
Созерцать это калейдоскопическое кружение страстей было поистине жутко. То и дело Джимми начинало казаться, что зеркала вовсе не кривые, а просто он сам свихнулся, и больше не может контролировать собственные эмоции, коим вдруг вздумалось поиграть на его лице в чехарду. Желая убедиться, что это не так, Джимми то и дело трогал свое лицо дрожащими руками, пытаясь на ощупь разобраться, какие эмоции владеют им на самом деле. Бесконечные отражения бесстрастно повторяли его жест, но самые дальние делали это как будто с запозданием. В чем была разгадка сего феномена, Конвэй не знал, но из-за этого ему казалось, что он окружен вовсе не отражениями, а толпой гримасничающих двойников, которые передразнивают все его жесты, как обезьяны в зоологическом саду. Некоторые из этих двойников смотрели на него с состраданием, другие кривили лица в нескрываемой злобе. Третьи отражения и вовсе ничем не напоминали Конвэя – они, неумело маскируясь, то и дело выглядывали из-за спин его двойников, заходясь в беззвучном злорадном хохоте.
По лицу Джимми обильно струился пот, сознание пульсировало, готовое вот-вот угаснуть. Он зажмурился и уселся на пол, опершись спиной о зеркальную стену. Отражения Джимми с неохотой последовали его примеру. Джимми больше не желал их видеть, поэтому не открывал глаз. Его сердце испуганно билось – но вот бились ли сердца в груди его бесчисленных двойников? Какова их истинная природа? И только ли материальные объекты способны отражаться в зеркале? Что, если сама мысль может иметь отражение, порождая некий злокозненный разум по ту сторону зеркальной поверхности? И если так, то во что же может обратиться мысль, навеки запертая в бесконечных фракталах разума?
Тишина неудержимым прибоем накатывала со всех сторон. Стук сердца, приглушенное дребезжание электрических ламп – все эти слабые звуки тонули в вязком болоте тишины. Внезапно к ним добавилось что-то еще – едва различимое ухом шипение, которое, несколько мгновений спустя, набрало силу и превратилось в протяжный скрежет.
Конвэй резко вскинул голову и прислушался. Скрип плохо смазанных петель струился по зеркальным коридорам, в которых будто плавал зыбкий туман. Единственной дверью, которую Джимми видел в этом доме, была входная дверь – означает ли это, что его недавние знакомые возвратились? Неужели ночь прошла, и теперь он может получить заслуженную награду? Но уж больно зловеще звучал этот скрип, словно кто-то медленно приоткрывал дверь, стараясь сохранять тишину. Кто-то подкрадывался к Джимми, задумав недоброе. На миг ему представилось, как нечто чудовищное продирается сквозь зеркальную гладь из параллельного мира...
Вслед за тем раздались шаги – вполне обыкновенные человеческие шаги, тем не менее, ясно дававшие понять, что некто неизвестный крадется по коридорам, не желая быть обнаруженным. Только благодаря болезненно обострившемуся слуху Конвэй сумел различить эти призрачные звуки. Но было неясно, откуда ждать появления опасности, казалось, что шаги доносятся из каждого коридора, из каждого ответвления, или может даже с той стороны зеркал...
Не зная к чему готовиться, Джимми Конвэй выхватил из-за пазухи свой револьвер, который тут же заплясал в дрожащих от ужаса руках. Оказалось, что он приготовился как раз вовремя, ибо несколько секунд спустя в одном из проходов появился человек. Впрочем, Конвэй тут же сообразил, что пока видит только отражение того, кто мгновение спустя покажется из-за угла. Миг – и вот они уже уставились друг на друга. Неизвестный был одет в серые брюки и такого же цвета жилет, рубашка резала глаз своей белизной, туфли были начищены до блеска. Хищная улыбка лежала на лице. В глазах незнакомца горела жажда убийства, в руке он сжимал автоматический пистолет. Кем бы он ни был, человеком из плоти и крови, или же призраком, возникшим из мутной зеркальной глубины, но сориентировался он быстрее, чем Джимми. По ушам больно ударил грохот выстрела, протяжным гулом эхо раскатилось по пустым коридорам. Конвэй понял, что все еще жив. Зеркала, которые он уже начал было тихо ненавидеть, на этот раз спасли его шкуру – ибо пуля незнакомца вошла точно между глаз одного из отражений Джимми. По зеркальной поверхности шмыгнули быстрые трещинки, плетя свою замысловатую паутину. На лице незнакомца мелькнуло удивление, а в следующий миг Джимми, злорадно усмехаясь, надавил на курок. Вновь бабахнул выстрел, и в воздухе повисло дрожащее облачко дыма. Глухо охнув, незнакомец проскользил спиной по зеркалу, оставляя за собой кровавый след, и распростерся на полу. Он был мертв, о чем ясно свидетельствовали остекленевший взгляд и выступившая на губах розовая пена.
В тот же миг в голове Джимми Конвэя выстроилась ясная цепочка событий, расставившая все по своим местам. Он рассмеялся и вновь плюхнулся на пол. Суеверный ужас отступил, вытесненный сухими фактами. Безусловно, все это была лишь ловкая попытка ограбления. Те двое, что притащили Конвэя в это место, заранее направили сюда своего сообщника. В их планы входило прикончить и обобрать до нитки несчастную жертву, а потом избавиться от тела, а исчезновение человека списать на привидений и прочую чепуху. Как просто… и гениально! Отлично продуманное преступление!
Продолжая усмехаться, Джимми Конвэй приблизился к трупу грабителя, на всякий случай носком туфли отбросив от него пистолет. Затем прошел по тому коридору, откуда появился незнакомец, и обнаружил маленькую комнатку, в которой все зеркала были плотно занавешены мешковиной. На столе стояла лампа, рядом, на стуле, висел небрежно брошенный пиджак. Безусловно, именно здесь злодей коротал время, дожидаясь того момента, когда жертва повредится рассудком, сведенная с ума хороводом отражений, и когда застать ее врасплох уже не составит никакого труда. Очень, очень хитрый план! Кто знает, сколько людей уже побывало на месте Джимми? Сколько раздавленных паникой несчастных сгинуло в мнимом зазеркалье? Но в этот раз идеальный план дал осечку. Преступники не учли, что сама Фортуна нынче вечером стояла у Джимми Конвэя за спиной!
Покрутив револьвер на пальце на манер ковбоев, Джимми спрятал его обратно в кобуру, и, взвесив все «за» и «против», отправился на поиски выхода. Конечно, можно было дождаться того момента, когда вернутся оставшиеся двое негодяев, и устроить им маленький сюрприз, но Конвэю уже наскучила вся эта нелепая возня. Ждать не хотелось. Прямо сейчас он спокойно отправится домой, по возможности подцепив где-нибудь пару горячих красоток, а уж в своем холостяцком логове непременно промочит горло заранее припасенной бутылочкой виски и остаток ночи проведет в постели – причем не один.
На первой же развилке Джимми замер, в задумчивости почесывая затылок. Попытался было вспомнить, откуда он пришел, но в голове так все перемешалось, что сориентироваться было непросто. Все коридоры выглядели одинаково. Ряды отражений, теснясь, уходили в даль, куда бы Джимми ни обращал свой взгляд. Землю будто вышибли из-под ног, окружающая обстановка плыла и качалась, как дым. Стараясь не отрывать взгляд от пола, Конвэй побрел наугад, ощущая, как возвращается недавно отступивший ужас. Затем он не выдержал и побежал, то и дело натыкаясь на отражения. Казалось, вокруг него мечется целая толпа обезумевших двойников, которые ныряют из одного зеркала в другое. А вдруг и сам он уже давно шагнул в зазеркалье, и теперь блуждает в лабиринте, не имеющем конца? Подобные мысли обдавали разум Конвэя холодом космических пустот. Он не мог уже быть уверен в том, что является самим собой, а не одним из собственных отражений. С каждой секундой его разум все больше дробился на части, поровну распределяясь между многочисленными двойниками. Джимми потерял счет времени, секунда сделалась неотличимой от вечности. Да и что такое время? Часть объективно существующего мира? Значит ли это, что само время может отражаться в зеркале? Старик Эйзенфельд считал, что по ту сторону зеркал время стоит на месте, но откуда ему было знать? Что, если на самом деле все с точностью до наоборот? Что, если в оптическом тоннеле время ускоряет свой бег?
Поглощенный паническим ужасом, Конвэй почувствовал, как последний кусочек разума в его голове дробится, обращаясь в ничто. Не находя выхода из бесконечного лабиринта он метался в мутной бесконечности зеркал до тех пор, пока старость и безумие не подточили его силы, и тогда дряхлый старик, миллионы лет назад бывший Джимми Конвэем, без дыхания распростерся на гладком черном полу...
Из письменных показаний Ф. Сандерса, лейтенанта полиции Нортсвича:
«Очередной инцидент в доме Эйзенфельда не заставил себя долго ждать. Обстоятельства сложились таким образом, что мне довелось оказаться первым человеком на месте случившегося преступления – я намеренно употребляю именно слово «преступление», дабы лишний раз охладить те горячие умы, что пытаются обнаружить в этом деле мистический след. На этот раз все события, очевидно, имеют под собой вполне рациональное объяснение, каковое вот-вот будет обнаружено.
Итак, в ночь с 13 на 14 октября, в заброшенном доме на набережной раздались выстрелы. Сразу нескольким прохожим довелось стать свидетелями этому событию, после чего они, как добропорядочные граждане, отправились на поиски полисмена. Таковым и оказался я. Прошло не более пятнадцати минут с того момента, как стихло эхо последнего выстрела, до того, как я появился на пороге дома. Я счел себя вправе высадить входную дверь, и обнаружил внутри два трупа. Первый, со смертельным ранением в области груди, уже опознан как Эдвард Ф. Хаймс, давно разыскиваемый рецидивист, трижды судимый за грабеж, а второе тело принадлежит неизвестному старику лет восьмидесяти, в кармане которого обнаружены документы на имя Джеймса Конвэя, двадцати трех лет отроду. Впрочем, полиция пока так и не сумела разыскать мистера Конвэя, так что молодой человек ныне числится в рядах пропавших без вести.
Как показала экспертиза, Хаймс был убит из револьвера, найденного при втором трупе. Таким образом, получается, что сам старик скончался не раньше чем за пятнадцать минут до моего прибытия. Тело его обнаружили в одном из коридоров буквально в пяти шагах от выхода...»