Исповедь алкоголика

Часть первая
По лезвию бритвы

Надежды луч мелькнул – и вновь темно,
И холодно, как в мрачном подземелье.
Мы счастливы, пока мы пьем вино –
Наутро ждет нас тяжкое похмелье...


Глава 1

Эта история началась в Ленинграде. Ранним весенним утром скорый поезд доставил меня на перрон Варшавского вокзала. Я возвращался в северную столицу из Эстонии, от своего друга и сокурсника по университету Алексея Рыжова.

Поездка была деловой. Обсудив и взвесив наши возможности, мы с приятелем решили заняться книжным бизнесом. В мою задачу входила закупка в Питере дефицитных книг, а Алексей обязался выгодно их реализовывать. Он был кооператором и владел несколькими киосками в небольшом эстонском городке.

Прямо с вокзала я направился на Фонтанку, в редакцию одной из газет. До решения заняться бизнесом я больше года работал в этом издании журналистом. Как же было не отметить с друзьями начало нового предприятия.

После нескольких часов обильных возлияний в редакции наша дружная журналистская братия всей гурьбой отправилась в «Домжур» на Невском. В то время в Ленинграде, да и во всей нашей стране, действовала талонная система продажи вина и водки. Горбачев и его команда вели решительную борьбу с позорным наследием капитализма – пьянством. Толку от этой борьбы было мало. Антиалкогольная кампания породила целый класс спекулянтов. Многие нынешние российские бизнесмены свой начальный капитал сделали на водке. Если в магазине бутылка стоила десять рублей, то из-под полы она продавалась по двадцать – двадцать пять. Шинки «работали» на каждом углу...

Дом журналистов славился отменным бутылочным жигулевским пивом и хорошим недорогим буфетом. Вход сюда разрешался только по удостоверениям. В Ленинграде тогда издавалось всего несколько крупных газет, поэтому завсегдатаи «Домжура» почти все знали друг друга в лицо.

После того как пиво легло на водку, а затем на эту гремучую смесь легло шампанское, сухое, портвейн, водка и коньяк, моя голова стала соображать туго. Дальнейшие события вечера вспоминаются смутно, словно в фильме «Джентльмены удачи», – тут помню, там не помню...

Помню, что мы с приятелем Женькой Черновым решили ехать ко мне на дачу и по дороге купили у спекулянтов три бутылки водки. А очнулся я на даче почему-то один. Как мы потерялись, не помню, позднее выяснилось, что не помнил и мой приятель.

Вряд ли когда-нибудь удастся мне забыть то жуткое хмурое мартовское утро – утро пробуждения. Наверное, так должен чувствовать себя человек, переживший атомную катастрофу.

Голова раскалывалась на части и гудела, как набатный колокол, дышать было трудно, словно грудь прижала тяжелая, массивная плита, а перед глазами плясали желтые, зеленые, фиолетовые круги...

Морщась от боли, я повернулся набок и сквозь пелену многоцветного тумана сумел разглядеть початую бутылку водки и недопитый стакан. Они стояли на табурете возле кровати. Это было спасением. Из своего горького опыта я знал, что клин вышибают только клином.

В стакане оставалось грамм пятьдесят водки. Нужно было только найти силы, чтобы дотянуться до этого стакана и сделать один большой глоток. Я понимал, что в том полуобморочном состоянии, в котором нахожусь, нечего даже и помышлять, чтобы налить из початой бутылки. Это было нереально, фантастично – все равно что полететь в космос...

Я сознавал, что болен и мой организм отравлен. Ну, зачем надо было накануне мешать все подряд – водку, пиво, шампанское, сухое, портвейн, коньяк?!. От одного воспоминания о вчерашнем вечере меня замутило...

Трудно сказать, сколько времени смотрел я на стакан, в котором находилась спасительная жидкость, способная меня оживить. Липкие, тягучие, тошнотворные минуты тянулись медленно. Вы видели когда-нибудь муху, попавшую на клейкую ленту? В тот момент я был очень похож на нее. Только муха еще могла шевелить своими лапками, а у меня даже на это не было сил.

Наконец, собравшись с духом, я приподнялся на кровати, дрожащей рукой взял стакан и, стуча зубами о стеклянный край, вылил водку в рот. Эта несложная процедура отняла столько сил, что на лбу у меня выступили капли пота. Откинувшись на кровать, я закрыл глаза.

Когда-то в дни юности в родном городе, на парковой аллее у пивного ларька, я был свидетелем эпизода, запомнившегося на всю жизнь. Представьте себе трех мужиков. Одного из них бьет сильнейшая дрожь. Приятель держит руками его голову, а третий мужик пытается из кружки влить в рот пиво. «Похмельный синдром», – так тогда пояснили мне эту картину друзья. Думал ли я, что когда-нибудь окажусь в подобном положении?..

Глоток водки сделал свое дело. В глазах прояснилось, и шум в голове немного утих. Сев на кровать, я все еще дрожащей рукой налил из бутылки полстакана и медленно сквозь зубы выцедил отвратительное на вкус пойло. Почти тут же почувствовал острый спазм желудка, и меня чуть не вырвало. Отравленный организм протестовал, желудок не хотел принимать эту гадость.

Несколько минут я сидел, закрыв глаза, судорожно сглатывая слюну и мучительно борясь с приступами тошноты. Наконец, водка прижилась. Порывшись в карманах куртки, я достал сигарету и закурил.

Только страдающий с похмелья человек может понять, какое блаженное состояние наступает после выпитых ста грамм. Еще полчаса назад ты был похож на мертвеца, не мог пошевелить даже пальцем. И вот ожил, возродился, словно птица Феникс из пепла! Горячими волнами по жилам побежала кровь, с глаз спала пелена дурмана, а в голове просветлело...

Первая мысль была тревожной – что с деньгами? Накануне на руках у меня было больше тысячи. Неужели потерял?..

Заглянув в потайной карман и убедившись, что почти все деньги целы, я облегченно вздохнул. На душе отлегло. Я закурил новую сигарету и стал вспоминать вчерашний вечер.

Последнее, что я помнил, – это как мы с Женькой купили у спекулянтов три бутылки водки. Из одной я только что похмелился. Вторая, непочатая, стояла под кроватью. Третья бутылка бесследно исчезла. Исчез и мой приятель. Вероятно, мы потеряли друг друга на вокзале или в электричке.

Как сам добирался до дачи, я тоже не помнил. Наверное, шел «на автопилоте». Подобное уже случалось.

Мысленно поблагодарив Бога за то, что вчерашняя гулянка закончилась благополучно, я пообещал Ему и себе больше так не напиваться. И чтобы подтвердить свое обещание, а заодно окончательно поправить здоровье, налил и выпил еще полстакана водки...

Есть не хотелось. Сама мысль о еде вызывала тошноту. У меня был друг детства – Витька Пугин, так тот с похмелья мог съесть «лошадь». На него прямо жор какой-то нападал. Я же с похмелья только пил воду и выкуривал одну сигарету за другой.

Воду я пил, когда нечем было похмелиться. Если такая возможность имелась, лучше всего похмеляться было пивом. Холодное пиво пьется легко и дает мягкое похмелье. Каждая кружка снимает тяжесть с определенного участка больной головы. Обычно в норму приходишь только после третьей-четвертой кружки, когда перестают дрожать руки.

От питерцев я перенял новый, необычный способ похмелья. Мужики заказывали в кафе сто грамм коньяка и сто – шампанского в один бокал. Попробовав эту гремучую смесь, я пришел в полный восторг. Она действовала моментально, как удар молнии. В глазах светлело и головную боль снимало как рукой...

Полулежа в кровати и выкуривая очередную сигарету, я размышлял: идти за пивом в магазин или нет. С одной стороны, пива, конечно, хотелось. С другой – памятуя вчерашний урок, мешать его с водкой было опасно.

Нет, решил я, надо сегодня потихоньку выходиться, а завтра на трезвую голову заняться закупкой книг. И чтобы окончательно закрепить принятое решение, налил еще полстакана водки и залпом выпил.

Непьющему человеку, наверное, трудно понять мои поступки. Они были лишены какой-либо логики. Только что я буквально умирал от принятого накануне алкогольного «яда», и вот стоило этому «яду» оказаться передо мной, я вновь вливал его в себя, утешаясь мыслью, что «поправляю здоровье». Короче говоря, к вечеру я прикончил обе бутылки и забылся тревожным сном.


* * *
Теперь, наверное, надо объяснить, как я оказался на этой даче. Виной всему была моя давняя, сокровенная мечта – поселиться в северной столице. В Ленинграде я несколько лет учился и с тех пор полюбил этот удивительный, загадочный город. Тот, кто хоть однажды побывал на берегах Невы, сумеет понять мое страстное желание.

В тридцать пять лет, решив круто изменить свою жизнь, я распрощался с родными пенатами, сел на поезд и отправился на поиски счастья в северную столицу. Признаюсь, в моем поступке было немало безрассудства и авантюризма. За плечами остались дом, друзья, престижная работа в редакции популярной городской газеты. Впереди ожидала полная неизвестность...

Ленинград встретил меня холодно. Многомиллионный город не любил чужаков. Чтобы получить лимитную прописку, мне пришлось устроиться на работу в Лениздат печатником. Вернее, даже не печатником (так значилось в трудовой книжке), а заправщиком рулонов газетной бумаги.

Каторжная была работа. Сравнить ее можно разве что с трудом рабов негров на плантациях сахарного тростника.

В то время газеты выходили стотысячными и даже миллионными тиражами. Печатались они на старых, допотопных машинах. В обязанности заправщика входило взрезать острым, как мачете, ножом рулон бумаги и накатить его на маленькую тележку на подшипниках. Затем, обхватив рулон руками (весил он 800–900 килограммов) и упираясь ногами в бетонный пол, мы катили газетную бумагу по стальным рельсам к печатным машинам. Рулона хватало на 15–20 минут работы (процесс печати был почти непрерывным), поэтому, едва успев заправить один рулон, тут же бежали за следующим. И так всю ночную смену, 8–12 часов.

Сверху, с расхлябанных машин, на нас постоянно капала типографская краска. Отмыть ее можно было только специальной пастой, да и то лишь при помощи жесткой щетки. Сущим наказанием была профилактическая чистка машин. Из так называемого колодца, куда стекала краска с валиков, мы вылезали черными с ног до головы. Ну, ни дать ни взять настоящие негры. Немудрено, что на такую работу почти никто из ленинградцев не шел. Выручали мы, иногородние, – лимита...

Справедливости ради надо сказать – у Лениздата имелось хорошее общежитие. Оно находилось на Ленинском проспекте. На девяти этажах нового кирпичного здания размещались десятки квартир гостиничного типа: с маленькой прихожей кухней и ванной. Здесь жили как семейные, так и одинокие. Причем одиночки селились в гостинку по два, максимум по три человека.

Большая часть лимитчиков были русскими. Но встречались также хохлы, белорусы и даже корейцы.

Печатники работали по скользящему графику и так выматывались во время ночных смен, что в выходные у большинства не было ни сил, ни желания куда-либо ехать. А ведь в Ленинграде было что посмотреть.

Бильярд, карты, телевизор, пиво, вино, водка – вот самый распространенный набор развлечений. Пили в общежитии много. Но драк, как ни странно, не было, хотя массовые, коллективные пьянки происходили почти ежедневно.

Вкалывая по ночам в печатном цехе, днем я пытался наладить контакт с редакциями газет. Ох, как это было непросто. Даже коренные питерцы, окончившие вместе со мной журфак Ленинградского госуниверситета, работали в заводских многотиражках.

«Пустое ты затеял дело, – отговаривали они меня. – Брось свою адскую работу и поезжай в район. Там журналисты нужны!»

Но я упрямо не хотел расставаться со своей мечтой. Мне было не впервой начинать все заново. Приобретенный с годами житейский опыт не раз подтверждал справедливость старой, мудрой поговорки: терпенье и труд все перетрут...

И мне действительно повезло. В одной из ведущих ленинградских газет открылось вакантное место. Я успешно выдержал испытательный срок и вскоре был принят на работу в секретариат редакции.

Вот с этого момента начались мои проблемы с жильем. Место в рабочем общежитии пришлось освободить, а у редакции не то что своих служебных квартир, а даже комнатки в коммуналке не было.

По каким только углам не скитался я последний год! Жил у друзей, знакомых, снимал частную квартиру, номер в гостинице. Последним моим прибежищем стала дача под Ленинградом. Ключ от нее мне предложила сотрудница нашей редакции Алла.

Это были так называемые обкомовские дачи. В то время все газеты были партийными, и сотрудникам редакций перепадали кое-какие крохи с барского стола партийной элиты. По большим праздникам журналисты получали продуктовые наборы – спецпайки. Им также разрешалось отдыхать на госдачах в пригороде Ленинграда.

Дачи считались летними и не имели никаких удобств. Они были построены по типу садовых домиков, почти ничем от них не отличаясь.

Я переехал на дачу в начале января. Утеплил шерстяными одеялами окно и дверь, разостлал на полу старенький коврик. Но это не спасало от холода. При большом морозе и сильном ветре, проникающем сквозь щели тонких дощатых стен, в комнате было ничуть не теплее, чем в ледяной пещере.

Выручала небольшая печка, вернее, даже не печка, а подтопок. И хотя дров не было, я приспособился большим шестом сбивать нижние сухие сучья сосен, в изобилии росших на участке. Толстые ветки горели, как порох. Но тепло держалось недолго, всего несколько часов. К утру комната выстывала, и ее стены покрывались инеем.

Вот на такой маленькой, летней даче я и очнулся в то хмурое мартовское утро...


* * *
Всю ночь мне снились кошмары, но еще кошмарней было само пробуждение.

Все тело била мелкая дрожь, а мышцы ног сводила судорога. Меня бросало то в жар, то в холод. Стиснув зубы и корчась от нестерпимой боли, я проклинал себя за то, что не оставил накануне хотя бы сто грамм водки. Помочь могло только это «лекарство»...

До обеда я терпеливо переносил свои муки, надеясь, что в конце концов они пройдут. А в двенадцать не выдержал и стал собираться в дорогу.

В дачном поселке работал продуктовый магазин. Без талонов, из-под полы в нем можно было купить бутылку водки. Но что я с ней буду делать? Зачем мне целая бутылка? Мне нужны всего сто грамм.

Я знал, что на соседней станции (одна остановка на электричке) есть небольшое кафе. Там отпускали спиртные напитки в разлив.

«Мне нужно только сто грамм, – убеждал себя я. – Выпью их, похмелюсь и сразу вернусь на дачу». Странно, как только у меня появилась цель, сразу стало намного легче...

Через час я уже сидел в кафе и цедил сквозь зубы водку. В помещении было тепло и уютно, тихо играла музыка. В голове у меня прояснилось, и я вдруг вспомнил один из своих любимых рассказов Хемингуэя «Там, где чисто, светло» – об одиноком старике, который каждый вечер приходил в маленькое кафе на тихой парижской улочке. Он садился за столик и, потягивая коньяк, наблюдал за посетителями заведения. Ему не хотелось идти в свою пустую квартиру, и поэтому старик каждый раз в одиночку напивался.

Неожиданно на меня волной накатил такой острый приступ тоски, что заныло сердце. Ситуация, в которой я оказался, была очень похожей. Мне было так же грустно и одиноко, как этому старику, так же не хотелось возвращаться на холодную, пустую дачу.

Я заказал себе еще сто грамм водки, потом еще...

На дачу я приехал лишь поздним вечером, еле держась на ногах, но с бутылкой водки в кармане. На следующий день история повторилась.

Почти целую неделю длился мой запой. Просыпаясь утром и корчась от боли, я давал себе зарок, что больше не поеду в чертово кафе, но к обеду, не выдержав, сдавался, чуть живой выползал из дачи и брел на электричку с «твердым» намерением выпить только сто грамм. Похмелившись водкой, я напрочь забывал все свои клятвы и обещания и вновь возвращался лишь поздно вечером, в стельку пьяный...

Это был мой первый длительный запой. Мне и раньше иногда приходилось выпивать по два или три дня кряду. Но такое случалось в выходные или по праздникам. После обильных возлияний на работу я приходил с тяжелой, больной головой. Утешало, что мои коллеги находились не в лучшей форме. В обед все вместе мы шли похмеляться, посмеиваясь и подтрунивая друг над другом. Обычно, этим все и заканчивалось до следующей большой гулянки.

Сейчас со мной происходило что-то странное, непонятное и необъяснимое. Я не мог остановиться. Я пил, чтобы стало легче, а мне становилось все хуже и хуже...

На пятый или шестой день, очнувшись в очередной раз больным и разбитым, я понял, что погибаю. Удивительно, я совсем не испытывал страха перед смертью. Видимо, настолько меня вымотала бессмысленная борьба с самим собой, что смерть показалась не такой уж и страшной. По крайней мере это был выход из того заколдованного круга, в который я попал.

В страшную минуту отчаянья, полностью раздавленный и опустошенный, я вдруг вспомнил о Боге. Вера в Высшую Силу появилась у меня совсем недавно. Она вошла в мою жизнь так неожиданно и удивительно, что об этом следует рассказать особо.


* * *
Наше поколение росло безбожниками. С раннего детства в нас сознательно воспитывали отвращение к религии. Атеизму меня учили в школе, а позднее в университете. Я выбрал своей профессией журналистику, а она была центральным фронтом идеологической борьбы. Еще можно было не вступать в компартию, что я и делал, но категорически запрещалось посещать церковь. И хотя многие из моих коллег праздновали Пасху (красили яйца и покупали куличи), никто из них никогда не признался бы, что он верующий. Запросто могли уволить с работы.

В церковь меня привело само Провидение. Это произошло в Ленинграде. Как-то раз, после очередной особенно изнурительной ночной смены, я вышел из печатного цеха в очень подавленном состоянии. Раздражало, что мне, журналисту с десятилетним стажем, из-за лимитной прописки приходится катать эти ненавистные рулоны бумаги, чистить дурацкие машины, щеткой соскребать с себя проклятую черную краску...

Я с семнадцати лет пошел работать на завод учеником слесаря, никогда не чурался никакой черной работы, прошел хорошую армейскую школу, учился в университете и вкалывал кочегаром в котельной, перелопачивая за зиму тонны угля. Многое довелось испытать в юности, но зачем мне нужна эта каторжная работа сейчас? Сама идея приехать в Ленинград и пробиться в редакции крупных газет показалась мне нелепой и безумной.

Все больше и больше распаляясь и ругая себя на чем свет стоит, я стоял на берегу Фонтанки и смотрел, как по темной, почти черной воде проплывают грязные, серые льдины. Начало весны всегда было моим самым любимым временем года. Но в то утро ничто меня не радовало. На душе было скверно и муторно, а водоворот моих мыслей очень напоминал мутные воды Фонтанки.

Оторвавшись от гранитного парапета, я накинул на голову капюшон куртки и медленно побрел по набережной. Ноги сами привели меня к церкви.

Храм Владимирской Божьей Матери только недавно открыли. Заканчивалась зловещая эпоха преследования и гонений священнослужителей и верующих. Ни пытками, ни казнями коммунистам не удалось истребить в русском народе светлую веру в Христа Спасителя.

С внезапно охватившим меня непонятным трепетом поднялся я по ступеням храма и робко вошел в широко распахнутые двери. Я не знал ни одной молитвы, не представлял, как принято вести себя в церкви, умел только креститься – этому научила меня бабушка.

Купив свечку и спросив у какой-то старушки, куда ее можно поставить, я долго, склонив голову, стоял перед образом Христа Спасителя. «Господи, прости меня, грешного! – тихо шептали мои губы. – Господи! Помоги, если можешь...»

В храме было торжественно тихо и сладко пахло ладаном. Ярко горели восковые свечи. Иногда от дуновений легкого ветерка оранжево-желтые язычки пламени отклонялись в сторону и начинали трепетно дрожать, будто пытались сообщить что-то очень важное...

Выйдя из церкви, я почувствовал, как на душе стало намного легче и спокойнее. Куда-то исчезла тревога, улеглись сомнения. Вместо них появилось ощущение тихой и удивительно чистой, светлой радости, словно душу мою помыли в хорошей русской бане.
В тот памятный день я впервые обрел Веру и стал постоянно посещать Божий храм. Вскоре произошли события, круто изменившие мою жизнь, – в одной из ленинградских газет открылось вакантное место, и меня взяли на работу в редакцию...


* * *
Человек так самонадеян, что о Высшей Силе он вспоминает лишь в самую трудную минуту. Вот и сейчас, лежа в холодной, нетопленой даче, трясясь, как в лихорадке, и думая о смерти, я вспомнил о Боге. Только Он мог помочь. «Господи, спаси! – взмолился я. – Останови этот отвратительный запой! У меня нет больше сил так мучиться!..»

Видимо, моя горячая молитва была услышана. Вскоре я уснул и проспал до позднего вечера.

Мое пробуждение было не таким страшным, как утром. Еще побаливала голова, немного ломило тело, но все это уже можно было терпеть.

Шатаясь от слабости, я поднялся с кровати, доковылял до родника, принес свежей воды и вскипятил на плитке. У меня было несколько кубиков куриного бульона. Растворив один из них в горячей воде, я чуть ли не насильно влил в себя обжигающую, золотистую на цвет жидкость и вновь заснул.

В ту ночь меня впервые не мучили кошмары. Утром, выпив еще один стакан горячего куриного бульона, я почувствовал себя настолько хорошо, что сходил за дровами и затопил подтопок.

Красно-желтые языки пламени извивались в печи, как змеи, сухие сосновые сучья потрескивали, по комнате волнами расходился горячий воздух...

Я понял, что выкарабкался, и искренне, горячо поблагодарил Бога. И еще понял, что я алкоголик и мне необходимо лечиться.
Алкоголик. Это слово, впервые произнесенное вслух, прозвучало в пустой комнате, как страшный приговор.




Глава 2

Если вы думаете, что этот случай послужил мне хорошим уроком, то глубоко заблуждаетесь. Алкоголику, чтобы признать полное бессилие перед алкоголем, необходимо испить свою чашу до дна. И хотя выпитое мною спиртное уже можно было измерять в гектолитрах, дна все еще не было видно.

Вскоре я вернулся в свой родной город. Нельзя сказать, что после мартовского, страшного запоя я не сделал никаких выводов. Воспоминания еще были свежи в памяти. В то же время признавать себя алкоголиком не хотелось.

«У меня хорошая интересная работа, масса друзей, которые меня уважают, – рассуждал я. – У меня есть дом: маленькая, однокомнатная, но тем не менее своя квартира. Я чисто одет, всегда выбрит. Разве такими бывают алкоголики?..»

Понятие «алкоголик» у меня, как и у большинства моих знакомых, было неразрывно связано с бомжами на Московском вокзале. Оборванные, опустившиеся люди, готовые пойти на все ради стакана вина, – могло ли у нас быть что-то общее?..

Я искал и находил другое, более приемлемое толкование случая на даче. Заметьте, случая, а не запоя. Честно признать, что это был запой, не хотелось.

«У меня просто сдали нервы, – успокаивал я себя. – Просто дьявольски устал за годы жизни в Питере и в какой-то момент потерял над собой контроль...»

Пьющему человеку, чтобы оправдать свою пагубную страсть к спиртному, постоянно приходится заниматься самообманом. Для выпивки можно найти тысячи причин, и все они будут казаться очень убедительными. Самого себя обмануть нетрудно, намного сложнее скрыть свое пьянство от других людей.

Есть один мудрый житейский анекдот. Каждый человек проходит три жизненных этапа. На первом он может всю ночь пить, курить, заниматься любовью с женщиной, а наутро выйти на работу, как ни в чем не бывало, будто он всю ночь спал. На втором этапе человек также может всю ночь пить, курить, заниматься любовью с женщиной, но когда он приходит на работу, по его лицу видно, чем он занимался. И последний, третий этап: человек всю ночь мирно спит, а утром у него такой вид, будто он всю ночь пил, курил, занимался любовью с женщиной.

Судя по анекдоту, в моей жизни наступил второй этап. Если раньше хорошая попойка никак не отражалась на моем внешнем виде (единственным, что могло выдать, был запах перегара – его я научился отбивать с помощью кофейных зерен или лаврового листа, позднее в моем арсенале появилась более удобное средство – жевательная резинка), то теперь результаты бурной ночи явно читались на моем лице.

Мне очень не хотелось появляться на работе с помятой физиономией. После довольно долгих размышлений я пришел к выводу, что необходимо придерживаться двух важных правил. Первое: пить только водку и никогда не мешать ее с пивом, а тем более с вином. Второе: постараться контролировать себя, ограничив ежедневную дозу спиртного до 300 грамм.



* * *
Прочитав эти строки, кто-то усмехнется, а кто-то раздраженно проворчит: «Раз нельзя пить, значит надо бросать, а не заниматься разными экспериментами...».

Наберитесь терпения и не спешите с нравоучениями. Осуждать других людей всегда намного проще, чем попытаться понять их. Давайте попробуем сравнить алкогольную зависимость с какой-либо другой, например неумеренностью в еде.

Убежден, многие из вас не раз пытались похудеть. Лишний вес не только портит фигуру, но и отрицательно сказывается на здоровье. Человек быстро утомляется, у него начинают болеть сердце и печень, появляется отдышка.

Самое верное средство похудеть – сесть на диету. Если вам когда-нибудь приходилось ограничивать себя в еде, вспомните, как было трудно. Какие поистине танталовы муки испытывали вы, видя на блюде сочный, румяный кусок свинины, украшенный гарниром из красиво порезанной, умело поджаренной картошечки, и, зная, что его нельзя попробовать. Все, что оставалось вам, – это только наблюдать, как с аппетитом едят другие, да в отчаянии покусывать свои пальчики...


* * *
Какое-то время мне удавалось соблюдать «водочную» диету. Потом произошел резкий сбой.

Назвать это вторым запоем, наверное, было бы неверно. Все последние годы моей жизни превратились в один длительный, непрерывный запой. Ведь, за редким исключением, я пил почти каждый день. Но если раньше мой организм еще как-то справлялся с алкоголем, то теперь он исчерпал весь свой резерв и начал давать сбои. Надо было срочно решать: что делать?

Бросать пить я не хотел. Но и пить нормально, как все остальные люди, тоже больше не мог. А главное, я уже не в состоянии был самостоятельно остановиться.

В это время в городе широко рекламировалась лазерная кодировка – самое последнее достижение медицины. Новый метод лечения алкогольной зависимости, судя по многочисленным отзывам врачей и пациентов, позволял добиться ошеломляющих результатов.

«Надо попробовать, – решил я. – Закодируюсь, сделаю на полгодика передышку, организм отдохнет от вина, а что предпринять дальше, видно будет...»

Уже само решение пойти в медицинский центр должно было окончательно убедить меня, что я болен алкоголизмом. Разве будет здоровый человек платить огромные деньги, чтобы закодироваться от спиртного! Да ему такая мысль и в голову никогда не придет.

Но мне упрямо не хотелось признавать себя алкоголиком. «Просто здорово устал, – по-прежнему успокаивал себя я. – Необходимо немного отдохнуть, может быть, чуть-чуть подлечиться...»

В назначенный день в медицинском центре нас собралось человек пятьдесят. Я даже удивился, как смогут врачи закодировать столько людей сразу. Но вскоре все прояснилось. Оказывается, почти половина были родственниками. Кого-то привела жена, кого-то сестра, кого-то родители.

И вновь во мне взыграла гордыня. Я ведь пришел один, значит, мое состояние не так плохо, как у этих людей.

Сам процесс кодировки показался мне слишком простым и примитивным. Прочитав роман Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», я с детства испытывал почтительное уважение к лазерной технике, и ожидал увидеть удивительную машину, способную творить чудеса. А тут дали под язык обычную таблетку, посветили в глаза маленькой, яркой лампочкой, вот и вся кодировка, – иди домой и больше не пей. Чепуха какая-то...

Выйдя из медицинского центра, почти тут же я почувствовал огромное желание выпить кружечку холодного, свежего пива. Вот тебе и последнее достижение медицины. Вылечили, называется. Не врачи, а настоящие шарлатаны.

И все-таки недели две после лазерной кодировки я не пил. Очень уж жалко было впустую потраченных денег. На них можно было купить несколько ящиков водки.

«Никакое лечение тебе не нужно, – рассуждал я, обдумывая сложившуюся ситуацию. – Возьми себя в руки. Удержаться от выпивки можно только благодаря силе воли...»

Моей силы воли хватило ровно на две недели. По прошествии этого срока все вернулось «на круги своя».


* * *
Обычно после работы я брал в магазине бутылку водки. Одно предвкушение предстоящего праздника пробуждало во мне радостные ощущения. Ласково поглаживая горлышко пока еще полной посудины, я уже мысленно представлял, как приду домой, включу телевизор и быстренько приготовлю что-нибудь закусить. Мне нравился сам процесс выпивки.

Первые сто грамм водки снимали похмельную дрожь организма. Приняв эту дозу, я обычно закуривал сигарету и откидывался на стул. Главное было не спешить, не торопиться. Меня никто не контролировал, никто не стоял над душой. И это было особенно приятно. Я сознательно растягивал процесс выпивки, испытывая от этого ни с чем несравнимое удовольствие.

После вторых ста грамм по всему телу волной расходилось тепло. В моей одинокой комнате становилось намного комфортней. Уютней и спокойней становилось и на душе. Сознание оставалось еще ясным, но оно уже находилось на том пороге, за которым наступает уход от окружающей действительности.

Последующие сто грамм смывали остатки тревоги и напряжения и уносили в совершенно другой, удивительный мир. В нем не было забот и волнений, старости и одиночества, пустоты и холода. Там вечно царили молодость и весна...

Есть такой армейский анекдот. Пожилого лейтенанта ругают за то, что он много пьет. Если б ты не выпивал, говорят ему, ты давно был бы майором. Зачем мне быть майором, отвечает лейтенант, когда выпью, я чувствую себя генералом.

Позднее, прочитав массу научной литературы об алкоголизме, познакомившись с другими алкоголиками и узнав их истории болезни, я пришел к выводу, что алкоголь – тот же наркотик. Но скажи мне это кто-нибудь во время моей активной питейной жизни, я посмотрел бы на такого человека, как на полного идиота. Бутылка была моим лучшим приятелем, любимым праздником, который можно устроить в любой момент.

На вино уходили почти все деньги. И хотя зарабатывал я довольно неплохо, зарплаты не хватало. Постоянно приходилось занимать у друзей и знакомых. Бывало, за месяц столько наберешь взаймы, что на выплату долгов уходит вся зарплата. Только расплатишься со старыми долгами, глядишь, надо занимать снова.


* * *
Наступил период, когда мое пьянство стало здорово мешать работе. Даже выпив накануне бутылку водки, утром я чувствовал себя совершенно разбитым и с огромным трудом поднимался с постели. А одной бутылкой «праздник» зачастую не заканчивался.

У алкоголиков в обиходе есть такая поговорка: «Чем лучше вечером, тем хуже утром». В ее правильности мне пришлось убедиться на собственной шкуре.

Я любил свою работу и не хотел ее потерять. Но не меньше, если не больше, любил выпивку и также не хотел лишать себя этого удовольствия. На какие же ухищрения мне приходилось идти, чтобы хоть как-то совместить эти две совершенно несовместимые вещи: пьянство и работу!

Полуживой поднимался я рано утром с кровати, наливал полную ванну горячей воды и залезал в нее отмокать. Вода приносила временное облегчение, после прохладного душа и горячей ванны я чувствовал себя чуточку лучше. Все дальнейшие действия мне приходилось разбивать на этапы. Побреюсь – посижу, отдохну. Почищу зубы – снова передышка. И так вплоть до выхода из дома.

Кошмаром стала сама поездка на работу. Сколько раз мне приходилось выходить из транспорта, проехав лишь одну или две остановки. Трамваи, троллейбусы и автобусы вызывали у меня острый приступ клаустрофобии (страх замкнутого пространства). Только посидев на лавочке, глотнув свежего воздуха, отдышавшись и успокоившись, можно было продолжать путь дальше.

Замечал ли я губительные изменения, происходившие в моем организме? Конечно, замечал. Все чаще и чаще возникала мысль, что пора бросить пить или необходимо сделать хоть небольшую передышку. Но алкоголь – великий обманщик. Стоило мне выпить, и все неприятные ощущения, всю боль и усталость снимало как рукой. Я понимал, что никуда они не исчезли, что это самообман и завтра мне снова будет плохо. Но то будет завтра, отмахивался я от голоса здравого рассудка, как от назойливой мухи, а сейчас, пока пью, мне снова хорошо...


* * *
На работе по графику подошла пора моего отпуска. Это было как нельзя кстати. Последние недели я еле таскал ноги.

Большинство людей во время отпуска отправляются в путешествия. И совсем не обязательно покупать дорогую путевку, чтобы поехать за границу или на юг. Прекрасно отдохнуть можно, даже если у вас довольно скромные финансовые возможности.

Вся моя юность прошла в турпоходах. У нас подобралась дружная и веселая команда. Каждое лето, взгромоздив на плечи рюкзаки и палатки, мы отправлялись на берег какой-нибудь тихой, лесной речки. Даже сейчас, спустя много лет, стоит мне закрыть глаза, и в памяти всплывают картины тех удивительных незабываемых мгновений.

...Теплая июньская ночь. Крутой берег реки. Где-то внизу тихо плещется вода. Мы сидим вокруг костра, расцветшего на поляне сказочным, живым цветком. В отблесках пламени наши лица кажутся красновато-медными, как у индейцев.

Огонь завораживает. Кажется, что вся жизнь на Земле в эту поистине волшебную ночь сосредоточена на одном маленьком пятачке, освещаемом нашим костром. Все, что находится за его пределами, представляется нереальным, неосязаемым. В потоках горячего воздуха колышутся и плывут темные силуэты брезентовых палаток, кустов и деревьев.

Время от времени в костре тихо потрескивают сучья, и в бездонное, звездное небо, словно маленькие огненные мотыльки взлетают золотые искры...

Но оставим приятные воспоминания юности и вернемся к моему отпуску. Конечно, в том плачевном состоянии, до которого меня довело пьянство, нечего даже было и помышлять о каком-либо путешествии, а тем более о турпоходе. Я прекрасно понимал, что если не прекращу пить, очень скоро отброшу коньки. Поэтому, как ни обидно, но долгожданный отпуск пришлось полностью посвятить лечению.

За последний год мои познания в области алкоголизма значительно расширились. Я читал все, что попадалось под руку. В научных статьях приводились примеры различных методик лечения алкоголизма, но ни один метод не давал стопроцентной гарантии. После долгих размышлений и колебаний я решил вновь попробовать кодирование. К такому решению меня подтолкнул мой старый приятель. У него был знакомый врач-психотерапевт. В городе поговаривали, что этот доктор может творить настоящие чудеса.

Так я впервые попал в медицинский центр с многообещающим названием «Надежда». Врачу Фридману на вид было лет тридцать. Он носил черную, пышную бороду. Из-под густых, сросшихся бровей смотрели такие же черные, пронзительно строгие глаза. Пока я, волнуясь и немного смущаясь, рассказывал свою историю, доктор внимательно слушал, задавал вопросы и делал какие-то пометки в небольшом блокнотике. Иногда, словно соглашаясь со мной, он молча кивал головой.

– Все ясно, – сказал Фридман, когда я закончил свой рассказ. – У вас вторая стадия алкоголизма. Будем лечить. Сначала нам необходимо очистить ваш организм от шлаков, а через две недели проведем сеанс кодирования.

Врач выписал мне рецепты на кучу самых разных таблеток, назначил ежедневные капельницы и уколы.

Медицинский центр, в котором работал Фридман, открылся совсем недавно. Он разместился в бывшем купеческом особняке. Строители сумели вернуть старому дому былую красоту: снаружи оштукатурили и побелили, а внутри сделали евроремонт. Врачи «Надежды» давали гарантию сохранять анонимность своих пациентов, поэтому от желающих поправить здоровье в медицинском центре не было отбоя.

Каждое утро, сидя в очереди в процедурный кабинет, я с опаской посматривал на своих соседей. Мне очень не хотелось, чтобы среди пациентов случайно оказался кто-либо из моих знакомых. Я боялся, что начнутся расспросы: «Как?» да «Почему?», и мне тогда придется выкручиваться, что-то врать, потому что рассказать правду и признаться в своем алкоголизме было стыдно.

К счастью, весь курс лечения прошел без осложнений – за две недели мне не повстречалось ни одного знакомого лица. В то же время, постоянно приглядываясь к пациентам, я сделал неожиданное открытие, которое немного успокоило и даже несколько примирило меня с мыслью о моем незавидном положении. Ежедневно в медицинский центр приходили десятки больных. Среди них были и совсем еще юные (шестнадцати – восемнадцатилетние ребята и девчата), и мои ровесники, и люди пожилого и преклонного возраста. Болезнь не щадила никого.

С одним из пациентов мы незаметно разговорились. Игорь, так он представился, год назад закодировался и теперь хотел продлить срок кодировки до трех лет.

«Мне 52 года, – рассказывал мой собеседник. – Выпивать начал в юности. Пока был молодой, особых проблем не возникало. На праздник, в компании, под хорошую закуску мог выпить литр водки – и хоть бы хны. Утром даже голова не болела. Позавтракаешь, попьешь крепкого чайку, и как ни в чем не бывало идешь на работу... А лет пять назад в меня точно бес какой-то вселился. Стоит только попробовать пива или вина, как я полностью теряю голову – ухожу в недельный, а то и двухнедельный запой. Прямо наваждение какое-то... Раньше никто из соседей сроду меня пьяным не видел, а тут стал чуть ли не постоянным клиентом вытрезвителя. На работе – одни неприятности, дома – сплошные скандалы... А ведь у меня уже дети взрослые, внуки есть. Когда протрезвеешь, стыдно в глаза им смотреть, но ничего поделать с собой не могу. Как на работе получка, так у меня очередной запой. Моя любимица, внучка Анечка, говорит: «Кончай, дедуля, пить!» А я бы и рад закончить, да не в силах, – точно на меня кто-то порчу навел... Спасибо, добрые люди посоветовали: сходи, закодируйся. Вот через неделю год будет, как не пью. За этот год свет Божий увидел. И дома все наладилось, жена довольна, дети. Нет, хватит. Видно, в молодости отпил я своё...»

Рассказ Игоря вселял оптимизм. Если кодирование помогло ему, значит, должно помочь и мне. Тем временем таблетки, капельницы и уколы сделали свое дело. Я почувствовал себя значительно лучше.


* * *
На этот раз процесс кодирования очень напоминал колдовской ритуал. Все было окутано покровом таинственности. В комнате царил полумрак, по углам горели восковые свечи.

Чернобородый врач Фридман усадил меня в мягкое, удобное кресло и попросил расслабиться. Затем, искусно манипулируя руками и шепча какие-то непонятные заклинания, доктор стал бесшумно кругами двигаться по комнате. Его действия напоминали танец шамана. Не хватало только бубна. Совершая круг за кругом, доктор все ближе и ближе подходил ко мне. Наконец, он остановился, как вкопанный, и так резко и неожиданно выкинул руки вперед, что я невольно вздрогнул. Черные глаза кодировщика, словно два маленьких буравчика, впились в мое лицо, пытаясь просверлить меня насквозь и добраться до мозга.

– Медленно откройте рот, – глухим, неестественным голосом приказал Фридман. – Сейчас из флакончика я брызну вам под язык специальное ароматичное вещество. Оно усилит и закрепит сеанс гипноза.

Жидкость имела резкий цветочный запах и приятно холодила.

– Расслабьтесь и закройте глаза, – после непродолжительной паузы вновь приказал доктор. – Начнем отсчет. Я буду медленно называть цифры. При счете «десять» вы впадете в состояние транса...

По правде сказать, все происходящее очень напоминало хорошо поставленный спектакль. Но мне искренне хотелось хоть на время избавиться от губительной страсти к алкоголю, поэтому я старался добросовестно выполнять все приказы врача.

– Отныне у вас пропадет всякая тяга к спиртным напиткам, – глухим, монотонным голосом внушал мне Фридман. – Начиная с сегодняшнего дня, вы будете относиться ко всем спиртосодержащим жидкостям совершенно равнодушно. Вас больше не интересуют коньяк, водка, шампанское, сухое, портвейн...
Список запретных «плодов» был довольно длинным. Кроме вышеназванных напитков, в него вошли самогон, брага, одеколон, аптекарские настойки... У меня были закрыты глаза, и я не мог знать, что делает врач, но в голове постоянно крутился навязчивый вопрос: «Интересно, он читает по бумажке или знает весь список наизусть?» Напрасно я пытался сосредоточиться и заставить себя проникнуться важностью происходящего действа. Ничего не получалось.

Наложив на алкоголь табу, доктор начал обратный отсчет. Когда прозвучала цифра «один», он коснулся рукой моего лба и разрешил открыть глаза.

В комнате по-прежнему царил полумрак. Горящие восковые свечи наполовину оплыли.

– Поздравляю с началом новой жизни, – мягко и вкрадчиво произнес чернобородый гипнотизер и приветливо улыбнулся.

Подойдя к стене, он нажал на выключатель. С потолка хлынули потоки электрического света, настолько яркого, что я невольно прищурил глаза. Доктор неторопливо, вразвалочку обошел вокруг комнаты и задул свечи. Меня продолжали мучить сомнения: подействует ли гипноз?

– Не волнуйтесь. Все записалось в вашем подсознании, – пояснил Фридман. – Первое время советую вам воздержаться от посещения свадеб, банкетов и других мероприятий, связанных с употреблением спиртных напитков. Не стоит лишний раз себя искушать. А так можете вести обычный образ жизни. Если все же сорветесь, немедленно приходите ко мне. Последствия могут быть очень опасными. Закодированному человеку нельзя употреблять спиртное. Нарушение запрета грозит кровоизлиянием в мозг. Чтобы избежать трагических последствий, мне необходимо будет вас раскодировать...



Глава 3

Сотни невидимых нитей связывали меня с алкоголем. С годами они так прочно опутали всю мою жизнь, что мое состояние чем-то напоминало положение гусеницы в коконе. Но если гусеница со временем могла превратиться из куколки в бабочку, то я не в силах был покинуть свой «кокон». Слишком твердую оболочку создало многолетнее пьянство.

Я не был безумцем и ясно видел, что алкоголь несет мне погибель, но даже угроза смерти не могла удержать меня от выпивки. Я постоянно искал и находил тысячи уловок, чтобы оправдать свою губительную страсть к спиртному.

В повести Пушкина «Капитанская дочка» Емельян Пугачев рассказывает старую калмыцкую сказку. Однажды орел спросил у ворона: почему тот живет триста лет, а он, орел, всего только тридцать? «Потому, – ответил ворон, – что ты пьешь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной». Орел подумал и решил попробовать питаться тем же. Завидели они палую лошадь и сели на нее. Ворон стал клевать да похваливать. А орел клюнул раз, клюнул другой и сказал: «Нет, брат ворон, чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью...»

Я часто вспоминал эту сказку. Мне казалось, она дает убедительный и ясный ответ на вопрос, что лучше долгое, скучное и однообразное бытие трезвенника или полная опасностей, но зато веселая и полная приключений жизнь поклонника Бахуса. Как это ни кощунственно звучит, но даже некоторые строки Библии умудрился я приспособить для оправдания своей неуемной страсти к алкоголю. В Евангелии от Матфея говорилось:

«И когда они ели, Иисус взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое.
И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все;
Ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов».

Эти слова я воспринимал как прямой завет Бога, касавшийся употребления вина. Но самые убедительные доводы в защиту алкогольных забав звучали в стихах моих любимых поэтов Омара Хайяма, Сергея Есенина, Александра Блока. Строки последнего я приводил в пример особенно часто. Его стихотворение «Поэты» стало, чуть ли не моим жизненным кредо:

За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты – и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.

Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом:
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.

Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и пряно.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.

Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.

Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной...

Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть, – хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?

Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно все это!..

Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцей,
А вот у поэта – всемирный запой,
И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, –
Я верю: то бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!

Алкоголь прочно вошел в мою жизнь. Спиртные напитки стали для меня чем-то вроде «живой воды». Без них и радость была не в радость, и горе не в горе. Секс, отдых, развлечения, да почти все в моей жизни было круто замешано на алкоголе...


* * *
В армии есть обычай: когда до приказа об увольнении в запас остается сто дней, «старики» заводят маленькие, карманные календарики. Был в свое время такой дембельский, картонный «квадратик» и у меня. Каждый вечер, перед сном, лежа в койке, я крестиком зачеркивал в календаре очередной прожитый день и заново пересчитывал, сколько еще осталось до увольнения.

Мой период трезвости был чем-то сродни ожиданию дембеля. Пройдя курс лечения в медицинском центре «Надежда», буквально с первых же дней я начал считать в уме месяцы и недели, отделяющие меня от срока окончания кодировки. Схожее чувство нетерпения, наверное, испытывают заключенные, ожидая своего выхода на свободу.

Особенно сильно угнетало ощущение, что мое положение очень напоминает состояние зомби. Какой-то колдун – психотерапевт Фридман – нашептал на ухо несколько заклинаний, побрызгал под язык ароматной, пахучей жидкостью, и теперь я запрограммирован, как робот. Мой разум протестовал против такого нелепого перевоплощения. Я хотел оставаться самим собой, самостоятельно управлять своими действиями и поступками, а не зависеть от каких-то установок, записанных на подкорочку моего мозга. В этом было что-то очень обидное.

Пять месяцев длилось мое «добровольное заточение». На шестой, решив, что организм полностью очистился и отдохнул от алкоголя, я, наконец, отважился нарушить сухой закон.

В тот день мои коллеги по работе отмечали какое-то очередное радостное событие. Такие дружеские вечеринки проходили у нас довольно часто. В период своей трезвости я старался по возможности избегать их. А если отговориться никак не удавалось, ставил на стол рядом с собой лимонад или минеральную воду.

У нас в России почти в любой компании смотрят на непьющего человека, как на белую ворону, с опаской и недоверием. Раз не пьет – значит не уважает или, что еще хуже, брезгует. Обычно я отшучивался, ссылаясь на то, что давно уже исчерпал свой лимит. Малознакомых людей такая отговорка устраивала, а вот с приятелями было намного сложнее. Зная мою страсть к выпивке, бывшие собутыльники всеми правдами и неправдами стремились вернуть меня на путь истины. А истина была, как известно, в вине: «In vino veritas».

У поклонников Бахуса есть такая поговорка: «Первая рюмка проходит комом, вторая летит соколом, а третья порхает малой пташечкой». Видимо, за пятимесячный период трезвости мой организм настолько истосковался по спиртному, что уже первая выпитая на вечеринке стопка холодной и прозрачной, как слеза ребенка, водки пролетела, словно быстрокрылая ласточка. Прошло не больше двух минут, и по всему телу упругой волной разлилось знакомое, долгожданное, согревающее душу тепло.

Боялся ли я последствий кодировки? По правде сказать, нет. Возможно, потому что особо не верил в нее, а скорее всего, потому что мою алкогольную страсть не могла погасить никакая кодировка.

За вечер я выпил три небольшие стопки (грамм сто пятьдесят) и на следующее утро проснулся со свежей головой. «Победа! Кризис миновал!» Это открытие так обрадовало, что я готов был расцеловать весь мир.

Конец недели пролетел незаметно. Все спорилось и ладилось в моих руках. Сознание, что ко мне вновь вернулась способность контролировать свою выпивку, буквально окрыляло.

В пятницу после работы я зашел в магазин и взял бутылку водки. Впереди были выходные. По моим расчетам, если выпивать по-умному – две-три рюмочки за вечер, не больше, – бутылки должно было хватить на все три дня.

Здесь, наверное, уместно вспомнить и рассказать еще один анекдот. Пришел как-то мужик с женой на цирковое представление. Гвоздем программы в тот день значилось выступление индийского йога. Ассистенты выносят на арену журнальный столик и ставят на него бутылку водки. Затем выходит этот самый йог и садится напротив. В цирке смолкает музыка и воцаряется абсолютная тишина. Застыв в позе лотоса, артист с минуту сосредоточенно смотрит на бутылку с водкой, а потом, как подкошенный, падает на арену. Вызывают врача, и тот, внимательно осмотрев йога, констатирует: «Сильнейшее алкогольное опьянение». Артиста на руках уносят, а весь зал взрывается громом аплодисментов. «Вот это да! – восторженно говорит жена своему мужику. – Видишь, что значит сила внушения? Вот если бы ты так мог, Вася. И бутылка всегда была бы цела, и деньги...» «А что, давай попробуем», – почесав затылок, отвечает Вася. По дороге домой семейная парочка зашла в магазин и купила бутылку водки. Придя в квартиру, жена торжественно поставила бутылку в центр стола, а муж сел напротив и, уставившись на водку, начал сосредотачиваться. Проходит минута, другая, третья... Наконец через полчаса Вася, как подкошенный, падает со стула на пол. Жена в панике вызывает по телефону скорую помощь. Приехавший врач, осмотрев пациента, констатировал: «Ваш муж умер – захлебнулся слюной...»

В отличие от «героя» анекдота Васи в тот вечер я не стал доводить себя до такого печального конца. Уже через пару часов купленная бутылка водки была пуста, и мне пришлось идти за второй, чтобы добавить. Так бесславно закончилось мое второе кодирование.


* * *
Среди ночи я очнулся и почувствовал, что задыхаюсь. Как выброшенная на сушу рыба, жадно хватал я ртом воздух, но совершенно не ощущал его. Невидимый стальной обруч мертвой хваткой стиснул грудь и не давал сделать ни вдох, ни выдох. Сердце то бешено колотилось, словно готово было выпрыгнуть наружу, а то полностью останавливалось и замирало.

«Вот и все, – мелькнула в голове мысль. – Похоже, на этот раз мне не выкарабкаться...»

Последние несколько недель я пил почти беспробудно, будто пытаясь наверстать все, что не допил за пятимесячный период трезвости.

Вам приходилось когда-нибудь видеть, как весной, в половодье, река рушит плотину? Встретив на своем пути преграду, талая вода какое-то время еще находится в относительном спокойствии. Словно огромный дикий зверь, готовящийся к прыжку, она замирает и копит силы. Но вот наступает критический момент: слабое место в плотине найдено, и, пробив брешь, потоки бушующей воды, стремительно вырываются на равнину. Они несутся с бешеной скоростью, буквально сметая и смывая все на своем пути. Стихия настолько свирепа и неуправляема, что в белой пене водоворотов, как мячики, подпрыгивают тяжелые каменные валуны и, словно щепки, беспомощно носятся по волнам стволы огромных деревьев. Поистине жуткая, незабываемая картина.

Если сравнить кодирование от алкоголя с плотиной, которую врачи пытаются соорудить на пути болезни, станет понятно, почему после срыва я запил еще сильнее. Тонкая, шаткая преграда, воздвигнутая хитроумными манипуляциями Фридмана, в одночасье рухнула, развалилась, рассыпалась, словно карточный домик, и вместе с ней рухнули все мои надежды на выздоровление.

...Острый приступ удушья закончился так же внезапно, как и возник. Сердце продолжало бешено колотиться, но в легкие уже начал поступать воздух и пелена плотного тумана, стоящего перед глазами, постепенно стала рассеиваться.

Нащупав онемевшей, ставшей будто чужой, рукой шнурок от бра, я включил свет. Потолок и стены комнаты медленно вращались.

Во рту у меня пересохло. С трудом сглотнув, чтобы подавить приступ тошноты, я вновь откинулся на подушку. Мой мозг пылал, будто под черепную коробку мне влили расплавленный свинец, а все тело сотрясала противная, мелкая дрожь.

С вечера в холодильнике осталась почти полная бутылка водки. Но холодильник стоял на кухне, и до него надо было еще добраться.

Идти я не мог – левую ногу свело судорогой.

Стиснув зубы от боли, вцепившись руками в спинку кровати, медленно и неуклюже я все же умудрился спустить свое частично парализованное тело на пол. Внизу дышать стало легче. Гладкие, крашеные доски пола были холодными. Прижавшись к ним пылающей головой, какое-то время я лежал неподвижно.

Сознание было мерцающим. Оно то вспыхивало ярким ослепительным светом, то почти полностью гасло. Наконец, собравшись с силами, я пополз, волоча по полу ногу.

От кровати до кухни было метров десять. Их можно было пробежать за пару секунд. Сколько времени ушло у меня на то, чтобы преодолеть это небольшое расстояние, – трудно сказать. Смутно помню, что где-то на середине пути, в маленьком, узком коридорчике, силы полностью покинули меня и сознание отключилось.

До сих пор остается загадкой, как мне, находясь в полуобморочном состоянии, все же удалось доползти до холодильника, открыть дверцу, достать бутылку и налить в стакан водки. Вероятно, эти действия отняли последние крохи моей энергии, потому что, проделав их, я вновь на какое-то время потерял сознание.

...К жизни меня вернул запах водки. На кухне было темно. Я не мог разглядеть стакана, но чувствовал, что спасительная жидкость где-то рядом. На ощупь, найдя рукой стеклянную посудину, я приподнял голову и кое-как проглотил горькое «лекарство».

Прошло несколько минут. В голове у меня по-прежнему пылал пожар, но дышать стало легче. Спазм медленно отступал, и я наконец смог пошевелить пальцами одеревеневшей ноги.


* * *
Последующие два месяца вспоминаются как ужасный, кошмарный сон. Страшные, безумные, алкогольные ночи, когда не знаешь, доживешь до утра или нет, а от тупой, непроходящей боли и полного бессилия что-либо изменить готов чуть ли не кидаться на стенку, стали повторяться все чаще и чаще.

После каждой такой ночи я абсолютно искренне давал себе зарок никогда больше не пить. Но моих обещаний хватало максимум на два-три дня. Стоило организму хоть чуть-чуть отдохнуть, и все повторялось сызнова.

В этот черный период своей жизни я находил спасение только в церкви. После очередного запоя, полуживой, еле держась на дрожащих, подламывающихся ногах, брел я в храм и там долго горячо и искренне молился. Говорят, что Бог прежде всего откликается на просьбы больных и страждущих. Наверное, так оно и есть, потому что только Он помог мне выжить и не сойти с ума в те жуткие, окаянные дни и ночи...

Однажды поздно вечером я сидел у телевизора и, как обычно, коротал время за бутылкой водки. Телевизор остался единственной нитью, связывающей меня с реальной жизнью, единственным окном в реальный мир. Глубокая, непроходимая пропасть разверзлась между мной и остальными людьми. Они жили какими-то своими интересами и заботами, решали свои насущные проблемы, а круг моих забот сузился до минимума: где и как достать денег на очередную выпивку.

Последнее время я уже совершенно не мог обходиться без алкоголя. Как автомобиль без бензина не в состоянии сдвинуться с места, и чтобы завести его и в дальнейшем движок нормально работал, необходимо не только заполнить бак топливом, но и постоянно пополнять запасы горючего, так и мой организм через определенный промежуток времени назойливо требовал очередную порцию алкоголя. В противном случае он начинал бунтовать.

...Водка в бутылке заканчивалась. Я давно сменил стопку на маленькую рюмочку и наливал в нее мизерную дозу – не более двадцати грамм, но все равно с каждым разом спасительной жидкости становилось все меньше и меньше.

На новую бутылку денег не было, и я с ужасом думал о предстоящей ночи. Когда через несколько часов анестезирующее действие водки пройдет, вновь начнется жуткая алкогольная ломка. Мне предстояло пережить еще один «кошмарный сон наяву».

По телевизору закончили передавать новости, и диктор объявил о показе американского художественного фильма. Картина называлась «Меня зовут Билл». Решив, что это очередной дешевенький боевик с оглушительной стрельбой и бесконечными погонями, я уже собирался выключить телевизор, но необычное начало фильма неожиданно заинтересовало. Героем картины был вовсе не гангстер, а такой же, как я, безнадежный алкоголик.

Трагическая история Билла очень напоминала мою жизнь. Сцены безумного, безудержного пьянства были поставлены настолько реалистично, что порой казалось, будто я сам вместе с героем участвую в сумасшедших алкогольных оргиях, страдаю от дикого похмелья, мучительно пытаюсь найти выход из тупика, в который загнала болезнь, и постоянно сталкиваюсь с полным непониманием и неприкрытым осуждением окружающих людей.

Я почти не сомневался в трагическом финале картины. Пытаясь избавиться от алкогольной зависимости, Билл перепробовал самые различные методы лечения. Но все его попытки бросить пить оказались бесплодными. Победить страшную болезнь не могли даже самые известные врачи. Казалось, что судьба Билла предрешена: он найдет свою смерть в одном из многочисленных баров или проведет свои последние дни в сумасшедшем доме. «Такая же незавидная участь, вероятно, в скором времени ожидает и меня, – следя за событиями фильма, с горечью думал я. – Мы оба обреченные, конченые люди...»

После той страшной ночи, когда, наполовину парализованный, я полз по коридору, мысли о скорой смерти все чаще и чаще посещали меня. Это не было бредовой, навязчивой идеей. Просто жизнь приучила меня смотреть правде в глаза. Вся современная медицина однозначно утверждала, что алкоголизм – болезнь прогрессирующая и в ряде случаев не поддающаяся абсолютно никакому лечению. Мои неудачные попытки закодироваться лишь подтверждали правильность выводов авторитетных наркологов.

Но в отличие от меня, почти смирившегося со своей горькой участью, герой фильма Билл упорно не желал признавать своего поражения. Убедившись, что врачи не в силах ему помочь, он стал искать другие, нетрадиционные способы лечения. В 1935 году Билл вместе с таким же безнадежным алкоголиком Бобом решил попробовать организовать сообщество людей, больных алкоголизмом. Они понимали, что справиться со страшной болезнью в одиночку никому из них не удастся. Только помогая и поддерживая, друг друга, накапливая и передавая коллективный опыт, можно было рассчитывать на успех. Так родилось движение Анонимные Алкоголики.

События фильма настолько увлекли, что я даже не заметил, когда в бутылке закончилась водка. Во мраке, каким представлялось будущее, неожиданно забрезжил слабый и тонкий лучик надежды. Анонимные Алкоголики сумели разработать специальную программу. Она помогла избавиться от алкогольной зависимости сотням тысяч людей.

В ту ночь я долго не мог заснуть. В титрах фильма «Меня зовут Билл» сообщалось, что в основу сценария легли реальные факты и события, что в настоящее время сотни и тысячи групп Анонимных Алкоголиков работают почти во всех странах мира. Мне не терпелось узнать, создано ли такое сообщество в нашем городе, и если оно существует, как туда можно попасть...


* * *
– Какие еще Анонимные Алкоголики?! – зло и резко выкрикнул врач-кодировщик Фридман, выслушав мой рассказ. – Мы живем не в Америке, а в России. Может, там и нужны тусовки алкоголиков, а нам они совсем ни к чему. И вообще, сколько может русский наступать на одни и те же грабли?!.

Меня отчитывали, как провинившегося школяра. Но задела меня даже на грубость самоуверенного доктора, а обида за русских. Я никогда не был националистом и одинаково относился ко всем людям, будь то белорус, хохол или татарин. Не раз приходилось мне выпивать и с евреями-алкоголиками. Один из них, Лева, погиб от вина, пока я жил в Питере. Это был тихий, умный, чудесный парень. Известие о смерти Левы в свое время сильно потрясло меня. Но то, что он спился и стал алкоголиком, никому не давало права обвинять в пьянстве огульно всех евреев, так же как по мне нельзя было судить и обо всех русских.

Выпад Фридмана задел за живое. Но я смолчал. Последний уголек надежды, вспыхнувший прошлой ночью, окончательно погас. Так заливают ковшом воды остатки костра и на том месте, где только что играли яркие желто-красные язычки, остаются лишь черные головешки, от которых идет горький, едкий дым...

Фридман предложил раскодироваться и еще раз пройти двухнедельный курс лечения. Мне было все равно. Рассеянно кивнув, я согласился.

Приблизительно через полчаса на голову мне надели наушники и включили какую-то громкую эстрадную музыку. Я больше не верил ни в кодирование, ни в раскодирование. Все действия врачей и медсестер специализированного центра «Надежда» очень напоминали старую детскую игру «в доктора».

Вероятно, вы спросите: зачем же в таком случае я согласился безропотно выполнять все эти бессмысленные процедуры? Трудно сказать. Скорее всего, от отчаяния и безысходности. В том подавленном состоянии, в котором я находился, необходимо было хоть что-то делать с собой, иначе можно было просто сойти с ума.








Часть вторая
Двенадцать

Если где-то кто-то в беде,
И ему нужна помощь –
АА всегда будет рядом.
И я отвечаю за это.*
____________________________________
* Один из девизов Всемирного сообщества
Анонимных Алкоголиков (сокращенно АА).


Глава 4
Серый кирпичный пятиэтажный дом ничем не выделялся среди окружавших его жилых собратьев. Я поднялся на третий этаж и остановился перед железной дверью, окрашенной в коричневый цвет. Лестничные пролеты не были крутыми. Но последний запой так меня вымотал, что от любого малейшего усилия кружилась голова и на лбу выступали капли пота.

Отдышавшись, я нажал кнопку звонка. Волнения не было. Мне предстояло встретиться уже с третьим врачом. Двое предыдущих ничем не сумели помочь. Безнадежность и отчаяние настолько прочно поселились в моей душе, что я почти свыкся со своим положением камикадзе.

Железная дверь открылась. На пороге стоял высокий, худощавый мужчина, лет тридцати, в черных джинсах и черной рубашке, с красным галстуком. У него была короткая русая бородка и длинные, зачесанные назад, светлые волосы.

– Алексей? – спросил мужчина мягким, приятным голосом.

– Да, мы вчера по телефону договорились о встрече.

– Проходите.

Это была обычная трехкомнатная квартира. Вслед за мужчиной я прошел через арку в гостиную. Простенок между дверями в смежные комнаты заполнял массивный книжный шкаф. Сквозь стекла пестрели разноцветные корешки книг. Напротив стоял большой угловой диван. Он занимал почти треть гостиной, от арки до балконной двери. Комнатные растения живым зеленым занавесом закрывали почти все окно. Каких только видов здесь не было: пальмы, кактусы, лианы. Цветы стояли на подоконнике, на полу, зелеными гирляндами свешивались со стен.

– У нас есть свои правила, и давайте сразу договоримся их придерживаться, – сказал мужчина, когда мы уселись на диван за круглый журнальный столик. – Мы обращаемся друг к другу на «ты» и по имени, независимо от возраста и общественного положения. Итак, меня зовут Михаил.

– Алексей, – еще раз представился я и пожал протянутую мне небольшую, но сильную руку.

– Расскажи, что тебя привело к нам.

Мне уже приходилось рассказывать историю своей болезни. Пора бы привыкнуть. Но привыкнуть к тому, что ты алкоголик, невозможно. Пагубная страсть к спиртному прочно держала меня в своих лапах. За последние два года я трижды кодировался, но так и не смог избавиться от неуемной тяги к алкоголю. Последний запой был особенно ужасен. Мне не раз приходилось находиться на грани жизни и смерти, но сейчас зловещая старуха с косой подошла так близко, что я чувствовал за спиной ее холодное дыхание. Задавая себе вопрос, сколько еще осталось мыкаться на этом свете, я чувствовал, что совсем недолго. Счет шел не на годы и месяцы, а на недели, возможно, даже дни.

– Ты признаешь себя алкоголиком? – спросил меня Михаил, выслушав мою короткую исповедь.

– Безусловно, – тяжело вздохнув, подтвердил я. – На этот счет у меня давно уже не осталось никаких иллюзий.

– Зачем же так отчаиваться! – спокойно и даже как бы с удивлением сказал Михаил. – Алкоголизм – болезнь. И никто из нас не застрахован от нее. К сожалению, в нашем обществе сложилось негативное отношение к людям, страдающим этой формой заболевания. Их считают изгоями. Но ведь каждый человек – творение Божье. На Западе это сумели понять раньше нас. Не случайно сама программа, по которой мы работаем, родилась в Америке. Она называется «12 шагов». Ты что-нибудь слышал об Анонимных Алкоголиках?

Я вспомнил, что с полгода назад один местный телевизионный канал поздно ночью показывал американский художественный фильм «Меня зовут Билл» и картина довольно сильно меня потрясла.

– Да, это фильм о Билле Вильсоне, зачинателе движения Анонимные Алкоголики, – подтвердил Михаил.

В гостиную вошла молодая темноволосая женщина. Поздоровавшись, она спросила:

– Моя помощь не требуется?

– Нет, спасибо, Тамара, – ответил Михаил и, уже обращаясь ко мне, продолжил: – Наш центр «Двенадцать» занимается поддержкой развития движения АА. Я врач-психотерапевт. Со мной работают два психолога – Тамара и Наташа. У нас уже есть несколько пациентов. Если хочешь, можешь к нам присоединиться...

Так я попал в центр «Двенадцать». Это было 16 августа 1995 года. Вот уже пятый год я отмечаю эту памятную дату как свой второй день рождения.


* * *
Занятия в центре проводились три раза в неделю: в понедельник и четверг с алкоголиками работали психологи, а по пятницам проходили собрания АА.

Свое первое собрание, как и первую свою любовь, наверное, я буду помнить до конца жизни. Оно стало поворотным моментом в дальнейшей моей судьбе.

Так после лютой, холодной зимы на голой ветке дерева робко появляется из почки первый клейкий зеленый листок. Он еще очень слабенький, и, возможно, его погубит первый же заморозок. Но все равно нежный зеленый росток радует нас. Потому что мы понимаем: зима, наконец, закончилась, и впереди ожидают теплая весна и жаркое лето...

Перед собранием все члены группы АА собирались на кухне. Здесь можно было курить, пить чай или кофе.

– В нашем полку прибыло, – встретив меня, сказал высокий, широкоплечий парень. Он протянул руку и, приветливо улыбаясь, представился: – Меня зовут Володя.

– Алексей, – ответил я, и мои пальцы полностью утонули в его большой, широкой ладони.

Кроме Володи, на кухне находились еще двое: черноволосый крепыш Саша и худощавый, бледный паренек Юра. Пожав протянутые мне руки, я уселся на табурет и закурил. Меня не покидало ощущение неловкости. Ребята оживленно о чем-то беседовали. Чувствовалось, что они хорошо знают друг друга. Я же был чужаком да и по возрасту на несколько лет старше.

Из прихожей донесся очередной звонок. Володя пошел открывать дверь. Через минуту на кухню, словно вихрь, влетела маленькая изящная блондиночка.

– Всем привет! – звонко с порога крикнула она и бросилась сначала на шею Саше, а потом обняла Юру. – Умираю, кофе хочу! Мальчики, вы даже себе представить не можете, какой у меня сумасшедший был день!.. Ой! А у нас сегодня новенький!..

Блондинка подошла ко мне, протянула маленькую узкую ладонь и, сделав шутливый реверанс, представилась: «Маша...»

С приходом этой веселой девушки на маленькой кухне сразу стало теплей и уютней. Мы, обжигаясь, пили горячий кофе, курили и слушали шутливую Машину болтовню. Она щебетала, словно маленькая, шустрая, озорная птичка. Мне никто не задавал вопросов, и чувство неловкости, которое я испытывал вначале, незаметно исчезло.

– Все, заканчиваем трепаться, время... – посмотрев на часы, сказал Володя. Он был старостой группы.

Из кухни мы перешли в гостиную и расселись на большом угловом диване. На светло-коричневом журнальном столике в медном подсвечнике стояла белая свеча. Рядом лежала незнакомая мне книга в синей глянцевой обложке. Володя сел на стул, как бы замкнув образованный нами полукруг, зажег свечу и взял в руки книгу.

– Меня зовут Володя, – сказал он. – Я алкоголик и сегодня буду вести собрание. Как обычно, начнем мы его с чтения пятой главы из Большой книги Анонимные Алкоголики.

Володя раскрыл книгу и неторопливо начал читать: «Мы редко встречали человека, который бы строго следовал по нашему пути и потерпел неудачу. Не излечиваются те люди, которые не могут или не хотят целиком подчинить свою жизнь этой простой программе...»

Слова и фразы, написанные много лет назад такими же, как я, алкоголиками, были близки и понятны. Узнав о своей страшной болезни, эти удивительные люди не спасовали, не опустили в бессилии руки. Путем проб и ошибок, нередко плутая в потемках и сбиваясь с пути, искали они дорогу к выздоровлению. Искали и нашли. А вырвавшись из плена болезни, они посчитали своим долгом поделиться открытиями с другими алкоголиками. Авторы Большой книги разработали двенадцать шагов и предложили их как программу выздоровления. Наши американские собратья писали: «Со всей серьезностью мы просим вас быть бесстрашными в выполнении этих шагов и следовать им неуклонно».

Передавая по кругу книгу, мы по очереди вслух зачитали программные двенадцать шагов.

– А теперь, – сказал Володя, продолжая вести собрание, – по нашей традиции вспомним о тех алкоголиках, которые еще на пути к нам, потому что не знают об этой программе, о тех, кто сейчас в срывах, запоях, о тех, кто уже никогда не придет, потому что умер от этой страшной болезни. Подумаем о себе и минуту помолчим...

В наступившей тишине отчетливо слышалось размерное тиканье настенных часов и легкое потрескивание горящей свечи.

– Представимся по кругу, – после минуты молчания предложил староста группы – Меня зовут Володя. Я алкоголик.

– Я Саша, алкоголик.

– Меня зовут Юра. Я алкоголик.

– Я Маша, алкоголик.

Очередь дошла до меня, и, немного волнуясь, я произнес:

– Меня зовут Алексей. Я алкоголик.

– Всем привет! – сказал Володя.

– Привет! Привет!.. – весело откликнулись Саша, Юра и Маша и громко захлопали в ладоши, приветствуя друг друга.

Все было настолько необычно, что я ни на минуту не переставал удивляться. Давно мне не приходилось встречать такую неподдельную радость и искренность в общении.

– Сегодня у нас в группе новенький, – произнес староста, когда гул приветствий смолк. – Поэтому я коротко напомню некоторые наши правила и традиции. Первое: на собрании не обсуждаются вопросы политики, религии и национальности. Второе: мы не спорим, не даем советов и оценок. Третье: каждый ведет рассказ только от своего имени и делится только своим личным опытом. Ты, Алексей, впервые пришел к нам, а новичок в группе – главное лицо. Поэтому, если есть желание, можешь рассказать немного о себе и своих проблемах. Если такого желания нет, можешь просто посидеть и послушать.

Мне не хотелось заново излагать историю своей болезни. Это было неприятно и больно. Но меня не устраивала и роль пассивного, молчаливого наблюдателя. Мне начинали нравиться мои новые знакомые, и после недолгого колебания я решил им довериться. Немного нервничая и волнуясь, я рассказал о своей пагубной страсти к спиртному, о кодировании, которое не дало никаких результатов, о последнем своем запое...

Меня слушали внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Впервые за многие годы я увидел в глазах собравшихся участие, понимание и даже сопереживание. Впервые, закончив свою короткую, но нелегкую исповедь, ощутил, как на душе стало чуточку легче.

– Спасибо, – сказал Володя, выслушав мой рассказ. «Спасибо», – эхом отозвалась вся группа. Слова благодарности прозвучали так неожиданно, что у меня чуть не вырвался вопрос: «За что?» Только позднее узнал я, что на собраниях группы Анонимных Алкоголиков принято благодарить каждого выступающего. Это было одной из традиций.

– Так как в группе присутствует новичок, предлагаю поговорить сегодня о «Первом шаге», – сказал Володя и, посмотрев на часы, добавил: – А пока перерыв.

Закончилась первая часть собрания, и мы отправились на кухню пить чай и кофе.


* * *
Мне хотелось побольше узнать о своих новых знакомых. К счастью, строгие правила собрания не действовали во время перерыва. На кухне можно было задавать любые вопросы, и на них охотно отвечали.

Так я узнал, что Саша и Володя работают по программе уже третий месяц, а Маша пришла совсем недавно, две недели назад. Но самым опытным в группе был Юра. Он прошел курс лечения в Московском центре АА и вот уже два года не пил. Его срок трезвости казался мне просто фантастическим, поэтому я смотрел на Юру почти как на пришельца с другой планеты. Но окончательно меня ошарашил его ответ на один из вопросов. Речь зашла о запоях.

– У нас в центре никто никому не запрещает пить, – сказал Юра, прихлебывая из чашки кофе. – Более того: если ты алкоголик, то имеешь полное право в любой момент надраться до чертиков. Алкоголизм – болезнь, а алкоголики – больные люди. Зачем же обижать больного человека? Зачем насильно лишать его вина или водки – единственной радости, ради которой он живет? Очередной запой для алкоголика такое же нормальное явление, как для обычного человека прием пищи...

Неторопливые рассуждения собеседника поставили меня в тупик. Его взгляды на проблему алкоголизма были настолько необычны и непривычны, что я невольно опешил, пытаясь понять: не разыгрывает ли меня мой собеседник? Нет. Юра говорил вполне серьезно и, похоже, совсем не собирался шутить.

Мои размышления прервал заливистый звон колокольчика. Нас вновь приглашали в группу.

– Итак, первый шаг, – раскрыв синюю книгу, продолжил собрание Володя. – Он звучит так: «Мы признали свое бессилие перед алкоголем, признали, что мы потеряли контроль над собой».

Слушая выступления ребят, я невольно сравнивал их истории болезни со своей. У нас был разный жизненный опыт, разные жизненные пути. Но во многом совершенно не похожие дороги привели и меня, и моих новых знакомых в один и тот же конечный пункт, на станцию со страшным названием «Алкоголизм». Почему же из сотен тысяч людей жестокая судьба выбрала именно нас? Кто в этом повинен? Что это, злой рок или закономерность?..

Все, о чем рассказывали в группе ребята, было близко и понятно. Сколько раз после очередного запоя я также клялся, что не возьму больше в рот ни капли спиртного. Сколько давал себе зароков и обещаний. Но проходило всего несколько дней, и все начиналось по-новому. После второй кодировки и очередного срыва я здорово обиделся на лечащего врача Фридмана. А ведь отчасти он был прав. Действительно, сколько раз можно наступать на одни и те же грабли?

Каждая короткая исповедь задевала за живое. Каждая рассказанная ребятами история чем-то напоминала мою собственную. Впервые я совершенно забыл о времени и, когда оно вышло, даже немного расстроился. Так не хотелось расставаться с новыми знакомыми. Закрывая группу, Володя сказал:

– Хочу напомнить, что все истории, прозвучавшие здесь, были рассказаны в доверие и не подлежат разглашению. Пусть они останутся в ваших сердцах и в стенах этой комнаты. А сейчас прошу всех присоединиться к нашей молитве.

Мы встали в круг и взялись за руки. В центре на журнальном столике продолжала гореть свеча. Саша, Юра, Маша и Володя негромко, но вместе с тем торжественно прочитали слова незнакомой мне молитвы:

«Боже. Дай мне Разум и Душевный Покой
Принять то, что я не в силах изменить,
Мужество изменить то, что могу,
И Мудрость отличить одно от другого».

Многое из того, что происходило в тот вечер в группе, очень напоминало какое-то священное таинство. Невольно напрашивалось сравнение с ритуалами и обрядами неизвестной секты. Наверное, неподготовленного человека все эти странные действия могли озадачить и насторожить. Но я был алкоголиком. Мне понравились мои новые знакомые, понравилась их открытость и искренность. В словах и поступках ребят я не почувствовал ни капли фальши, поэтому без колебаний готов был принять странные, пока еще во многом непонятные обычаи и традиции.

Самое страшное для алкоголика – одиночество. Когда на даче под Ленинградом я впервые понял, что серьезно болен, весь мир как бы раскололся на две части. По одну сторону оказался я, по другую – остальные люди.
С каждым годом трещина между нами становилась все шире, и со временем она превратилась в глубокую, страшную, непроходимую пропасть.

На собрании Анонимных Алкоголиков я впервые почувствовал, что не одинок. У меня появились друзья, которые шли по жизни такой же тернистой дорогой. Нас объединяло общее горе – наша страшная, неизлечимая болезнь. В одиночку с ней нельзя было справиться. А вместе – стоило попробовать.


* * *
Ребята дали мне Большую книгу Анонимных Алкоголиков. Впереди были выходные, и в тот же вечер я с усердием принялся за чтение. Книга, написанная американскими алкоголиками, помогла заново переосмыслить весь мой горький алкогольный опыт.

Я всегда смотрел на вино и водку как на лучших своих друзей. Авторы Большой книги впервые заставили меня задуматься: а так ли это на самом деле? Действительно, был период, когда алкоголь доставлял немало радости и удовольствия. И, вероятно, именно эти светлые воспоминания впоследствии мешали правильно оценить ту жизненную ситуацию, в которой я в конце концов очутился. В последние годы «мои лучшие друзья» вино и водка приносили больше горя, чем радости. И все-таки полностью отказаться от алкоголя было выше моих сил. Ведь с ним неразрывно была связана большая часть моей сознательной жизни.

Сущность первого шага в программе Анонимных Алкоголиков заключалась в признании своего бессилия перед алкоголем. Долгое время я ошибочно полагал, что со временем ко мне вновь вернется способность контролировать употребление спиртных напитков. Мои эксперименты в этом направлении можно разбить на три этапа.

На первом я решил пить только водку и ограничить себя в дозах, установив определенную норму. Ничего путного из этой попытки не вышло. На втором этапе я счел, что моему организму требуется небольшая передышка, но после пяти месяцев полного воздержания запил еще страшнее. Суть последней попытки заключалась в отказе от водки и напитков крепостью выше двадцати градусов. Но и это не помогло. Шампанское, качественные сухие вина и марочные портвейны чуть не довели меня до белой горячки...

Большая книга трактовала алкоголизм как аллергию на алкоголь. В том, что я страдаю такой аллергией, сомнений не было. Поэтому сделать первый шаг и признать свое бессилие перед алкоголем, было нетрудно. Но одно дело признать. А вот как избавиться от этой пагубной страсти к спиртному? Сама мысль о том, что больше до конца жизни мне не придется в веселой компании пропустить стаканчик-другой пива, вина или водки, вселяла в сердце ужас. Это было равнозначно тому, чтобы похоронить себя заживо. Два таких понятия, как «жить» и «пить», давно слились в моем сознании в одно целое. Отказаться от алкоголя было выше моих сил. И авторы Большой книги понимали это не хуже меня. «Возможно, никакая человеческая сила не смогла бы избавить нас от алкоголизма», – писали они.

Но что же тогда помогло Биллу и его последователям одолеть болезнь? Что или кто? На эти вопросы отвечали второй и третий шаги программы выздоровления. Они звучали так:

2. Пришли к убеждению, что только Сила более могущественная, чем мы, может вернуть нам здравомыслие.

3. Приняли решение препоручить нашу волю и нашу жизнь Богу, как мы Его понимали.

Я был готов принять и эту часть программы. Сама жизнь убедила меня, что только Бог может помочь. Впервые я понял это на даче под Ленинградом, когда только горячая молитва спасла меня и остановила первый безумный запой. И позднее лишь в церкви находил я свое спасение, только обращение к Высшей Силе помогало мне выжить во время страшного алкогольного угара.

Чтобы зерна взошли, они должны попасть на подготовленную почву. Судьба послала мне Большую книгу Анонимных Алкоголиков, когда, казалось, была потеряна всякая надежда. Вы видели когда-нибудь участок леса после пожара? Черные обугленные головешки, обожженная, покрытая толстым слоем серого пепла земля, и над всем этим безжизненным пространством стелятся клубы горького и едкого дыма...

Эта неприглядная картина очень напоминала мое состояние. Вновь и вновь перечитывая шаги простой, но вместе с тем удивительной программы, я хотел и боялся верить, что исцеление возможно. Двенадцать шагов программы были ее драгоценными зернами. Но смогут ли дать эти зерна всходы на обугленной, обожженной почве?



Глава 5

Прошел месяц. Квартира, в которой расположился центр «Двенадцать», стала для меня вторым домом. Вечером после работы я спешил сюда. Это было единственное место, где меня искренне ждали.

Наши психологи Михаил, Тамара и Наташа не были алкоголиками. Но удивительно, иногда я забывал об этом. Вся работа в центре изначально была построена на доверительных отношениях. Здесь не было как такового деления на врачей и пациентов. Мы ощущали себя одной дружной семьей. Вместе радовались нашим маленьким победам, вместе огорчались, когда случались неудачи.

Алкоголика можно сравнить с путником, который в летний, погожий день в кругу веселой компании отправился на небольшую загородную прогулку. Поначалу все шло хорошо. Ласково светило солнышко, зеленела травка, весело щебетали птицы. Наш путник вместе со своими друзьями бодро шагал по тропинке и радовался жизни. Казалось, ничто не предвещало несчастья. Он был полон сил и энергии. Будущее рисовалось ему в самых радужных красках.

Во время этой загородной прогулки веселая компания несколько раз останавливалась, чтобы отдохнуть, полюбоваться окружающей чудесной природой, перекусить и выпить. После одного из таких привалов и случилась беда. Наш путник отстал от компании, свернул не на ту тропинку и заблудился.

Поначалу ему казалось, что ничего страшного не произошло. Нужно только сориентироваться на местности, выбрать правильное направление, и тогда он сможет догнать своих друзей. Но чем больше он плутал, тем непроходимей становилась чаща. Тем временем спустилась ночь. В лесу стало сыро и холодно. Наш путник полностью обессилел, его охватило отчаяние...

Что будет с ним дальше? Он может либо погибнуть, либо всю оставшуюся жизнь плутать по непроходимым чащам. Со временем лето сменит осень, затем наступит зима. Одиночество, холод и стужа станут вечными его спутниками...

Теперь представим, что путнику повезло и он после долгих лет скитаний наконец выбрался на дорогу и нашел людей. Сумеет ли он найти с ними общий язык? И смогут ли люди понять его? Ведь долгие годы скитаний и одиночества оставили в душе заблудшего неизгладимый след, и не исключено, что, столько времени пребывая в полном одиночестве, наш путник совсем разучился нормально говорить и общаться...

Центр стал для меня не только вторым домом, но и вторым университетом. И начать свое обучение в этом необычном учебном заведении пришлось буквально с азов.

Удивительными были названия самих лекций: «Гордыня», «Страх», «Гнев», «Бессилие», «Неуправляемость», «Стресс». Раньше я никогда особо не задумывался над этими понятиями. Впервые мне предлагали попытаться разобраться в своих собственных поступках и в поступках других людей. Что движет нами? Что заставляет нас страдать или радоваться, плакать или смеяться?..

На каждом занятии Михаил, Тамара и Наташа давали нам задание сделать короткий анализ чувств за день. Первый такой урок проводила Тамара. Я довольно быстро «выполнил» свое задание. В моей тетради было записано: «Проснулся, умылся, позавтракал, побрился, пошел на работу...»

– Ну, и где здесь твои чувства? – спросила Тамара, – Ты перечислил свои действия. А меня интересуют твои ощущения, твое настроение, твои мысли...

Признаюсь, я даже немного растерялся. Что она хочет выяснить? И зачем ей необходимо знать мои ощущения и мое настроение? Но, переделывая свою работу, я вдруг ясно понял, что в последнее время живу, точно заведенный робот, почти машинально выполняя все свои действия. На меня постоянно давило чувство огромной беды, в которую я попал. Что бы я ни делал, чем бы ни занимался, – ни на минуту не покидало меня ощущение вины за свой алкоголизм. Оно разъедало меня, как разъедает железо ржавчина.

Долгие беседы с Михаилом, Тамарой и Наташей помогали разрушить ошибочные стереотипы мышления и постепенно восстанавливали душевное равновесие.

«Алкоголизм – это болезнь, – неустанно повторяли наши психологи почти на каждом занятии. – И не надо стыдиться ее. Представьте, что вы заболели сахарным диабетом. Будете ли вы винить себя в этом? Нет. А ведь эти болезни очень похожи. Больному сахарным диабетом необходимо соблюдать диету, ему нельзя употреблять целый ряд пищевых продуктов. Алкоголику можно употреблять все, кроме спиртных напитков. И там и здесь определенные ограничения. Но, согласитесь, диабетику приходится намного труднее, потому что ему каждый день необходимо делать еще и специальные уколы... На Западе тысячи людей не боятся признаться, что были алкоголиками или наркоманами. Среди них есть немало замечательных актеров, спортсменов, политиков. В этой болезни нет ничего постыдного...»


* * *
Одно из правил программы Анонимных Алкоголиков гласило: «Живи одним днем». Мне совершенно невозможно было представить, что до конца своей жизни больше не придется выпить хотя бы рюмку водки. Такой приговор был равнозначен пожизненному заключению. Но программа и не требовала от меня невозможного. Она предлагала оставаться трезвым только один День. Не пей только сегодня, а завтра ты сам будешь решать, стоит начинать все по-новому или нет.

Заканчивая каждую нашу встречу в центре «Двенадцать», мы говорили: «Спасибо Богу и группе за трезво прожитый день». Мы не давали, как раньше, в нашей прежней алкогольной жизни, пустых обещаний.
Мы не хотели лгать себе и другим. Никто из нас не знал, выпьет он завтра или нет. Как говорится, будет день – будет и пища. И это правило – в любых обстоятельствах оставаться честным в своих отношениях с алкоголем, – как ни странно, помогало сохранять трезвость.

Очень точно душевное состояние алкоголика описывает в «Маленьком принце» Антуан де Сент-Экзюпери:

«На следующей планете жил пьяница. Маленький принц пробыл у него совсем недолго, но стало ему после этого очень невесело.
Когда он явился на эту планету, пьяница молча сидел и смотрел на выстроившиеся перед ним полчища бутылок – пустых и полных.
– Что ты делаешь? – спросил Маленький принц.
– Пью, – мрачно ответил пьяница.
– Зачем?
– Чтобы забыть.
– О чем забыть? – спросил Маленький принц, ему стало жаль пьяницу.
– Хочу забыть, что мне совестно, – признался пьяница и повесил голову.
– Отчего же тебе совестно? – спросил Маленький принц, ему очень хотелось помочь бедняге.
– Совестно пить! – объяснил пьяница, и больше от него нельзя было добиться ни слова».

Пьяница пьет, чтобы забыть, что ему совестно. А совестно ему, потому что он пьет. Получается заколдованный круг...

Большинство алкоголиков – люди, прошедшие в жизни огонь, воду и медные трубы. Многие за время алкогольного плена потеряли семью, работу, жилье, а самое главное, потеряли самих себя. Как и где найти силы, чтобы начать все сначала? Как снова поверить в себя? Что необходимо сделать, чтобы не мучили угрызения совести?

На эти вопросы давали ответы 4–9-й шаги программы Анонимных Алкоголиков. Они звучали так:

4. Глубоко и бесстрашно оценили себя и свою жизнь с нравственной точки зрения.

5. Признали перед Богом, собой и каким-либо другим человеком истинную природу наших заблуждений.

6. Полностью подготовили себя к тому, чтобы Бог избавил нас от наших недостатков.

7. Смиренно просили Его исправить наши изъяны.

8. Составили список всех тех людей, кому мы причинили зло, и преисполнились желанием загладить свою вину перед ними.

9. Лично возмещали причиненный этим людям ущерб, где только возможно, кроме тех случаев, когда это могло повредить им или кому-либо другому.

И действительно, разве можно начать новую жизнь, не исповедавшись в своих грехах?

Сколько раз во время длинных, бессонных ночей я буквально по косточкам перебирал свое прошлое. Заново переживая ту или иную жизненную ситуацию, я старался понять, где допустил ошибку. Иногда мне казалось, что поступи я в том или ином случае по-другому, и все бы изменилось, вся жизнь сложилась бы иначе. Но вернуться в прошлое и исправить его невозможно. А вот признать свои ошибки и постараться их больше не допускать – алкоголику просто необходимо.

Целебная сила исповеди известна издавна. Я ощущал свои старые грехи, как тяжелую ношу, как огромный заплечный рюкзак, набитый камнями. Он сковывал меня, тянул назад, не давая возможности двигаться дальше. Необходимо было избавиться от этой ненужной ноши, очистить свою душу и совесть.

Признаться в своих мелких ошибках и постараться загладить свою вину оказалось не так уж и трудно. Но, наверное, почти у каждого алкоголика есть грехи, о которых нельзя рассказать и самому близкому человеку. Иногда такое признание могло даже повредить ему. Каждый по-своему решает, как поступить в таких случаях.

Для меня самым верным и надежным исповедником стала наша группа. Первые мои признания были довольно робкими. Но чем ближе я узнавал ребят, тем откровеннее рассказывал истории из своей алкогольной жизни. Исповедуясь на собраниях группы, я как бы по камушку разгружал свой огромный заплечный рюкзак, и постепенно моя ноша становилась все легче и легче.

Не раз случалось и такое: во время собрания кто-то из группы делится своей историей, а я вдруг отлавливаю в ней что-то очень знакомое и близкое. Совсем неожиданно в памяти всплывает какой-то старый, давно забытый случай. И вот уже самому не терпится открыть душу и покаяться...


* * *
Мои первые шаги в программе можно сравнить с шагами маленького ребенка, который только начинает ходить. Вот так же буквально по стеночке, нередко спотыкаясь, падая и набивая себе шишки, учился я трезвости.

Накануне Нового года коллеги по работе устроили веселую вечеринку. Я довольно спокойно чувствовал себя во время всего шумного праздничного застолья. Смеялся, шутил, чокаясь фужером с лимонадом, произносил забавные тосты. Но вот начались танцы, и симпатичная сослуживица пригласила меня на тур вальса.

Я всегда любил танцевать. Есть что-то завораживающее в этом удивительном действе. Когда доверчивая рука партнерши лежит у тебя на плече, когда чувствуешь на щеке ее легкое дыхание, когда вы почти сливаетесь в одно целое, плавно и медленно кружась под звуки прекрасной мелодии, – уносятся куда-то прочь все заботы и тревоги и забываешь обо всем на свете...

Горькое разочарование постигло меня в тот предновогодний вечер. Я не учел, что раньше всегда танцевал подшофе. Вести свою партнершу в трезвом состоянии мне ни разу не приходилось. С первых минут я убедился, что совершенно не чувствую ритма. Мои ноги и руки перестали меня слушаться, они стали словно чужие, деревянные.

Это неприятное открытие так расстроило меня, что, кое-как закончив танец и извинившись, я поспешил покинуть веселую вечеринку.

Улицы вечернего города были ярко освещены. Из огромных стеклянных витрин магазинов приветливо улыбались красные Деды Морозы и голубые Снегурочки. Нарядные зеленые елочки весело перемигивались гирляндами разноцветных лампочек. Всюду было ощущение праздника. Из окон лилась музыка. Встречные прохожие улыбались, шутили, поздравляли друг друга с наступающим Новым годом...

А у меня на душе было хмуро и пасмурно. Вновь появилось острое желание зайти в какое-нибудь кафе и пропустить стопку-другую водки. Я не умел встречать праздник без спиртного. Водка всегда была для меня тем самым катализатором, который может моментально поднять настроение. Это был самый верный и надежный способ решения всех проблем.

Хотя нет. Скорее всего, алкоголь помогал уйти от решения той или иной проблемы, давал некую кратковременную отсрочку, после которой всегда неминуемо следовала расплата...

«Если ты хочешь пить – это твое право, если ты хочешь бросить пить – мы тебе поможем». Так гласила одна из заповедей сообщества Анонимных Алкоголиков. Право выбора оставалось за мной. Я был волен принять любое решение, и, наверное, именно этот принцип свободы выбора помог мне остаться в ту предновогоднюю ночь трезвым.

Мой враг алкоголь был рядом. Он постоянно напоминал о себе, дразнил. Буквально на каждом шагу я натыкался на празднично украшенные киоски. Их витрины были сплошь уставлены разнокалиберными бутылками: короткими и пузатыми, словно беременная женщина, высокими и тонкими, как изящная манекенщица. Яркие, разноцветные наклейки кокетливо призывали: «Возьми меня!» Такое сказочное изобилие раздражало, но оно же и успокаивало.

«Даже если все жители города, от мала до велика, несколько дней напролет будут хлестать вино, водку и коньяк, все равно они не смогут выпить всех запасов, – подумал я. – Останется и на мою долю. В любой момент я могу вновь пуститься во все тяжкие... Но лучше не сегодня. Лучше – завтра...»


* * *
Почти семь месяцев мучила меня острая алкогольная тяга. Страстное желание выпить не давало покоя ни днем ни ночью. С мыслями о спиртном я просыпался и засыпал. Это было каким-то навязчивым кошмаром.

По ночам меня донимали алкогольные сны. Мне снилось, что я участвую в каких-то шумных, безобразных, пьяных оргиях или шатаюсь по кабакам и у каждой стойки глушу стакан за стаканом. Мои сновидения были настолько реальными, что я не только ощущал горький вкус и резкий запах выпиваемой водки, но испытывал самое настоящее опьянение.

Проснувшись после очередного кошмара, я долго не мог прийти в себя. Кружилась голова, пересыхало во рту, все тело покрывалось липким, холодным потом. Такое состояние наши психологи Михаил, Тамара и Наташа называли «сухим похмельем».

«Все нормально, – успокаивали они. – Сильная тяга к алкоголю – закономерное и вполне объяснимое явление. Дело в том, что алкоголизм – болезнь на клеточном уровне. С годами пьющий человек становится в буквальном смысле рабом алкоголя. Каждая клеточка организма алкоголика постоянно требует спиртного. Со временем тяга пройдет...»

Легко сказать – со временем. Но как удержаться от спиртного, если мысли о нем не дают тебе покоя ни днем ни ночью! Вы пробовали хотя бы день провести без воды? Если такое случалось, вам легче будет понять мое состояние. Алкогольная тяга очень похожа на жажду, которую испытывает путник в жаркий летний день, оказавшись вдали от источника с водой. Вся разница в том, что страдающего от жажды путника постоянно поддерживает надежда, что его мучения скоро закончатся и он всласть напьется. А у меня такой надежды больше не было. Мой разум ясно сознавал, что я алкоголик и мне нельзя больше пить, но вся внутренняя сущность не хотела мириться с таким несправедливым приговором, каждая клеточка организма бунтовала и просила хоть каплю спиртного.

Только на собраниях группы анонимных алкоголиков мне становилось немного легче. Здесь я чувствовал защиту от соблазнов и искушений Зеленого Змия. В одиночку он легко мог справиться с каждым из нас, но ему явно не по силам было победить целую группу. Важную роль играла и сила примера. Если, несмотря ни на что, мои собратья по группе не поддаются панике и продолжают оставаться трезвыми, значит, смогу выдержать и я ...

Есть в Программе такое заманчивое обещание: «Жди чуда». Первое чудесное перевоплощение случилось со мной спустя семь месяцев. В то солнечное, весеннее утро я проснулся с удивительным ощущением легкости.

В первые минуты после пробуждения я даже не понял, что произошло. Откуда вдруг возникло это праздничное, приподнятое настроение? Почему на душе так хорошо и спокойно?

Меня переполняла радость, словно я выиграл в лотерею самый главный приз или завоевал на олимпийских соревнованиях большую золотую медаль.

Нет, конечно, ничего подобного в моей жизни не случилось. Просто впервые за многие годы алкогольного плена мне совершенно не хотелось выпить. Страшная тяга, так долго терзавшая и мучившая меня, наконец-то отступила. Впервые я почувствовал себя свободным человеком...



Глава 6

Последние три шага Программы Анонимных Алкоголиков формулировались так:

10. Продолжали самоанализ и, когда допускали ошибки, сразу признавали это.

11. Стремились путем молитвы и размышления углубить соприкосновение с Богом, как мы понимали Его, молясь лишь о знании Его воли, которую нам надлежит исполнить, и о даровании силы для этого.

12. Достигнув духовного пробуждения, к которому привели эти шаги, мы старались донести смысл наших идей до других алкоголиков и применять эти принципы во всех наших делах.

Если десятый и одиннадцатый шаги Программы понятны и не вызывают особых вопросов, то о попытках сделать двенадцатый шаг, наверное, следует рассказать несколько подробнее.

Наша группа анонимных алкоголиков была единственной в городе. Мы начинали буквально с нуля и не имели никакого практического опыта, поэтому на первых порах в нашей работе было немало ошибок. И главные из них как раз и были связаны с неверным толкованием двенадцатого шага.

Коротко его можно сформулировать как помощь другим алкоголикам. В нашей маленькой группе почти постоянно случались срывы, то есть кто-то из собратьев, не выдержав тягот трезвого образа жизни, уходил в недельный, а то и месячный запой.

Каждое такое происшествие мы рассматривали как маленькую трагедию. Каждый срыв болезненно переживала вся группа. Паники не было, но в душе невольно закрадывались сомнения в действенности Программы. И чтобы самим избежать разочарований, мы стремились любыми средствами вернуть очередную «заблудшую овцу» в группу, вновь направить ее на путь истинный. У нас даже появилось такое понятие, как «скорая помощь анонимных алкоголиков». При этом иногда происходили почти анекдотические ситуации.

Помню, как однажды на собрание группы пришел очень расстроенный староста Володя. В перерыве он поведал нам, что сорвался наш собрат – Саша.

«Утром звонит мне по телефону и почти умирающим голосом стонет: «Выручай! Погибаю!» – волнуясь, рассказывал Володя. – Я, естественно интересуюсь, что случилось. «Вчера, – говорит Сашка, – не выдержал, сорвался... » В общем, нажрался он, видимо, накануне буквально до потери пульса, не помнит даже, как попал домой. А сейчас лежит, умирает и слезно просит меня принести бутылку водки.

Я, конечно, начал уговаривать Сашку. Потерпи, мол, до вечера, а там вместе пойдем на группу. А он чуть не плачет: «Ты что, издеваешься?.. Мне так плохо, что до вечера, боюсь, не доживу...»

В общем, не выдержал я. Погибает человек, жалко, надо спасать...

Купил я в магазине бутылку водки и к Сашке домой. Прихожу, а его мать квартиру на ключ закрыла, а сама ушла. Он в форточку высунулся и кричит: «Я сейчас веревку спущу, ты к ней бутылку привяжи, а я потихоньку вытащу...»

Тут уж меня прямо зло взяло. Вижу, совсем и не при смерти он, а просто сильно с похмелья мается. Поначалу хотел бутылку об угол дома разбить и уйти, но потом все же сжалился. Сам ведь не раз в таком положении был и на любые ухищрения шел, лишь бы достать похмелиться.

Привязал я к спущенной со второго этажа веревке бутылку водки, и Сашка потихоньку, бережно и осторожно втащил ее через форточку в квартиру. Вот такая вот история...»

Даже находясь в группе и работая по Программе, алкоголику на первых порах очень трудно освободиться от привычных стереотипов алкогольного мышления. Немало времени прошло, пока я понял, что в трезвой жизни необходимо полностью отказаться от принятых в алкогольной среде ложных понятий «взаимовыручки».


* * *
Хорошим уроком послужила и первая моя неудачная попытка сделать двенадцатый шаг. На втором году трезвости через знакомых до меня дошел слух о том, что от пьянства погибает мой лучший друг детства и юности Виктор. Мне рассказали, что жена выгнала его из дома и теперь он живет у матери, что за последнее время Виктор успел сменить несколько рабочих мест, но нигде подолгу не задерживается, так как никто не хочет держать у себя такого безответственного пьяницу.

Мой старый друг жил в другом городе. По телефону я связался с его матерью. Буквально рыдая, та подтвердила, что дела у Виктора действительно плохи и он в прямом смысле просто гибнет от вина. Как мог, я попытался успокоить расстроенную женщину и попросил передать сыну, чтобы связался со мной.

Уже в следующее воскресенье Виктор звонил в двери моей квартиры. Мы не виделись с ним лет десять. По правде сказать, готовясь к встрече, я ожидал увидеть полностью опустившегося человека, с потухшими, мутными глазами, опустошенного, безвольного, потерявшего всякий интерес к жизни.

Мои опасения оказались напрасными. Выглядел Виктор совсем неплохо. Конечно, он постарел (ему, как и мне, недавно исполнилось сорок три), но по-прежнему оставался крепок. Одет тоже был чисто и вполне прилично: хорошо отглаженный темно-синий костюм, бордовая рубашка и пестрый широкий галстук с большим узлом. Мой друг всегда предпочитал в одежде яркие, броские цвета.

Когда мы обнялись, я все же уловил исходивший от Виктора знакомый запах перегара. Странное дело, раньше меня совершенно не интересовало состояние окружающих людей, чаще всего я их просто не замечал. А вот на втором году трезвости у меня появилось какое-то почти собачье чутье. Стоило в автобусе или в трамвае рядом со мной появиться даже слегка выпившему человеку, и почти мгновенно возникала реакция на запах спиртного. Я весь как-то внутренне напрягался, словно готовился отразить неожиданно возникшую опасность. Наверное, точно так воспринимает бык вид красной материи.

Но вернемся к Виктору. Разложив на столе многочисленную литературу, изданную анонимными алкоголиками, я больше часа с жаром рассказывал ему об удивительной Программе. Мой старый приятель, казалось, слушал меня внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Иногда он брал в руки ту или иную брошюру и не спеша перелистывал ее, пробегая мельком отдельные отрывки.

Наконец я закончил свой рассказ, и мы закурили.

– Все это, безусловно, интересно, – выпустив изо рта струйку дыма, подытожил Виктор. – Только не пойму, зачем ты мне все это рассказывал?

– Как зачем?! – слегка опешив от неожиданного вопроса, даже растерялся я. – Неужели ты не хочешь бросить пить?.. Подумай, сколько бед натворил алкоголь! Сколько хороших людей сгубило это зелье! Сколько семей порушило, сколько судеб поломало, сколько горя принесло! И не надо даже далеко за примерами ходить. Тебя самого вино и водка лишили семьи и работы!..

– Кто тебе наплел такую несусветную чушь? – прихлебнув из чашки глоток кофе, в свою очередь удивился Виктор. – Я только сейчас и начал жить по-настоящему. Из-за своей бывшей жены я растерял почти всех старых друзей. Мы прожили с Оксаной девятнадцать лет, а у меня такое ощущение, словно все эти годы я находился в тюремном заключении...

– Ну, а как же дочки? – У моего приятеля были две девочки – одиннадцати и восемнадцати лет.

– Я каждую неделю вижусь с ними. У нас прекрасные отношения. Старшая, Наташка, в пошлом году поступила в университет, младшая, Маша, учится в пятом классе...

– А что с работой? – поинтересовался я. – Мать говорит, что были какие-то неприятности?

– Ага, понятно, откуда ветер дует, – улыбнулся Виктор. – Маман нажаловалась... – мой друг с детства шутливо называл своих родителей на иностранный манер. – Действительно, за последний год мне пришлось поменять несколько мест. Но это вполне закономерный процесс. Ты не хуже меня знаешь, какая сейчас обстановка в стране. Деньги на предприятиях не выплачивают, а требования предъявляют ой-ой-ой какие... Но сейчас, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, – он постучал костяшками пальцев по столу, – все снова налаживается. Работа появилась интересная, и коллектив подобрался неплохой. Вот только зарплату снова задерживают... Кстати, ты, случаем, деньгами не богат?

– Сколько тебе?

Виктор слегка замялся.

– Тысяч пятьдесят*, если не затруднит …
__________________________________________________
* События, описанные в повести, происходили до деноминации рубля.


Передавая приятелю деньги, я уже заранее предвидел дальнейший ход действий, поэтому нисколько не удивился, когда Виктор, чуточку смущаясь, спросил:

– Ты не будешь против, если я схожу за пивом? Понимаешь, вчера на работе отмечали день рождения сослуживца. Так классно, задушевно посидели – приятно вспомнить. А сегодня голова немного трещит, надо подлечить...

Пока мой приятель ходил за пивом, я убрал со стола оказавшуюся ненужной литературу, сполоснул под краном кофейные чашки, потом уселся в кресло и закурил. Мне хотелось понять, почему Виктор пытается скрыть настоящее положение дел. В том, что он неискренен, рассказывая о себе, я почти не сомневался.

Вернулся мой друг примерно через полчаса. Глаза его повеселели и слегка увлажнились. Настроение приятеля было приподнятым. Он выставил на стол две бутылки пива и после недолгого колебания добавил к ним бутылку красного вина.

– Хорошее у вас пиво, свежее, – отворачиваясь и стараясь не смотреть мне в глаза, констатировал Виктор. – Ты уж извини, я еще клюквенную наливку заодно прихватил. Классная штука! Пьется легко, и крепость довольно приличная – двадцать градусов...

Я подошел к холодильнику и, открыв дверцу, спросил:

– Чем будешь закусывать?

– Да ты не суетись, – торопливо сказал приятель, хотя в моих движениях не было никакой суеты. – Я совсем не голоден. Такую приятную вещь, как клюквенная наливка, вообще грешно чем-либо закусывать.

– Как хочешь, – я не стал настаивать и закрыл холодильник.

– А ты разве не составишь мне компанию? – спросил Виктор, и в его голосе мне послышались нотки затаенной надежды.

– Нет, – спокойно ответил я.

Надо заметить, что спокойствие давалось мне нелегко. Я совсем
не испытывал желания выпить, но с каждой минутой в душе нарастала тревога. Обидно было, что все мои усилия на деле оказались пустым мартышкиным трудом. Я ясно сознавал, что не смог увлечь своего приятеля идеями Программы Анонимных Алкоголиков.

Мы просидели с Виктором еще пару часов. С каждой новой рюмкой он все больше и больше хмелел. Язык его начал заплетаться, а глаза посоловели.

– Маман, бывшая жена, а теперь и ты – все вы пытаетесь убедить меня, что я алкоголик, – стряхивая пепел с сигареты, говорил Виктор. – Но послушай, тебе известно, кто такие алкоголики? А? Опустившиеся люди... Они бомжуют по вокзалам, ночуют под забором, валяются в грязи... Разве есть что-нибудь общее между мной и ими?.. А?.. Это все равно, что сравнивать черное и белое, ночь и день... Да, я люблю выпить. Но, спрашивается, когда я выпиваю?.. В свободное время. Имею я право, скажем, после работы или в выходные выпить кружку, другую пива? А? Имею... Полное законное право...

Спорить с Виктором в том состоянии, в каком он находился, было бесполезно. Слушая его несвязную речь, я невольно вспоминал себя. Мне знакома была эта «песня». Еще совсем недавно я сам был готов с пеной у рта отстаивать свое законное право в свободное время пропустить рюмку-другую – промочить горло.

На собраниях группы мы часто говорили о том, что каждый алкоголик в своей питейной жизни должен дойти до дна. Только тогда он сможет понять и принять Программу «12 шагов». Видимо, Виктор еще не достиг своего дна, и переубеждать его в таком случае не имело никакого смысла.

Есть хорошая русская поговорка: «Пьяный трезвого не разумеет». Мой старый приятель, поняв, что со мной каши не сваришь, пьяно облобызал меня на прощание, поблагодарил за угощение и отправился на вокзал.


* * *
Я думал, что наша следующая встреча с Виктором состоится нескоро. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Прошло две или три недели, и старый приятель появился у меня на работе. Он был в таком виде, что поначалу я даже не сразу узнал его: мятый, в каких-то белых пятнах пиджак, забрызганные грязью брюки, один ботинок порван. Лицо у Виктора было ободранным и сильно опухшим.

– Выручай, горю... – осипшим голосом сказал мой приятель.

– Что случилось? Откуда ты в таком жутком виде?..

– Лучше не спрашивай, – тяжело вздохнув, с отчаяньем махнул рукой Виктор. – Вчера в вытрезвитель попал... Если до двенадцати не заплачу штраф, сообщат на работу. А мне только на днях начальник последнее предупреждение сделал. Теперь, наверное, выгонит... Может, выручишь?..

– Ладно, – сказал я, видя, что мой приятель действительно нуждается в помощи. – Здесь недалеко есть кафе. Пошли, посидим. Там все и расскажешь. Только давай по дороге зайдем в умывальную комнату – необходимо почистить твою одежду. Где ты только сумел так вымазаться...

Приблизительно через полчаса мы уже сидели в маленьком уютном заведении. В столь ранний час посетителей почти не было. Я заказал по чашке кофе. Его здесь неплохо готовили. Но горячий, ароматный, бодрящий напиток оказал на Виктора обратное действие. Его стала бить мелкая дрожь. Пришлось взять грех на душу – заказать ему стакан красного.

– Ты был прав, – сказал Виктор, когда дрожь в теле немного унялась. – Пора завязывать с пьянкой. Разве я сейчас живу? Не живу, а так, кое-как существую: день прошел – и ладно... Все начало рушиться лет пять назад. Ты, наверное, помнишь, жена Оксана и раньше не одобряла мои выпивки. Но, возможно, по молодости, а возможно, потому что любила, многое прощала... Когда у меня начались запои, Оксана поставила вопрос ребром: «Или лечись, или мы расстаемся!» Я не хотел ее потерять и сделал годовой укол, но через пару месяцев не выдержал, сорвался... Тогда мы поехали в Москву, и я закодировался. Поверь, сделать это было непросто. Почти неделю нам пришлось ждать своей очереди. Оксана заняла и заплатила врачам довольно большие по тем временам деньги. Она была готова на все, лишь бы я вылечился и бросил пить... Но кодировка мне тоже не помогла. После нее я продержался всего три месяца. Потом был еще один годовой укол, «подшивка»... Все бесполезно. На меня ничего не действовало. Отчаявшись, Оксана подала на развод, и вот уже год, как я живу у матери...

Виктор замолчал и выжидающе посмотрел мне в глаза. Я чувствовал, что ему снова хочется выпить, но не подал виду. Не хотелось повторять свою прошлую ошибку: устраивать для приятеля очередную пьянку.

– Успокойся, – нарушив затянувшееся молчание, сказал я. – Никакой страшной тайны ты мне не открыл. Почти обо всем, что произошло с тобой, я знал от матери и от наших общих знакомых. Не пойму, зачем только нужно было врать? Я искренне хотел помочь. Мне казалось, что, договариваясь по телефону о нашей встрече, мы поняли друг друга... Ну да ладно об этом. А что это за история с вытрезвителем?

Сбиваясь и путаясь, Виктор начал рассказывать какую-то полнейшую нелепицу. Будто бы вчера, после работы, совершенно трезвый, зашел он в пивную выпить кружечку пива. Неожиданно началась облава, и по ошибке его забрали в вытрезвитель. Мой приятель и раньше, в юности, любил приврать. Сейчас же, слушая его шитую белыми нитками историю, я ясно понимал, что мне снова пытаются повесить лапшу на уши. Конечно, бывали случаи, когда в вытрезвитель попадали совершенно трезвые люди. Вот только Виктор никак не подходил к этой категории. Мой собственный опыт подсказывал, что это очередная выдумка из серии знакомых мне алкогольных игр. По опухшему лицу моего приятеля было видно, что он находится в трех – четырехдневном запое...

И все же, боясь ошибиться, я не стал высказывать свою догадку Виктору. Только спросил:

– Скажи откровенно, ты хочешь бросить пить или нет?

– Да, да, конечно!.. – закивал он в ответ. – Мне сейчас главное – от вытрезвителя отмазаться. Как только все нормализуется – сразу приеду к тебе...

Та поспешность, с которой Виктор мне ответил, только усилила мои сомнения в правдивости его слов. Но решив про себя: будь что будет, я все же дал приятелю денег и посадил в автобус. Прощаясь, мы договорились встретиться с ним в ближайшую субботу или воскресенье.

Мои опасения не были напрасными. Виктор не появился ни в субботу, ни в воскресенье. Прождав все выходные, я не выдержал и сам позвонил его матери: мало ли что могло случиться? Трубку взял мой приятель. С первых слов стало понятно, что он в стельку пьян и не вяжет лыка. Запой продолжался...

Так потерпела фиаско моя первая попытка сделать двенадцатый шаг – помочь бросить пить своему старому другу. Я не смог увлечь Виктора идеями Программы Анонимных Алкоголиков и довольно долго переживал свою неудачу.

Вместе с тем этот случай послужил мне хорошим уроком. Он помог понять роль и значение двенадцатого шага, оценить его целительную, лечебную силу.

Ведя больше года трезвый образ жизни, я невольно стал забывать о своем питейном прошлом. Страшная болезнь алкоголизм в лице старого приятеля предстала передо мной как ужасное видение. Случай с Виктором напомнил, какое алкогольное чудовище сидит во мне. Оно никуда не исчезло, просто затаилось и притихло на время. Но достаточно всего лишь рюмки водки, чтобы пробудить алкогольного монстра, и тогда уж его не удержат никакие цепи...


* * *
Каждый человек рано или поздно сталкивается в своей жизни со спиртными напитками. Традиции винопития уходят в века. Без алкоголя почти невозможно представить ни одно семейное событие, будь то день рождения, свадьба или похороны.

Почему же одни люди могут употреблять спиртные напитки и не испытывают при этом никаких серьезных последствий (головная, боль, легкая тошнота и головокружение на следующий день естественно, не в счет), а другие не могут? Почему для меня, Виктора и других моих собратьев по группе АА алкоголь стал смертельным ядом? Почему заболели именно мы, а не кто-то другой?..

Знакомясь с историями алкоголиков, невольно приходишь к выводу, что почти в каждом человеке с рождения заложен иммунитет к алкоголизму. У кого-то он слабее, у кого-то сильнее. Вот почему один спивается за год, а другой только через пятнадцать – двадцать лет. Вероятно, на каком-то жизненном этапе иммунитет пропадает и начинается аллергия на спиртные напитки. Но алкоголизм может быть и врожденным заболеванием. То есть в природе встречаются люди, которым полностью противопоказано употреблять спиртные напитки, потому что у них отсутствует иммунитет к ним.

Мне рассказывали историю, которая произошла в одной из американских тюрем. Там работала группа анонимных алкоголиков среди заключенных. На одном из собраний присутствующие в группе алкоголики делились историями своей болезни. Дошла очередь до молодого парня, потерявшего ногу. Он впервые пришел в группу, в течение всего вечера с угрюмым видом сидел в кругу своих новых собратьев и внимательно слушал их. Когда ему предоставили слово, парень сказал: «А знаете, я в своей недолгой жизни выпил всего два раза». Естественно, такое необычное заявление вызвало недовольный ропот присутствующих: «Зачем же ты пришел к нам! Какой из тебя алкоголик?!.» Обычно каждая группа стремится сохранить анонимность, поэтому только на открытые собрания алкоголики приглашают людей, не страдающих алкогольной зависимостью. «Подождите! – попытался прервать недовольные возгласы новичок. – Сначала выслушайте, а потом уж решайте, примете вы меня в ваше сообщество или нет. Да, я выпил в своей жизни всего два раза. Но сами посудите, к чему это привело. После первой выпивки я лишился ноги, после второй – попал в тюрьму...» Всех собравшихся удивило это необычное признание. Но, посовещавшись между собой, анонимные алкоголики пришли к выводу, что новый заключенный – их собрат, врожденный алкоголик. После выпивки он полностью терял над собой контроль, совершенно не понимал и не помнил, что с ним происходит.

В мировой истории известно немало примеров, когда от алкоголя буквально вымирали целые племена и народности. В их обычаях отсутствовали традиции винопития, и они никогда не употребляли в повседневной жизни спиртных напитков. Поэтому, когда «более цивилизованные собратья» познакомили этих людей с алкоголем, несчастные стали очень быстро спиваться и вымирать от водки, как от чумы. В их организме не было иммунитета от такой страшной болезни, какой является алкоголизм.



Глава 7

В августе 1997 года в Москве отмечалась знаменательная дата –десять лет зарождения в России движения Анонимных Алкоголиков. На празднование пригласили и нашу группу. Мы решили добираться до столицы на двух легковых машинах и выехать в дорогу ночью, чтобы вовремя успеть к началу торжеств.

Наша делегация была небольшой – всего девять человек (восемь мужчин и одна женщина). Все мы жили в разных микрорайонах, поэтому перед отъездом решили собраться на самой окраине города – отсюда начиналась трасса на Москву.

...Ночь выдалась теплой и звездной. На обочине дороги, урча моторами и чуть заметно подрагивая, словно резвые скакуны перед стартом, застыли белый «Мерседес» и черная «Волга». Желтовато-оранжевые лучи фар вгрызались в плотную тьму, но, пробуравив всего несколько метров, ослабевали и таяли. Почти вплотную прижавшись к машинам и непроизвольно разбившись на небольшие группы – по двое и по трое, – мы курили, пили из термосов горячий чай и кофе, шутили и смеялись.

– Ну что, алкаши, в Москву на тусовку собрались? – весело спросил наш хохмач Сашка. – А не боитесь?

– Чего нам бояться? Алкоголики – люди тертые. Столько на своем веку повидали, что, пожалуй, ничем не удивишь, – ответил ему владелец белого «Мерседеса» Юра.

– А если попадем в аварию? – не унимался Сашка.

– Не попадем, – уверенно сказал самый молодой участник нашей делегации Толик. – Нас вон сколько, и каждого оберегает Высшая Сила. Представляете, какая мощная поддержка нам обеспечена...

– Вот-вот, – хитро улыбнулся Сашка. – Как раз Высшую Силу я и имел в виду. Все у нас складывается прямо как в том анекдоте про блудливую бабенку. Знаете? Нет? Ну, тогда слушайте...

Сашка достал из пачки сигарету, не спеша прикурил ее и начал свой рассказ:

«В одном большом городе жила молодая, смазливая бабенка. И до того она, братцы мои, была, распутной, что не могла мимо себя пропустить ни одного мужика. В общем, крутила своим хвостом налево и направо. Да ладно бы там холостых, одиноких обольщала, а то чаще норовила порядочных, семейных мужиков с толку сбить. Хобби у нее, что ли, такое было. Сколько эта блудливая бабенка хороших семей порушила, сколько пар погубила – не счесть. И главное, что, стерва, делала? Завлечет мужика, уведет из семьи, покрутит с ним немного и бросит... Новую жертву ищет...

Проведал про то Бог, страшно разгневался, решил призвать негодницу к ответу и сурово наказать. А грешница, узнав, что ей придется веки вечные гореть в аду, взмолилась и слезно стала просить отсрочки сурового приговора. «Хорошо, – смилостивился Господь. – Приду за тобой ровно через год».

Чем меньше оставалось до назначенного срока, тем больше мучилась и волновалась распутная бабенка. Но прошел год, и ничего с ней не случилась. Постепенно тревоги грешницы улеглись. Она решила, что, вероятно, Бог в суете своих многочисленных дел успел забыть про нее.

Летом женщине неожиданно улыбнулась удача – она выиграла путевку в кругосветный круиз на теплоходе. Вспомнив слова сурового приговора, бабенка заволновалась: плыть ей на теплоходе или нет? Но колебания были недолги. «Не станет же из-за меня одной Господь губить целый теплоход», – подумала она и отправилась в заманчивое путешествие.

Когда корабль отплыл, блудница немало удивилась, заметив, что все пассажиры – представительницы женского пола и даже команда, включая капитана, женская. Но теплоход был комфортабельный, каюта – отличная, обслуживание – превосходное, и мимолетная тревога и сомнения грешницы вновь улетучились.

В середине плавания, в океане, на корабль обрушился страшный шторм. «Вот оно, обещанное возмездие за мои грехи, – с ужасом подумала женщина. – Господи! – взмолилась она. – Да, я виновата, я грешница! Но почему вместе со мной ты губишь столько ни в чем не повинных людей?!»

И тогда разверзлось небо, и она увидела грозный лик Бога.

«Неужели ты и вправду могла подумать, что я забыл про тебя? – гневно сказал Господь. – Больше года по всему миру я собирал вас, блудниц, на этот корабль, чтобы отправить в ад...» И в следующее мгновение ослепительная молния прорезала все небо и ударила в теплоход. Корабль раскололся на две части – его жадно поглотил яростный и бушующий океан... »

Сашка закончил свой рассказ и замолчал.

– Неужели ты думаешь, что и нас, алкоголиков, Высшая Сила решила отправить в эту поездку, чтоб погубить? – тревожно и вместе с тем недоверчиво спросил Толик.

– Кто его знает?.. – пожав плечами и загадочно улыбаясь, произнес Сашка.

Я вспомнил, что когда-то давно, возможно в юности, уже слышал этот анекдот. В то время он не произвел на меня такого впечатления, как сейчас. Возможно, потому что Сашка умел красиво и образно рассказывать, а возможно, потому что за последние два года сильно изменилось мое отношение к себе, к окружающим, к делам и поступкам, которые мы совершаем...

– Ладно, кончай байки травить! – прервал мои размышления громкий окрик Юры. – Рассаживаемся по машинам, и – в дорогу...

Белый «Мерседес» и черная «Волга», набрав скорость, резво помчались по черной широкой ленте асфальтового шоссе. Позади нас остались желтые огни спящего ночного города, а впереди, над кромкой леса, в черном августовском небе, холодным бело-голубым светом сияли далекие и загадочные звезды. Машины неслись на огромной скорости. Сквозь ветровое стекло, иногда казалось, что маленькие неземные светлячки водят в небе необычный, удивительный хоровод. Их свет то усиливался, то ослабевал. Далекие звезды словно перемигивались между собой и разговаривали друг с другом...


* * *
Мы успели вовремя, хотя и проплутали по Москве более двух часов. По дороге нам пришлось несколько раз останавливать машины и расспрашивать случайных прохожих. Только благодаря их пояснениям водителям, наконец, удалось найти указанный в приглашении адрес.

Дворец культуры, в котором должны были пройти торжества, размещался в массивном каменном здании сталинской застройки. Буквально с ходу мы окунулись в удивительную атмосферу праздника. На торжества приехали сотни людей. Трудно сказать, кого здесь было больше – мужчин или женщин. Невозможно было также точно определить средний возраст участников праздника. Во дворце собрались представители всех поколений: от совсем еще юных, пятнадцати – семнадцатилетних ребят и девчат до их отцов, матерей, бабушек и дедушек, людей среднего, пожилого и преклонного возраста. И вся эта шумная, нарядная, многоликая и многоголосая толпа волновалась и находилась в постоянном движении. Знакомые и малознакомые люди переходили от одной группы к другой, обнимались, обменивались приветствиями и заводили оживленную беседу ...

Со стороны все это очень напоминало школьную встречу выпускников разных лет. Те же улыбки на лицах, те же радостные восклицания, когда после долгой разлуки кто-то вдруг неожиданно находит в толпе своего старого знакомого. Музыка, цветы, крепкие объятья, поцелуи, шум, гам, веселье...

У нескольких столиков в углу фойе выстроились небольшие очереди. Здесь проходила регистрация участников слета. Каждый из нас получил и прикрепил на груди бейджик – маленький белый картонный квадратик. На нем значилось имя гостя и город, из которого тот приехал. Больше никакой информации. Принцип анонимности соблюдался строго.

После регистрации наша делегация отправилась в буфет. Даже сейчас, после нескольких лет трезвости, название маленькой торговой точки невольно ассоциируется в моей памяти с пивом, вином, водкой или коньяком. Стоило мне раньше попасть на концерт, выставку, в театр или кинозал, как первым делом я искал буфет и основательно изучал его содержимое. Естественно, прежде всего меня интересовали спиртные напитки. Если их выбор был небогат, а цены кусались, моментально портилось настроение, и уже никакой самый распрекрасный концерт, спектакль или фильм не могли его исправить или улучшить. Очень многому в трезвой жизни приходится алкоголику учиться заново...

Заказав чай, кофе и бутерброды, мы сели за столики и потихоньку начали осматриваться. Первые впечатления буквально ошеломили нас, и какое-то время мы не могли произнести ни слова.

– Я никак не возьму в толк, куда мы попали? – не скрывая своего удивления, наконец произнес самый молодой участник нашей делегации, Толик. – Неужели все эти люди, как и мы, алкоголики?..

– Не все, – широко улыбаясь, ответил наш многоопытный Юра. – Среди них есть также и наркоманы. Правда, «наркош» гораздо меньше и в основном это молодежь.

Мы были потрясены не меньше Толика. Не верилось, что все эти милые, веселые и симпатичные люди страдают страшной, коварной болезнью – алкоголизмом...

В буфете Юра встретил своих знакомых. Я уже упоминал о том, что несколько лет назад он проходил курс лечения в одном из столичных центров Анонимных Алкоголиков. Тогда же завязались его знакомства с москвичами. По служебным делам Юре довольно часто приходилось ездить в столицу. Из каждой такой командировки он привозил для нашей группы необходимую литературу. Но все равно ее не хватало. Не так давно в Москве начал выходить журнал «Дюжина». В нем рассказывалось о движении АА, печатались истории из жизни алкоголиков. Юра привозил нам несколько номеров, но они быстро разошлись по рукам.

Оставив приятеля в буфете, мы вышли в фойе – там продавалась специальная литература для анонимных алкоголиков и наркоманов.


* * *
Актовый зал Дворца культуры был заполнен почти до отказа. Мы заняли места на верхних рядах. Пол в зале был наклонным. Он спускался к сцене под углом приблизительно в тридцать градусов. Сидя в удобных креслах, мы могли наблюдать не только за действиями на сцене, но также видеть и всех участников праздника. Весь зал лежал перед нами как на ладони.

Прозвучал третий звонок. Запоздавшие гости торопливо занимали оставшиеся места. Но вот в зале погас свет, и все наше внимание сосредоточилось на высвеченной лучами прожекторов сцене. В центре был установлен микрофон, а в углу – журнальный столик и два стула.

Из-за кулис появились парень и девушка. Они зажгли и поставили на столик огромную белую свечу и подошли к микрофону.

– Добрый день, – тепло улыбаясь, сказала девушка. – Меня зовут Наташа. Я алкоголик, и сегодня мне доверили вести наше собрание.

– Привет, Наташа! Привет!.. – многоголосым хором отозвался весь огромный зал.

– Здравствуйте, – наклоняясь к микрофону, произнес парень. – Меня зовут Михаил. Я алкоголик. На меня возложена приятная миссия – помочь Наташе провести нашу праздничную встречу.

Второго ведущего зал приветствовал не менее бурно и радостно. Наташе и Михаилу на вид было лет двадцать пять. Они держались довольно свободно и раскованно, но голоса выдавали волнение.

Сидя в кресле и наблюдая одновременно за сценой и залом, я волновался, пожалуй, не меньше ведущих. Одно дело назвать себя алкоголиком в группе, в узком кругу друзей, и совсем другое – громко и открыто признаться в своей болезни перед сотнями совершенно незнакомых, впервые увиденных тобой людей.

– По традиции мы начнем нашу встречу с чтения преамбулы: пятой главы из Большой книги Анонимных Алкоголиков, – продолжая вести собрание, произнесла Наташа. – Вот как звучит это послание, оставленное нам основателем нашего движения Биллом и его друзьями...

Все дальнейшие события, происходившие на сцене и в зале, развивались по привычному, отработанному на многочисленных группах сценарию. После преамбулы ведущие по очереди зачитали двенадцать шагов и объявили минуту молчания.

Все было до боли знакомо, но в то же время воспринималось совершенно по-новому. Впервые я присутствовал на таком большом, открытом собрании. Меня окружали сотни людей. Я ощущал их единый, душевный настрой, единый, душевный порыв, единство их мыслей и чувств...

– На наш праздник приехало много гостей, – продолжая вести собрание, объявил Михаил. – Давайте поприветствуем наших собратьев – делегацию анонимных алкоголиков из далекой Америки!

В левой части зала поднялась небольшая группа людей. Они улыбались и приветливо размахивали руками.

Ведущие – Наташа и Михаил, по очереди подходя к микрофону, называли все новые и новые страны. На праздник приехали анонимные алкоголики из Австрии, Германии, Польши, Финляндии... Делегации поднимались одна за другой, и каждую зал долго и шумно приветствовал. Но особенно бурную реакцию вызвало появление одинокого посланца с Бермудских островов. Ему аплодировали громче всех.

Я не могу назвать точную цифру анонимных алкоголиков, приехавших на праздник. Не записывая, по памяти, невозможно было запомнить их количество. Представив гостей из дальнего зарубежья, Наташа и Михаил стали называть делегации, прибывшие из бывших советских республик – Белоруссии, Украины, Прибалтики... А когда очередь дошла до групп, приехавших из городов России, общему ликованию не было предела. Движение АА распространилось по всей нашей необъятной территории – от Владивостока до Калининграда!

– А сейчас по традиции проведем нашу считалочку, – подождав, пока гости праздника немного успокоятся, объявила Наташа. – Есть ли на этой встрече алкоголики, у которых период трезвости исчисляется сроком сорок лет и более?

В разных концах зала со своих кресел неторопливо поднялись несколько пожилых мужчин и женщин. Это были патриархи движения. Мы смотрели на них с нескрываемым восторгом: шутка ли – почти полвека трезвости! Многие из нас еще и на свет не появились, когда эти удивительные люди пришли в АА и начали работать по Программе «12 шагов». Было чему удивляться и чем восхищаться. А ветераны между тем держались очень скромно. Всем своим видом они словно пытались сказать: ничего особенного в нас нет, мы точно такие же, как и вы...

Наташа и Михаил вели отсчет в порядке убывания, поочередно называя то одно число, то другое: тридцать пять... тридцать, двадцать девять, двадцать восемь... Такие невероятные, фантастические сроки трезвости имели иностранные гости праздника: американцы, немцы, финны. Алкоголики поднимались по одному, по двое, иногда группами. И каждого бурно приветствовал зал. Срок трезвости любого алкоголика – это его победа над страшной, коварной болезнью. Каждая победа радовала, вселяла в наши сердца надежду, укрепляла веру в действенную силу Программы...

Когда в зале прозвучало число 10, вместе с иностранцами встали несколько наших соотечественников – они  были первопроходцами в российском движении АА.
 
Ведущие неторопливо продолжали вести свой отсчет: девять, восемь, семь, шесть, пять... С каждой новой цифрой из кресел поднималось все больше и больше людей.

Наконец дошла очередь и до меня. Конечно, два года – небольшой срок трезвости. Но с малого когда-то начинали и присутствующие на празднике ветераны движения. Это была моя, пусть маленькая, но все же победа...

После года отсчет пошел на месяцы, потом недели, а потом и дни. Здесь уже не обошлось без шуток и улыбок. Но когда со своего места поднялся алкоголик всего с двумя днями трезвости, ему аплодировали так же громко, как и всем остальным. Многие из нас по собственному опыту знали, как трудно порой бывает удержаться без алкоголя даже в течение всего нескольких часов...

– А сейчас мы приглашаем подняться тех алкоголиков, кто остается трезвым всего один день – сегодня! – широко улыбаясь, произнес Михаил.

Большинство гостей, присутствовавших на празднике, встали и подняли руки вверх, приветствуя друг друга. Наш многоопытный Юра тоже поднялся, а мы, недоумевая, что происходит, продолжали сидеть на своих местах.

– Вставайте, вставайте! – оборачиваясь к нам, торопливо произнес Юра.
Неловко и вразнобой мы начали подниматься.

– Что происходит? – растерянно спросил Толик.

– Это тоже одна из традиций движения, – пояснил Юра. – Вспомните, как звучит главный принцип Программы: жить одним днем и оставаться трезвым – сегодня...

Непредвиденная ситуация не испортила нашего настроения. В зале находилось немало людей, которые, как и мы, впервые присутствовали на таком большом, открытом собрании и поэтому не могли знать всех его правил и традиций.

Закончилась первая часть праздника, и ведущие стали приглашать на сцену анонимных алкоголиков. Желающих рассказать о себе и поделиться впечатлениями было так много, что пришлось даже установить регламент: на каждое выступление отводилось десять минут.
В тот вечер мне довелось услышать немало жутких, леденящих душу исповедей. Вспоминая свою прошлую алкогольную жизнь как страшный, кошмарный сон, многие женщины плакали, а мужчины смертельно бледнели и судорожно сжимали пальцы в кулаки...

Алкоголизм интернационален, поэтому судьбы американских, немецких, финских или русских алкоголиков очень похожи. Попав в алкогольное рабство, человек теряет все: работу, семью, друзей, здоровье. Шаг за шагом он опускается все ниже и ниже, на самое дно общества...

Затаив дыхание, слушал зал эти маленькие человеческие трагедии. Рассказы, звучавшие со сцены, были близки и понятны. Многие из нас неоднократно пытались бороться с алкоголем: переходили с крепких напитков на более слабые, давали зарок совсем не пить, предпринимали всевозможные попытки лечиться. Но тщетными были наши усилия, тщетными были усилия наших родных и близких – остановить болезнь не удавалось ни врачам, ни матерям, ни мужьям, ни женам...

И вот когда, казалось, всякая надежда была потеряна, помощь пришла совсем с неожиданной стороны – от таких же, как и мы, братьев-алкоголиков. Это было настоящим чудом!

Удивительная Программа «12 шагов» вернула к трезвой жизни даже самых безнадежных и отчаявшихся алкоголиков. Она помогла нам вырваться из алкогольного плена и вновь обрести самих себя.

Выходя на сцену, каждый рассказчик начинал свою историю с нелегкого, горького признания: «Я алкоголик!», а заканчивал ее словами горячей, искренней благодарности: «Спасибо Богу и вам, я сегодня – трезвый!»

...Праздничный вечер заканчивался, и к микрофону снова подошли ведущие – Наташа и Михаил.

– Десять лет назад почти полуподпольно в Москве впервые собралась маленькая группа анонимных алкоголиков, – не скрывая своего волнения, сказала Наташа. – А теперь нас – сотни и тысячи!.. Алкоголизм – страшная болезнь. Ее невозможно победить в одиночку. Лишь объединив наши усилия, мы можем справиться с ней. Единство, служение, выздоровление – вот три основных принципа, ставших девизом движения Анонимных Алкоголиков!..

Обведя взглядом окружавших меня веселых, жизнерадостных и ликующих людей, я вдруг снова вспомнил то хмурое мартовское утро, когда на даче под Ленинградом впервые понял, что я алкоголик. Это слово прозвучало как страшный приговор. Я ощущал себя изгоем, прокаженным, который всю оставшуюся жизнь будет вынужден скрываться и прятаться.

Разве можно было предположить, что наступит день и я буду счастлив, сознавая свою принадлежность к великому братству Анонимных Алкоголиков!..

Трудно передать словами те чувства, которые переполняли меня в этот миг. Такое трепетное волнение и безудержную радость, переходящую в восторг, наверное, ощущает пленник, вырвавшись на свободу после долгих лет заточения в сырой и мрачной темнице...

– По давней традиции мы заканчиваем нашу встречу Молитвой о душевном покое, – наклонившись к микрофону, сказал Михаил.

– И предлагаем присоединиться к нам всех, кто пожелает, – добавила Наташа.

Мы встали и, взявшись за руки, образовали огромную, прочную, неразрывную цепочку. Ее звенья начинались на верхних рядах. Многократно переплетаясь, они сбегали вниз и охватывали весь зал и всю сцену. Сотни мужских и женских голосов слились в один стройный, мощный и дружный хор:

«Боже! Дай мне Разум и Душевный Покой
Принять то, что я не в силах изменить,
Мужество изменить то, что могу,
И Мудрость отличить одно от другого».


Март 2001 года.