В возрасте восьми лет со мной произошло много событий. Я учился во втором классе, не дрался, не спорил с учителями, не прогуливал, не делал по временам домашнее задание. Чаще всего мне было скучно, я ходил за взрослыми и ныл: «Мне нееечем занятьсяяяя!» Они отвечали: «Иди делай уроки», я обижался и уходил, потому что они отвечали так всегда, даже когда знали, что я уже их сделал.
Тогда же от нас ушел отец. Все его аргументы сводились к тому, что его все достало. Я в силу своего возраста решил, что это конкретно я его достал, потому что за мамой никаких грехов не видел. После того, как он ушел, мне некоторое время снились ненавистные собачки. Я решил, что это все – их месть мне за то, что я их зачирикал.
Уход отца с внешней стороны мало изменил мою жизнь. Я вообще даже в раннем детстве не особо общался с родителями, но с другой стороны мне иногда кажется, что вся эта последующая гонка началась с того момента, как за отцом захлопнулась дверь. Моя гонка началась из-за того, что я хотел доказать, что он зря ушел, что он мог бы гордиться мной, что… Если по простому, то все это сводилось к формуле: «Ты еще пожалеешь о своем поступке, когда я буду сидеть на пьедестале, а ты толкаться внизу, в толпе». Вообщем если ты не с нами, значит ты против нас.
Я не мог, конечно, в том возрасте так рассуждать, но, тем не менее, взялся за дело.
У меня не было потребности к самовыражению – я только придумал, что она у меня есть. Внутри у меня никогда не было ничего, что я бы хотел сказать людям, я просто хотел говорить, и чтобы меня слушали. Я всего лишь хотел болтать и привлекать к себе внимание.
Но я понял это только во второй половине моей жизни, в первой же я считал, что мои мысли и чувства особенные и что я, соответственно, тоже особенный.
Мама, чтобы я не болтался без дела после школы, записала меня на танцы. У меня отсутствовало чувство ритма и пластика, но на разминке я прыгал выше всех и вообще выполнял все с большим старанием, и это меня до поры до времени устраивало. Я проходил на танцы два года, а потом понял, что мне это надоело, что я это совершенно не люблю и что я совершенный бездарь в сравнении с некоторыми. Поняв, что на этом поприще мне ничего не светит, я тут же потерял к танцам всякий интерес.
В школе к тому времени я решил стать лучшим. Мои оценки выправились, но отличником я по-прежнему не был. «Меня это бесит!», - взвыл я в четвертом классе, когда увидел четыре с плюсом за контрольную работу. Я воспринял этот плюс как форменное издевательство и на некоторое время даже объявил бойкот всем учителям: не поднимал руку на уроках, не носил учебники, постоянно болтал и сидел, развалившись, за партой. Я думал это бунт, но никто не заметил моего протеста.
Дайте мне рычаг нужной длины, и я переверну Землю! Но у меня не было рычага и не было точки опоры, в то время я висел в пространстве, раздумывая в какую сторону бы отправиться.
В шестом классе после того, как мне сломали руку на дзюдо, я пошел в музыкальную школу.
Этот резкий переход случился не из-за моей поврежденной руки, а из-за того, что мои занятия борьбой оказались абсолютно бесполезны: половина моей группы была выше меня на голову и имела косую сажень в плечах, конкурировать с ними было бесполезно. В той области я решил сдаться. Я решил посвятить себя музыке, тем более это открывало куда большие горизонты, чем дзюдо.
По вечерам я лежал в кровати и думал о том, как буду выступать в актовом зале школы, все будут охать, ахать, восторгаться и говорить, что они и не знали, какой я талантливый. Я думал о конкурсах, о том, как создам свою группу, стану рок-звездой или великим композитором.
Я записался еще и на вокал.
Через три года я бросил это все и пошел учиться рисовать.
Я прорисовал два года, бросил, закончил школу и в расстроенных чувствах пошел на менеджера. Это был мой провал, абсолютный крах, но я не оставлял своих надежд и мечтаний.
Не верно будет сказать, что я ничем за школьные годы не интересовался кроме успеха. Не верно будет сказать, что все мое творчество сводилось к тому, чтобы показать: «Вот какой я молодец, а вы все бездари!». Когда я начинал чем-то заниматься, я почти всегда думал: «Это мое. Это мое призвание!» и отдавал этому все свои силы и время.
Я сидел за гаммами или за холстом. Читал и размышлял, составлял списки книг, которые мне следовало знать, чтобы считать себя образованным человеком.
Однажды уже в старших классах я целых два месяца бегал по пять километров каждое утро. В любую погоду я оббегал свой маршрут, потому что мне казалось, что я недостаточно хорошо выгляжу, и неплохо было бы стать чуть более поджарым. Точнее не «неплохо бы стать», а «надо стать». Из-за этого я ровно шестьдесят два дня доводил себя до одышки и боли в груди, потому что никогда не был особенно физически развит, а потом я бросил… Как всегда я бросил очередную свою затею. Помню, я сидел в кресле перед телевизором, давно уже не следя за тем, что происходит на экране, ругал себя, ощущая тоску и безысходность, потому что знал, что уже не встану на беговую дорожку. Такие разочарования настигали меня чуть ли не каждый день. Я определенно не мог поймать свое счастье за разноцветный хвост. Мой случай маячил где-то впереди неясным очертанием меня самого только много, много лучше. Я хотел быть похожим на самого себя только много, много лучше. Я мечтал стать лучше и мечтал чего-нибудь достигнуть, потому что, чтобы многого достичь нужно сначала многого хотеть, но в моем случае это закончилось скорее провалом.
Я вспоминаю сейчас, и все это кажется мне бешеной гонкой. Я был очень и очень жаден, чрезмерно максималистичен и лишен чувства меры, но у меня не было таланта или счастливой звезды, которая повела бы меня за собой. В любом деле были люди успешнее меня, и это меня злило и заставляло убираться оттуда. Я мог бы, конечно, посоперничать с ними, потому что у меня благо был неплохо подвешен язык, имелись связи, вдобавок воз и тележка всяких хитростей и задумок (оказалось, что я не более и не менее чем предприниматель), но (я где-то в начале об этом писал) я был самокритичен. Я верил, что найду ту нишу, где я буду первым, не в силу каких-то уловок, а в силу своего таланта. Я верил, что я талантлив, но я всегда был критиком. Эти две веши мне с трудом удавалось согласовывать, и они осложняли мне жизнь. Если бы я не верил в себя, я бы бросил всю эту беготню намного раньше.
Если бы я не видел своих недостатков, я бы жил сейчас весьма неплохо (даже шикарно), мня себя великим художником, политиком, музыкантом, ну или что бы я там выбрал для себя.
Вывод: иногда очень хорошо не замечать своих минусов.