Обратная сторона зла
Вот уже пятый час Маклин Кэрроу сидел за покерным столом в старом казино, расположенном в центре Праги, и безуспешно пытался проиграть пятьсот баксов. Почему, вы спросите, именно проиграть, а не, скажем, выиграть? А потому, что Маклин пришел туда не просто так, а с серьезной целью. Завтра он должен был сдавать экзамен на соответствие занимаемой должности офицера Межгалактической полиции (МП). В случае провала — белая карточка безработного обеспечена, конкурс три человека на место, и привет, старость без пенсии! Экзамен придумало Единое Руководство (ЕР), чтобы расчистить места для подрастающего поколения своих детей и внуков. Сотни тысяч полицейских по всей Галактике должны были в этом месяце пройти или не пройти тест, а поскольку ни перечень задач, ни уровень сложности не были известны, а прошедшие тест наотрез отказывались рассказывать, что там было, то сдача или несдача экзамена становилась равновероятной и случайной. А при таком раскладе, решил Маклин, вступает в действие принцип неизбежного зла.
Еще с детства его учили, что зло повсюду, что страдания и страх — неизбежная расплата за минуты радости и веселья. Получается, сделал вывод маленький Кэрроу, что мы радуемся и веселимся как бы взаймы. А где расплата за страдания? А что, если сначала отдать долг? А если быть очень скупым, таким, что потеря каждого доллара вызывает мучительные, ни с чем не сравнимые страдания? Конечно, принцип не действовал, если нужны серьезные специальные знания или навыки. Нельзя было сегодня сломать ногу, а завтра, первый раз сев за руль, выиграть «Формулу» на космоболидах. Однако, получив перед экзаменом в школе по голове боковым зеркалом проезжавшего мимо электрокара, Маклин с удивлением вытянул на экзамене один из трех билетов, которые он более-менее знал. Вытягивание оставшихся двадцати семи, кстати, грозило неминуемым провалом с занесением в аттестат, а затем и дома в грудную клетку отцом. Тысяча долларов, щедро отданная по пьяному делу старухе-нищенке, вылилась в серьезное продвижение по службе, закончившееся местом капитана Межгалактической полиции и начальника Северно-Земного округа.
Но лучше всего действовало казино и прочие азартные игры. Специально проиграв значительную сумму, можно было спокойно отправляться на следующий день в любое место на любое дело, требующее удачи, — и, как говорится, Бог не выдаст — свинья не съест. Этот принцип он назвал Принципом Обратной Стороны Зла.
И вот теперь Маклин не мог проиграть чертовы пятьсот долларов уже пятый час! Сначала он довольно быстро все слил, но потом, чуть ли не на последней раздаче, натянул каре, не стал страховаться, у дилера была игра, и опять все по-новому. Затем были фул-хаус, два стрита, флэш и невероятное количество троек. На данный момент Маклин имел на руках уже три тысячи долларов и продолжал погружаться в развратные воды выигрыша. А завтра — ТЕСТ! Пьяный игрок всегда проигрывает в казино, это он хорошо помнил. Кэрроу пил, играл, выигрывал. Опять пил, опять играл и опять выигрывал…
Утро застало капитана в номере отеля при казино. Как уходил, он не помнил, и вообще последняя часть вечера была как в тумане. Порывшись в карманах, Маклин с удовольствием констатировал наличие лишь космоксивы, двадцатидолларовой бумажки и номерка из гардероба. Все было надежно проиграно по пьяни, более бессмысленного, обидного и страшного поступка он и представить не мог, значит, сегодня беспокоиться нечего…
Тест проходил в сером неуютном здании с множеством дверей. Тот, кто заходил в зал, где принимала комиссия, не возвращался. Вокруг толпились незнакомые коллеги с кислыми минами (еще бы, у них же не было такой серьезной подзарядки Принципом), и к моменту вызова Маклина он умудрился даже провалиться в похмельную дрему, стоя на ногах. Как и любой сон алкоголика, он был короток и тревожен. Женщина со старого плаката времен Второй мировой войны с протянутой дланью, в которой была зажата рюмка, бегала за Кэрроу по узким улочкам Старого города Праги и требовательно взывала к его совести. В момент пробуждения непонятное желание что-то изменить приобрело конкретную форму — захотелось срочно похмелиться. К сожалению, времени уже не было — его вызвали.
В зале сидела комиссия из семи человек, все семеро недобро смотрели на Маклина. Кэрроу сел на стул в центре зала, натянул стоическое выражение на уставшее лицо и приготовился. После выяснения формальностей пожилой Председатель поинтересовался, не хочет ли мистер Кэрроу сообщить комиссии нечто важное или не очень о своих коллегах. На недоуменный вопрос, что, мол, имеется в виду, ему объяснили, что работать останутся те, кто более полно и с потрохами сдаст своих сослуживцев. Это делается для того, чтобы, с одной стороны, проверить лояльность, с другой стороны, без проблем отсеять «ненужных» людей и чтобы оставшиеся были спаяны получше хоккейной пятерки на льду. До конца тестов никому нельзя пересказывать смысл и содержание этого разговора. В случае разглашения — мгновенное увольнение без объяснения причин.
Маклин впал в ступор. Такого подвоха он не ожидал. Нет, конечно, сдавать он никого не станет (хотя надо было бы парочку, чтоб не выпендривались), просто он абсолютно не чувствовал поддержки от Принципа. Ни малейшего намека. Хотя нет — вон люстра как-то странно висит, может упасть на Председателя. Раз, два, три… Пауза затягивалась. Ему намекнули, что так дело не пойдет и он может сразу после выхода из зала подыскивать себе работу. Маклин молчал… Люстра висела… Комиссия ждала…
Вдруг двери позади комиссии распахнулись и в зал вбежал сослуживец Маклина Петр Косов. Глаза его были расширены, рот закушен. С диким воплем «Не слушайте его, я ничего такого не делал!» Косов бросился на Кэрроу, но был схвачен в воздухе невесть откуда возникшим охранником и выведен через заднюю дверь.
— Думайте, Маклин, думайте, — сказал Председатель. — Косов про вас уже много чего рассказал. И учтите, если вы не скажете ничего — вас уволят! Но если вы что-нибудь нам сообщите, а мы не посчитаем это заслуживающим доверия и все-таки решим уволить вас, то запись нашей беседы будут слушать в Контрольном комитете по собственной безопасности, а окончательное решение примет уже министр галактических внутренних дел.
Глаза Маклина заблестели. Принцип посылал ему шанс, и надо было лишь воспользоваться им. Как говаривала бабушка Кэрроу, на Принцип надейся, а сам не плошай.
— Уважаемая комиссия, — начал Маклин, — спешу доложить вам, что, по имеющейся у меня информации, все досточтимые члены комиссии — отъявленные взяточники и казнокрады. Неоднократно от членов комиссии мне поступали предложения остаться работать за деньги. Но превзошел всех уважаемый Председатель. По моим данным, он намерен на отборе накопить минимум миллион долларов, причем больше десяти тысяч с каждого претендента брать не будет.
Кэрроу несло. Подробности одна правдоподобнее другой так и возникали из его разгоряченного похмельем мозга. На комиссию жалко было смотреть. Они удивленно и даже несколько испуганно переглядывались, словно хотели разглядеть этих ужасных взяточников и казнокрадов в сидящих рядом. Лицо Председателя было задумчиво. Похоже, идеи Маклина нашли самый живой отклик в душе этого заслуженного человека.
Насладившись произведенным впечатлением, Маклин в гробовой тишине покинул зал и направился в гостиницу. В его душе пели весенние птицы. Еще бы: основной Принцип в который раз сработал во всей красе. Если его решат не оставлять, то эту запись будут слушать контролеры. Уважаемая комиссия вряд ли захочет разбирательств, которые последуют за этим. А надежно проигранные вчера пятьсот баксов придавали вес любому, даже самому невероятному на первый взгляд варианту. Оставалось лишь дождаться подтверждения.
Маклин решил оттянуться в известном в полицейских кругах ресторанчике, расположенном недалеко от гостиницы. Зайдя в гардероб приотельного казино, он протянул портье номерок от плаща, поймал на себе завистливый взгляд швейцара («Что это, ему так мой плащ понравился?») и уже собрался выходить, когда к нему подбежал управляющий казино.
— Вы уже уходите, мистер Кэрроу? — спросил он.
— Да, а что?
— Тогда вы, наверное, хотите забрать вчерашний выигрыш, не правда ли?
— Выигрыш?
— Ну да, десять с половиной тысяч долларов, которые вы вчера сорвали на каре при ставке двести пятьдесят долларов, перед тем как решили лечь спать прямо на покерном столе. Мы всё сохранили.
Через пять минут десять тысяч пятьсот долларов оттягивали карман плаща Маклина. «Вот так неудача, — думал Кэрроу. Сегодняшняя выходка на комиссии приобретала совсем дурной оттенок. Без поддержки базового принципа все выглядело ужасно. — Посадят, ей-богу посадят». Конечно, десять тысяч долларов — это деньги. На них можно некисло прожить какое-то время. Но скрываться от разъяренных полицаев за десять тысяч космодолларов — на это никто и никогда не пойдет в трезвом уме и ясной памяти.
«Именно, — печально проговорило подсознание, — в Трезвом Уме, а не так же… Эх, а вот и Председатель по нашу душу явился!»
Председатель громадой навис над сидящим в ужасе на диване в холле отеля Маклином. Глаза Председателя метали молнии.
— Молодой человек! То, что вы сказали на комиссии, — это возмутительно. Вас надо арестовать и судить за злостную клевету в отношении представителя власти. И я сгною вас на урановых рудниках Плутона! Впрочем, что вы там говорили насчет долларов?
Трясущимися руками Маклин передал Председателю пачку купюр из кармана. В этот момент вся жизнь пронеслась у него перед глазами и, похлопав крыльями, рванула в звенящую даль. Кэрроу чувствовал холод наручников, сковывающих его запястья, и далекий голос судьи уже зачитывал обвинительный приговор.
Тем временем Председатель спокойно пересчитал деньги. Взгляд его прояснился. Он вернул Кэрроу пять бумажек по сто долларов.
— Это вам за идею, — сказал Председатель. — Да и вы же сказали, что я больше десяти тысяч с претендента не беру. Миллион долларов по десять тысяч — это очень-очень правильная идея. В общем, вы остаетесь! Нам нужны такие сообразительные сотрудники.
С этими словами Председатель откланялся и убыл по своим председательским делам.
«Да уж, — подумал Маклин, сидя за четвертым стаканом островного виски в баре отеля, — а Принцип-то все равно работает. Отдать честно выигранные десять тысяч долларов свежеиспеченному взяточнику, до этого лично наведя его на мысль вытрясти из тебя эти деньги, — чем не бессмысленная и обидная трата денег, которая так хорошо компенсировалась сохранением места?»